Чужих не бывает

Следующие два дня — суббота и воскресенье — прошли для Яры в чудовищном нервном напряжении. Проигнорировав субботний поход на секцию, девушка бегала по объявлениям о приёме на работу, по крайней мере, по тем точкам, которые были открыты в выходные. И почти ничего. Нет, были какие-то мелкие подработки, но зарплата предлагалась настолько мизерная, что на операцию она копила бы не меньше года. Неожиданные результаты принёс понедельник. Утро началось не с кофе, а с довольно болезненного разговора с Дианой. Когда Ярослава вышла на кухню, завтрак был уже на столе — творог с зеленью и гренки. Заспанный Кирилл медитировал над чашкой какао. — Доброе утро, — буркнула девушка. Брат ожидаемо её проигнорировал (по утрам малыш был хмур и неразговорчив), а мать улыбнулась. — Доброе. Кофе или чай? — Чай, я отказываюсь функционировать без чая, — Яра плюхнулась на стул и поставила локти на столешницу. Хотелось опустить голову на руки и доспать. — Не спи, Яська, замёрзнешь, — Диана поставила перед дочерью чашку. — Зато отосплюсь. — Не, у тебя скорее шея и спина затекут. А в итоге ты плюхнешься со стула и отобьёшь себе копчик. — А ещё перепугаю соседей грохотом, и у них посыплется штукатурка с потолка с моим-то весом. — 87 при росте 180 — не такой уж большой перебор. Это я тебе как медик говорю. Тем более что твоя масса — мышечная в основном. Не зря же ты дважды в неделю на тренировках упахиваешься. — Смирись, ты просто родила жирного ребёнка, — мрачно хихикнула Князева-младшая. — Не, ты у меня это… «Вырос я баскетболистом, ёхо-хо-хо-хо», — пропела Диана, наливая себе чай. — Ага, и осуществил мечту пропавшего отца? — Ну, вряд ли Юра когда-нибудь мечтал о дочери-кикбоксерше. — А, то есть отчество моё не с потолка взято? — Нет, Юра — не мифическая фигура. От него у тебя отчество, тёмные волосы и поистине гренадёрский рост, которым можно гордиться. Комплекция вообще его мамы, включая выдающуюся грудь и подтянутую пятую точку. — Бе-бе-бе, двум последним пунктам завидуй молча, — Ярослава показала матери язык. — Ну, у меня и свои параметры ничё. — Слушай, а куда этот Юра делся-то? Дай угадаю, классический сценарий «в кусты»? — Ну да, примерно, ушёл в Гагры. Ему было семнадцать, и он сказал, что «Как-то рано… Вот если бы ещё лет пять, а лучше — семь… Прости, мне учиться надо». Очень, понимаешь, он хотел адвокатом стать. — Стал? — Ну да, одним из лучших в Москве. — А чё ты меня оставила, если папашка слился? — Ну, вообще-то, я тебя хотела. Была у меня, конечно, мысль, что родители убьют — папа тогда ещё из Афгана не вернулся, — но потом ты мне приснилась, маленькая девочка в комбинезончике с вишенками. Я к тебе, значит, во сне подбежала и на руки подхватила. Спрашиваю, мол, как же тебя зовут, Чудо? А ты: «Яся. А ты — мама». И всё. Никаких других вариантов, кроме растить и любить, не было. — Вот оно, значит, как… По Фрейду, да? Импульсы подсознательного? — Ну по Фрейду или нет, а комбинезончик с вишенками я таки нашла, когда тебе два годика было. По рынку с тобой идём, а я его вижу и понимаю, что тот самый. Может, помнишь его. — Да помню, конечно. Очень его любила. — Слушай, а что дедушка с бабушкой? Как отреагировали? — Ой, там весело было. С матерью молчала до последнего… Бабушка, если помнишь, была женщина очень крутого нрава. — О да, суровая, как Челябинск. — И я не придумала ничего лучше, чем дождаться из Афгана контуженного и обожжённого папу. Ну, первый вечер от него не отлипала, а на утро: «Папочка, я очень рада, что ты вернулся, но у меня к тебе серьёзный разговор». И папа флегматично: «Где трындец?» Папочка, говорю, беременная я, дитё у меня будет. Это я потом поняла, что у папочки была серьёзная внутренняя борьба между «прибить на месте» и вопрошать «Кто он? Убью гада!» — И чё он сделал в итоге? — Папа выбрал третий вариант. Спросил: «Мать в курсе?» И я такая: «Ой, пап, я ж не сумасшедшая, я просто беременная, а мозги на месте. Мама же меня убьёт». Тут деда твоего пополам и сложило от гогота. И он просто: «То есть, дочка, ты серьёзно считаешь ушибленного на всю голову афганца, принёсшего с войны галлюцинации и боевое оружие, более безопасным вариантом, чем твоя мама?» — А у него были галлюцинации? — Ярослава отставила пустую чашку. — Флэшбэки два года. Потом отпустило, — Диана, подхватив грязную посуду, пошла к мойке. — Витаминки? — это было первое, что Яра услышала от брата в то утро. — Сейчас, мелкий, — девушка потянулась к навесному шкафчику. — А ты, значит, камикадзе, да, Ди? — Веришь или нет, но папа был действительно более безопасным вариантом. — А что было потом? — Потом папа всё-таки задал сакраментальный вопрос: «Кто он?!» Ну я и раскололась, как на допросе в НКВД, что, мол, Юрка, одноклассник. Потому что под этим вот папиным взглядом молчать или врать было опасно для жизни. — И дед его не убил? — Вообще-то, он собирался. Но я очень просила оставить Юру и его… Кхм, части тела на месте. Папа, стоит сказать, Юрку в глаза не видал, как-то не пришлось. А вот мама — вполне. И вот папа говорит с тяжким-тяжким вздохом: «Дианка, срок-то какой?» Я такая: «Восемь недель». А он мне: «А, так мы ещё успеваем». — Ну логично, резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонитов, — усмехнулась Яра. — Ясь, пожалуйста, не надо, — Диана помрачнела. — Я никогда не обдумывала варианта избавиться от тебя всерьёз, о чём отцу и сказала. И нет, не пожалела ни разу. Кирюш, иди, одевайся, я отведу тебя в садик. Вещи на стульчике, — женщина потрепала сына по голове. Мальчик встал, чмокнул мать в щёку (чего не делал очень давно) и побежал в свою комнату. — А как же вы бабушке сообщили? — Папа оказался очень креативным, по-военному творческим, я бы сказала. — Сделаешь мне колосок, как в детстве? — Ярослава и сама от себя не ожидала этой просьбы. Вообще их разговор был удивительно мирным. Не то чтобы при каждом взаимодействии они били горшки, но так спокойно не общались уже чёрт-те сколько времени. — Сделаю, конечно. Пойдём к тебе. Перебирая волосы дочери, доходившие той до лопаток, Диана продолжала. — Подруливает папа к маме. Я в это время прячусь за его спиной и пытаюсь притвориться ветошью. Можно подумать, это не я в шестнадцать залетела, а папа где-то нагулял и в кителе принёс. Яра прыснула. — Это ещё чё, подожди. Значит, приходим к маме на кухню, и па выдаёт, залихватски так: «Дорогая моя бабка, доброе утро!» Мама смотрит на него как на кретина и ответствует: «Вы, Сергей Анатольевич, зажрались! Какая я бабка?! , я на два года моложе тебя!» А папа тем временем продолжает дурошлёпить: «Ну, не знаю, какая бабка… Поживём — увидим. Мальчикова или девочкова — третьего не дано» — А потом случилась пизда рулю? — Хм, почти. Мама, значит, подбоченившись, надвигается на меня, папа всё ещё широкой грудью меня прикрывает. «Дианка, убью!» — вопит мама. «Выхухоль этот твой, больше некому!» — Кто? — Солнышко, башкой не дёргай, а то криво получится, — женщина осторожно повернула лицо Яры в нужную сторону. Ну, выхухоль — так мама Юрку называла. Почему? Хрен знает. «Серёжка, ты видел того Юрку?» «Нет». «Выхухоль выхухолем!» Ну потом тоже про сроки да аборты начала. А папа: «Да не хотим мы аборт! Воспитаем». «Серёжка, ты ебанулся?» — спрашивает мама. «Это ж у неё учёба по звезде». «Ничё не по звезде», — повторяет папа. «Выучится. Щас, конечно, годик пропустит, а потом пойдёт». — Именно поэтому ты не стала нейрохирургом, как того хотела, — мрачно подытожила Ярослава. — Зато стала матерью, именно как того хотела. И не самой ужасной медсестрой, — Яре показалось, что Диана с трудом сдержала слёзы. — А потом родители: «Дианка, телятко, конечно, наше, но бычка твоего чтоб близко не было». Я в слёзы — люблю, мол, Юрку, как же так? А родители: «Ладно, хрен с тобой! Зови Юрку — будем посмотреть на его реакцию». Ну, а какая была реакция, я уже тебе описала. Яська, дай резинку. Девушка протянула матери требуемое, отмечая, что руки у неё не дрожат да и выхлопа никакого нет. — Вот оно что. Дед тебя очень любит. — Любил. Мы не можем до бесконечности притворяться, что вот ещё немного, и он вернётся. Потому что нет, не вернётся, как бы сильно мы того ни хотели, — Диана аккуратно приобняла дочь за плечи. — Нет, прости, не могу говорить о нём в прошедшем времени, — девушка не отстранилась. — Спасибо, Диан. У меня колосок, видимо, не получится никогда. — Не за что, — женщина принялась чистить расчёску. — Слышишь, Ясь, я попробую сегодня кассиром ночным устроиться. В нашем маркете требуются. Ярослава выронила учебник по алгебре, который собиралась запихнуть в рюкзак. — Как кассиром? А медицина? Твои же руки… — девушке стало больно и по-настоящему жаль мать. Какими бы сложными ни были их отношения, любовь Дианы к своему делу младшая Князева отрицать не могла. Неужели матери придётся сесть на кассу? Она же от отчаяния ещё сильнее запьёт. Теперь, по крайней мере, понятно, почему вчера Диана воздержалась. Обидно было до слёз, до комка, подкатывающего к горлу. — Ты расстроена? Стыдишься? Понятно, что мать-кассир — не то, чем можно гордиться. Но всё же это лучше, чем безработная алкоголичка. Да и зарплата стабильная. И веришь, на три тысячи больше, чем у медсестры. — Шутишь? — Яра подошла к матери и обняла её. — Я… Не могу стыдиться того, что ты ищешь выход. Просто… Больно, что твой талант и самоотдачу никто не ценит. — Ну, и так бывает, — Диана подарила дочери ответные объятья. — В любом случае, желаю удачи. — Я буду, конечно, ещё искать работу по специальности, но вряд ли найду. А деньги нам нужны уже сейчас. Надо что-то есть, оплачивать как-то коммуналку. И операция… — Ди, я тоже стараюсь что-то найти, все выходные, как маньяк… — Солнышко, я знаю, что ты выпахиваешься, но это… Это моя ответственность — искать выход. Не ты родила Кирилла, хоть очень его и любишь. Только мой проёб, что тебе пришлось разгребать взрослые проблемы с четырнадцати. — Слушай, понятно, что, наверное, не моя ответственность, но по итогу у нас есть Кир и его надо поднимать. И я, прости, не знаю, насколько могу положиться на тебя в этом вопросе. Но даже если могу, не думаю, что тебе стоит взваливать на себя все заботы. В любом случае, я привыкла, — Яра отстранилась и потянулась за пеналом, чтобы чем-то занять руки. — Ясенька, я не имею права что-то тебе обещать. Но эта ситуация с Кириллом, твоё отчаяние, страх вас потерять они меня… Расклинили, что ли? Я очень постараюсь выйти на ремиссию. По крайней мере, последние два дня я не пила. И то пиво в пятницу было… Ну, знаешь, чтобы не сразу, а постепенно, а то от резкого рывка и на горячку сорваться можно. Я, когда в своей комнате баррикадируюсь, капаюсь. — Что ты делаешь? — Капельницы. Чищу кровь. — Помогает? — Да. Соблазна начать утро с пива у меня нет. Физического, я имею в виду, ломки. А психологически… Психологически тяжко, но я отвлекаюсь. — Вот чего ты вчера холодильник пидорасила. — Ага. А сегодня лепкой займусь. — Какой лепкой? — девушка застегнула рюкзак и пошла к выходу из спальни. — Ну, пельмени там, вареники. Через пару дней, может, пирожков. Но сначала — на собеседование. — Можно тебя попросить? — О чём? — Если начнёт сильно крыть, звони мне, ладно? Надо будет — с уроков убегу. Лучше, знаешь, физику прогулять, чем вернуться, а дома… Ну, ты понимаешь. — Хорошо, малыш, спасибо тебе. Отправляясь в школу, Яра боялась надеяться, но не могла не. *** Нервы девушки сдали к большой перемене. Ну, прежде чем позвонить Диане, она продержалась целых три урока. — Диан? — Яська, меня взяли. На кассу взяли. — Правда? — Угу. В ночь с завтра на послезавтра и приступаю. Пока, конечно, на подхвате у других — буду учиться. — Тогда я рада. И как ты? — За бутылку на радостях не схватилась, если ты об этом. — Ну Ди, я не хотела тебя обидеть… Но да, я опасаюсь. — Так я знаю, солнышко. Я не обиделась, просто информирую тебя, что в этом смысле всё хорошо. Как и обещала, леплю. — Значит, обедаем сегодня пельменями? — И сегодня, и завтра, и как повезёт… — хихикнула Диана. — Боюсь спросить, сколько ты их налепила. — Ну, я в процессе. Пока закончила с классическими мясными. Приступаю к рыбным. — Ты поюзала фарш, из которого я хотела сделать котлеток? — Яра застонала в притворном огорчении. — Ну прости. — А что ещё планируется? — Вареники с картохой, луком и грибами, вареники с капустой и вареники с вишней. — Слушай, Диан, а наша морозилка выдержит такую атаку мучным? — Конечно, да. — А наши желудки? Как же «Нет» гастриту и все дела? — Ну, я могу приготовить супчик, — женщина открыто захохотала, прекрасно зная, что супов её дети не переносят на дух. — Нет, только не супчик! Ди, это не самый удачный концепт. — А я так надеялась… — в голосе матери послышалась вселенская печаль, которая тут же сменилась ещё одним приступом хохота. — Ну извини. Просто твои супчики — из бед. Из бед и огорчений. — Яська, я не знаю, как теперь с этой правдой жить. — Зато твой наполеон — топ. — Намёк понят. Когда разгребусь с лепкой, намучу тортик. — Да-а-а! — закричала Ярослава на весь коридор, чем обратила на себя внимание всех, кто в нём находился. — Яська, ты чего вопишь? — Полина, задержавшаяся в кабинете истории, нагнала Яру, Аню и Риту у входа в столовую. — Диана обещает наполеон. — Обещает-обещает, — подтвердила Князева-старшая. — А я, Диан, обещаю честно утаранить девочкам по куску. — Хорошо, два наполеона, — флегматично уточнила мать юной вымогательницы. — Зачем? — Ну, хотя бы затем, что, скорее всего, было бы неплохо отнести один из них маме Ире, о которой Кирилл мне все уши прожужжал. — Упс… — Яра порадовалась, что мать не видит, как краснеют её щёки. — Выдохни, ребёнок. Я эту чудесную женщину не знаю, но безмерно ей благодарна. Ты имела право искать поддержки и защиты, пока я безбожно проёбывалась. И хорошо, что нашла. И нет, Ясь, от этого я не стала любить тебя меньше. А вообще, когда маленький ребёнок знает о чём-либо, вы не можете всерьёз надеяться на конфиденциальность. О маме Ире я узнала года полтора назад. И когда восстановлюсь, хотела бы с ней познакомиться, если она не против. Хотя, если она воспротивится такому сомнительному удовольствию, как общение со мной, я тоже пойму. — Спасибо, Ди. — За что? — За то, что решила не перетягивать нас как канат. — Я бы не посмела, даже если бы за мной не значилось никакой вины. Ладно, солнышко, у вас, вроде, большая перемена? — Ага. — Сходи, поешь. — Угу. — Люблю тебя. И нет, тебе не обязательно отвечать. Яра не решилась на ответное «люблю», но, когда говорила несмелое «Обнимаю тебя», на её лице сияла робкая улыбка. — Я-а-ась? — на девушку, занявшую удобный столик у окна, нацелилось три пары глаз. Их компания, состоявшая из Яры, Полины, Ани и Риты, сформировалась ещё в детском саду. Иногда к девушкам присоединялся Денис, но отношения между братом и сестрой Зеленовыми в последние пару лет были слегка натянутыми. Конечно, поначалу Яра скрывала от друзей ситуацию дома. Но тот ночной разговор с Полиной в парке будто что-то разморозил в ней. С Аней, Ритой и Дэном она поделилась через пару дней. — Ди хочет выйти на ремиссию, — тихо, чтобы их никто не услышал, заговорила Яра. — Серьёзно? Это же здорово! — Аня кинулась обнимать подругу. — Рано ещё говорить про здорово, Ань, — тяжело вздохнула Полина. — Я, конечно, очень привязана к Диане и мне хочется верить, что у неё получится, но кто знает… — Я, Поль, тоже боюсь обнадёжиться, — Князева отпила из стакана с соком. — Да знаю, знаю, мой дед-алкаш на моей памяти раза три завязывал. Но вдруг получится? — Чё получится? — к столику девчонок подошёл Денис с бутылкой колы в руках. — У Ди выйти на ремиссию, — Рита улыбнулась парню. — О как? — присвистнул Денис. — Это она сама решила или кто пинками погнал? — Говорит, что я её триггернула, но решение было её, осознанным и, насколько я понимаю, добровольным. Ребят, последние два дня она ни капли. Говорит, кровь капельницами чистит и на работу пытается устроиться. А чтобы психологически отвлечься, занимается домашними делами. — Яська, мы были бы счастливы, — Денис подошёл к подруге со спины и осторожно её обнял. — Да, наверное… — горько вздохнула девушка, понимая, насколько больно сейчас самим Зеленовым. В каком-то смысле боль у них была одна на троих. Полине и Денису было горько от того, что Ди, обрабатывавшая им царапины, читавшая сказки, учившая простейшим перевязкам, пила как сапожник. А Ясю разрывало осознание того, что Анфиса, с которой они на пару собирали малину и плели цветочные венки, Анфиса, учившая детей английскому, обладавшая почти уникальной памятью, пёкшая самые вкусные эклеры на свете, променяла ребят и Серёжу, который её, Ясю, даже не узнал в тёмном парке, на дозу непонятной дряни. Настроение стремительно шагнуло вниз. И на свою СТО Князева пошла мрачнее тучи. *** Настрой Полины был не лучше. Она пыталась радоваться крошечной надежде, но громкий пессимистичный внутренний голос твердил, что аддиктивные на ремиссию не выходят. Говорит же Аня — дед три раза бросал. И умер, насколько знали ребята, от цирроза, так и не расставшись с бутылкой. А сама Анфиса, выросшая в районе, кишащем наркоманами, всегда утверждала, что бывших не бывает. Девушка открыла Фикбук в надежде, что ответа от Незабудки долго ждать не придётся. Полина, конечно, могла поговорить с мамой Ирой, но рвать ей сердце лишний раз не хотелось. Она и так остро переживает за всех своих детей. А с Незабудкой… Безопасно, она далёкая и сможет забыть о проблемах Зеленовой, едва закрыв вкладку. — Привет, Незабудка. — Здравствуй, Хвостик, — прилетело через пятнадцать минут. — Незабудка, это пиздец. — Э-э-э… Что-то случилось? — Понимаешь, близкий мне человек — алкоголик. Сейчас пытается выйти на ремиссию. И я как бы должна радоваться, но… Не могу. — Почему? — Потому, милая Незабудка, что бывших алкоголиков, как и бывших наркоманов, не бывает. Мой дед сторчался, дед одноклассницы спился, хотя последний и пытался бросить. Трижды. А моя мать… В общем, она торчит уже четыре года. И я понимаю, что она никогда-никогда не бросит, хотя она и не обещает, и не станет бывшей. Потому что бывших не бывает. Не бывает, Незабудка, понимаешь? А мой брат, ну, Денис, я рассказывала, может быть, помнишь, это глотает. Ходит к ней, пытается о чём-то разговаривать, пытается… Господи, старается сделать вид, что ничего не происходит. А я так не могу. Не могу. Она нас предала. Как можно её простить?! Как он может?! И это меня бесит, потому что надо же иметь хоть какое-то самоуважение. Девушка отправила письмо и услышала, как щёлкает дверной замок. Денис вернулся домой, разделся и, пользуясь тем, что бабушка на югах, пошёл прямиком к Анфисе. Тот факт, что брат общается с матерью, они от Эмилии скрывали, как и большую часть информации о себе. И если бы Полину спросили, почему, она не ответила бы. Бабушка вроде всегда была готова выслушать, но делиться своими болями детей не тянуло, по крайней мере, после смерти дедушки. С куда большей охотой Денис и Полина шли к бабушке Марине. Бабушка Марина была обоим родителям Зеленовых названной матерью. Как так получилось, дети никогда не спрашивали, просто принимали этот факт как данность. У бабушки Марины был ещё родной сын, но ни Денис, ни Полина его ни разу не видели. Полина обновила страницу, но ответа Незабудки не обнаружила. Оно и понятно — что на такое ответишь? В дверь её комнаты постучали. Видеть не хотелось никого, но посетитель был крайне настойчив. — Полинка, — донёсся из-за двери голос Анфисы. — Да входи уже, Господи! Женщина вошла в комнату с ноутбуком в руках. Полина всё ещё гадала, откуда у матери-наркоманки HP последней модели. Хотя, может, кто-то из дилеров не только наркоту ей поставляет… Эти мысли девушка отсекла усилием воли. Предполагать, чем Анфиса расплачивается за дозу при замороженных кредитках и отсутствии работы, было тошно. Мать подошла к письменному столу и водрузила на него открытый лэптоп. — Это что? — Ну, посмотри на экран. — Знаешь, у меня нет особого желания мониторить твою переписку с дилерами. — А ты всё же посмотри, — настойчиво повторила Анфиса. — Ты же не отстанешь, да? Женщина покачала головой и отошла к кровати. Полина с тяжёлым вздохом взялась за мышку, чтобы увидеть… — Ты взломала мою переписку? — Можешь… Ну, не знаю, можешь кликнуть по вкладке «Мой профиль». — Ты взломала Незабудку? Как, а главное — зачем? — Да ничего я не ломала. Ну глупости же, Поль. — Но тогда выходит, что ты — это она, — Полина закрыла лицо руками. — Чёрт, ну почему она — это ты? Она же… Она нормальная… Была… Она же один из самых близких людей… Зачем ты у меня её отняла? — девушка сдержала подкатывающий к горлу ком. — Почему же отняла? Малыш, для вас с ней ничего не поменялось. — Ты серьёзно? — в голосе Зеленовой послышалась обречённость. — Абсолютно, — Анфиса была невозмутима. Она подняла взгляд на дочь, и та заметила, что привычных тёмных очков в пол-лица на женщине не было. — Ты очки сняла. — Больше незачем. По крайней мере, пока Эмилии нет дома. — Слезла, что ли? — Полина приподняла бровь. — Нет, солнышко. — Тогда лучше просто уйди, — девушка отвернулась к окну. — Я не слезла, потому что никогда и не сидела. — Ну да, ну да. А приход твой нам с отцом примерещился. Даже жаль, что Денис был на тренировке и его не видел. Может, понял бы, какая ты. — Нет, не примерещился, но… Это долгий и не очень весёлый разговор. И рассказать об этом я должна не только тебе, но и Денису, — мать встала с постели, подошла к двери, которую не закрыла, и, выглянув в коридор, крикнула, — Денис, зайди, пожалуйста, к Полине. — Не ко мне, — девушка встала из-за стола. — Что бы ты там ни рассказала, воспринимать эту инфу без сигарет я отказываюсь. Поэтому на кухню. — Ладно, пойдём. С Денисом они встретились в коридоре. Судя по его лицу, парень был заинтригован. — Что, мам? — Зеленов-младший первым нарушил тишину, когда они сели на привычные места. Анфиса поставила на стол пару пепельниц и открыла непочатую пачку сигарет. — Господи, это ужасно непедагогично, — фыркнула она, закуривая, и передала зажигалку дочери. — Ещё более непедагогично, чем аддикции? — Полина закатила глаза и затянулась. — Дети, мне нужно вам кое-что рассказать. — Мам, скажи, что ты слезла, — Денис умоляюще уставился на женщину, к которой был очень привязан и которую так и не смог разлюбить. — Маленький, я никогда ничего не принимала. У меня две… Как Полина выражается, аддикции — никотин и кофеин. — Или кодеин, — флегматично вставила Полина. — Полин, я не употребляю. Собственно, вы можете посмотреть результаты моих анализов за предыдущие полгода, — женщина пару раз щёлкнула мышкой и открыла сайт медицинской лаборатории. — Я знал! Знал! — Денис вскочил со стула и бросился матери на шею, чуть не снеся её вместе с табуретом. — Я читал про наркоманов! Они ведут себя по-другому! Ты всегда была слишком… Адекватной. Но спросить, что происходит, я не мог — боялся. А то вдруг мне просто… Кажется. И выяснилось бы, что ты всё же на наркоте. Полина с места не сдвинулась. Она продолжала сверлить взглядом строчки таблиц. — Тише-тише, лосёночек. Ты меня слегка перерос. Взять на ручки, к сожалению, я тебя уже не могу, — Анфиса потрепала сына по волосам. Полина перевела тяжёлый взгляд на мать и холодно осведомилась. — Если Денис закончил демонстрацию щенячьего восторга, позволь уточнить, какого чёрта. Брат отшатнулся, а Анфиса выпрямилась и натянулась как струна. — Лосята, меня подставили. Подставили и отравили. Дважды. — Вот оно как. И кто же? Враги? Интервенты? — голос Полины, казалось, похолодел ещё градусов на десять. — Эмилия Карповна. — Что? — с одинаково недоверчивым удивлением отозвались дети. — Но зачем ей это? — Денис непонимающе посмотрел на мать. — И откуда у неё дурь? Или это было что-то другое? Лекарство? — Полину волновала практическая сторона вопроса. — Я, Полин, и сама не знаю, что это было. Но кажется, Эмилия промышляет дилерством. — Нет, промышляет не она. Это совладелец нашего агентства — Дмитрий, мать его, Алексеевич. Бабуля меня почти сразу о нем предупредила. Одна девочка у нас уже год как работает исключительно за дозу и не только на съёмках и показах. — И ты так спокойно об этом говоришь? И вообще, почему мне не сказала?! — вскричал Денис. — Я говорю об этом спокойно, потому что не вижу смысла в истериках. Помочь Арише я всё равно не могу. А размахивать шашкой с воплем «Бабушка, он гнусь!» — заранее безрезультатная затея. Тебе не сказала, потому что, слава Богу, к агентству ты не имеешь никакого отношения, а значит, в этом смысле опасность тебе не угрожает. Но узнай ты — первым бы вскочил на коня. И вот на какие действия твоя гриффиндорщина спровоцировала бы Лещёва, я даже представить боюсь. — А ты уверена, что этой Арише вообще можно верить? — Так она не единственная. Просто плотнее всех сидит. — Полина, глаза покажи, — Анфиса настороженно привстала со своего места. — Бегу и падаю. Мам, неужели ты думаешь, что с такой-то наглядностью и вечным напоминанием у меня возникло бы желание? — Да, прости, солнышко… Что-то я и правда того… — женщина неопределённо пожала плечами. — Для начала отвечу на вопрос, как так получилось. Не так давно я узнала, что Эмилия, оказывается, меня тихо ненавидит. — И это повод тебя травить? — Полина скептически сдвинула брови. — О-о-ох, наверное, я не совсем с того начала… Это, дети, длинная история.