Третий

— Тебе нужно быть осторожнее, — взволнованно произнёс Дэй оглядев повязки на чужих руках. — Не провоцируй их. Они не так настойчивы, пока это их инициатива. — Никого я не провоцирую, — фыркает Моро. Его акцент так никуда и не делся. — Рико там по тебе не соскучился? Чего ты не с ним? — Они с Натаниэлем… заняты, — выдохнул Кевин и оглянулся на дверь. — Это надолго. — Кто в этот раз ему не угодил? — Не знаю, — признался Кевин, Жан фыркнул. — Тебе стоит о себе беспокоиться, и Натаниэле. — Нечего о нём переживать, — хмыкнул Моро. — Вы с ним Свита. Так что можешь выдохнуть. — Ты тоже Свита, — напомнил Дэй, Жан отвернулся, спрятав тем самым свою позорную четвёрку на скуле. — Если бы Рико не признал твою полезность, ты бы не был с нами Кевин коснулся своей скулы, имея в виду чужую татуировку. — Напомню ему об этом, когда он на неделе, снова захочет отыграться на мне. — Не провоцируй его и он не будет «отыгрываться», — в который раз вступается Кевин, он обернулся на кровать Веснински. Идеально заправлена. — Поговори с ним. Натаниэль не желает тебе зла. — Оу да, я заметил вчера! Когда он очень по-дружески вбил меня ногой в стену! Обязательно поблагодарю его, когда он закончит пытать ни в чём невиноватого парня! Кевин вздохнул, потёр переносицу и посмотрел на электронные часы. Жан вернулся к своим записям на столе и принялся записывать перевод. Даже спустя два года ему до сих пор приходилось зубрить английские слова, хотя свой акцент он искоренять не стремился и не собирался. Кевин понял это лишь тогда, когда, предложив Жану помощь в произношении наткнулся на однозначное «заткнись». Жан так и не смирился с этим местом, не соглашался ни с единым шагом Рико, и так и не принял сторону Натаниэля. А тот в свою очередь даже не искал попыток наладить общение и хоть как-то объясниться. В итоге эту роль на себя принял Кевин. Он был свято уверен в том, что если они смогут прийти к перемирию, Жан найдёт в себе силы понять его и, возможно, даже сможет признать то, что Рико так давно хочет от него. — Кто твой король? — Ты, Рико, — голос Моро звучит снисходительно и утомлённо. Второй год подряд он повторяет это, вроде как соглашаясь, но Рико слышал, что на самом деле говорит ему Жан. И каждый раз, когда он начинал говорить на французском, или шёпотом, или просто отворачивался Рико слышал совершенно другое. «Клоун». И это ему не нравилось. Рико с каждым днём всё чаще требовал от Моро почтения, каждый раз натыкался на псевдо-подчинение и ужасно злился, понимая, что это не то, что ему нужно. Он избивал его. Он не верил ему. Он ломал его. Жан привык к издевательствам. Он привык проводить по пять часов в Лазарете, привык что Рико смотрит на него испепеляющим взглядом и привык что этот взгляд намекает Воронам о том, кем так недоволен Король. Возможно, он ещё не до конца привык к тому, как другие Вороны так мечтали разорвать его на части. Это было неприятно. Кевин ещё минуту прожигает его взглядом, потом вздыхает и собрав тетради, выходит из комнаты, оставив Моро в гордом одиночестве. Тот облегчённо выдыхает. Он опускает ручку, зажимает меж локтей голову и опускает её на тёмный стол. Тело до сих пор пульсировало от боли после вчерашней расправы. — Кто твой король, Моро? Он захрипел, когда Натаниэль послушно сжал его шею, перекрывая кислород. Жан открывал и закрывал рот как рыба, даже когда он хотел ответить на вопрос, у него не выходило. Он и дышать-то не мог. Он дрожал в истерическом припадке. Рико наблюдал за этой картиной и точно ждал ответа, но и Натаниэля не останавливал. Веснински отпустил его шею, Моро закашлял, хрипло вдыхая и пытаясь наглотаться как можно больше воздуха. — Ты, — глухо выплюнул Моро. — Ты король, Рико. Прекрати. Хватит. Сколько раз я ещё должен это сказать? Послышался гул шагов. Полупустое помещение свободно распространяло эхо и этот звук так больно бил по ушам, что Жану хотелось ещё глубже зарыться под землю, спрятаться в свою норку и разрыдаться. Забиться в самый дальний угол, мечтая, чтобы о его существовании просто забыли. Он согласен быть никем, согласен быть пустым местом в обмен на то, что его просто никто не увидит. — Ты будешь повторять это до тех пор, пока я тебе не поверю, — Рико требовательно смотрит на Натаниэля. Тот исполняет немой приказ. Подняв Моро за шкирку, он вскидывает его, сажая. Тот захрипел от боли, когда Веснински перевернул его на колени и бросил к ногам Мориямы. — Для примера… Рико взглянул на Натаниэля, что незамедлительно поднял на него взгляд, ожидая следующего приказа. — Натаниэль, кто твой король? — Ты мой король, Рико, — не колеблясь ответил тот, глядя прямо в чёрные глаза. Голос Веснински не дрогнул, взгляд остался таким же пустым и сухим. Морияма оглянулся на француза. — Вот это признание, Моро, но твой ограниченный мозг никак не желает понять в чём дело. И раз уж твои родители не позаботились о твоей сознательности, я сам воспитаю тебя так как мне это нужно, — Рико окинул взглядом комнату, цокнул каблуком и оглянулся по сторонам. Кивнул. — Натаниэль, третью пытку водой. Диапазон десять-к-трём. И он принялся исполнять приказ. Жан не понимал, что Рико хочет от своего подчинённого. Он не понимал для чего Натаниэль полез в коробку что стояла в дальнем углу пыточной и не понял даже когда он толкнул к нему жестяной таз с холодной водой. — Справишься? — уточнил Рико, Натаниэль хмуро кивнул, подошёл к напарнику. — Вперёд. Рико рухнул в своё кресло, а Жан, наконец, понял, что от него хотели. Дыхание перехватило само собой от ужаса. Тело бешено задрожало. Он залепетал что-то неразборчивое. Мольбы. «Не надо. Прошу, нет!». Никто его не слышал, он не успел даже подняться толком, когда Натаниэль с силой рванул его за ворот кофты, огрел локтем по голове, оглушив, и натянул на голову тяжёлый плотный мешок. Крики француза стали глухими, он плакал от ужаса. Темнота и неизвестность только больше заставляла колотиться в панике. — Десять-к-трём? — уточнил Натаниэль. Что сказал Рико француз не услышал. Но прошло мгновение, когда тяжёлая рука Веснински надавила ему на затылок и окунула голову в холодную воду. Моро бился в истерике, воздуха не хватало, голова разрывалась. Ни единой мысли. Всё затопила ледяная вода. Мешок пропитался мгновенно, а вот он пробыл тут словно вечность. Его вырвали из воды, прошло будто не больше секунды, как под собственный надрывный плач и попытки отдышаться, он оказался под водой и наглотался её вновь. Рико хотел заставить его задыхаться собственной беспомощностью, потому и использовал мешок. Ткань задерживала так много влаги, сколько только могла, она закрывала нос и рот, позволяя насладиться лишь жалкими крохами кислорода. Жан был уверен, что родился заново, когда с него сняли этот мешок. Он больше никогда не будет воспринимать каждый вдох как данность. Он навсегда запомнит, как мог быть близок к смерти, банально от того, что задыхался. Глотка болела, нос болел, лёгкие разрывались от обрушившегося на него потока воздуха. Жана начинало колотить от одних воспоминаний. Стоило только закрыть глаза: будь то сон или просто желание на мгновение развидеть чёрные стены. Он видел это. Тонкие крапинки света и кромешная тьма, чувствовал на лице, волосах и шее ледяные капли. Холод смешивался с обжигающими слезами и его плач вторил мольбам о пощаде. Но никто его не слышал. Даже его напарник, который якобы на его стороне, якобы его союзник. Жан часто глазел на других Воронов и действительно убеждался в том, что все они так или иначе связаны, но напарников ты словно за километр видишь. Они всегда рядом друг с другом и словно бы могут говорить только взглядом. Они правда имели какие-то особенные связи. Они были словно скреплены невидимыми нитями. Сколько он не смотрел на них с Натаниэлем, так и не смог увидеть ничего. Между ними была только пропасть. Они с Натаниэлем никогда не поймут друг друга, никогда не примут и никогда не станут настоящими напарниками. Жан, честно, не знал, расстраивает ли его это. С одной стороны, он не хотел иметь ничего общего с тем, кто так жестоко издевается над ним. А с другой, он ведь успел усвоить, что, если бы Рико занимался этим лично, возможно всё было бы намного хуже. Натаниэль имел какой-то особый талант в этом деле. Он делал это медленно и болезненно, со сдержанной жестокостью, в то время, когда Рико избивал кого-то с диким фанатизмом. Жан видел это всего раз. Рико размахнулся клюшкой и так крепко врезал по защите Ворона, что тот покачнулся. Он ударил дважды, трижды, и он упал. И никто ему не препятствовал. Тетцудзи стоял в пред-игровой зоне и не собирался вмешиваться. Единственный кто нашёл в себе смелость окликнуть Рико был Кевин. Рико тогда замахнулся ему на голову, а Ворон успел распрощаться с жизнью. Кевин перехватил его руку и попросил о чём-то на японском. Рико обожал видеть чужую боль, Жан успел усвоить и это. Но вот то, как он хотел причинять её было расхоже. Все его попытки живо прерывались. Причём самой жертвой, что просто отключалась на середине веселья. Натаниэль был другой историей. Если Рико был любителем, то Натаниэль — профессионалом. Он дозировал боль, распределял, мог растянуть на часы, мог воспроизвести любую знакомую ему пытку. — Попробуем пытку водой, — предложил Рико. Натаниэль поднял на него взгляд и уточнил. — Какую именно? — Натаниэль знал минимум десяток пыток, что были связаны с водой. Каждая из них требовала особой осторожности или жестокости. Кевин никогда не бывал с ними в подземелье, Рико избегал брать его с собой. Возможно, от того, что Кевин был просто-напросто бесполезен, а возможно, потому что был слишком слаб для этого. Или ещё один вариант, он просто не мог встать с кровати. В их комнате, над кроватью Дэя на спинке были закреплены наручники. Только над кроватью Кевина. Жан не был глуп и легко мог сложить два плюс два. — Над Кевином ты тоже издеваешься? — спросил Жан у Натаниэля. Почему-то именно сегодня. Он вынашивал этот вопрос около месяца, после того как он появился в его голове. Он не будет врать если скажет, что боится Натаниэля, хотя тот никогда не стремился навредить ему «просто так». Пока Рико не показывался в поле зрения Натаниэль предпочитал делать вид, что Жана не существует. Жан задней мыслью благодарил его за это, хотя тяжёлая аура Веснински заполняла собой всю комнату и делал весь воздух горьким и тяжёлым как смог. Натаниэль отвлёкся от своей книги, опустил её, поднял взгляд на напарника, словно пытаясь сопоставить его голос с личностью. Жан не говорил в его присутствии. Точнее говорил, если можно назвать разговором крики и мольбы. Натаниэль словно цеплялся за каждое сказанное им слово. Он боялся думать слишком долго. — Нет, — признался Натаниэль. Жан ему не поверил. — Рико не позволяет мне его трогать. Он сам разбирается с ним. Он говорит, это, потому что они братья. Жан отворачивается, поднимает свою тетрадь с записями из исторической документалки, что они с Кевином разобрали буквально пару дней назад. — Он омерзителен, — резюмирует Жан и морщится. Натаниэль ничего не отвечает, просто потому что не знает, что он должен сказать. Веснински вернулся к своей книге, но никак не мог сосредоточиться на строчках рассказа. В голове крутилось лишь одно: что Жан хотел узнать этим вопросом? Это была какая-то проверка? Голова распухала от количества идей. Натаниэль не хотел разочаровать его ещё больше. Она ещё теплилась в душе. «Надежда». Надежда на то, что Жан понимает его, надежда на то, что всё будет нормально. Может Жан примет его. Может всё будет даже «хорошо». Сегодняшний день был особенным. Натаниэль и Жан ни разу не покинули комнаты за весь вечер. После второго ужина они спокойно дошли до комнаты и остались там. Рико не потребовал к себе Натаниэля, и что ещё лучше, сегодня Жану не пришлось переживать о том, как бы ему уснуть и не задохнуться от страха. Сегодня они были ему не нужны. Сегодня они больше чем обычно были похожи на напарников. Товарищей. Один раз Натаниэль даже улыбнулся чему-то что происходило в книге. Жану показалось это странным, сначала он даже не понял почему, а через минуту в голову стрельнуло осознание. Он не верил, что Натаниэль был человеком. Он был камнем, глыбой льда, дрессированным псом. Кем угодно, но не человеком. Но сейчас, эта улыбка была похожа на трещину на кромке толстой наледи. Жан представлял как бы Натаниэль выглядел окружённый снегом. Множество снежинок на волосах, которые не таяли, две льдинки в глазах, что отражали холодную душу и тающий в руках снежок. Эта картина навевала печаль, Жан сам не знал почему. Наверное, потому что, ему было не суждено увидеть это. — Рико сегодня не звал тебя? — уточняет Жан. — Как видишь, — Натаниэль перевернул страницу, дрогнувшей рукой. Его колотило каждый раз, когда он слышал этот спокойный акцент Моро. Жан говорил с ним и это было так странно, даже пугающе. — Хорошо, что сегодня всё обошлось. — Ты правда так думаешь? — удивился Моро. Натаниэль поднял на него взгляд и что-то в нём было не так. Жан почувствовал себя виноватым. — Конечно, — Натаниэль крепко сжал книгу. — Я не люблю боль. И я не хотел бы, причинять её тебе, но я не могу. — Чего не можешь? — раздражённо бросил Жан. — Ослушаться, — Натаниэль сглотнул. — Это, не в моём характере. Я просто не могу. — А ты пытался? — Я знаю, что за этим последует. Этого мне хватает, — Веснински начинало слегка колотить. — Я боюсь боли. Жан на мгновение оторопел. Это было похоже на такую отчаянную попытку завоевать хотя бы крупицу доверия. — Рико и тебя мучал? — уточняет Моро, Натаниэль не отвечает и отводит взгляд. В голове француза поселилась опасная догадка. — Или, твой отец… — Не надо, — резко просит он, слишком резко чтобы просто списать на усталость. — Я хочу спать. Спокойной ночи. Натаниэль выключил свой светильник, натянул до головы одеяло и отвернулся. Жан минуту прожигал его спину. Видел, как Натаниэль сжимается в клубок и выдыхает. Так закончился этот «особенный» день. *** Весь следующий день с завтрака Жан чувствовал нечто странное. Все вокруг словно смотрели только на него. Это чувство было похоже на паранойю и продолжалось до той поры, пока Жан всё же не поймал один из этих взглядов. Лью Хокман. Высокий Ворон с широкими карими глазами и светло-русыми волосами. Он постоянно облизывал каждого проходящего мимо него паренька таким плотоядным взглядом, что было не по себе и делился впечатлениями со своим напарником. Робертом Рихманом. Он был ниже друга, но крепче, длинные тёмно-каштановые волосы собирались в пучок, а тёмно-синие глаза подвергали каждого претендента выдвинутого Хокманом строгому отбору. Их с Жаном взгляды пересеклись всего на секунду, но это уже спровоцировало новые шепотки, шушуканья и смех. Вороны, не переставая, гоготали, а Жан поймал ту же ядовитую ухмылку Лью. Он улыбался широко, как будто дружелюбно. Жан дёрнулся и отвернулся, двинулся к выходу на поле не дожидаясь Натаниэля, что успел натянуть на себя джерси. Жан всеми силами пытался выкинуть из головы этот тяжёлый плотоядный взгляд, но выходило плохо. В этом ему помогла только тренировка, но всё равно он часто ловил взгляд Хокмана. Но по итогу это оказалось меньшим из зол. — Убери руки!! — Жан перехватил пластиковую подставку с ручками и карандашами со стола Натаниэля и с силой зарядил ей по голове Ворона. Руки Лью уже ползли под брюки. Хотя подобное сопротивление явно оказалось чересчур яростным для него от шестнадцатилетнего парнишки. Не прошло и минуты, как Хокман уже пришёл в себя, не дав жертве сделать и шага, не слабо приложил его об стол. — Вёрткий засранец, — посмеялся Лью, заломив руку француза, чувствуя, как по телу растекается приятный трепет ожидания. — Весело, а? — подхватил Роберт, что уже спустил брюки и принялся помогать напарнику с обузданием молодого Ворона. — Он же наш на сегодня? — Развлекайтесь, — дал отмашку Морияма и двинулся к выходу из комнаты, оглянулся на Натаниэля, что собирался последовать за ним. — Ты останься. Захочешь — присоединяйся, а в целом смотри чтобы они не перестарались. Всё же они тут не последние. Жан чувствовал, как вместе с ужасом по венам льётся и бешенство. Он зло рыпался на месте, сжимал и разжимал заломленные руки, пытался вырваться, но два взрослых Ворона, которые навалились на него всем телом неслабо препятствовали этому. — Хватит! — выкрикивает он, надеясь, что всё это глупая шутка. Что всё это не правда. Лучше пытка водой. Лучше сгореть заживо. Но это… Жан отказывался верить в происходящее. — Весёлого вечера, — пожелал Морияма, покидая комнату и напоследок обратился к Натаниэлю. — Отчитаешься. — Да, — тихо ответил Натаниэль. Жан до последнего надеялся, что, когда хлопнет дверь, всё закончится, что Натаниэль не позволит этому случится, что всё это окажется просто постановкой и на самом деле, Лью и Робин окажется не такими ублюдками. Но он был не прав. Он ошибся снова. Натаниэль не двинулся с места, а Лью так крепко вцепился в его волосы швыряя на свободную постель, что всерьёз мог вырвать из них клок. Жан больно ударился о спинку кровати, на мгновение свободы, он попытался забиться подальше, пытался посильнее пнуть насильника, но всё бессмысленно. Лью схватил его за ноги, Роберт перехватил руки и пригвоздил их к спинке. — Не рыпайся, а то больнее будет, — бросил Роб и сжал его запястья почти до синяков. — Вот-вот, о тебе же беспокоимся, — язвительно подметил Лью и растянул ту же плотоядную ухмылку. От неё тошнило. — Вы хоть понимаете, что творите! — Жан не знал зачем говорит это, он был в панике. На краю до сплошного сумасшествия. Глаза щипало, но слёз пока не было, хотя голос уже дрожал. — Это отвратительно! Вы считаете себя людьми после этого?! — Вот именно, мы люди, — заметил Лью и хищно усмехнулся, сдёргивая нижнее бельё с Ворона, пока тот всеми силами пытался вырваться. — Что поделать, если вы все Воронята такие недотроги. А, Нат, ну ты посмотри? — Не хочу, — холодно бросил Натаниэль, отвернулся, собрал с пола помятую подставку, разлетевшиеся ручки и карандаши. Словно ничего не происходило, словно он ничего не видел. — Вот я об этом, — кивнул Лью, развёл чужие колени, крепко сжал бёдра. Нагнулся вперёд, заглянул в серые испуганные, плачущие глаза. — А ты симпатяга. Чего Рико так тебя не любит? Хотя… Жан дёрнулся от руки Хокмана, что потянулась к его лицу, но тот лишь провёл по его татуировке. Римская четыре гордо украшала скулу, но Жан мечтал лишь об одном. Срезать, выжечь, уничтожить. Просто уничтожить её. Эту татуировку, этого ублюдка Лью, скучающего Робина, Рико что приказал этому случиться и Натаниэля, что даже не пытался помочь. Жан хотел сжечь весь Эвермомр. Хотел уничтожить весь мир. Если он его так ненавидит, Моро имеет право ненавидеть его в отместку в миллион раз больше. — Ну четвёрка ведь тоже почётно, — предположил Лью, спустив руку, прошёлся по окрепшему подростковому телу и облизнулся. — Перетрахать бы всю вашу Свиту. Прямо и просится. — Ты просто любишь ебаться, — закатил глаза Роберт. — Не отрицаю, — кивнул Лью, скользнул рукой вниз коснулся промежности, и Жан почувствовал, как упал с небес на землю, а точнее пробив её вернулся в родной Ад. — Хэй, Нат… — Ещё слово и я вырву тебе язык, а Рико скажу, что так и было, — жестоко ответил Натаниэль. — У вас остался час. — Вот чёрт, — усмехнулся Лью, вжался в Моро так крепко, что он с ужасом задрожал, парализованный от ужаса и осознания, попытался зажмуриться чтобы понять, это всего лишь его кошмар. Это всего лишь жестокий сон. Но нет. Резкая боль, что прорезала его нутро, буквально вернула его в реальность. Он понял, что всё это не сон. Как бы он не хотел. Эта боль настоящая, этот жар ненависти и стыда, и тот Натаниэль что стоит напротив стола и игнорирует всхлипы, выкрики, шлепки и омерзительные комментарии Хокмана. Словно ничего не происходило. Жан смотрел ему в спину минуту, другую, до момента пока Роберт не замотал собственную футболку на запястьях Моро, а поверх неё тяжёлый ремень. Повернув его голову к себе, приказал. — Открой рот. Жан плотно сжал зубы, дыша сквозь них. Он попытался отвернуться, но Роберт оказался не таким весёлым и терпеливым как его друг, он крепко сжал его челюсть и врезал так сильно что весь мир закружился. Боль, ненависть, унижение и страх смешались в один тяжёлый и тугой ком в груди. Жан понимал лишь одно. Он рыдает. Снова рыдает, и не может сказать ни слова. Он уже не чувствовал ничего кроме боли. Но и она стала привычной. Челюсть сводило от напряжения, Роберт издевался над ним, вдавливая так глубоко, что он начинал задыхаться, что глотка начинала саднить, ноги сводило от одного положения. Жан не знал сколько времени должно пройти, он просто мечтал, чтобы это кончилось. Но это, как на зло, не желало заканчиваться. Роберт и Лью менялись местами, всего раз, хотя им этого явно показалось мало. Жан сплёвывал каждый раз, когда его рот освобождался. Он плевался оскорблениями, а натыкался только на смех и закатанные глаза. — Ещё скажи, что тебе не нравится. Не нравилось, ты бы так не старался. Жан не понимал о чём он, и не хотел понимать. В урну от Роберта отправился презерватив, он только хотел встать, чтобы поменяться местами с напарником, как со своего места поднялся Натаниэль. Собрав чужие вещи, он кучей швырнул их в Воронов. — Ой да ладно, — с досадой протянул Лью и почесал затылок, оглянул на Моро, что, давясь слезами, отталкивает от себя Роберта, и тут же жалеет об этом, чувствуя, как по телу снова расходится резкая пульсирующая боль. — Мы только в раж вошли. — Время вышло, — холодно пояснил Веснински, оглядев Воронов. — Пошли вон отсюда. Лью цыкает и принимается молча одеваться. Его настроение всё равно осталось приподнятым. Жан отупело смотрел на то, как Вороны исчезают за дверью. Он боится даже поднимать взгляд на Натаниэля, но это не требуется, тот подходит к нему сам. — Они не перестарались, — заключил он. Пускай тело Жана колотилось как при ударе тока, пускай при попытке прикоснуться к нему Натаниэль наткнулся лишь на попытку побега. Натаниэль всё равно надеялся на то, что Жан будет в порядке. — Тебе всё равно нужно в Лазарет. — От-вали, — Жан заикался, боялся даже шевельнуться лишний раз, а сил не было даже на то, чтобы дойти до душа, что находился в их же комнате. — Я-я не хочу тебя видеть. Голос нездорово дрожал. Натаниэль молча поднялся, влез в шкаф Моро, положил рядом с ним чистые вещи. — Прости, — тихо произнёс Натаниэль. — Заткнись, — требует Моро, хотя на деле мечтает лишь об одном. Чтобы прямо сейчас, в эту секунду, он растворился. Он хотел просто умереть. Он не хотел больше ничего. Не хотел испытывать боль, помнить то как больно чужие руки сжимали его лицо и рёбра, как грубыми движениями чужие бёдра били по его и он не хотел помнить свои же крики. — Завтра, будет снова, — произнёс Натаниэль, сжав одну из своих книг. — Рико не сказал кто, но он… — Я сказал, заткни. Свою! Ебучую!! Пасть!!! — Жан закричал так громко, чтобы его могло услышать всё Гнездо. Натаниэль покачнулся. — Ты противен мне!! Ты просто мудак!! Я ненавижу тебя!! Жан кинул в него первым же, что попалось под руку, какая-то книга, которую он сам и одолжил у Веснински. Книга пролетела мимо, и Жан почувствовал себя омерзительно беспомощным. Он чувствовал, как боль отдаёт в поясницу, фантомно ещё ощущая пульсацию и толчки, ему казалось, что ещё немного и боль будет настолько невыносимой, что он собственными ногтями вскроет себе вены. Он откинулся на спинку кровати, задубевшим телом не чувствуя ничего: ни холода, ни боли, ни того, как рядом с ним опустился Натаниэль. Жан приложил руки лицу, он думал, что вот-вот заплачет, но на сегодня запас слёз иссяк, хотя, глаза ужасно щипали, лицо опухло от рыданий, и болезненный хрип ещё срывался с губ, а изредка слышался истерический смех. Руки на лице дрожали, вторя телу и он не знал, что с ним происходит. Он верит происходящему? Винил ли он Натаниэля? Хотел ли он знать, что происходит с его жизнью? Нет. Это ответ на каждый из его вопросов, потому что любой другой ответ убьёт его со скоростью пули. Он не хотел верить, в то, что происходит, а значит ему и не за что было винить Натаниэля, и тем более он не хотел знать, что творится с его жизнью. Она превращается в сплошное сумасшествие. Жан опустил взгляд на запястья. Красные и остались следы от захвата и ремня, что неаккуратно передавил их. Он чувствовал, что ещё немного и сойдёт с ума. Всю ночь он не мог уснуть. Натаниэль тоже, хотя он даже не пытался. Его мысли были такими же неприступными, большую часть времени после отбоя, он продолжал читать книгу. Жан чудом нашёл в себе силы подняться и дойти до душа. Он был уверен, что вода под ним окраситься в чёрный. Даже спустя часы его тело всё ещё дрожало, болело и колотило. Он чувствовал себя просто ужасно. «— Завтра, будет снова…» Снова. Жан опёрся спиной на стенку душа, вобрал воздуха, втянув аромат геля для душа, что заполнил всю комнату. Он его не открывал. Ещё не выветрился, после Натаниэля. Жан просто порадовался что боль отступила, вышел из душа и снова упал на кровать. — Тебе нужно поговорить с Рико, тогда он, может… — начал Натаниэль с необычным волнением. — Не тебе меня учить, — севшим хриплым голосом оборвал Моро. — Этого не повторится. Никогда. — Жан… — Заткнись. Комната погрузилась в тишину и Натаниэль рискнул договорить, глядя на влажные волосы, дрожащее от ужаса и остаточной боли тело. — Мне жаль. Да ему было очень жаль, но жалость не спасает положения. На следующий день — Коннор О`Лан. Он был один, но от того не лучше. Чем больше он сопротивлялся, тем больше ему доставалась. Коннор душил его, заставлял повторять имя, а в ответ на красноречивые высказывания, Моро получал только удары и более резкие толчки, и снова всё заканчивалось рыданиями. Третий день — Логан Пайр и Томас Ли. Снова напарники, который заставили Моро наглотаться пыли на полу, а потом так крепко врезали головой в спинку кровати, что Натаниэлю пришлось напомнить им об осторожности. Моро рычал и проклинал каждого в этой комнате. Четвёртый день, в который Жан посчитал, что уже вечность пробыл в этом Аду — Гарри Лэйр и Алекс Лоран. Они показались Моро даже ласковыми, до того момента пока он не понял, что уже сдаётся. Увидев их в комнате, Жан даже не удивился, но тут же попытался отступить и исчезнуть. Не вышло. Новая порция боли. Новое унижение. Пятый день, как манная небесная, был один Ворон — Ричард Меллер. Жан забыл о том, что должен сопротивляться. Он устал? Да. Именно Он просто устал. Он сам снял рубашку, брюки и в этот раз было даже почти не больно, а может он просто привык. И этот день стал последним. Последним, когда к нему приходили Вороны, но не последним, когда каждый из Гнезда посчитал своим долгом перемыть Моро каждую кость, за то, в чём он был просто не виноват. Или всё же виноват? Может, если бы он ещё с Лью и Робертом, повёл себя умнее, всё это не продолжилось. Возможно, в этом правда была его вина, и возможно, он сам спровоцировал это своей глупостью. Эта мысль была тем, что на следующий день в том несчастном подземелье, что сопроводило его до конца. Жан поймал себя на том, что рад этим бетонным стенам. Он хотел прямо здесь задохнуться в мокром мешке. Как маленький котёнок, быть утопленным. И это он и делал. Топил себя в собственной беспомощности и жалкости. — Кто твой король, Моро? — снова спросил Рико, полный уверенности, чего сегодня получит то, что хочет. — Ты, Рико, — пустой, не сопротивляясь и не чувствуя тошноты от этих слов ответил Жан, глядя в чёрные глаза, которые не выражали ничего. — Ты мой король.