Истерзанное сердце

      Если бы летописцам потребовалось описать этот праздник, они бы выбрали эпитет – выдающийся. И вряд ли бы ошиблись. Это был первый праздник нового мира и, хотя Торин в том не принимал участия – все сделали за него и сделали на высшем уровне. Гномы преуспевали во всем, за что бы ни брались.       Вкусная еда, прекрасная музыка, красиво одетые гномы и люди. Король Бард со своей невестой и детьми. И даже несколько эльфов – Трандуил совсем не мог игнорировать приглашение, но хотя между гномами и эльфами был заключен мир, принимать участие в празднованиях гномов, он не желал. Поэтому отправил несколько представителей с приличествующими поводу подарками.       – Вы должны это помнить, в давние времена, мы отдавали вам своих сыновей на обучение военному мастерству, и взамен платили пшеницей и другим продовольствием, – Бард продолжал разговор с Торином. Они сидели чуть отстраненно от общего зала в двух удобных креслах, на которых раньше Торин с тоской увидел раскрашенный, а не выбитый узор.       – Да, так было.       – Я хотел отдать вам на обучение Баина. Это было бы хорошим началом… продолжением в укреплении наших отношений.       – Распоряжусь, чтобы Двалин нашел для него лучшего наставника.       Они немного помолчали, поговорили о других делах, а потом Бард ушел танцевать со своей невестой, а Торин остался в полном одиночестве.       – Вы не танцуете?       Торин вздрогнул от этого голоса. Он был холодным как вода в горной реке. И меньше всего на свете он бы хотел ее видеть сейчас.       Он кивнул эльфийке, чтобы она садилась и Тауриэль села на край кресла, где до этого сидел Бард.       Торин видел ее в начале вечера, с другими прибывшими эльфами, но он не узнал ее. Ее волосы только отдаленно можно было считать рыжими. Они поблекли и потускнели. Глаза потухли и отдавали болотной травой, вместо яркой весенней зелени.       – Не думал, что ты когда-нибудь появишься здесь.       – Я хотела бы побывать в Усыпальнице, если это возможно…       – Это возможно. Но в этом нет смысла.       – Я пытаюсь жить дальше.       – Получается?       – Нет. Я не могу спать ночью. Мне все чудится… я закрываю глаза и вижу… но, не будем об этом.       – Я не виноват в том, что он умер, – тихо сказал Торин и сам поразился своим словам. Они едва ли звучали правдой. Но Торин чувствовал потребность так ей сказать.       – Я не винила вас.       – Тебе незачем так убиваться. Союз между вами был невозможен.       – И все же он был. Мы дали друг другу обещания. Прощаясь у Озера, мы обещали, что будем бороться. С вами, в том числе. Но это пустой разговор. Теперь мне с вами вместе бороться с этой болью.       – Он никогда тебе не говорил о… Лорин, кажется.       – Гномка, которую они с Фили любили… говорил,– Тауриэль светло улыбнулась. – Как о чем-то воздушном и прошлом… или будущем, только уже не для себя. Почему вы о ней спросили? Она где-то здесь? – Тауриэль даже оглянулась по сторонам. Торин отрицательно качнул головой.       – Ты бы хотела ее увидеть? Зачем?       – Не знаю. Интересно.       – Твоя грусть светлая,– озадаченно проговорил Торин. – Моя – чернее ночи. Почему?       – Потому что вы вините себя в их смерти, и не можете принять, что их нет. Вы не виноваты. Виноват только тот, кто убил их. Любая последовательность событий неизбежна… Вам нужно это принять. Вы не можете знать, что если бы они остались… в Синих горах, в Эреборе, когда началась битва – то они были бы живы. В Эреборе они бы все равно не усидели, сколько бы вы им не запрещали.       – Ты не жалеешь, что вообще встретила его?       – Это тоже было неизбежно. Вам, наверное, это много раз говорили, но я все же скажу. Умереть за своего короля и свой дом – эта смерть, о которой они оба мечтали.       – Я думаю, они мечтали жить. Один из них с тобой.       «Так может быть, ты и ее запрешь у себя в спальне? Чтобы все были в сборе!»       Голос был такой явный, что Торин не смог сдержаться, чтобы не посмотреть себе за спину. Но там никого не было – только стена. Тауриэль проследила за его взглядом, но ничего не сказала.       Торин жестом подозвал к себе одного из стражников. Он распорядился, чтобы Тауриэль проводили в Усыпальницу, а сам незаметно покинул зал.       Голова его была тяжелой. Разговор с Тауриэль не успокоил его, а наоборот разозлил – после смерти Дис, наверное, только Тауриэль могла горевать о смерти хотя бы одного из его племянников так же сильно или почти так же сильно, как горевал он. А теперь он смотрел на нее и видел эту светлую, святую грусть и злился.       Вытесанные из камня, не способные чувствовать так же легко, как чувствуют эльфы?       Год назад, он бы рассмеялся и поколотил того, кто осмелился бы так сказать. А сейчас он видел, что так оно и было. Нет, союз Кили с этой эльфийкой был невозможен. Совершенно невозможен. Эльфы и гномы слишком разные существа, чтобы родниться. И дело тут даже не в росте, не в продолжительности жизни, а в том, как они эту жизнь воспринимают.       Ей больно, но она не обращает боль в злость, в ненависть, в черноту.       Она не знала и не любила Кили так, как он любил их обоих? Нет.       Она не была виновата в их смерти, а он был?       Ей бы в голову не пришло никого запирать в своей спальне и мучить своей нелюбовью.        «Ты наконец-то делаешь правильные выводы!»       Торин вздрогнул, поморщился и ускорил шаг. Берт уже спал. Его кровать стояла в первой комнате покоев Торина за небольшой ширмой, мимо него к Торину никто не мог пройти. Преданность этого гнома Торин не мог понять, но принимал с упрямой покорностью.       Стараясь не шуметь, Торин прошел в гостиную и оттуда в свою спальню. Лорин тоже спала. И хотя он не распоряжался, чтобы она была здесь – она почему-то была здесь. Она ждала его как могла долго, не переодевалась ко сну и лежала на кровати прямо в платье, лишь укрывшись своей шалью.       «Не твоя!»       Сон ее был более чутким, чем сон Берта – а может быть, слуга гораздо больше устал за день – она проснулась от его шагов. Она его ждала.       – Ваше величество? – она поспешно поднялась на ноги. – Как праздник?       – Как любой праздник. Музыка, танцы и пироги.       Он опустил руку в карман, и с некоторым удивлением достал оттуда сладкое запеченное яблоко, которое неосознанно совершенно прихватил со стола для нее.       Он только сейчас это осознал.       Протянул его ей, и она приняла с по-детски чистой улыбкой и радостью, откусила, зажмурившись от его сладости. У Торина защемило в груди.       – Вам помочь раздеться? Вы устали? – спохватилась она.       – Не нужно. Ты ешь… Вкусно?       – Очень. Такие яблоки мама мне в детстве запекала.       – Это яблоко не я готовил,– зачем-то сказал Торин и улыбнулся. Впервые за вечер – по-настоящему. Лорин улыбнулась ему в ответ и быстро съела яблоко.       Торин прошелся по комнате, тяжело меряя ее шагами. Остановился у стола, переложил с места на место расческу, но волосы расчесывать не стал.       – Позволите? – Лорин взяла было расческу за него, но он убрал ее руку.       – Не надо. Ничего не надо. Расскажи мне что-нибудь. Как вы жили в Синих горах. Кто была твоя мать?       Лорин рассказала ему простую историю своей жизни – так жило большинство гномов, не богато, почти бедно. Работали тяжело, чтобы содержать семью. Все, как у всех. Торин ее почти не слушал. Он пытался заглушить ее голосом другой голос, что упрямо рвался из глубины души наружу, и это у него получалось крайне плохо.       «Не твоя!»       – Ваше величество? Торин? – ее голос долетел до него словно из соседней комнаты. – Может быть, позвать Оина? Вы плохо выглядите.       – Ничего не надо.       «В Эреборе они бы все равно не усидели, сколько бы вы им не запрещали… Вам, наверное, это много раз говорили, но я все же скажу. Умереть за своего короля и свой дом – эта смерть, о которой они оба мечтали».       – Как бы ты хотела умереть? – резко спросил он. Лорин побледнела и даже отшатнулась от него. А он смотрел на нее, искренне не понимая такой ее реакции. Он выжидательно качнул головой. Она тяжело сглотнула.       – Я мешаю вам?       – Что?..       – Почему вы хотите моей смерти?       – Я не хочу твоей смерти, я спросил, как бы ты хотела умереть… как бы ты предпоч… – он запнулся, только теперь осознав, как именно она поняла его слова. – Я не собираюсь тебя убивать. Я имею в виду, в старости. Не сейчас. Просто...       – Сидя возле камина с любимым гномом, в окружении детей и внуков. Мне кажется, любая гномка мечтает об этом...       – А гном? – едва слышно спросил он.       – О смерти в сражении, наверное. Ваши племянники...       – Если ты тоже скажешь, что они мечтали умереть, защищая меня, я тебя ударю. Лорин тяжело выдохнула. Но она уже давно приняла решение - говорить ему все, что думает и не бояться его справедливого или нет гнева. Если она хочет ему помочь – она должна ему помочь.       – Не думаю, что они мечтали умереть. Но они бы хотели, чтобы вы жили. Они отдали за это жизни. Ни народу Эребора, ни себе - а им, вы должны жить.       – Я живу.       – Нет. Вы постоянно вините себя в их смерти. Вы убиваете себя своими мыслями. Не вы убили их, а орки. Вы отомстили за них. Это все.       – Я привел их на смерть, как ты не понимаешь?       – Нет! – воскликнула Лорин. – Это не так! Вы берете на себя слишком много, Торин. Вы - король. Ваша власть священа... Но вы не бог.       Он отчетливо вздрогнул от ее последних слов. Так что даже она заметила это и испуганно замолчала. Она позволила себе слишком много дерзости, но она знала, что должна это сказать.       Он ведь говорит себе каждый день, что виновен. Кто-то должен ему говорить, что это не так. Потому что это не так.       Он ничего не сказал и она продолжила.       – Мои братья и отец были виноваты, но вы помиловали их. Вы могли взять меня и так, без уговора, без платы. Вы король - и это ваше право. Но вы помиловали их, потому что у вас большое сердце. Помилуйте себя, в конце концов! Отпустите себя!       – Замолчи!– резко сказал он. Она яростно замотала головой.       – Кто-то должен вам это сказать. И я скажу! Вы должны простить себя! Ради их памяти. Ради положенных за вас их жизней.       – Я сказал замолчи! – он размахнулся, чтобы ее ударить в порыве неконтролируемой ярости, но в последнюю секунду словно очнулся и смягчил удар. Пощечина прошла по касательной, все равно оставляя после себя след.       Лорин опустилась на колени.       – Я не буду молчать. Вы - мой король. И мне невыносимо видеть вашу боль.       – Я могу выколоть тебе глаза, чтобы ты ничего не видела, – со злостью прорычал он.       – Убейте меня сразу. Но я не буду молчать! – ее глаза блестели, грудь тяжело подымалась и опускалась. Она сдерживала рвущиеся наружу рыдания из последних сил. Как найти слова, чтобы оживить душу, погребенную под целой Горой из боли и вины? Можно ли вообще найти какие-то слова, чтобы его спасти?..       Торин молча обошел ее и вышел из спальни. Берта будить он не стал. Зашел в свой кабинет, неудобно устроился на крошечном диванчике, который там был и закрыл глаза.       Сегодняшний день его настолько утомил, что он заснул мгновенно.       И ему снилась Воронья высота.