Истерзанное сердце

      Ледяной ветер, перемешанный со снегом, хлестал Торина по лицу – не лучшая погода для конца весны и совсем не подходящая для долгого путешествия. Но медлить было нельзя. Итак, слишком долго собирались. Теперь время было дорого.       Несмотря на пронзающий холод, Дис не заходила в дом. Она стояла и смотрела. Все уже было собрано к дороге. И теперь оставалось только погрузить на пони поклажу, еще раз проверить, как затянуты подпруги и в путь.       Торин не смотрел на нее. Он не мог вынести ее взгляд. Кили первый подошел проститься с матерью.       – Будет тебе, мама! Не на век прощаемся! На год самое большее. Оглянуться не успеешь, скрипка не запылится, а я уже вернусь к тебе… или ты к нам в Эребор приедешь.       – Не приеду я в ваш Эребор! Не нужен он мне! – сказала она и схватила сына за руки. Руки были холодными, и она принялась растирать их своей шалью.       – Мама… ну чего ты… ну не надо,– растерянно говорил Кили. К ним подошел и Фили. И тут уже Дис не выдержала и сгребла его в охапку, и Кили тоже притянула к себе. Хотя и была она ниже, да тоньше их обоих, но сейчас она смотрелась бесконечно большой и способной закрыть их от любых страданий и напастей. Вот только там, куда они отправляются, не будет ее.       – Вы все взяли? Фили, ты не забыл шерстяные носки, что я тебе приготовила? И смотри у меня, следи за братом! Не дай Дурин он сюда с женой вернется…       – Да где же в походе ему жену отыскать? – проговорил Двалин, который, не имея своей семьи, словно специально пришел к Торину, чтобы отсюда уже уезжать, чтобы был кто-то, кто бы и его проводил на этот опасный путь.       – Да мало ли их по дороге вам встретиться. Смотрите у меня!       – Все будет хорошо, матушка. Я пригляжу за ним,– улыбнулся Фили.       Слезы леденели прямо в глазах и кололи глаза. Торин не смотрел на сестру.       – В путь,– сказал он, и голос его был хриплым.       – До встречи, Дис. Непременно еще свидимся,– проговорил Двалин. Растерянно наблюдая, как Торин запрыгивает в седло и сам не подходит проститься с сестрой.       Дис довела обоих сыновей до их пони. А потом спохватилась и выудила из кармана камешек, оберег с вырезанными на нем рунами.       – Держи, Кили! Ты всегда был безрассудным и очертя голову во все заварушки кидался. Так остерегись! Держи этот талисман и обещай на нем, что вернешься ко мне! Обещай же!       – Мама, ну что ты в самом деле.       Фили ткнул Кили в бок. И тот поспешно кивнул.       – Да, мама. Обещаю! Я обещаю к тебе вернуться.       – И ты тоже! – повернулась Дис к Фили.       Старший сын уже сидел в седле и сухо кивнул. Он держался из последних сил, чтобы не пустить слезу. Мама была права – Кили безрассудный. Он и не понимает, как опасен поход. И потому ему лишние эти мамины слезы и обещания. Фили понимал больше.       – Все будет хорошо, матушка!       Дис кивнула и отпустила руку. Фили и Кили медленно тронулись следом за Торином.       И хотя обещала Дис не провожать их и не бежать за ними, а не выдержала и побежала, через небольшой лесок прямо за их домом. Здесь шла тропа, что срезала путь. Так что к окраине деревни, она добежала в одно время с ними. Она кинулась к Торину.       И он больше не мог скрывать от нее свой взор. Ее взгляд обжигал, прожигал насквозь.       – Ты обещал мне, Торин! Ты обещал мне! Помни это! – задыхаясь от быстрого бега, крикнула она.       – Да, Дис.       Он крепко пожал ее руку и отпустил.       Она тоже отпустила их. Пронзительно посмотрела в лица своих сыновей, и отвернулась от них. Больше не поворачиваясь, медленно пошла она домой. Словно разом постарев лет на двадцать.       – Ты боишься? – спросил Торин. И гномка отрицательно качнула головой. Но она дрожала так, что сам этот вопрос был лишним.       – Это честная сделка, разве нет? – проговорил Торин. И голос его внезапно наливался злостью. – Зачем ты боишься меня, если сама согласилась на это.       – Простите, ваше величество,– едва слышно прошептала она. – Я пытаюсь… вы правы, у меня не было никого. Я согласна быть с вами, только мне все равно страшно…       – Что ты знаешь о близости?       Она молчала.       – Никто не рассказывал тебе? Мать, подруги?       Она отрицательно качнула головой.       – Тебе уже достаточно лет, чтобы собираться замуж. Неужели тебе не было любопытно?       – В Синих горах, мама умела отвадить от меня всех женихов. И мне… мне не так много лет…       – У тебя под платьем есть нижняя рубашка? – спросил он неожиданно, так что она даже не сразу смогла ответить. А Торин стоял и смотрел на нее. И его губы даже тронула улыбка. – Ты не знаешь, есть ли под платьем рубашка? – усмехнулся он.       – Да. Да, есть.       – Хорошо. Снимай платье и ложись в кровать. Я слишком устал, чтобы… – он оборвал себя на полуслове. – Сегодня не будет ничего. Можешь уже перестать трястись, как осиновый лист…       Он смотрел, как она снимает с себя платье. Берт на славу постарался – платье было изумительным и удивительно ей шло. А под платьем была дорогая нижняя рубашка, из хорошей материи, с кружевными вставками. Торин подумал, что может быть и зря сказал ей, что ничего сегодня не будет.       Но уже сказал. А слово короля что-то еще стоило.       Он скинул с себя халат, небрежно кинув его на стул, и лег под одеяло. Гномка аккуратно развешала платье на спинке того же стула, потом разулась.       – Потуши лампы и ложись уже скорее.       Одеяло было одно и не такое большое. И чтобы не двигаться к Торину, ей пришлось лечь на самый краешек и почти что не укрываться.       – Я сказал – лечь рядом, а не в другое крыло Эребора,– тихо сказал Торин.       Гномка быстро подвинулась к нему, но не прикоснулась. Последнее движение навстречу ей, он сделал сам и притянул ее к себе за талию.       Она успела подумать, что король ее обманул. Что это была лишь шутка, чтобы усыпить ее бдительность, чтобы заставить ее не бояться. И теперь все случится. Не для того ведь он соглашался на сделку с ней, чтобы миловать еще и ее, вдобавок к ее родне…       Но следом, он отвернулся от нее, повернувшись к ней спиной. Она замерла, ожидая сама не зная чего.       – Спокойной ночи, ваше величество,– сказала она очень тихо, испугавшись собственного голоса.       Он повернулся к ней и коснулся рукой ее щеки. Он не ошибся, и она была мокрая от слез.       – Я ведь сказал тебе, что ничего не будет сегодня. Перестань уже плакать. Я устал и хочу отдохнуть.       – Простите.       – Потом расскажу тебе, как это происходит, и ты поймешь, что здесь нечего бояться. Если все делать правильно – будет не больно. Только в первый раз и будет немного крови… но об этом потом… Спи спокойно, утром тебя разбудит Берт и проводит в твою комнату.       – Вы не обязаны считаться с моими чувствами… Если вы хотите, вы можете… сейчас…       – Нет, не обязан.       Он снова повернулся к ней спиной. Дыхание его скоро выровнялось, и гномка поняла, что он заснул. Сама она еще долго лежала без сна. Она боялась пошевелиться и разбудить его. Да, он сказал, что ничего не будет… Но почему-то он ведь принял ее предложение.       Она сама не знала, на что рассчитывала, когда шла просить за своих родных. Она знала, что такое не прощают. Она сама их не простила. Но не могла не пойти… тогда бы она не простила уже саму себя.       И что такое ее честь против их жизней?       Ее жизнь была скучной, серой… и совершенно никому не нужной. И один вчерашний день изменил все. Ее жизнью были спасены три жизни. Цена? Не так уж и высока цена. Многие гномки дорого бы дали, чтобы попасть в спальню короля, а она уже здесь…