Если все идет по плану, значит, вы чего-то не замечаете. Еще один военный закон Мерфи.
Проблемы напали внезапно. Их атака была непредсказуемой. И коварной. Они вероломно вторглись и безжалостно разрушили верный ход событий, из-за чего мы долго и мучительно рассаживались, ибо невозможно втроем взгромоздиться на паука, сколь гигантским он ни был, и не дотронуться до соседа. В нашем случае — не одарить друг дружку обнимашками. С перспективой облапать эльфа я худо-бедно смирилась, а вот столь тесное соседство с Голлумом повергало меня в ужас, замешанный на глубочайшем отвращении. Я не хочу держаться за эту костлявую, скользкую, холодную бяку! А если он сзади, на манер рюкзачка прицепится — вообще коньки отброшу. Голлум не подозревал, что за мыслишки ползают в моей черепушке. Он наглел. Развалился барином аккурат посередине Цыпиной спины и зыркал оттуда на меня, на Селендира и на макушку соседнего дуба. — Подвинься, чудик. – Вау, какое удивление в огромных глазищах! Анимашки отдыхают. — Ты возле ж… В конце поедешь. — Ссс, моя прелес-с-сть, мы с-с-с-сядем посередине, голм, голм. Не бывать этому! — Тогда тебе придется обнять «мерз-з-зкого эльф-фс-с-са». А прямо за тобой я сяду. — Призвала широкую улыбку. — Кстати, я только что поссорилась со своими руками, и они совсем озверели. Душат кого ни попадя… Хе-хе. Голлум погрустнел. Поскреб в затылке (Неужто извилины прорезаются?). Похлопал глазищами, подпрыгнул чуть—чуть (Цыпа вздрогнул) и, расплывшись в счастливой улыбке совершившего великое открытие ученого, проверещал: — Мы с-с-сядем в нач-щ-щ-щале, голм, голм! Он передвинулся, радостно бормоча, какие они с Прелестью умнюс-с-сенькие, голм, голм. - Ты посередине! Никогда не подозревала, что у нас с Селендиром получится столь слаженный дуэт. И что с посадкой такой косяк выйдет. Хоть «иго темное» зови! Орки будут радостно махать ятаганами, варги — вдохновенно выть (кажется, я соскучилась по их концертам), и все пройдет бодрее. И веселее. Однако дикие силы зла дико заняты, и отрывать их от дикой экскурсии по дикому лесу даже дикой мне ну просто дико стыдно. Они дико обидятся! Поэтому придется дико захватывать посадочное место своими дикими силами. Итак, мой удар должен быть нереально сильным и идеально точным. Я выбрала место, рассчитала траекторию и мощность, продумала пути отступления и опустила реснички. — Я… Я не хочу, чтоб ты свалился… Бдымс! Селендир в нокауте. Ну, метафорически выражаясь. Я же, бесстыжим ржачем испортив конец реплики (что, безусловно, была достойна самой розовосопельной из всех розовосопельных мелодрам), потопталась на месте. Подпрыгнула. Ухватилась за пауканскую спину и… позорно сползла. Че за ерунда? Адреналину мне! Торопливо оглянулась. Поняла, что эльф почти вернул ушам привычный цвет, челюсти — положение, а глазам — форму. Надо срочно застолбить место! Испуганно пискнув, я еще активнее заработала руками и ногами, ну прям нанюхавшийся хлорки таракан. Ой, нет, вру. У насекошки половчее вышло бы: прежде чем неподкупная гравитация взяла свое, я пробыла на Цыпином боку от силы секунд пять. К счастью, Селендир принял-таки взятку в виде моей рожицы, сморщившуюся под воздействием кислотного отчаянья и едкой обиды. Подпихнув меня, эльф уселся и сам. В середине «салона». — Фуууу… — Невежливо ткнула Селендира между лопаток. — Какой же ты все-таки грязный! Эльф повел плечами и пробурчал, кое-кто, мол, не чище. Я собралась заявить, что чужой крови на моих руках, плечах и спине нет, но именно в этот момент Цыпа тронулся. И вперед, и умом. Вот разве нормальные пауки так носятся?! Моя брезгливость благополучно свалилась и убилась насмерть. Я обрадовалась и одарила Селендира страстными объятьями (не задушить бы), и более того, ткнулась лбом в его спину. Это было непросто: пришлось делить территорию с луком и колчаном. Но лучше терпеть их пинки, чем любоваться проносившимися мимо деревьями. После первой же остановки пришлось поменяться местами: «мерзсскому эльфссу», видите ли, моя обезьянья хватка дышать мешала. А простуженное сопение (мать сыра земля простудой одарила), не говоря уж о громоподобном чихании, неприятно напоминало об орках. «Нет, все-таки о троллях. Орки так громко не чихают и ведут себя достойнее» — «успокоил» меня ушастый паразит, — «И не надо махать кулаками, тут деревьев много! Все-таки отшибла руку? А кого предупреждали? Ну не сопи, не сопи, ты ж не ежик». Короче, до следующего привала Селендир, поганец этакий, дышал мне в ухо (а я обчихивала Голлума; он так забавно ворчал) и периодически фыркал: мои дружелюбные волосы лезли знакомиться с его глазами, носом, ртом и прочим лицом. Бока, которые пылко сжал съезжающий эльф, ощутимо ныли, оповещая о набухании новых синяков. Просить Селендира ослабить объятья было бесполезно: ушастый слегка разжимал руки, но после следующего же прыжка вцеплялся в меня еще сильнее. Я страдальчески поморщилась. И так пятнистая, как чернобыльский далматинец. Не-хочу-не-хочу-не-хочу новые синяки! Пора этому эльфу завязывать с ездой «зайцем» и переходить к пешим прогулкам. Пусть ножками домой чапает. Чай, не дитя цивилизации, в мегаполисе взращенное, променад по лесу осилит. Не сломается. Я воспользовалась методом Тесея: подло бросила свою зеленоглазую Ариадну по имени Селендир на очаровательной полянке, поросшей няшными поганочками. Эльф, проснувшийся в последний момент, настолько потрясенно молчал… Мне аж стыдно стало. На секундочку. Ведь нас, в отличие от Ариадны с Тесеем, никакие чувства, кроме взаимного раздражения, не связывали. О дальнейшем пути до Мглистых гор рассказывать нечего: мы ехали и жрали (Цыпа пытался кормить меня мухами, Голлум — птицами), ехали и спали, ехали и снова ехали…***
Я думала, что Мглистые горы встретят нас длинными языками каменных оползней, хищным оскалом резких обрывов и ледниками, сияющими на неприступных вершинах, что задевают ленивые жирные облака. Но я ошиблась: ледников не было. Как и гор. Нет, их не похитили инопланетяне и не растащило по камушку племя гномов-клептоманов. Скалы закутались в ночную тьму и плотное покрывало дождя. Решили в кои-то веки оправдать свое название… Из-за этих понтов я увидела лишь массивный силуэт гадских гор (по большей части нарисованный скучающим воображением) да милостиво выставленные на показ квелые кустики и несчастного вида деревца. Они поражали своей немногочисленностью. И скрюченностью. Что, увы, не делало растеньица интереснее. Один из таких кустов служил укрытием узкому лазу, в который ловко нырнул Голлум, а затем и я, вопящая Цыпе идиотское: — Я ж не виновата, что ты такой толстенький! Сядь на диету. Ай! — Чудом успела отдернуть ногу от бешено щелкающих жвал. — Или найди себе другой вход! Иииии! Хорош прыгать, потолок обвалится! Оставив обманутого Цыпу бесноваться у входа, я поползла вглубь горы, то и дело получая костлявой (и грязной) Голлумовой пяткой в лоб. Но этим неудобства не ограничились: камни кололись и порой осыпались, потолочные неровности считали за честь поздороваться с моей башкой, а стенки так и норовили сомкнуться. Интересно, это я клаустрофоб или гора — антропофоб? Скорее всего, второе… Даже горам не нравится, когда внутри всякие паразиты ползают. Хорошо, что мегакаменюки не могут таблеточки от людей и нелюдей изобрести. Хммм, чем же обвалы тогда считать? Защитной реакцией организма? Всерьез увлекшись философскими думами о природе гор и их паразитов, я не сразу заметила, что стало просторнее. — Человексса! — Гулко донеслось откуда-то слева. — Мы приш-ш-шли, голм, голм. — Че, уже? Я любопытно завертела головой. Темно. Причем по-особому, не как ночью в спальне, на чердаке или в кладовке. Там темнота домашняя, теплая, сухая. А здесь — густая и холодная, чуть сырая и еще еле уловимо отдающая рыбой. Я, вытянув руки (хватит и одного синяка на лбу), осторожно шагнула веперед. Гулко зацокал случайно отфутболенный камушек. Ну и эхо! Не подозревала, что тут так много места. Хорошая у Голлума хата, оказывается, жаль, что электричества нет… Шлеп-шлеп-шлеп. Ко мне скачками приблизились два глаза-прожектора. — Ч –ш-то мы долж-ш-шны делать, моя прелесссть? — Раздалось справа, чертовски близко. Ох ты ж… Испугано шарахнулась в сторону. Плюх! Вау, у него даже бассейн есть! Правда водичка ледяная, видать, горячие подземные источники за неуплату отключили. — Ждать. — Выплюнув куцый фонтанчик грязной воды, просветила я лупоглазика. — Я должна промедитировать. Плюх. Плюх-плюх. Это что, рыба в выше-тушки-от-воды играет? Плюх… Нет, слишком тихо, вкрадчиво звучит это плюханье; сомневаюсь, что рыба играет тайно от строгих родителей. Значит, к нам идет Голлум номер два… или правильнее «номер один»? О, придумала! Мой Голлум будет Голлум, а тот Голлум будет Смеагорл! Гениально… Спохватившись, я поспешно залегла за ближайшим валуном. Там как-то уютнее вести философские рассуждения. Плюх-плюх-плюх… Слепо таращась в темноту, я напряженно прислушивалась, глупо крутила головой. Никак не могла понять, откуда конкретно доносилось это идиотское «плюх». Эхо заставляло звук отражаться от стен и потолка, дробиться, множиться, растекаться по всей пещере. Казалось, целое стадо Смеагорлов постепенно сжимает вокруг меня живое кольцо. Стало страшно. Ведь неизвестно, откуда склизкая тварь выпрыгнет. Да еще Голлум обстановку нагнетал, копошился, буробил что-то недовольное себе под нос и косился, как на идиотку. Плюх. Пересытившись страхом, я приподнялась и выглянула из-за камня, надеясь увидеть вторую пару хищно светящихся глаз. Шлеп-шлеп-шлеп! — Ч-ш-што это, моя прелесть? В ухо потекло свистящее шипение, в нос сильнее боксерского кулака ударило облачко дыхания, ароматного, словно после жевачки «Гнилая Рыба, Супер Стойкий Запах!». — Ааааа-кхеккхе! Два светящихся кругляша отшатнулись, жалобно причитая: — Сссс, нашшши ушшшки, голм, голм! Оно оглушшшило насс, моя прелесссть, оглушшшило! Ой, не гони пургу, я ж в четверть силы вопила! Вот если б не кашель… Пещерная темнота поглотила Голлума, и казалось, что я разговариваю с его гляделками, мерцающими, как гнилушки. Похоже, такие очи — последний тренд Средиземья. У Саурона есть, у варгов, у пауков, даже у глазастиков с зубастиками имеются. Не оставайся в стороне, приобретай глаза с подсветкой! Порази друзей и врагов… Ой, че-то меня занесло. — С-с-с-с, моя прелесссть, откуда оно приползло? Во дает: сам же меня при… О, это же Смеагорл! Или все-таки на Голлума напал склероз? Угу, из-за моего визга бедняга лишился памяти. Суперспособность такая. Назгулы горько плачут в сторонке, передавая по кругу большой клетчатый платок… — Из другого мь — ыкх-кхек! – ра. – Вот, уже кашель к сопению прибавился. А дальше что? Температура и сопли в три ручья? — Изссс другого мыла, голм, голм? — Смеагорловы зенки изумленно округлились, заискрились любопытством (еще бы, ведь мерзкое щипучее мыло, которым раз в два дня насильно натирала его моську бабушка, было незабываемо). И — шлеп-шлеп-шлеп — двинулись вправо: - Ссс, моя прелес-с-сть, раз-с-све мож-шно вылезссти из мыла? Я отвесила фейспалм. Звонкий шлепок породил неожиданно богатое эхо. — Из мь… Я узрела второй комплект светящихся глаз, что висели неподвижно, изредка заторможено помигивая. Потрясла головой, вышвыривая мысли о сотрясении мозга (он в безопасности, ибо давным-давно мигрировал на юг). К счастью, ничего не исчезло, и третья пара дивных очей не добавилась. Что ж, все действующие лица в сборе, осталось устроить встречу двух одиночеств и уволочь сумку: — Смеагорл, а Смеагорл, посмотри туда! Он послушно повернул башку, издал сдавленное «квэк» и замер, как на паузу поставленный. Причем не просто так, а строго напротив Голлума (точнее, той его части, что была видна). Это неправильно… Такое не должно было случиться… Прогнав странные, словно чужие мысли, я потянулась сдернуть со своего дистрофика сумку. Главное не попутать ее с набедренной повязкой! Воздух стал неожиданно жирным и маслянистым. Вяло завозился тяжелый сквозняк и, надавив на пальцы, ушел вверх. Я с трудом выдернула руку из стремительно густеющего и сворачивающегося спиралью пространства и поспешно отползла. Ой, что дальше-то будет? Небось, недаром во всех известных мне книгах и фильмах о путешествиях во времени не рекомендуется встречаться с самим собой. Ладно еще, если мутантик просто сойдет с ума (хотя куда дальше-то), а вдруг он - ну, оба его — взорвется? Мааа-мааа… Персональная голлумова аномалия сказала «блюп» и схлопнулась, дохнув в лицо озоном. Только два глаза светились неподалеку от меня. Глухо шлепнулась на пол сумка. И ни молний вам, ни вихря из золотистых огоньков, ни самой завалящей вспышки. Экономим на спецэффектах, да? Повисла тишина. Нехорошая такая, задумчивая. Я поползла вперед, к сумке. Сначала правая ладонь, затем — левая. Ау! Что-то иглой впилось в неудачно поставленную лапку. Пронзительный вопль сам собой вырвался из глотки, а эхо поддержало меня сотней голосов.***
Очень древний сталактит, подточенный водой, временем и щелочью несбывшихся мечт (он так хотел дорасти до пола) и вдобавок обладающий тонкой душевной организацией, не любил громкого шума. На сей раз он не выдержал сокрушительного удара звуковой волны и величаво рухнул на пол. Сталактит с грохотом разлетелся на на куски, которые, звонко клацая, поскакали осваивать новую территорию. Один из них повстречался со странной, не каменной (!) поверхностью. Она повела себя крайне неожиданно: простонала «голм» и опрокинулась. Осколочек пожал молекулами и упрыгал дальше. Остальные сталактиты оценили поступок собрата. Самых хрупких из племени охватило неудержимое стремление к захвату пола — или к самоубийству? — и они, один за другим, покинули потолок.