Один шаг назад

Косметика легла на его лицо. Естественно выглядевшая на других, на Мо Жане она смотрелась подобно маске, которую используют актёры театра в своих представлениях, становясь порой совершенно другими людьми. Схожие чувства испытывал и наследный принц, придирчиво осматривая себя в отражении бронзового зеркала, словно его лицо накрыло вуалью, скрывая от взглядов. Дорогие синие одежды подчеркнули ладное хотя ещё совсем юное тело. Но уже наперёд Мо Жань знал, как будет выглядеть спустя много лет. Смотреть на себя таким молодым казалось немного странным — чувство нереальности происходящего следовало за ним по пятам. Казалось, что в любой момент, стоило обернуться назад, весь мир падёт осколками несбывшихся желаний и надежд. — Вам очень идёт, Ваше Высочество, — раздался тихий голос слуги. Он стоял в отдалении от Мо Жаня, держа в руках несколько поясов с разнообразными вышитыми золотыми нитками узорами. Раньше наследный принц на столь важные мероприятия долгое время не мог определиться с выбором одежды. В нём жила потребность выглядеть красиво, настолько, чтобы все благоговейно вздыхали, каждый раз как выпадал шанс увидеть его. Ткань для одежд наследника престола всегда была высшего качества. Её изготавливали придворные портные, служившие императорской семье поколениями, зарекомендовав себя лучшими работами, выполненными в самый короткий срок. Вряд ли можно было найти столь величественные одежды на ком-то другом. Золотая вышивка, пояса инкрустированные драгоценными камнями, короны из дорогих металлов. Всё это было для того, чтобы подчеркнуть красоту и великолепие их владельца. Сейчас Мо Жань чувствовал себя Сюэ Мэном — разукрашенным павлином, разодевшимся, словно демонстрируя своё красивое оперение. Но за этой внешностью крылся противный крик вошедшей в брачный период птицы, заставляющий каждого услышавшего его, поморщиться и закрыть уши ладонями, а ещё лучше запустить камнем в этого горлодёра. — Дай мне обычный пояс, — приказал Мо Жань. Слуга потупился и осмотрел все имеющиеся пояса. Среди них каждый блистал изысканной вышивкой, некоторые переливались на свету, меняя цвет. Бедный слуга растерялся, не понимая, что ему следует сделать: не отругает ли его господин, если он подберёт что-то не то. Заметив растерянность юноши, Мо Вэйюй произнёс: — Достань тот, на котором есть вышивка, но не столь заметная. Слуга засуетился и наконец-то подал ему нужный. Это был пояс из плотной чёрной кожи, расшитый серебряными нитями, которые хоть и придавали ему изысканности и дороговизны, но на фоне остальных он действительно выглядел довольно скучно. Мо Жань повязал пояс, закрепляя его потуже, чтобы тот не болтался, ведь принц довольно заметно похудел за те дни, что лежал без сознания. Волосы тёмным водопадом спадали на плечи. Обычно Мо Жань собрал бы на затылке небольшой пучок и закрепил его витиеватой короной. Но в последние годы он привык носить волосы заплетёнными в косицу и убранными под императорским мянем, поэтому идти вот так не хотелось. Головной убор императора Мо Вэйюй здесь явно не наденет, поэтому альфа собрал волосы в высокий хвост и всё-таки закрепил его серебряной короной. Весь его вид казался очень опрятным и соответствовал нравам императорской семьи, при этом не выглядя как безвкусная попытка надеть на себя все украшения разом. Мо Жань устало вздохнул. Этого ведь достаточно? Идти куда-либо ему совершенно не хотелось, но он был обязан появиться на торжестве, чтобы показать всем и каждому, что с ним всё в порядке. Хоть императорский дворец не заявлял официально о произошедшем с наследником престола несчастьем, информация всё равно просочилась наружу. Разнообразные слухи переросли в полноценные грязные сплетни, среди которых наследный принц, травмировавшийся настолько, что повредился умом, казался самым безобидным. Слуга смотрел на него с неприкрытым восхищением. Действительно, Мо Жань, облачённый в столь изысканные одежды, выглядел изумительно, даже несмотря, что на сегодняшний праздник оделся довольно скромно. — Время, — произнёс Мо Жань. Поклонившись, слуга проводил своего господина до дверей, а потом отправился убирать оставшуюся после примерки одежду. Стражники, стоявшие почти везде, синхронно приветствовали принца, а тот только устало кивал или же слабо махал рукой, как бы показывая, что видел их. Стены дворца пестрили разнообразными фресками. Некоторые из них были нарисованными красками множество столетий назад и до сих пор сохраняли историю их империи, разве что немного поблекшую со временем. Но стоило этому произойти, как сразу же вызывали реставраторов, которые со всей скрупулёзностью занимались восстановлением исторического достояния их мира. Другим украшением, которым выделялся императорский дворец, были высеченные из камня картины. Как и фрески они запечатлели в себе легенды о создании мира богами, сражениях с демонами, великих войнах. Эти фигуры были вырезаны из камней столь искусно, что одежда на героях этих историй действительно была соткана из ткани. И кто после этого мог сказать, что камень не может передать мягкость и плавность, а не только несгибаемую суровость? Мо Жань не проявлял интереса к далёкому прошлому. Да, в детстве он частенько забегал в самые отдалённые коридоры и много часов проводил за придумыванием историй по высеченным картинам. Он не слушал учителей, гораздо интереснее быть творцом мира, нежели всего лишь созерцателем, не имеющим возможности оставить свой след. Его братья, когда были совсем маленькими, с удовольствием слушали, придуманные им сказки, после засыпая крепким сном, в котором они скакали на конях, сражаясь один на один с безжалостными чудовищами и одолевая их, принося величие своей стране. Коридоры дворца были бесконечными. Мо Жань знал наверняка, что не нашёл и половины тайных комнат и картин прошлого, сокрытых за этими непреступными стенами. Однако время шло, он рос, и интересы его стремительно менялись. Однажды, уже приняв бразды правления, он также шёл по коридору и взгляд его сам собой зацепился за стену с громадной фреской, достигающей потолка. В детстве картина, запечатлённая на ней, казалась ему очень интересной, в ней ему виделось убийство врага и добытая тяжёлым трудом победа, но повзрослев он осознал, что на ней изображалась сцена предательства и убийства великого генерала. Стоявший на коленях мужчина хоть был побеждён, но выглядел достойно до самого конца. Предавшие его солдаты один за другим пронзали массивное тело мечами, а он, недвижимый и несломленный, принимал каждый из ударов. На его лице отразилась отнюдь не боль, а скорбь и принятие. В этом генерале Мо Вэйюй видел своего супруга… Шаги резко оборвались и альфа уставился на носки своих сапог. Тяжело вздохнув, он заложил руки за спину и застыл на месте, задумчиво прикусив щёку изнутри. — Чего встал? — окликнул его кто-то. Мо Вэйюй медленно обернулся и вперился взглядом в разодетого Сюэ Мэна. В этот раз павлин нацепил на себя не все украшения разом, соблюдая правила приличий — никто не смеет затмить императора. Он снял с себя доспехи и привычную форму Пика Сышен, правда всё равно выбрал одежды синей гаммы, до конца придерживаясь верности своим вкусам. Корона, венчавшая его голову также, как и принца, была серебряной и удерживала волосы, заплетённые в высокий аккуратный хвост. Отрицать было бесполезно Маленький Феникс своей красотой действительно ослеплял. Но стоило ему открыть рот, как налёт изящности с него слетал быстрее, чем шапка доули с головы какой-нибудь красавицы, чьё изящное лицо пряталось за вуалью. Пауза затянулась и Мо Жань решил так ничего и не отвечать, всё равно момент поиздеваться над кузеном был упущен, так смысл в бесполезном сотрясании воздуха? Сюэ Мэн по видимому до самого конца ждал от него хоть каких-то слов и, не получив их, сам высказался в сторону Мо Жаня презрительным тоном. — Выглядишь как побитая псина, — альфа взмахнул рукой, указывая на всего Мо Вэйюя. Возможно этим высказыванием он надеялся растормошить Мо Жаня, но ничего так и не добился — наследный принц ему не ответил. Тогда, нахмурившись, Сюэ Мэн раздражённо цокнул языком и прошёл мимо него, чуть задев своим плечом, как бы толкая. Мо Жань не смог понять, чего этим действием хотел добиться Сюэ Мэн, а думать дальше и не стал. Он медленно поплёлся следом за кузеном, не чувствуя даже прошлого раздражения, которое испытывал обычно при общении с ним. Все эмоции в нём словно притупились, оставляя за собой одну пустоту. И сложно было ответить, рад ли был этому Мо Жань. Друг за другом они появились в коридоре перед дверями в главный зал. До начала торжества все члены семьи должны были собраться здесь. Мо Цинван и Мо Жэнь уже ждали на месте. Они синхронно обернулись, заслышав шаги, и поприветствовали их. Оба младших брата Мо Жаня также надели одежды похожего цвета, как они с Сюэ Мэном. Мо Жэнь собрал волосы в высокий хвост, оставляя пару прядок свободно лежать на лбу, а Мо Цинван предпочёл привычный для него без единого изъяна пучок, украшенный серебряной короной. Пока что, кроме них здесь никого не было. Оглядевшись по сторонам и не найдя Мо Вэя, альфа спросил: — А где Вэй-ди? — Он придёт с матушкой и отцом, — объяснил ему Мо Жэнь. Мо Вэйюй кивнул самому себе и, прислонившись спиной к стене, стал ждать вместе с ними. Он больше ничего не говорил, и между ними повисла неловкая тишина. Раньше он бы принял на себя роль местного шута, объединяя их всех, втягивая в разговор каждого. Только всё это осталось далеко в прошлом. Сейчас Мо Жань был слишком погружён в свою тоску и тянущее страдание, чтобы заниматься чем-то подобным. Спустя некоторое время в коридоре появились мадам Ван с дядюшкой Сюэ. Мужчина привычно блистал улыбкой, при этом не переставая что-то увлечённо рассказывать супруге. Ван Чуцин со всей внимательностью слушала его, привычно обнимая за предоставленную руку. Мо Жань удивлённо отметил про себя, что и те тоже были облачены в одежды синего цвета. Они выглядели такими счастливыми в своей супружеской жизни, что правда напоминали пример истинного взаимопонимания, принятия и любви. Каждый взглянувший на них, отчётливо видел нежность, которую дарили они друг другу. Ослеплённые гармонией этих людей, как бы не старались, но другие не смогли бы не заметить, пропасть, которая в противовес лежала между другой парой, наконец-то представшей пред ними Мо Чжэньян шагал по коридору, придерживая руку своей царственной супруги, чьё лицо обратилось ледяной маской. Полупрозрачным шлейфом стелилась по полу лёгкая газовая ткань. Вышитые золотые фениксы порхали среди молочных облаков небес, украшая длинные рукава её наряда. На кожаном поясе переливались разного размера яркие золотисто-оранжевые камни янтаря. Корона императрицы притягивала взгляды, золотые цепочки качались от лёгких шагов, издавая тонкий приятный перезвон. К внешности Нин Жэньмэй придраться было невозможно, своей красотой эта женщина ослепляла. Гордая и далёкая от всего преступного, но такая холодная и бесчувственная. Истинная стальная дева. Следом за ней семенил Мо Вэй, похожий на маленького прекрасного журавлика. Завидев Мо Жаня, он расплылся в улыбке и упрашивающим взглядом уставился на мать. Она посмотрела на него в ответ, глаза женщины оставались холодны, подобно застывшей во льдах реке, хоть это и был её собственный сын. Наконец-то удостоившись слабого кивка, Мо Вэй сорвался с места, при этом стараясь держать спину ровно и не переходить на бег. Он подлетел к Мо Жаню и крепко обнял его за пояс, оплетая руками. — Жань-гэ! Ты всё-таки пришёл! Я так рад тебя видеть! Его яркое и чистое признание заставило всех улыбнуться. Мо Чжэньян и Нин Жэньмэй поравнялись со всеми. Каждый поклонился, приветствуя императора и императрицу. Отец ответил им улыбкой и махнул рукой, показывая, что церемоний достаточно. — Именинник прекрасен сегодня, — произнёс довольно Сюэ Чжэнъюн. — Не так, как его младший брат, — ответил отец. И они оба рассмеялись басистыми голосами. Это была их давняя шутка. Сюэ Мэна, разумеется, не даром прозвали задравшим нос павлином, постоянно кудахчущим над своим оперением, но стоило задать вопрос — а откуда всё это пошло? И ответом было бы — от его отца. Сюэ Чжэнъюн имел в своём арсенале множество оружий: пригодные для военной службы и служащие украшением его коллекции. Но самым главным орудием, сражающим всех наповал, являлся его во многом знаменитый веер. На одной стороне его находилась изящная надпись сделанная каллиграфической кистью чёрной, как смог тушью «Сюэ прекрасен». На другой же разместилось продолжение сей фразы, которое заставляло всякого его увидевшего оскорблённо сморщиться, а порой и зайтись кровавым кашлем — «Остальные уродливы». Более унизительную для кого-то и восхваляющую себя вещицу сложно представить. Мо Чжэньян впервые увидев этот веер поспешил прикрыть лицо ладонью и покачать головой. Сюэ Чжэнъюн его реакцию истолковал по своему, а старший брат так и не решился столь неловкую ситуацию исправлять. А спустя несколько месяцев даже стал по-доброму шутить над этим. — Жань-эр, как ты себя чувствуешь? Уверен, что сможешь присутствовать сегодня? — обеспокоенно спросил отец. — Если ты просто не хотел меня расстраивать, то не стоит себя заставлять. Твое здоровье важнее. Мо Жань неловко улыбнулся и ответил: — Со мной всё хорошо. Я действительно хочу быть с вами на этом торжестве. Немного растроганные его словами, почти все присутствующие позволили лёгким улыбкам скользнуть по своим лицам. — Что ж, раз все уже собрались, — привлекла их внимание госпожа Нин. — Не стоит более заставлять гостей ждать. Мо Чжэньян кивнул, соглашаясь с ней, и подошёл к громадным дверям, на каждой створке которых неизвестными умельцами из камня были высечены два дракона, гибкими телами искусно украшая ничем не примечательные двери. Согласно обычаям император с императрицей заходили первыми. За ними следовал наследник престола, потом его младшие братья, глава Пика Сышен с супругой и сыном. Мо Жань всеми силами старался сохранить на лице улыбку, в чём ему помогал Мо Вэй, ухватившийся за его руку. Вот уж кто действительно ждал праздника, так это самый младший в их семье. В тёмных глазах с фиолетовым отливом с лёгкостью читалось нетерпение и радость, так присущие детям. Нин Жэньмэй хоть и казалась ужасно недовольной, что сын снова ведёт себя не подобающе принцу, но вслух ничего не говорила, продолжая сохранять возвышенный и отстранённый вид. Про себя Мо Вэйюй подумал, что эта жестокая женщина когда-нибудь словит несварение желудка, если будет постоянно демонстрировать своё недовольство. Стражники со всем почтением распахнули массивные створки, а слуги, стоявшие по другую сторону дверей склонились в поклонах и огласили: — Его величество император! Огромный зал для приёмов встречал их изысканным украшением и великолепием. Даже в воздухе застыл аромат величия и возвышенности. Все находившиеся внутри люди склонились в поклонах, приветствуя правителя и его семью. Нин Жэньмэй смотрела точно перед собой, казалось, что она считала гостей просто недостойными своего взгляда, но рука её продолжала спокойно покоится в руке Мо Чжэньяна. Глядя на императорскую семью, все затаили дыхание. Казалось, что представшие пред ними люди вовсе не были людьми. Красивые настолько, что слепило глаза, им больше подходило быть небожителями, чем обычными смертными. Мо Чжэньян и Нин Жэньмэй начали подниматься вверх по лестнице, прямо к императорскому трону. Глядя на это, Мо Жань грустно вспомнил, как в прошлом сам восходил на трон. Он всегда сидел на нём один, лишь несколько раз супруг соглашался сопровождать его и находиться подле, обыкновенно скрываясь среди обычных гостей или в тени колон. Первым делом со всей осторожностью, словно она была сделана из хрупкого фарфора и могла расколоться от одного неверного движения, Мо Чжэньян усадил рядом с собой Нин Жэньмэй, и только потом сам сел на трон. Места, отведённые для принцев, находились на ярус ниже. Так как Мо Жань был первым по очереди в наследовании трона, его место располагалось в самом начале вереницы столов принцев. За ним по порядку следовали Мо Цинван, Мо Жэнь, Мо Вэй, затем дядя с женой и сыном. Для каждого уже был приготовлен стол с разнообразными яствами и пустыми чарками для вина. Мо Вэй с неохотой отпустил руку Мо Жаня и побрёл к своему месту, где за столом его уже ждал личный учитель — Фэн Янь. Он помог Четвёртому принцу правильно сесть и только потом сел сам у него за спиной по левую руку. Мо Жань устроился на подушке и оглядел принесённую для него пищу. Все блюда пестрили яркими специями, даже один их аромат обжигал собой неподготовленного к такому обилию приправ гостя. Стоило отдать должное Нин Жэньмэй — предпочтения в еде семнадцатилетнего Мо Жаня она знала не на словах. Вот только была одна очень неприятная загвоздка: сейчас тем, кто находился здесь, был не тот принц-раздолбай, коим он являлся раньше, а успевший посидеть на троне Мо Вэйюй, за последние годы жизни почти полностью отказавшийся от острой пищи. Если раньше, глядя на такое количество перца в блюде, альфа облизнулся бы в предвкушении, то сейчас от одного их вида его стала мучать изжога. И вот началось торжество. Множество танцовщиц своими изящными выступлениям не давали гостям заскучать за трапезой и праздными беседами. Их гибкие тела, облачённые в яркие ткани, в непрерывном вихре кружились, искусно минуя столы гостей. Цветочные ароматы масел, скрывавшие истинный запах тел, оседали приторным привкусом на языке. Длинные руки порхали, словно крылья птиц, — свободные от мирских забот, они готовились взлететь в небо и никто не смог бы их удержать. Мо Жань пытался скрыть уныние за сосредоточенным ковырянием палочками в еде, но даже так, опустив голову, пытаясь отрешиться от окружающего его шума, он всё равно чувствовал на себе множество взглядов. Он знал, что за собой прячут такие немые созерцания. Раньше принц считал, что на него смотрели, потому что он был великолепен: красив лицом, молод и горяч, — все проявляли к нему живой интерес. Но со временем стало ясно, что ничего хорошего эти взгляды за собой не несли. Наслышанные о нраве Мо Вэйюя, каждый старался воспользоваться его невежеством и возможностями, которые даровал ему статус первого сына императора. Любовники, зная насколько он развратен, шли на любые хитрости, чтобы заманить наследного принца в постель, а потом, пользуясь случаем, обратиться к нему с какой-либо просьбой. Дружелюбные чиновники старались завоевать его доверие для будущей поддержки. Важные вельможи вежливыми и сладкими улыбками прокладывали путь для своих сыновей и дочерей, чтобы те заняли в будущем императорский трон. А Мо Жань, ослеплённый и нежелающий ничего понимать, счастливо вилял хвостом, купаясь в лучах лживого обожания. От этих воспоминаний и так не самое хорошее расположение духа оказалось на дне самого глубокого моря. Он почувствовал себя грязным, полным изъянов, позором семьи, где все были такими идеальными, и лишь он один прилип к ним, как бельмо на глазу. Мо Цинван, заметив, как почернело лицо Мо Жаня, постарался тихо окликнуть его, но то ли на самом деле, то ли тот просто сделал вид, что даже не услышал его. Вместо этого наследный принц заметил на столе перед собой пузатый сосуд с вином, потянулся к нему и налил себе полную чарку, чтобы сразу осушить её одним глотком. Алкоголь обжёг горло, но вкуса Мо Жань даже не почувствовал. Он не стал пробовать ни одну закуску, снова наливая вина. Это напоминало ему последние два года жизни. Беспрерывная пьянка, напускной туман в голове, лишь бы притупить боль, разъедающую кости и саму душу. Пока он предавался алкоголю, гости начали подходить к императору и приносить свои поздравления с пожеланиями и вручать дары, которые, не разгибая спин в поклонах, принимали слуги. Мо Чжэньян царственно восседал на троне и кивками головы показывал, что принимает их поздравления и подарки, ответными словами благодаря каждого. Мо Жань не нашёл в себе сил, чтобы посмотреть на тех людей, он уже осушал пятую чарку подряд, сосуд понемногу опустошался. Люди вокруг шептались, а слов их альфа и не пытался разобрать. Его голова снова начинала болеть. Рука сама по себе потянулась к виску, чтобы мягко помассировать кожу в надежде немного успокоить боль. Вновь раздалась музыка и танцы возобновились, давая перерыв от вручения подарков. Все были заняты чем-то, сосредоточенные каждый на своём деле. Мо Чжэньян что-то говорил Нин Жэньмэй, а та неторопливо отвечала. Братья неспешно трапезничали. И тогда, выбрав самый подходящий момент, Мо Жань выскользнул из-за стола. Никто не отреагировал на это, привычные к его эксцентричным выходкам. Скорее они подумали, что так даже лучше. Без него всем спокойнее. Прохладный вечерний воздух наполнил лёгкие, снимая скованность. Голова продолжала пульсировать, но не так как внутри душного зала, рядом со множеством людей. Слуги уже зажгли фонари, своим светом освещавшие всё вокруг. Мо Жань решил прогуляться по знакомым тропинкам. Со всех сторон стояли недвижимые дворцы, каждый уникальный своей архитектурой и росписью. Над крышами в небе повисла луна, безразлично наблюдая за происходящем внизу. Мо Жань побрёл по одной из тропинок, наслаждаясь тишиной. Ему казалось, что время застыло. Был только он и неразговорчивые постройки. Сапоги шаркали по выложенной белыми камнями дороге, юноша еле волочил ноги. Головная боль сошла на нет, но возвращаться обратно к гостям Мо Вэйюй даже не думал. «Лучше останусь здесь», — пронеслось у него в мыслях. Он не знал, как быть со следующими днями празднования, также не знал, что ему вообще нужно делать. Обрывки недавнего сна пронеслись в голове, но не хотели становиться частью единого полотна. «Только дураки верят снам», — сказал бы Сюэ Мэн, окажись на его месте. Но на этом месте был только Мо Жань, со всеми проблемами, призраками прошлого и множеством не отвеченных вопросов, которые было некому задать. На дороге ему попался маленький камушек и, подцепив носком сапога, Мо Жань лениво пнул его. Камень, несмотря на слабость удара, увлечённо покатился по дороге, всё набирая и набирая скорость. Пока не остановился. Тогда он пнул его ещё раз. Камень снова покатился. И так несколько раз. Полупинками Мо Жань загнал его к месту, которое всеми силами старался обходить стороной. Он поджал губы от досады. Можно убегать, сколько душе угодно, но всё равно ничего не изменится. Наследный принц сглотнул комок, вставший поперёк горла, и медленно поднял взгляд. Ещё достаточно далеко от него росло одинокое дерево. Крупный ствол, обтянутый грубой корой, выглядел неуязвимым, ветви широко раскинулись, готовые укрыть собой того, кто оказался под их сенью. Жаль только, что сейчас оно ещё не было в цвету. Это дерево хранило множество воспоминаний из детства, юношества и молодости Мо Жаня. Оно стало символом жизни, а затем и смерти. Именно под ним закончил свой жизненный путь Император, наступающий на бессмертных, именно под ним он когда-то стоял на коленях, целуя руки любимого человека. Лысые ветви покачнулись на ветру, и Мо Жань почувствовал тянущую тоску под рёбрами. Он снова опустил взгляд, собираясь уйти отсюда. Однако очередной порыв ветра донёс до него до боли знакомый аромат. В ту же секунду вскинув голову Мо Вэйюй обомлел. До этого абсолютно голые ветви дерева покрылись небольшими нежно-розовыми лепестками. Яблоня зацвела, впитав в себя мощный поток золотистых духовных сил. Словно громом поражённый, Мо Жань на секунду утратил контроль над собой и едва не повалился наземь, шокированный увиденным. Ветви же насмешливо шелестели пышным цветом в ответ. Несколько маленьких лепестков сорвались вниз, плавно опускаясь в протянутую ладонь человека, застывшего под могучими кронами. Стройная фигура замерла под расцветшей яблоней, ловя её лепестки длинными изящными пальцами. Развивались на ветру белые одежды, расшитые голубыми нитями, а тонкую талию подчёркивал чёрный пояс с витиеватыми узорами. Губы задрожали, а слёзы заволокли обзор, не давая чётче рассмотреть человека перед собой. Рот альфы то открывался, то снова закрывался, пытаясь набрать воздуха в лёгкие, а слова так и не слетели с губ. Если из всех людей, чья жизнь была отравлена Мо Вэйюем, нужно выбрать кого-то одного, то он сам, не задумываясь ответил бы — Младший сын князя Хуайцзуя, Чу Ваньнин. После выходки, сорвавшей важнейшие в жизни отца переговоры, император наконец понял, что он уже совершенно не в силах контролировать собственного сына. Обычные разговоры давно потеряли всякое влияние на совесть Мо Жаня. Ему всегда всё прощали, но не в этот раз. Трудно сказать, какими именно мыслями руководствовался Мо Чжэньян при выборе меры пресечения для него, но эффект превзошёл все ожидания. Раз уж альфа не мог удержать свою страсть в узде, тогда нужно помочь ему остепениться. На самом деле это с трудом можно было назвать помощью, скорее уж наказанием. Вот только явно не для Мо Вэйюя. В их семье принято было хранить традицию, что брак должен заключаться исключительно из любви друг к другу. Так было с их предками, так было с его отцом в первом браке, с дядей Сюэ. Также хотел и Мо Жань. И вот отец, нарушив все устои, самовольно принял решение женить его. Только не на том, кого юноша любил, а на том, кого никто бы никогда не выбрал. Все, кто удостаивался чести быть знакомым с Чу Ваньнином, едва ли могли наскрести о нём хоть пару вежливых слов. Он всегда ходил в неизменных белых одеждах праведника, внешне напоминая собой спустившегося с небес небожителя, далёкого от мирских забот. Однако красота эта была холодной, словно неуязвимый снег со склонов Великих гор. Лицо его никогда не выражало ничего, кроме высокомерия и ледяного презрения к другим людям. Никто не любил Чу Ваньнина, и Чу Ваньнин не любил никого. Так считал абсолютно каждый. Все сочувствовали князю Хуайцзую. Ведь никому не пожелаешь столь неблагодарного сына, который из себя ничего не представляет. А самым страшным по их мнению было то, что с таким жёстким и жестоким нравом Чу Ваньнин родился омегой. Возможно, будь он альфой или на худой конец бетой, злые пересуды хоть немного, но смягчились бы. В конце концов фраза «Не дай боги сына как Второй молодой господин Чу» стала нарицательной. Именно поэтому из всех возможных вариантов отец остановился на нём… Когда Мо Чжэньян направлял письмо с предложением о браке, Чу Ваньнин уже перешагнул порог тридцати лет. По всем законам он считался непригодным для брака и создания семьи. Никто и никогда не выбрал бы Чу Ваньнина, не желая проклясть свой род. Но брак с ним не должен был обернуться счастьем для Мо Жаня, он должен был стать самым страшным наказанием. В день когда Мо Чжэньян объявил о своём решении, Мо Жань сначала не поверил в это. Его отец никогда бы так с ним не поступил. А когда оказалось, что нет — поступил, — альфа впал в ярость. Он воспринял этот поступок не иначе, как предательство, объявив, что отрекается от отца. Но слово императора — закон. Принц обязывался его исполнять. Да, Мо Жань проглотил тухлый кусок мяса, брошенный ему отцом, но никто не в праве упрекнуть наследного принца, как тот относился к навязанному супругу, ведь тот был всего лишь купленной вещью. Никаких отношений между ними не было. Мо Жань хоть и прошёл обряд бракосочетания, продолжил жить как жил даже при наличии живого супруга. Он всё также спал с кем хотел, часто посещал бордели, вилял радостно хвостом перед Ши Мэем и всячески развлекался. По обычаям, когда омега вступал в брак с альфой, он становился частью семьи мужа, который обязывался заботиться о нём вместо отца. Но о Чу Ваньнине не заботился даже его родной отец, так почему это должен был делать Мо Жань? Спустя несколько месяцев Мо Жань узнал, что Чу Ваньнину выделили свой дворец. Госпожа Нин распорядилась поселить его в Павильоне Алого Лотоса, самом отдалённом ото всех дворце. После этого о Чу Ваньнине никто не вспоминал. Пока отец не умер, и не пришла очередь Мо Жаня взойти на престол. Тогда Чу Ваньнин сам пришёл к нему. Сейчас Мо Вэйюй понимал, что никогда не стал бы достойным человеком без Чу Ваньнина. Он стал для новоявленного императора всем. Наставником, который занимался его образованием, учил и помогал во всём, не взирая на оскорбления, льющиеся из грязного рта Мо Жаня, его невежество и нежелание учиться. Чу Ваньнин сносил всё, снова с снова пытаясь вбить в эту пустую голову хоть какие-то знания. Партнёром, помогающим ему карабкаться вверх по политической лестнице. Он всегда стоял за его спиной, как правая рука, и незаметно направлял, день за днём стараясь показать Мо Жаню, как найти выход из западни, как не превратить жизнь простого народа в кошмар наяву, как облегчить существование своим подданным. Другом, оказывавшим неустанную поддержку. С непроницаемым выражением лица, Чу Ваньнин выхаживал его в моменты тяжёлой болезни, готовил для него любимое блюдо, хотя совершенно не умел этого делать, старался сдержанно хвалить неуклюжие попытки Мо Жаня меняться в лучшую сторону. Возлюбленным. Они провели подле друг друга много лет. И привязанность, что появилась между ними, была вполне себе естественна. Их отношения нельзя было назвать простыми, ведь они создавались на руинах: камень за камнем закладывался новый фундамент, пока на нём не вырос огромный и прочный дворец. Внутри которого на троне восседал образованный и воспитанный император, наступающий на бессмертных, Тасянь-Цзюнь. Прозвище, соединившее в себе двух людей. Чувства Мо Жаня прорастали медленно. Его ненависть к Чу Ваньнину постепенно сходила на нет, не понимая, чем же ей стоит подпитываться, но в душе своей он хранил глубокую обиду на отца, навязавшего ему этот брак, а соответственно и на выбранного супруга. Долго Мо Вэйюй шёл к пониманию и принятию, что любовь родителя не всегда была всепрощающей. Чу Ваньнин поставил Мо Жаня на ноги, отдал ему все свои знания, вложил в него часть своей души. И, поняв, что больше ему здесь делать нечего, собирался уйти. Это был кошмар, которого Мо Жань даже не мог предвидеть. Он знал, насколько упрямым в своих убеждениях был Чу Ваньнин, и понимал, что переубедить его будет непросто. Все планы и представления Мо Вэйюя о признании в любви очень удачно вылетели из головы. Его косноязычие вернулось к нему в один момент, словно и не вбивал ему в голову Чу Ваньнин ничего. Сбивчивое торопливое признание закреплялось слезившимися глазами и мольбами, стоя на коленях. Все попытки поднять его на ноги разбивались о непрерывающиеся причитания. Он отказывался давать развод, шантажировал Чу Ваньнина в ответ, что сам примет постриг и бросит империю, что просто выпьет яда, если супруг уйдёт. В конце концов Чу Ваньнин сдался, понимая, что с идиотами спорить бесполезно. Он пересмотрел свою тактику, стараясь действовать осторожнее, чтобы не спровоцировать Мо Вэйюя на очередной спектакль с проливанием слёз. Однако омега ещё не знал, что и Мо Жань, будучи его лучшим учеником, избрал точно такую же тактику. И время было на стороне вовсе не Чу Ваньнина. Мо Жань всегда знал, что он делает для Чу Ваньнина недостаточно, что тот заслуживает большего. Чем осознаннее становился Мо Вэйюй, тем сильнее он любил Чу Ваньнина. Однако судьба неспроста носила имя злодейки. Когда казалось бы их жизнь наконец-то наладилась, их чувства были взаимны, а цели и планы простирались на многие годы вперёд, словно по щелчку чьих-то изящных пальцев всё обернулось прахом в руках Мо Жаня. Истекшее кровью тело Чу Ваньнина, их родившийся мёртвым ребёнок. Все мечты и стремления. В один момент не стало ничего. Чу Ваньнин умер и мир Мо Жаня рухнул. Оставшись совсем один, каждый день Мо Вэйюй мечтал найти способ повернуть время вспять, но такого просто не было. Ни в одном древнем трактате не упоминалось о возможности отмотать время назад. Он перерыл верх дном всю библиотеку отца, собираемую не одним поколением семьи Мо, но так ничего и не нашёл. Всё, что Мо Жань смог — это поместить тело Чу Ваньнина в пруд около Павильона Алого Лотоса и поддерживать его нетленным, подобно безумному заклинателю из легенды, в надежде всё-таки найти какой-нибудь способ. Слёзы, всеми силами сдерживаемые Мо Жанем, перелились через край и заструились по щекам, сразу же капая с подбородка на землю. Картина перед глазами стала размытой. Альфа моргал снова и снова, стараясь кое-как сдержать подступающие рыдание. Негнущиеся ноги сделали пару шагов, но голова предательски закружилась, тело покачнулось, готовое упасть. Мо Жаню хотелось проклясть его, в одно мгновение обессилившее. — А… — вырвалось из его рта. — Ва… Однако не успел он произнести слово полностью, как что-то вцепилось ему в руку. Мо Вэйюй резко обернулся, чтобы посмотреть, что произошло, но от этого голова его закружилась ещё сильнее. — Старший брат! — услышал он чей-то крик совсем рядом, но всё вращалось вокруг. — Да что б тебя! — вторил кому-то недовольный голос Сюэ Мэна, а тело Мо Жаня полностью обмякло, медленно оседая на землю. Чернота стала стремительно заполнять разум принца, но в этой темноте он со всей ясностью видел лишь одного человека, так трепетно любимого, но потерянного. — Как же ты заебал… Это было последним, что довелось ему услышать, прежде чем сознание помутилось окончательно. *** Мадам Ван суетилась вокруг постели, на которой лежал Мо Жань. Там же стоял обеспокоенный Мо Чжэньян и постоянно что-то спрашивал у неё. Ван Чуцин обессиленно пожала плечами, и лицо императора посерело. Наблюдавший за этой картиной Мо Цинван, потерянно поджимал губы, не зная, что делать. Рядом с ним, не переставая, чертыхался Сюэ Мэн, выплёвывая одно за другим оскорбления в сторону потерявшего сознание Мо Жаня. Напуганный странным поведением старшего брата, Мо Цинван тайком выбрался следом, боясь, что может случиться что-то плохое. Заметив, как Второй принц выскальзывает из большого зала, за ним поспешил Сюэ Мэн, явно не желавший оставаться непросвещённым. Так они и шли цепочкой по следам Мо Жаня. Сначала всё было нормально, казалось, прогулка благотворно влияет на их брата, и его нездоровый цвет лица стал лучше. Он развлекал себя пинанием камня, и Мо Цинван даже успел подумать, что он ошибся, и с Мо Жанем всё в порядке, просто ему нужно было выйти на свежий воздух. И стоило ему закончить эту мысль, как Мо Вэйюй встал в ступор, округлившимися глазами уставившись куда-то перед собой. Из-за большого расстояния из своего укрытия Мо Цинван не смог понять, кого же мог увидеть старший брат. Но кто бы там не стоял пугающая реакция Мо Жаня выбила почву из-под ног альфы. Он слышал невнятные обрывки слов, разобрать которые просто не представлялось возможным, но стоило увидеть, как Мо Жаня начало шатать из стороны в сторону, а лицо его утратило последние краски, и Мо Цинван потерял всякое терпение. Он забыл абсолютно всё, чему его учила матушка. О какой гордости и идеальности внешнего вида может идти речь, когда дорогой твоему сердцу человек находится в опасности? Мо Цинван выбежал из своего укрытия и мгновенно подхватил Мо Жаня под руку, окликая его. Но расфокусированный взгляд старшего брата ясно дал понять, что тот совершенно не осознаёт того, что происходит. Следом за Мо Цинваном тут же выбежал Сюэ Мэн. Не успел Второй принц удивиться, как тот, последовав его примеру, подхватил Мо Вэйюй под другую руку, прилагая все силы, чтобы не дать ему упасть. Хоть Сюэ Мэн до сих пор выглядел ужасно недовольным и постоянно ругался, он всё равно был взволнованным, и Мо Цинван не удержался — тихонько поманил кузена, чтобы тот пошёл за ним. Сюэ Цзымин нахмурился, но всё-таки последовал невысказанной просьбе Второго принца. Незаметно они вышли на улицу, где не было ни души. Только внимательно осмотревшись и убедившись, что их разговор никто не подслушает, Мо Цинван подал голос. — Тебе не кажется это странным? — тихо спросил он, дождавшись пока Сюэ Мэн встанет с ним рядом. — Что именно? — непонимающе нахмурился альфа, складывая руки на груди. — Состояние Жань-гэ, — пояснил он, выжидающе уставившись на кузена. — А что тут странного? Подумаешь, об ветку треснулся, как будто редко такое бывает. Мо Цинван покачал головой. — Я не про это. Ты ведь тоже видишь это, Жань-гэ ведёт себя странно. Не так, как обычно. — Что ты имеешь в виду? Хоть он и задал этот вопрос, но на самом деле прекрасно понимал, о чём говорил Мо Цинван. Сюэ Цзымин вырос вместе с Мо Жанем, поэтому Маленький Феникс знал своего кузена лучше многих. Обычный Мо Жань даже не заморачивался бы об этой ситуации: ну стукнулся об ветку, ну упал, с кем не бывает. Скорее всего в тот же день после пробуждения он сразу же сбежал бы в бордель, или же всеми силами строил из себя больного, чтобы Ши Мэй за ним поухаживал. Этот же Мо Жань выглядел сильно побитой собакой, которая больше, чем физически, пострадала психически. Постоянные слёзы, отчуждённость, апатия, галлюцинации, резкое отдаление от всех близких. Его словно подменили. И на самом деле это немного пугало. Что будет дальше? Что если это падение действительно стало знаменательным? И теперь как раньше не будет никогда? Хоть Сюэ Мэн и называл Мо Жаня тупой собакой, но это всё ещё был его бесноватый брат. То, во что он превратился теперь, было чем угодно, но не прежним балаболом и смутьяном. Казалось, что некогда пышущий здоровьем и силой юноша обернулся старцем, постоянно оплакивающим свою жизнь. Но Сюэ Мэн даже так добавил лишь: — Ты преувеличиваешь. Ведь признать, что Мо Цинван прав, это всё равно, что согласиться с тем, что больше того Мо Жаня нет и не будет. Поэтому Любимец небес снова повторил: — Это всего лишь ветка, всё с ним будет в порядке, на нём всё как на собаке заживает. Мо Цинван поджал губы, пряча своё смятение. Он надеялся, что Сюэ Мэн поддержит его, но чего именно он хотел после слов утешения, даже сам Второй принц не до конца понимал. — И всё-таки, — вновь подал голос Мо Цинван, — давай будем стараться присматривать за старшим братом. Сюэ Мэн скривился и, всеми силами демонстрируя, как ему это не нравится, кивнул головой.