***
Сано Манджиро пахнет колосьями пшеницы, вольными золотыми полями, открывавшимися средь густых зарослей. Майки пахнет молочным шоколадом, трепетно-сладко, настолько, что Дракен иногда лицо кривит от сладости аромата. Он ощущается чутким шёпотом на ухо, пробирается куда-то под кожу и там остаётся. Сано руководит группировкой в свои 15, подобно вольному орлу: он не имеет стаи, но за ним следуют другие птицы. Сами по себе, за волей свободы и открытого неба, за адреналином из бойни, за резвым смехом, смешивающимся с резвящимся с волосами ветром у залива, где ненужные заботы можно оставить на берегу с зарывшимися в песок сандалиями. Он улыбается слабо, будто бы единственная радость и всё, что у него есть, сейчас перед ним — в виде ребят, купающихся неподалеку. И к нему подходит Дракен, взяв в руки шлепки, ибо проваливаться босыми ногами в песок, топя в нем пальцы поочередно — гораздо приятнее. — Куда потом? — спрашивает Кен повседневно, смотря на главу, чей взор погружён к закатному солнцу.Майки тихо смеётся, он понятия не имеет, но у него все отчего-то спрашивают. Байки ждут, когда их разогреют, чтобы резво разрывать порывы ветра. — Да… Пожалуй, останемся. Ты не против? — усмехается он, краем глаза ловя взгляд парня на себе. — У нас ещё есть уйма времени до ночи. Но кто же знал, что ночь настанет так быстро. В какой-то момент Кен находит у него на столе документы, явно крутящиеся вокруг чёрного бизнеса, не успевает вчитаться, ухватиться взглядом за болезненные строки, как дверь в комнату открывается и заходит Сано. Молчание, что повисает тугим комом в горле, напряженным взглядом в затылок. Кажется, Рюгуджи чувствует его тактильно: прикосновением ладони к своему плечу, крепко, но совсем не обнадеживающе. Будто бы ментально Сано хочет оттащить его от кипы бумаг и швырнуть на пол, подобно тому пацану, против группировки которого они не так давно дрались. Вот тут Кен боится… Боится поворачиваться, боится, что нашёл это именно у Сано дома, и что темные глаза потеряют тот мягкий цвет шоколада, сменяясь на таинство самой тёмной и непроглядной ночи. Но он поворачивается, напряжённо, скованный взглядом парня. И медленно, демонстративно поднимает лист выше, так, что эта бумажка становится самой высокой средь предметов в комнате. Кен хмурится, смотря прямо в некогда бывшие самым сладким шоколадом глаза. И, пожалуй, у Майки совсем нет оправданий на этот случай, раз он так испытывающе молчит. — Что это? — Дракен кидает лист на стол, тыкая в него в пальцем настолько строго, будто Сано — нашкодившая собачка. Но Манджиро никогда не был лишь песиком, никогда не принадлежал ни к какому хозяину и не был никому ничем обязан. Он даже не выдвигался главой банды, его избрали сами люди, по воле души и зову сердца. И он привык занимать лидерскую позицию априори. — Не твоё дело, — грубо отозвался Сано, фыркая и быстро снимая лист со стола, держа его в руках. Взгляды глаза в глаза. В одних — непонимание, скованное сильной горечью, а в других — тьма, до боли угнетающая и ни капли не влекующая, словно отталкивающая ещё дальше. И Кен чувствует это расстояние. Чувствует, что он не настолько близок Сано, раз тот не поделился такой сокровенной подлостью. Некогда доверие, отзывающееся криками чаек на берегу сменяется полностью непонятной Рюгуджи темнотой. Где не выхода не входа, идёшь наугад, надеясь, что придёшь хоть куда-то, лишь бы уйти. — Я уйду, если не прекратишь, — огрызается Кен. Нервов не хватает даже подойти ближе и влепить пощечину, агрессия напополам с растерянностью пронзает тело такой сильной болью, что сделать шаг навстречу — становится болезненным. — Уходи. Я хотел распустить вас. Кен отводит взгляд. Кажется, что посмотрит ещё раз — и глаза заполонят слёзы предательства. Почему он не рассказал? Почему скрывал? Почему вообще взялся за такую работу? — Почему? Да блять, Майки, ты знаешь, что творишь? — рывком вырываясь вперёд, Рюгуджи вцепился в его грудки мертвой хваткой, стряхивая так, словно это поможет Манджиро одуматься от того, что он строил наверняка годами. Вкус крови отзывается железом во рту, прикусывать в попытке воздержаться от резких действий язык было лишним. А в ответ — лишь мрак обреченных смотреть в глаза глаз. Уверенный и глубокий. Сано вдыхает от такого буйного действа, но этот вдох кажется совсем мертвым, абсолютно безжизненным. Будто бы он уже давно не в живых. — Уходи. — Мы можем решить это вместе блять, — откликается, перебивая, Дракен, смотрит в глаза испытывающе, будто бы преодолев бездну, там проявится хоть капля былого света. Но Кен без понятия, насколько долго это всё вообще происходит. — Уходи, — твёрдо отвечает Сано. И его лицо напрягается. — Свастонов больше не будет. Мне они не нужны. — А что тебе нужно?! Давай поговорим, блять! — он вжимает его в стену, так, чтобы не было путей отступления, листок невольно выпадает из ослабевших рук Сано. — Мне не о чем с тобой болтать, — говорит он, как отрезает, а после добавляет: — Ты разыгрался, Кенчин. И прежнее прозвище пылает таким холодом, что отталкивает парня хлеще ударов в лицо. Смотрит непонимающе на него. Выискивает былую стать, но той птице словно протиранили ножом крылья, и она больше не сможет взмыть в небо. — Да это ты блять разыгрался! Рюгуджи не умеет разговаривать. Он умеет драться, умеет отстаивать свою честь, но чтобы добывать информацию — это уже в силах Майки, но не его. Поэтому он замахивается. Потому что это лучший способ. Вырубить, отнести в неизвестное никому место… Сано ставит блок. Он спокоен. А Кен действует явно на эмоциях, и в этом его слабость, эта брешь в умениях. — Не понял? Вали! — орет на него Сано, отводя взгляд в сторону, и Кен видит в нем печаль, неизвестную ему в этих глазах ранее и сглатывает. Разворачивается, оставляя чай на столе нетронутым, и уходит. И Майки остаётся в этой темноте, не желая ее покидать вместе с ним.***
Тяжело вздохнув, Кен концентрируется на взгляде Коко, который даже к еде не притрагивается, замерев от чувственности рассказа. — Ну… В общем, как-то так. Коко сглатывает. Он знает, кто такой Майки блять Сано. — Значит… Сейшу помог тебе пережить это? — Пожалуй. Я пришёл завтра, пришёл послезавтра, но он сменил адрес, и никто из свастонов не знал, где он. Хаджиме чувствует долю тревоги, прокатывающуюся по телу металлическим шариком. Он живет с тем самым Майки, с тем самым сука Манджиро, но сказать не может ничего и, застывший от шока, он смотрит на замявшегося от чрезмерной для того искренности Дракена. — Знаю, что я не похож на того, кому вообще захочется переходить дорогу, — фыркая, Дракен хмурится, всё же сводя взгляд к Хаджиме. Такой тоскливый и болезненный. Той боли утраты Коко ещё никогда не подмечал в нем. Тем более, с Сейшу. — Но если ты сделаешь с Сейшу подобное, то, поверь, ты будешь на встречной полосе.