Damaged

       Сяо Чжань просыпается, неожиданно обнаруживая, что его разбудил Китогава, поэтому даже какое-то время не понимает, где точно находится, ведь засыпал он в квартире Ибо, а судя по присутствию парня, каким-то чудом оказался в углу. Но не изменившаяся обстановка, которую сонно оценил его взгляд, осталась по-прежнему как в комнате младшего, так что вопрос теперь в том: «Что тут делает Кит?» — Китогава? Ты для чего тут? — Чжань поднимается на кровати, потирая никак не просыпающиеся глаза. Прохладный сквозняк проходится по разогретому телу, вызывая желание вернуться под одеяло или что-нибудь срочно надеть. — У тебя какое-то дело к Ибо? Японец выглядит для себя нетипично, из-за чего возникают вопросы. Парень странно мнется на месте, избегая взгляда в глаза. — У вас что-то случилось? — Одевайся. Кое-куда надо поехать. Сяо Чжаню до ужаса неохота, но приходит мысль, что Ибо, возможно, снова что-то задумал, решив его окончательно «покорить». Наверно, заморочился с каким-то сюрпризом, поэтому и домой к себе притащил. Он, естественно, не может быть настолько ужасным, чтобы отказаться, поддавшись желанию спать, так что стягивает со спинки стула футболку, ощущая небольшой приход волнения с эйфорией, пока надевает ее на себя. — Колись, он что-то затеял? Заставил тебя помогать? — Чжань, не сдерживая улыбку, строит подозревающее лицо, в то время как лицо японца на мгновение будто судорогой сводит, как бывает перед тем, как заплакать, и он, переводя дыхание, торопится скорее уйти. Улыбка сползает с лица оплавленным воском, а изнутри пробивает тревожная дрожь. — Давай не затягивай. Я буду в машине, — Кит буквально выпрыгнул бы из комнаты, если бы Сяо Чжань не схватил его за запястье, обеспокоенно вглядываясь в лицо. — Эй, что-то правда случилось? Но тот молча стоит, словно хочет просто исчезнуть, чтобы не пришлось отвечать на вопросы и не выдерживать этот взгляд. — Кит?! Что случилось? Куда делся Ибо? Наверно, парень собирался что-то выпалить резкое, но в итоге только открыл и закрыл рот. Этого стало более чем достаточно, чтобы панический страх затопил до краев. — Где Ван Ибо?! Кит?! Ну скажи ты! — Ибо он… Он в больнице… Душа словно утекает из тела, оставляя вместо себя мерзкий звон. — Ч-чего? — Его сбила машина и… его дела… ну… совсем не хорошо. От услышанного земля, кажется, становится мягкой, в голове пустеет, от чего Чжаня сильно ведет. Плечо сносит косяк двери, и, если бы Кит не подхватил его, то он, вероятно, разбил бы лицо об пол. Пусть это окажется шуткой. Дебильной, жестокой, ведь японец — тот еще псих. Ничего, Сяо Чжань простит и забудет, только пусть Кит ему скажет, что пошутил. Потому что это элементарно не может быть правдой, Ибо буквально недавно засыпал рядом с ним. — Сяо Чжань… ты как? Поедешь? Но он наполовину не может расслышать, наполовину не может понять, лишь молча стоит, прижав ладони ко лбу. Из него будто что-то вырвали наживую, и от нахлынувшей боли хочется просто орать до хрипоты. Только почему-то истерика с криком в нем как будто застряли, ему с трудом удается банально моргать и дышать. — Сяо Чжань? Эй… Ты там не знаю… как-то держись. Чжань без понятия, как оказался в машине, каким образом к ней пришел, как давно они едут. Голова бьется на кочках об переднюю панель автомобиля, в которую он упирается лбом, наверно, один из этих особенно сильных ударов вывел его из состояния забытья. Приняв более вертикальное положение, но все еще сидя согнувшись и не подняв головы, Сяо Чжань пытается соображать понемногу, что дается весьма тяжело. Первая попытка хоть что-то сказать прошла незамеченной, голос не смог издать даже слабенький звук. Во второй раз вышло не то чтобы лучше, но Кит каким-то образом смог сложить еле слышные звуки в слова. — Как это вышло? — он, сжавшись всем телом, все так же смотрит не выше собственных ног. Откуда-то взялись кровавые ссадины на коленях, ладошки тоже сбиты и, должно быть, болят. — Меня там не было, так что я не знаю подробно, только то, что Джей рассказал, — Китогава говорит тихо, будто каждое слово дается с трудом. — У Ибо с твоим отцом были проблемы, но в этот раз серьезней, чем бывает всегда. Мы думаем, Ван Линг хотел его выслать из Штатов, поэтому и отвез в аэропорт. Ибо нам экстренно эсэмэснул, чтобы мы подобрали его у дороги, а тебя куда-нибудь увезли. Джей пригнал к нему раньше всех, а мне было ближе развернуться, чтобы добраться к тебе. А у аэропорта, когда Ибо бежал к Джею через дорогу, этот гандон сучий, блять, — японец сопит, едва заткнув поток всех ругательных слов, — ваш папаша, следом погнался и его должно было размазать едущей навстречу тачкой, но Ибо, придурок, зачем-то его оттолкнул. Этот урод все еще живой и здоровый, а Ибо чудом дожил до приезда врачей. Сяо Чжань, стиснув зубы, вдыхает, при этом крепко зажмурив глаза. Он чувствует себя как жертва таксидермии — выпотрошенная оболочка от человека, который почему-то живой. В него мучительно больно суют наполнитель, но вместо ваты будто набивают стеклом. В нем лишь ощущение бесконечного горя, собственного бессилия, необъятнейшей злобы, которые грозят его разорвать. Кричать бы, вопить, проклинать все на свете, чтобы хоть как-то облегчить всю эту боль, но его словно разбил «чувственный паралич», Чжань бы и рад это сделать, но не может заставить выйти эти эмоции из себя. Все что ему остается — это молча спрятаться в локте, снова уткнувшись в панель машины, надеясь на то, что в конце дороги он, открыв глаза, обнаружит, что это кошмарнейший сон. Но, к несчастью, это так не работает. Кит паркуется у огромного больничного здания, они уже поднимаются на лифте на третий этаж, но Сяо Чжань все так и не может проснуться, как бы больно он себя ни щипал. Больничный запах сейчас кажется особенно противным и едким, от чего еще больше тошнит. За створками лифта в ярко светящемся холле рядом с креслами для ожидания Чжань сразу видит отца. Одного взгляда на него предостаточно, чтобы его губы сами собой задрожали от злости, ненависти и желания его разорвать. Поодаль там же на креслах, ссутулившись, сидит Джей, Чжочэн устроился на полу, а Цзыи маячит перед ними, растирая черные потеки косметики на опухших щеках. Миссис Ван сидит еще дальше, как призрак, сливаясь с побелкой на белой стене. Парни встают, заметив появление Сяо Чжаня, Цзыи делает шаг навстречу, но Джей придерживает ее за руку, не позволяя идти дальше, увидев, что Ван Линг неуверенно двинулся к сыну. Мужчина словно испуган, растерян и неожиданно прячет от Чжаня глаза. Ему тоже немного досталось, судя по многочисленным ссадинам и зафиксированной в согнутом положении руке. Это злит еще больше, не вызвав ни капли сочувствия, потому что несколько пластырей и заботливо переплетенные эластичные бинты — все чем он отделался, в то время как Ибо, скорее всего, не может элементарно без аппаратов дышать. Сяо Чжань стискивает челюсть до зубовного скрежета, от чего Кит, сжав его локоть, предупреждает, что в больнице себя нужно сдерживать. — А-Чжань, — отец впервые перед ним в таком виде: уменьшился будто вдвое и не знает, что надо сказать. Открыв и закрыв рот, он выдает бормочущий набор звуков: — Я-я-я… он просто должен был улететь… — Я не хочу тебя слышать. — А-Чжань, ты не такой… Ты славный ребенок… Я… Он правда… Я не… — Че ты мямлишь? — Сяо Чжань рявкает с остервенением, обрывая его. — Наконец-то чувствуешь, что виноват? — Его кроет так сильно впервые, он больше похож на животное, способное разодрать отца в клочья и наслаждаться тем, как тот прочувствует эту боль. — Как тебе, блять, живется после того как ты издевался, пренебрегал и теперь покалечил единственного человека, который тебя реально любил. Ты был нужен ему с самого детства, несмотря на все то, что ты ему делал, несмотря на все то, что он делал в ответ. — Эмоции переполняют, слезы начинают течь сами собой, сердце разрывается от боли, от мыслей о том, что Ибо нуждался в отце, каким бы тот ни был. — Не использовал тебя в своих целях, ты просто был нужен ему как отец. Он и собой рискнул, скорее всего, ни секунды не размышляя, а тебе даже после этого, наверно, совершенно плевать на него. Пощечина отрезвляет. Тяжелая, прилетевшая ниоткуда, но вот только ударил его не отец, он, наоборот, за него тут же вступился, перекрывая сына собой. — Не смей его трогать! — Ты его сын?! Да вы… Вы специально? Едва повернув голову, все еще находясь в прострации, сквозь пелену в глазах, Сяо Чжань узнает миссис Ван. Он был ослеплен, выкрикивая за Ибо невысказанные обиды, не заметив как она подошла. — Как у тебя хватило наглости приближаться к Ибо? А ты… — ее жесткое, безразличное лицо плывет словно маска, от в который раз подступающих слез, из-за чего она с трудом говорит, — ты это сделал из-за него? — женщина кивает на Сяо Чжаня, обращаясь к бывшему мужу. — Больной! Не хотел, чтобы Ибо с ним общался?! Поэтому решил его просто убить?! — миссис Ван орет, сотрясаясь всем телом, кажется, что она в эту секунду натурально сходит с ума. И хотя Ван Линг ей не отвечает, на его лице нет и тени раздражения или высокомерия. — Как ты… как вы… Что только вам от нас надо? — она больше не сдерживает рыданий, резко опускаясь на корточки, после и вовсе сев на полу. Женщина представляет из себя воплощение боли и горя, Ван Линг отчего-то старается на нее не смотреть. Сжимает зубы, кажется, до противного скрипа, глядя в никуда с омертвевшим лицом. Сяо Чжань только сейчас замечает, как рука отца почти что трясется, сминая в руке знакомого вида ветровку, ту самую, что еще утром была на Ибо. Он не может отвести взгляда от вещи, за которую, как за последнюю соломинку, держится сжавшийся всем телом отец, от миссис Ван, выплескивающей все свое горе, и на него вдруг находит искусственное спокойствие, похожее на отрешение с пустотой. Словно он горел до этого чувствами и эмоциями, как спичка, а теперь этот огонь сжег его до конца, оставив огарок. Эти два взрослых человека рядом с ним воспринимаются как одинаково жалкие неудачники, каждый из которых старался выкручиваться для собственного счастья как может, но в итоге оба все равно здесь. — Как же вы вокруг себя всё испортили, к этому же я отношу мою мать, — Сяо Чжань говорит тихо, спокойно, непроизвольно заставляя обратить на себя внимание. Все будто стихло, и на нем сомкнулись все взгляды. — Всё чего-то мудрили, вертели, манипулировали, думали, как бы вам было лучше, и вот какой получили итог. Вы испоганили свои жизни, а теперь подобрались к нашей с Ибо. Почему мы должны страдать из-за ваших ошибок? Низко и подло заводить ребенка, чтобы манипулировать кем-то, — он смотрит на миссис Ван, а она, сжав губы, отворачивает голову в сторону, — но если это все же случилось, и все равно пришлось разводиться, можно было разбежаться по-мирному, — взгляд перемещается на отца, который на него все так же не смотрит. — Все могло бы быть по-другому. Вы могли быть обычными бывшими, которые без интриг разошлись, ты бы мог относиться к Ибо хотя бы терпимо, а в ответ не получать столько проблем от него. Мне не пришлось бы испытывать стыд и вину, будто именно я у него что-то отнял. Все мы не пришли бы к такой жизни, а он бы тут сейчас не лежал, — от этих слов болезненно горько, тем более от понимания, что это было легко воплотить. — Секрет счастья был очевиден, просто нужно было быть чуть меньше эгоистичными и чуть больше людьми. Сяо Чжань сказал слишком много для человека, который совсем недавно едва мог говорить. В холле пролетает взволнованный вихрь врачей, врываясь в палату операционной, из-за дверей которой донесся писк всевозможных устройств и аппаратов, прежде чем их успели закрыть. Дрожь от тревоги с паническим страхом пробирает все тело, на реакции друзей Чжань не хочет смотреть. Ему неизвестно, кто тот пострадавший, кого так отчаянно пытаются не потерять, но очень страшно понять хотя бы по короткому вздоху, что этот пострадавший — Ибо. От одного предположения о подобном, горло сводит так, что дышать невозможно, еще хуже от вида, как отец неосознанно прижимает ветровку ближе к себе совсем уже дрожащей рукой. Эта деталь так красноречиво говорит довольно о многом, как и о том, кого стараются спасти. Силы уходят на то, чтобы обратиться к мужчине, хотя он не уверен, сможет ли издать хотя бы чуть слышимый звук: — Если Ибо отсюда не выйдет, у тебя не останется больше семьи, — Сяо Чжань не отводит глаз от чужой вещи, прижатой Ван Лингом близко к себе. Отношение к отцу сейчас такое холодное и безразличное, что прежний он сам себя бы вряд ли узнал. — Не будет ни того, кому ты был нужен, и не останется того, кто нужен тебе. Я, конечно, благодарен за все, что ты для меня делал, но после сегодняшнего ты перестанешь быть для меня даже приемным отцом.

***

Лучи рассветного солнца окрашивают крыло самолета в красиво-розовый, заставив пассажиров у иллюминаторов тыкать в стекло камерами телефонов. Желание подремать вытесняет интерес к созерцанию розовых облаков, от чего бейсболка еще сильнее ползет на лоб, закрывая глаза. Перелет был не из легких, с долгими пересадками и скитаниями по аэропортам. Приветственная речь от пилота была прослушана минимум трижды, и наконец-то через пару часов Сяо Чжань вернется в Нью-Йорк. В Токио ему, в целом, понравилось, но оставаться жить он бы там не хотел. Может, причина в неудачном времени года: Чжань был вынужден поехать в сезон дождей, поэтому все это время, находясь в тепле и испарениях, чувствовал себя как уже гниющий росток в парнике. А может, виной всему то, что он был там один, хотя полететь впервые в Японию планировал вместе с Ибо. Ходить с ним по улочкам, таскаться по тематическим лавкам и стилизованным для аниме-фанов кафе; наблюдать, как тот не понимает, из-за чего вокруг этой рисованной культуры столько шумихи, но везде за ним следует, стараясь поддерживать его фанатское восхищение. Жаль, но за все то время, что Чжаню выпало с ним провести, он так и не смог приобщить Ибо к этому «клубу». Еще сильнее жаль, что план с совместной поездкой в Японию не получилось осуществить. Утешает тот факт, что визит в эту страну был не совсем туристического формата, Сяо Чжань поехал туда по делам. Он закончил свою первую полноформатную мангу и рванул в Японию, чтобы попробовать пробиться в печать. Да, он фанатик, ему хотелось, чтобы его издали именно там. Токио, Йокогаму, Осаку заливает, а в Манхэттене время жарких, солнечных дней. Люди ходят в открытой одежде, уже как полмесяца открыли пляжный сезон, и никаких дождей на горизонте. Город стал к нему дружелюбней, или, может, что-то поменялось именно в нем. Сяо Чжань ехал в Штаты почти что наивным ребенком, мечтавшим познакомиться с интригующим братом, по возможности собрать воедино семью, вот только реальность слегка подкачала, заставив в ускоренном ритме взрослеть. Прошло уже полных три года с тех пор как его везли к вилле, которую он должен был принять как свой новый дом. С тех пор многое поменялось, теперь-то из аэропорта тащиться приходится самому, самостоятельно нести тяжелую сумку и добираться автобусом, при этом пересев раза два. Виллу Чжань в последний раз видел, когда собирал вещи, разорвав связи с отцом, но если кто спросит: нет, он не жалеет, несмотря на то, что из его жизни пропал «материальный» комфорт. Пусть его съемная квартира-малютка не очень удобна, в доме нет лифта, да и находится на неприглядной улице Вашингтон-Хайнтс, но здесь Чжань чувствует жизнь по-другому, будто до этого он имитировал, понарошку ее проживал. Телефон вибрирует где-то в забитом всякой всячиной кармане, так что, чтобы добраться до него, приходится вытряхнуть кучу бумажек, наушники, жвачку и каким-то образом там оказавшийся провод USB. — Да, братишка. — Лапуша, ты приземлился? По времени должен был уже прилететь. Сяо Чжань непроизвольно обращает взгляд на руку с часами, запыхавшись, преодолевая последний лестничный пролет. — Ага, уже почти дотопал домой. Что в итоге с планом на вечер? Все еще в силе, успеете? — Боже… не спрашивай. Когда мы встретимся, будь готов, что я буду с густой сединой. Эти дикари все мозги мне сожрали, пока я пытаюсь придать им божеский вид. И если на Чечена я могу рявкнуть для устрашения, то на бесячего карлика подействует разве что дуло, направленное в лоб. — Я не буду краситься, даже не думай! Чжань слышит выкрик японца, за которым следует китайский мат и звучный шлепок. — Ей-богу, если мне не вколют мощный транквилизатор, то я кого-нибудь точно убью. — Не, бро, не надо. У меня нет столько денег, чтобы потом тебя откупить. А вообще, может быть не поверишь, но я по всей этой дурке скучал, — он останавливается около своей двери, скинув сумку и разминая отнимающееся плечо. — Слушай, как думаешь, не странно купить цветы для такой даты? — Ну-у-у, в общем, как хочешь, но я не помню, чтобы Ибо когда-то такое любил. — Эй, твоя помощь не помогает. Ладно, — Чжаню заметно легчает, когда замок в дверях щелкает, оповестив, что он дома и наконец отдохнет, — решу по настроению. А ты держись там, не убей никого, пока я не приду. — Да не парься, я профессионально избавлюсь от тел, никто никогда не найдет. Ты главное выспись, не хочу потом слышать, что тебя вырубает, ты устал и хочешь домой. «До вечера времени валом, высплюсь с запасом», — именно так, кажется, всего минуту назад ответил Цзыи Сяо Чжань, но на улице уже вечер, он стоит перед входом в ночник с ощущением, словно ни грамма не спал. Перед тем как войти, его пальцы на автомате одергивают воротник идеально сидящей рубашки и взволнованно сжимают темно-красный букет. Дресс-код на сегодняшний вечер — черный, из-за чего его не покидает мощный флэшбэк: Бостон, он, как сегодня, весь в черном, Ибо признает то, что он не так уж убог. Жаль только, волосы больше не длинные, хотя Чжань честно пытался их отрастить. Проблема заключалась в том, что у него кончалось терпение, когда пряди, подрастая, начинали мешать. Максимум месяц ежедневных мучений, и в один прекрасный день, психанув, он отправлялся в салон все отрезать. Дилемму с цветами решили все те же флэшбэки. В прошлый раз на нем был красный пояс, в этот раз пусть красным акцентом будут розы. Ночник спустя годы такой же: качает музыкой и бьет световыми вспышками по глазам, пьянит, оглушает, но с течением времени ощущается как родной. Он «видел» достаточно важных событий и, скорее всего, будет тем местом для ностальгии, в которое едут вспоминать о былом. Их компания забронировала небольшое пространство со столиками на втором этаже, так что Сяо Чжань в зале не медлит, сразу поднимаясь туда. На последней ступеньке он встречается с девушкой, потягивающей через трубочку явно алкогольный коктейль. На ней черное платье, уходящее к полу, бретели которого отделаны красными бусами и хитро переплетаются на спине. Она, прикусив соломинку, окидывает Сяо Чжаня заинтересованным взглядом, оценивая с ног до головы. — Молодой человек, этим вечером я к вам буду подкатывать. — Можете не напрягаться, я заочно вами сражен. Им бы хотелось продолжать игру в флирт и подкаты, только улыбка слишком быстро захватывает лицо. Чжань, широко шагнув ближе, первым ее обнимает, прижимая к себе свободной рукой. Слушает ее: «Наконец ты пришел», произнесенное с облегчением, ощущая, что вот теперь он реально вернулся домой. Но эйфория держится недолго, прерываясь выкриком: «Бро, я скучал!» Его едва с ног не сбивают, налетев с разгона и охватывают руками и ногами, повиснув, как коала, у него на спине. — Чечен, придурок, ты его так задушишь! Парня с громким звуком лупят по заду, вынуждая слезать с демонстративно недовольным лицом. Вообще, Сяо Чжаня всегда поражает то, в каком по-детски искреннем виде этот уже огромный мужчина демонстрирует свою привязанность и любовь. За годы, что они с ним знакомы, его лицо, повзрослев, заострилось, перестало быть мальчишеским, став совершенно мужским. Он рядом с Чжанем такой большой, взрослый, солидный, в черной рубашке с воротником, отделанным красными бусинами по краям, и едва ли похож на человека, способного вот так по-детски открыто себя проявлять. — Ну как обычно… Конечно! Такая милая с Сяо Чжанем: «лапуша», «наконец-то приехал», а как со мной, так: «придурок», «чечен». — Ну так он мозг мне не долбит. Ты скажи спасибо, что вообще все еще жив после сегодняшних выкрутасов. Кстати, Чжань-Чжань, зацени, — девушка принимает разнообразные позы, показывая себя со всех сторон. — Какова чертовка сегодня?! Ну и этот нервотрепатель вроде тоже совсем ничего. — Я миллиарды раз говорил, что ты просто потрясна! Но, конечно, кому оно надо. Не Сяо Чжань же это сказал. Цзыи и Чжочэн как обычно собачатся, наверно, это не изменится в них никогда. Но по правде это и не нужно менять, в этом общении их особенный шарм. Среди колонн, горящих неоновым светом, за столиком чуть сбоку от них сидит еще один парень, изображающий абсолютное погружение в игру на телефоне. Он игнорирует присутствие Чжаня явно демонстративно, на что тот, качнув головой, хмыкает, потому что именно этого ожидал. Цзыи, проследив траекторию его взгляда, наблюдает это дурацкое поведение и, быстро изменившись в лице, сворачивает с угрожающим видом трубочку, после чего, прицелившись, бросает ее, зарядив по чужой голове. — Эй, снизойди, поздоровайся! — Нет, лучше уж лучше выстрелите мне в рот. Этот китаец даже из Японии меня задолбал, — ответ звучит монотонно, без злости, пока парень так и продолжает рубится в телефоне. — Этот придурок названивал мне сто раз за день, будто я его мама, жил в моей комнате, и мой дед, вдобавок, говорил о нем постоянно. «Сяо Чжань это, Сяо Чжань то, мы с Сяо Чжанем туда сходили, мы с Сяо Чжанем то сделали, он такой славный, тебе бы у него поучиться». Бесит, ей-богу, — он, нервно цокнув, начинает играть, уже с напряженным видом, — сначала увел моего друга, а сейчас моему старику башку задурил. Теперь его зовут чаще Таичи и лишь иногда, по старой привычке, у кого-нибудь может вылететь «Кит». Он все еще с дредами, но уже совсем короткими, а на лицо, как до отъезда из Осаки, снова вернулись очки. Одежда на нем, как у всех по дресс-коду, и если не знать Китогаву, то можно подумать, что он какой-нибудь музыкальный продюсер или начинающий режиссер. — А ну разойдитесь, — на верхних ступенях появляется Джейден с подносом, заставленным стаканами и бутылками на любой вкус, — пора загружать стол бухлом и едой. Не знаю как вы, а я нажрусь в сопли, ибо эта взрослая жизнь меня допекла. — Так, дорогуша, сбавь обороты, — отдергивает его следом идущая Рэйчел с подносом, забитым едой, — говорю сразу, я завтра не собираюсь бегать с тазиком за тобой. Прошел уже год, как они поженились и это самые здоровые отношения, которые Сяо Чжань когда-либо встречал. Друзья приходят в движение, начав суетиться, оценивать закуски, с видом знатоков рассматривать алкоголь, за ними даже наблюдать по-особенному приятно, так что Чжань, так и не двинувшись с места, смотрит со стороны. — А обо мне и не вспомнил. Обидно, — голос накатывает из-за спины, мгновенно взволновав сердце, а слова проходятся по макушке, преобразовавшись в мурашки, расползающиеся по голове. — Хоть бы ради приличия, из вежливости спросить. — Не наговаривай. Я о тебе никогда не забываю, — Сяо Чжань произносит заниженным тоном, при этом с трудом сдерживаясь, чтобы просто не наброситься и заобнимать до хруста в теле. — Просто откладывал этот вопрос на «попозже». — Ну да, ну да, скажи еще, что оставил самое интересное на потом. Чжань разворачивается с дразнящей сдержанностью, хотя знает заочно, что долго в этой игре не протянет, да он ее уже проиграл. Его взгляд проходится по фигуре напротив с устрашающей жадностью, ну и пусть, ему можно, он слишком сильно скучал. Парень перед ним чертовски горяч в своем черном костюме, с расстегнутым воротом и чуть небрежной укладкой, старший обязательно позже поблагодарит за все это Цзыи. В ответ смотрят почти плотоядно, от чего все сжимается в груди. Ему довелось ощущать на себе достаточно жаждущих взглядов, но с таким зависимым обожанием смотрел только Ибо. — О, вау, цветы? Удивляешь. Мне букетов еще никто не дарил, — младший скашивает глаза на темные розы всего на мгновенье, после снова забываясь, разглядывая лицо перед собой. — У тебя до этого были паршивые парни. К тому же сегодня твой выпускной, — Сяо Чжань протягивает букет, тоже не отводя взгляда. Ибо берется за стебли, при этом конечно «случайно», но неестественно для «случайности» долго оглаживает чужие костяшки. — Предупреждаю, мне может это понравиться. — Тогда начну покупать каждый день. Зрительный контакт ни на миг не прервался, и чертовски хотелось бы, чтобы они тут были одни. Сяо Чжань слишком слаб перед Ибо с таким взглядом, да что там выдумывать, он слаб перед ним почти что всегда. Приятная тяжесть руки на собственной талии делает самоконтроль невыносимым, тем более когда его по-собственнически притягивают ближе к себе. — Ван Ибо, поскромнее. К сожалению, мы не наедине. — Они уже многое видели, так что вряд ли у нас получится их удивить, — младший тяжело и томно смотрит на губы, а Чжань переходит в позицию «глубоко пофиг на все». Пусть Ибо его поцелует, плевать, даже если кто-то посторонний будет смотреть на них, пусть освистывают или кричат — ему все равно. Он уже почти чувствовал его на своих губах. — Божечки! Опоздала? — Сюань Лу налетает на них, как из ниоткуда, по очевидным причинам ни один из них не заметил, как она вбежала по лестнице, при этом пропуская ступени через одну. — Да нет, — Ибо совсем не скрывает досаду от того, что она испортила такой интимный момент, — к несчастью, пришла слишком рано. — Ты, как обычно, приветлив, — девушка говорит с ощутимым сарказмом, — Чжань-Чжань, с возвращением! В этом городе не хватало тебя, — она обнимает его и чмокает в щеку, игнорируя то, как перекашивается у Ибо лицо, а затем она и вовсе, втиснувшись между ними, закидывает руку каждому на плечо: — Мне есть, что вам рассказать. — Лу-Лу, не теряй на них время, давай лучше к нам! — Цзыи окликает подругу, демонстрируя бутылку виски, подняв ее над головой. — У меня хорошие новости! — Сюань Лу кричит ей в ответ, вынудив Ибо от громкости крика дернуть вбок головой. Держа парней все так же за плечи, она направляется к столикам, волоча их за собой. — Я теперь официально стилист в модельном агентстве. Сегодня истек мой испытательный срок, который я успешно прошла. — О-о-о, молодец! — Чжочэн привычно стукает девушку кулаком, возможно, чуть не рассчитав силу, судя по тому как она, неловко улыбаясь, потирает плечо. — Я в тебе не сомневалась, — Цзыи обнимает ее, словно гордый родитель, или будто это ее личный успех. — Так, раз уж на то пошло, Сяо Чжань, ты тоже давай признавайся, как в издательстве все прошло? — Ну… — он дергает уголком губ и стыдливо отводит от друзей взгляд. — Вообще-то… — Не говори, что не взяли, — восклицает Чэн, искренне удивляясь и возмущаясь, пока все вокруг огорченно притихли, очевидно не зная, что на это сказать. Ибо бросает вопросительный взгляд на Сяо Чжаня, ткнув локтем в его бок, пока Джей неловко и, как всегда, по-отцовски успокаивает, уверяя, что нет ничего страшного в том, чтобы провалить первый раз. Передерживать эту сцену нет смысла, так что Чжань совсем не сопротивляется, когда улыбка на лице его выдает. — Да ладно, расслабьтесь. Я прикольнулся. На самом деле со мной заключили контракт. — Вот же говнюк! Я так пересралась! — Цзыи оказывается рядом молниеносно и, даже несмотря на длинное платье, умудряется пнуть друга в бедро. — Сейчас как вмажу по твоей симпатичной роже! Она замахивается, но вместо того чтобы стукнуть, закидывает руку на плечо, чтобы обнять. За ней повторяет рядом стоящая Сюань Лу, затем с ликующим выкриком присоединяется Чэн. К ним также подходят Джей, Рэйчел и Китогава, хотя последний делает вид, что ему это в тягость, а Ибо привычно держится в стороне. Он по-прежнему стыдится проявлять свою или принимать чужую тактильность, но его довольно улыбающееся лицо и обожающий взгляд ощущаются не хуже теплых объятий. Сяо Чжань сейчас непередаваемо счастлив, будто в организм выбросило весь эндорфин. Ради этого момента стоило несколько лет упорно стараться, разочаровываться в своих способностях, бросать и опять начинать, слушать отказы десятка издательств, быть на грани отчаяния, но снова идти вперед. И дело совсем не в достижении цели и не в осуществлении давней мечты, а в том, как друзья им сейчас гордятся, радуются успеху так же искренне, как своему. Не верится, что когда-то они могли быть чужими, раздражающими, проблемными, потому что теперь ощущаются самой реальной семьей. Да, их «родство» не обусловлено генетикой и биологией, но их роднит множество гораздо более ценных вещей. Их выпускной не был тем шаблонным выпускным из фильмов про школьников или студентов, где весь вечер танцуют в свете гирлянд под местные бэнды, а из выпивки только пронесенный тайком алкоголь. Их выпускной — это, скорее, мальчишник. Безбашенный, до тошноты пьяный, под долбящие на полную треки и танцы почти оголенных девчонок «go-go». Но для них это нормально, и дело вовсе не в том, что Роланд не принял их полноценно, не в том, что не хотелось всю ночь наблюдать лицемеров, которые утверждали бы, что до слез будут скучать, по правде, ночник даже не обсуждался, просто все на каком-то ментальном уровне обусловились, что проведут выпускной именно здесь. Это место их знает любыми, тут они могут быть самими собой: сходить с ума, шумно спорить, кидаться едой и пинаться, ближе к середине ночи значительно опьянев. Джей вместе с Рэйчел, как старшие, держали все под контролем, приглядывая вполглаза за каждым, а вот Сяо Чжань смотрел в оба глаза, но лишь на Ибо. Они так и не стали одной из тех пар, к каким все привыкли, которые друг от друга не отлипают и в разговорах используют омерзительно «сладенькие» слова. Глядя на них, посторонние не допустят и мысли, что они в отношениях, хотя понять это реально, стоит лишь чуть внимательней понаблюдать. Неслучайные взгляды, прикосновения, жесты, подобранные с подтекстом слова — они используют это так, что друзья невольно краснеют, и делают вид, что либо не видят и не понимают, либо начинают передразнивать их и стебать. Но сегодня эти двое были чуть ближе, даже на людях, хотя Чжань все равно каким-то образом умудрился Ибо потерять. Он знает, что младший, скорее всего, скрылся на крыше, но не знает, ждет ли его или хочет уединиться. Какой вариант будет верным, можно узнать, только прямо спросив, так что старший на свой страх и риск выходит к нему. — Мне к тебе можно или у тебя минутка переосмысления жизни? Погода выдалась жаркой, и, несмотря на уже позднюю ночь, на крыше по-прежнему душно. Ибо привычно стоит на краю здания, но теперь оставаясь с безопасной стороны от перил. В губах зажата незажженная сигарета, не так давно он неожиданно решил бросить курить. И у него правда выходит, он честно не курит, может лишь привычно подержать во рту сигарету, когда о чем-то думает или всерьез огорчен. — Ты сталкеришь за мной целый вечер. — Да. Но ты не очень-то возражал, — Сяо Чжань, улыбнувшись, подходит ближе к нему. — Цзыи уболтала диджеев поставить медляк. Мы же с тобой потанцуем? — Ты же знаешь, что я не умею. — Не отмазывайся, потоптаться на месте может каждый дурак. Ибо, оценив сказанное, усмехается и, выбросив сигарету с края крыши вниз, тут же придвигается к Сяо Чжаню вплотную. — Так и тянет ответить, что я не дурак, — он ждет реакцию, глядя в лицо с интересом, а затем все же предлагает старшему руку, несмотря на сказанные слова. Музыки здесь почти не слышно, лишь приглушенные басы и искаженный вокал, хотя будь вместо этих отголосков просто фон города, это тоже вполне бы сошло. Более того, это скорее скрашивает атмосферу, но самое главное то, что они здесь одни. Важнее неловких «топтаний» — очень близкое расстояние, глубокие взгляды, касания и молчаливое обожание, читаемое в потемневших глазах. Ибо необыкновенно расслаблен, но все же есть что-то, что заставило стоять с сигаретой, что-то, что его гложет, даже если не читается на лице. — И как чувствует себя проблематик, который смог доучиться? — Сяо Чжань ему улыбается, говоря вкрадчиво, чтобы не нарушить тон атмосферы, заводя разговор очень издалека. — При этом никого не довел до увольнения и, на удивление, директор Янг не сломал об тебя свою палку и ничуть от нервов не поседел. — О-о-о, это были мои жизненно важные цели, так что чувствую, будто потерял время зря, — Ибо на это смеется и, наверно, решив удивить старшего своими танцевальными «навыками», позволяет ему провернуться у него под рукой. Вернувшись к покачиваниям на месте, он ничего больше не говорит. Чжань чувствует его напряжение в этом молчании, понимая, что чтобы там ни было, Ибо требуется это обдумать наедине с собой. Но тишина под шорох шагов длится недолго, младший сам решается заговорить: — Знаешь, я слегка в шоке, — он произносит как бы небрежно, но немного с опаской, словно тревожась о том, как отреагирует Сяо Чжань, — мне сегодня отец написал. Снизошел, чтобы отправить в смс «Поздравляю», — искусственная и горькая усмешка срывается с губ, — «надеюсь, твоя жизнь будет хорошей.» Больше ничего, кроме этого огрызка от пожелания, видимо, из себя выжать не смог. Я от этого чуть не помер: прикинь, сижу, пью себе виски спокойно, и тут эта фигня. Алкашка так и влетела мне не в то горло. Не удивлюсь, если в этом была его хитро придуманная попытка убийства, — Ибо смеется с пренебрежением, но Чжань знает, что эта реакция фальшивая. — Прикинь, он расщедрился, скинув мне деньги, так что сможем на них куда-нибудь съездить или нормальную мебель купить. Сяо Чжань на это не отвечает. Ему прекрасно известно, как по-прежнему дорого для Ибо внимание от отца. Этот ребенок травмирован насквозь отеческой нелюбовью, и что бы там ни случилось, будет искать хотя бы кроху признания от него. Ему от этого больно и неприятно, он раздраженно вскипает, получая даже намек на заботу, но на самом деле тронут и сдержанно рад. Чжань не хочет переубеждать его, настраивать против, хотя сам ненавидит факт того, что инцидент сошел отцу с рук. Он ни грамма не верит в то, что Ван Линг поменялся, не считает, что все можно забыть лишь потому, что с его помощью вернули к жизни Ибо. Ему наплевать, какие счета он платил за лечение; все равно, из каких стран нанял врачей — Сяо Чжаню нужна справедливость, ему искренне хотелось, чтобы Ван Линг отсидел. Уголовных статей собралось бы немало, но даже подать заявление никто из них не пытался, понимая, что такого уровня адвоката им не посадить. Но в любом случае, как бы Ибо ни решил к отцу относиться, Чжань свою позицию озвучил в коридоре больницы, и она не изменилась спустя пару лет. — Кстати, у меня для тебя кое-что есть, — Ибо заполняет едва возникшую паузу даже как-то резко, будто стараясь как можно быстрее поменять тему и, отпустив ладонь Сяо Чжаня, лезет в карман. — Хотел показать, когда будем дома, но мне слишком неймется, так что сделаю спойлер, чтобы тебя подразнить. Достав телефон, он быстро пробегается пальцами по иконкам, свайпает несколько раз вбок и, помедлив, взволнованно смотрит, только потом разворачивая к Чжаню экран. Торс на картинке абсолютно знакомый, сорок три шрама на прежних местах, но вот феникс поверх них засел краской на коже, теперь его явно ничем не стереть. — Так, а-а-а, ты хочешь сказать, что… — Сяо Чжань неверяще хмурится, машинально касаясь его живота. — Ага, ты все правильно понял, — Ибо улыбается гордой улыбкой, утвердительно качнув головой. — Решил забить все это уродство, забыть об ошибках, чтобы начать все с нуля. Попробую стать кем-то получше обиженного на весь свет парня, который решает проблемы через саморазрушение и кулаки. — Да ты гонишь?! Показывай! — Эй-эй-эй, тормози! — младший перехватывает его руки, когда тот хватается за рубашку, пытаясь ее одновременно и выправить из штанов, и расстегнуть. Посторонний шум, возникший на крыше, заставляет прерваться, испуганно отскочив друг от друга, словно пойманных с поличным подростков, но спустя пару мгновений они узнают в вошедших друзей. — А я говорил, что мы помешаем, — Джей говорит с осуждением, и тут непонятно, то ли чтобы действительно поругаться на глупеньких младших, то ли чтобы смутить Сяо Чжаня с Ибо. — Да пофигу, сделаем вид, будто мы их не видим, — отмахивается Китогава, ни на чуть не притормозив. У него в руках охапка на первый взгляд непонятных предметов, и только после того, как он складывает их вниз на покрытие крыши, становится ясно, что парень принес фейерверки. — Вы двое, что скажете? — Цзыи толкает Ибо своим бедром, проходя мимоходом, сжимая в руках зажигалку и пачку бенгальских огней. — Продолжите то, чем занимались или будете с нами запускать фейерверк? Если что, клянусь, мы подглядывать за вами не будем, — последнее она произносит, повысив голос, уже находясь к ним спиной. — Да нет, мы как раз договорились дома закончить, — Ибо хитро ухмыляется, бросив взгляд на Сяо Чжаня, очевидно довольный фактом, что тому все же придется сдерживать любопытство до момента, пока они не приедут домой, поэтому старшему хочется его треснуть и досадно захныкать, но все, что он себе позволяет, это прошипеть сквозь зубы, состроив угрожающее лицо. — Так, вы готовы бабахнуть? — Китогава, занятый расставлением фейерверков, чиркнув зажигалкой, оборачивается к друзьям. Воодушевленные выкрики волной проходят по крыше вместо ответа, а японец, улыбнувшись, поджигает фитиль. — 10! — начав отсчет, он отскакивает к ребятам, те же поддерживают идею, продолжив считать. — 9! Атмосфера становится волнительной и по-праздничному необычной, близкой, душевной. Сяо Чжань проходится по каждому взглядом, теперь у него не так много денег, но эти люди делают его богаче, чем он когда-либо был. — 8! Джей крепко сжимает в объятиях Рэйчел, поджигая ее бенгальский огонь. Они когда-то давно стали спасением этих младших, опекали, помогали советом, а потом точно так же приняли Чжаня, став поддержкой и для него. — 7! Сюань Лу что-то восторженно выкрикивает, размахивая руками. И хоть ни они ни сама девушка не относят себя к части компании, в сложное время она была с ними рядом, и любой при необходимости будет стоять за нее. — 6! — Дед, мы будем запускать американские фейерверки! Хочешь со мной посмотреть? Да-да, твой Сяо Чжань тоже рядом. Эй, можно мне больше внимания? Вообще-то это я тут твой внук! Японец, запустив прямую трансляцию, переговаривается со своим стариком. Китогава Таичи все такой же временами противный, как его поддельная личность, с «кодовым» именем Кит. Парень, скорее всего, вернется на родину, а Чжань, в последние годы с ним близко сдружившись, искренне будет скучать. — 5! Цзыи держит Чэна под локоть, одновременно размахивая зажженной охапкой бенгальских огней свободной рукой над головой. Парень, склонившись над ее ухом, что-то только ей слышимое произносит, от чего девушка замирает всем телом замирает, пораженно смотря перед собой, а затем, смутившись, улыбается и даже, кажется, немного краснеет. — Дурак, — она произносит смущенно, но сильнее прижимает чужой локоть к себе. У Сяо Чжаня от них пробегают мурашки и появляется чувство комфорта, а внутри как-то по-особенному тепло. У них точно все будет нормально, глядя на них, это скажет любой. — 4! Осторожное касание к пальцам отшибает от всего мира, и Чжань, повернув голову, встречается со взглядом Ибо. У него тут же заходится сердце, горит и жжется, словно вместо мышечных тканей раскаленные угли, а болезненно сентиментально-романтические чувства, кажется, задушат, разрастаясь внутри. Все то ценное, что Сяо Чжань пережил, все то, что его окружает сейчас, все это пришло к нему вместе с Ибо. В этом парне вся жизнь, все самое важное, все радости, смыслы, как будто космос просто хлопнется без него. Да, он никогда не был и сейчас не стал идеальным, травмы с расстройствами не проходят, стоит лишь захотеть, но он значительно лучше своей версии из прошлого, разительно отличаясь от того парня, которого старший впервые встретил в гостиной отца. — Что? — Сяо Чжань вопросительно кивнув, произносит одними губами, а Ибо до наивного просто улыбается, покачав головой. — Ничего. Просто люб… Слова теряются в оглушительном залпе, прозвучавшем раньше, чем на крыше успели закончить отсчет. Огненные цветы распускаются в небе, вызывая детскую радость и всплески восторга, превращая в хаос пространство вокруг. Каждый выкрикивает что-то в безудержном счастье, размахивает руками, рассыпая искры бенгальских огней, смеется, прыгает, может даже кто-то незаметно стирает слезу. Лишь двоим словно нет до всего этого дела, они будто застыли во времени и пространстве, не отводя друг от друга зачарованных взглядов. Для них нет ни оглушительных взрывов, ни ярких фонтанов, ни смеха, ни криков, ни вспышек огней. У них фейерверк где-то в сердце, невидимый глазу, но затмивший все существующее вокруг. — Нет, я скажу это дома, чтобы ты слышал, — Ибо, коротко улыбнувшись, сжимает сильнее чужую ладонь. Сяо Чжань отмерев, согласно кивает, едва слышно прошептав в ответ: — Хорошо. По правде сказать, он и так прекрасно все знает, так что этих признаний вовсе не ждет. Чувства Ибо словно воздух — повсюду и вряд ли их выразит сочетание каких-либо слов.