Ривай и сладкий пирожок

      С ночи ещё было холодно и солнце едва начало заниматься над горизонтом, как их вытащили наружу. Эрен сидел на деревянном помосте, завернувшись в накидку и рядом с ним было ещё с десяток человек в тряпье. Кто-то сохранил силы разговаривать, но он сам не относился к таковым.       Рабовладелец Ханджи ходила неподалёку и ворчала себе под нос нечто нечленораздельное. Эрен не прислушивался. По холодным доскам пола полз жук и он смотрел на него заторможено и ни о чём не думая. Когда к помосту подошёл человек, он даже не поднял взгляда.       — Ну, наконец-то! — громко сказала женщина. — Я тут специально для тебя привезла такой крупный улов. Задержись ты, и остались бы только вороны, да собаки.       — Ночью вернулся и сразу сюда.       — Чего твои, от рук отбились?       — Нет, послушные были, ныли только. Эрвин не разрешил торговать пока меня не будет, так они весь мозг Майку склевали, чтобы он позволил им одним стоять в городе.       — Хотят себя побыстрее выкупить?       — Трое уже на подходе, так что троих новых точно надо, и ещё можно несколько.       — Великолепно. Давай смотри, разбирай, может с тобой в походы ходить будут.       Ханджи с мужчиной стали подходить к каждому пойманному и осматривать. В основном уделяли внимания зубам, глазам и наличию конечностей. Эрен плотнее завернулся в ткань, чувствуя, что въевшийся в кости холод стал ощущаться острее.       Вскоре мужчина уже выбрал пятерых, но всё равно продолжил осмотр, но Эрен был уверен, что на него не обратят внимания и быстро оставят в покое.       Мужчина и женщина присели рядом, и Ханджи приподняла его подбородок, показывая лицо. Эрен отвёл взгляд в сторону и сделал попытку увернуться, но пальцы женщины были слишком цепкими.       — Ты его голодом моришь? — спросил мужчина. — Зубы.       — Он пытался сбежать. После третьего раза остался без еды. У меня кандалов на всех не хватит, — заметила та и оттянула губы, показывая ряд зубов.       — И сколько уже?       — Недели три, пока добирались.       — Воду пьёт?       Ханджи на миг задумалась, а потом спросила уже у Эрена:       — Ты воду пьёшь?       Тот не стал отвечать, смотря куда угодно, но не на них. Когда его уже оставят в покое?       — Засранка, он помрёт скоро, — сказал мужчина. — Его тоже давай.       — Так если помрёт, может оставлю, кому не жалко? — спросила она. — Выбери получше.       — Выходим. На ноги встанет, ещё за тобой придёт.       — Э, а вот этого не надо, — сказала та, ухватывая Эрена за предплечье и потащила с помоста, — слыш, парень, ничего личного.       Эрен едва перебирая ногами, чуть не свалился с настила, но Ханджи с мужчиной его поддержали и уложили на пол повозки. Когда все, кого выбрали, набились рядом, мужчина закрыл низкий борт и сказал:       — Попробуете бежать — получите нож в спину. А если не сдохнете, то набью вам пятки конским волосом и будете передвигаться только на четвереньках. Все меня поняли?       Послышался нестройный хор голосов.       — Работайте хорошо, — сказала Ханджи на прощание, — пусть у хозяина не будет повода вас убивать.       Груженая людьми телега медленно поползла по колдобинам проулков, а потом прочь из города. Эрен пытался несколько раз уснуть, но телегу слишком сильно трясло и ему только и оставалось, что смотреть на ноги лошади, шедшей позади повозки. Ещё двое на лошадях ехали по бокам, будто они были королевской семьёй, а не пленными.       Эрен попался весьма глупо. Он не собирался идти ни в какой поход, но Зик стал яростно доказывать, что ему пора перестать работать мастером обуви (как недавно почивший отец), и следует приниматься за истинное дело — махание мечом в говне и грязи на поле сражения.       Эрен сопротивлялся как мог, но неугомонный братец в конце-концов спалил их общий дом и ему просто некуда было больше пойти. Так как командир из Зика был такой же как из жопы бутон розы, их отряд разбили, а всех у кого были конечности — взяли в плен.       И вот теперь он, подыхающий, ехал непонятно куда.       Повозка прибыла в село к обеду. Солнце уже во всю стояло в зените, но Эрен, чувствуя, как лучи попадают на кожу, всё равно не ощущал тепла.       У главных ворот стояла охрана и только проехав их, стало понятно, что местность огорожена стеной — то было укреплённое поселение, из которого не понятно как и куда бежать.       Их повезли проулками к какому-то дому и только внутри он понял, что это баня. Приказав сесть на скамейки, перед ними поставили бочку с водой и густой чёрно-коричневой жижей. Из последней послышался резкий запах дёгтя.       — Берём и обмазываемся полностью, вещи кидаем в угол, — сказал мужчина, стоя в дверях и карауля. — Увижу на вас хоть одну блоху, спать будете с собаками, и вместе с ними есть.       Мужчины стали раздеваться, но Эрен не пошевелился, заторможено смотря на субстанцию в бочке.       — И что сидишь? — спросил охранник, подходя ближе.       Эрен медленно стянул накидку, но когда попытался ухватиться за остатки рубашки и стянуть со спины, понял, что ему просто не хватает сил.       — Понятно, — заметил тот, быстро помог снять рубашку, а потом заставил приподняться и стянул с него штаны. Эрен сел обратно на холодную лавку, смотря как тот забирает его последние вещи.       — Вот это скелет, — сказал сидящий рядом парень, не намного старше Эрена.       — Хочешь поделиться с ним едой? — спросил мужчина. — Я могу устроить.       Тот больше ничего не стал говорить, только послышалось, как заплескалась вода.       Эрен почувствовал, как что-то шлепнулось ему на голову, а потом чужие руки стали намыливать волосы. Дёгтем воняло так сильно, что через несколько мгновений он уже перестал что либо ощущать.       Ему намазали голову, потом отёрли губкой спину, руки и ноги, окатили несколько раз водой и вычесали и вымыли массу из волос. Вода должна была ощущаться, как ледяная, но Эрен продолжал сидеть, почти не двигаясь и ничего не чувствуя.       Им всем кинули тряпки, чтобы они обтёрлись, и пока он пытался вытереть одну руку, мужчина уже успел обтереть его всего. Когда ему помогали одеться в чистое, он не протестовал и только отстранённо думал, что в прежнее время его бы это наверняка смутило, но сейчас было всё равно.       После мытья им раздали обувь, больше похожую на сандалии и провели проулками к какому-то длинному зданию. Охранник сказал сесть с краю длинного стола и девушка принялась выставлять перед ними тарелки с похлёбкой. Эрен услышал запах и поморщился. Живот давно не болел, но запах почему-то казался отвратительным.       Когда очередь дошла до него, мужчина сказал девушке:       — Саша, ему только жидкое, не наваристое, никакого хлеба, ничего твёрдого.       — Поняла. Может, поселить его поближе к кухне, чтобы я присматривала?       — Нет, ему нужно ходить.       Эрен не совсем понял, куда и зачем ему нужно ходить, но когда перед ним поставили тарелку с чем-то мутным, взялся за ложку. Вода в тарелке не намного отличалась от обычной, но он почему-то не смог осилить больше пары ложек и быстро захотел спать.       Он почти не помнил, как его отвели в какой-то дом и уложили на мягкий тюфяк. Очнулся уже под вечер, а неподалёку вновь стояла мутная жижа и какая-то трава. Он снова поел и погрузился в сон.       Все последующие дни проходили примерно одинаково.       Мужчина, что выкупил их у Ханджи, заходил за ним по утрам, вёл в дом, где давали еду, а потом за собой. Он оставлял его на скамье у чьей-нибудь лавки, а сам обходил квартал. Эрен иногда слышал, как тот с кем-нибудь ругался, решал мелкие споры или наказывал рабов. От Саши он узнал, что его фамилия Аккерман и он главный надзорный за их поселением.       Спустя несколько дней, когда Эрен в очередной раз сидел под лучами солнца у хлебной лавки, Аккерман плюхнул ему под бок кота.       — Это Вкусняш, — сказал мужчина. — Он будет тебя охранять.       И ушёл обратно.       Эрен с котом переглянулись и последний подтверждающе мяукнул.       Через пару дней ему стало казаться, что они с котом прекрасно друг друга понимают. Эрен лежал и кот заваливался ему под бок, Эрен сидел и кот урчал на коленях, Эрен засыпал и кот, храпя, лежал у него на груди, пытаясь раздавить.       Люди, видя новое лицо, пытались заговорить с Эреном, но он или не отвечал, или ждал, пока те уйдут, не поддерживая даже зрительный контакт. Он вообще некоторое время старался не смотреть никому в глаза, но однажды непроизвольно остановил взгляд на лице сопровождающего, отметив как тот хмурится, и вдруг чётко понял, что ему нечего опасаться. С него не снимут скальп просто так, не продадут живодёрам и не заставят выступать в качестве мишени для метаний ножей.       А на счёт речи — он и сам не мог сказать, почему не хочет разговаривать. Может потому, что в первые дни его достала Ханджи. Иногда он говорил с котом, чтобы не забыть слова, но Аккерман никогда не спрашивал, почему он молчит при людях.       К концу недели Эрен получил свою первую варёную морковь и естественно после неё долго блевал. Саша приняла это на свой счёт, ругая себя как повара.       — Молодец, скоро поправишься, — сказал мужчина, гладя его по спине, когда его выворачивало за домом на улице.       Эрен не был в этом столь уверен. Однако, когда в один из дней, идя по улице, понял, что уже не задыхается, то порядком удивился.       Ещё через день он смог поднять кота и прямо с ним побежал к Аккерману, в хлебную лавку.       — Ты собираешься подарить мне кота? — не понял тот, когда Эрен ворвался внутрь, протягивая ему животное. — А кот в курсе?       Эрен ничего не сказал, только поднял хвостатого над головой. Хозяин лавки Моблит, вместе с Аккерманом, проследили за его движением, и последний задумчиво произнёс:       — Ты говоришь, что он стоит выше нас? Ну, само собой. Думаешь начать ему поклоняться?       Вкусняш одобрительно мяукнул.       — Он и так ест больше нас, — заметил Бернер, — а если решит, что бог, то я разорюсь.       — Я могу поднять, — тихо сказал Эрен.       — Что? — переспросил Аккерман.       — Могу поднять, — громче повторил он, слыша свой собственный сиплый голос со стороны.       Мужчина улыбнулся и показал ладонью, чтобы он опустил кота.       — Прекрасно. Надеюсь в обед ты съешь побольше, а завтра уже поднимешь лошадь.       Эрен прижал к себе животное.       — Если только игрушечную, — тихо сказал он.       — Конечно, игрушечную. Размером с кабана, — сказал тот. — А через месяц отправлю тебя на соревнование по перетягиванию быков.       — Вы для этого меня выкупили?       — Абсолютно верно. Ты же вон какой силач, хоть сейчас в бой.       Эрен вдруг понял, что его дурят. Они с котом переглянулись и он осторожно спросил:       — А Вкусняша тоже отправите?       — Конечно. Ты силач, он тигр, да смотря на вас, все враги разбегутся, а быки сами в тарелку упадут.       — От нас так сильно воняет?       Аккерман фыркнул.       — Нет, пирожок, если бы от вас воняло, вы бы жили в бане, а ко мне бы и близко не подошли.       — А можно нас отправить не на перетягивание быков, а куда полегче? У вас нет соревнований по перетягиванию колбасы?       — А ты хитрец, я посмотрю, — заметил мужчина и повернулся к хозяину лавки. — Моблит, как думаешь, они справятся с ощипыванием курей на обед?       — На кота надежды никакой — он может только на солнце спать, — сказал тот.       — И кого же это мне напоминает? — с улыбкой спросил Аккерман, смотря на Эрена.       — Не знаю, — честно ответил тот, — мы с Вкусняшем ни разу не видели, чтобы вы на солнце спали.       Аккерман с Моблитом рассмеялись, а Эрен подумал, что всё скоро будет очень хорошо, потому ему неожиданно начало нравится это новое место.       Через пару дней, когда разбуженный с утра пораньше Эрен жевал какую-то зелёную гадость, предложенную Сашей, Аккерман, сидя напротив, произнёс:       — Теперь каждый день будешь проводить там, где могут взять ещё одного работника. Сегодня в кузне. Сиди, смотри, наблюдай, примеряйся, если приглянешься — будешь работать. Что непонятно — спрашивай у Пиксиса, он ответит.       — А меня в печи не зажарят, если я буду вопросы под руку задавать? — спросил Эрен, продолжая хрустеть ростком.       — Ты конечно, сладкий пирожок, но они не пекари, — ответил тот, поднимаясь и убирая свою тарелку.       Эрен подумал, что с одной стороны не хочет идти без него, а с другой — ему интересно, что происходит внутри. Обычно он только сидел на скамейке, дожидаясь Аккермана, а тут, наконец, сможет увидеть, как работают местные люди.       У кузнецов оказалось отвратительно жарко и они не позволяли открыть двери. Он смотрел, как те раздувают меха, выравнивают мечи, как бесконечно стучат по наковальне и уже через пару часов у него гудела голова.       — Как тебе там? — спросил Аккерман, зашедший за ним в обед.       — Ужасно, — честно ответил Эрен, когда они вышли на улицу и пошли проулками к нужному дому. — Выгребная яма лучше пахнет.       — Пойдёшь значит черпаком работать. Как раз скоро осень, яблони пора удобрять.       — А можно мне самому выбрать? — спросил Эрен и посторонился, пропуская пастуха с козами.       — А ты знаешь, что хочешь делать? — уточнил Аккерман, прижимаясь к стене.       — Чесать котов, — честно ответил тот.       Тот выразительно посмотрел на него.       — И всегда быть блохастым? Отойди от меня кстати, вдруг ты уже.       Эрен подвинулся к нему поближе.       — Но я же могу быть ещё где-то полезен?       — Конечно. Например, на каменоломне.       Эрен не поверил. Учитывая, как много тот с ним возился, он наверняка не мог продать его, такого хилого, отбивать камни.       — Тогда вам придётся сначала откормить меня до больших размеров, — заметил он, и, когда пастух прошёл мимо, вновь устремился вслед за Аккерманом.       — Вот ещё. Дам тебе лук со стрелами и отправлю в лес, ловить кабанчиков. Будешь сам себе добывать пропитание.       — Я не умею стрелять, это они меня скорее отловят.       — Тогда пытайся своим красноречием уговорить их насадиться на вертел. А сегодня до конца дня будешь помогать Саше.       — Вы что действительно хотите меня откормить, а потом на каменоломню отправить? — спросил он, вдруг понимая, что шутка может и не быть таковой.       Эрен замер посреди проулка и в красках представил себе эту ужасающую картину, где он махает кувалдой, отбивая породу и задыхается в пыли.       — Ты что там себе напридумывал? — спросил Аккерман, разворачиваясь и смотря на него. — Из тебя добытчик руды, как из Вкусняша гипопотам. Пока ты себя не выкупишь — будешь работать на село. Сегодня у Саши, а завтра у гончаров.       — У них место есть? — удивился он, моментально успокаиваясь.       — Нет, но если у тебя обнаружится талант — то найдём.       Эрен взбодрился. А вдруг, у него действительно есть талант и уже через некоторое время он понаделает посуды, которую потом сможет продать, а следом не только выкупит себя, но и разбогатеет?       С утра он был в великом предвкушении, но ровно до тех пор, пока не оказался у горчаров. Выяснилось, что у них очень уныло: большую часть времени они не разговаривали, сгорбившись над своими кругами и будто выпадая из мира. Эрен почти с тоской наблюдал за их работой, а уставившись на вращающуюся массу, почувствовал, что сам скоро закружится.       Ближе к обеду ему разрешили смастерить себе стакан, а потом отнести к кузнецам, чтобы те запекли его в самой «слабой» печи. Эрен всерьёз принял слова Аккермана о таланте, поэтому старался изо всех сил, а также решил привнести в столовый предмет немного новизны.       — Что это? — спросил Пиксис, когда он важно, на вытянутых руках внёс им новое произведение искусства. Чуть-чуть кривое и помятое, но от этого не менее милое.       — Кружка, — довольно ответил Эрен.       — Удивительно, — заметил тот, — не показывай её больше никому, ладно?       Эрен не собирался его слушать: уж перед Аккерманом он просто обязан похвалиться.       Когда он пришёл на обед, то увидел, что тот с другими людьми сидит за столом. Эрен с гордостью поставил перед ним смастерённый стакан.       — Это делал Вкусняш? — уточнил тот.       — Это я делал, — сказал Эрен, присаживаясь напротив. — Гончары сказали, чтобы я его вам показал. Ну как?       — Великолепно, — ответил тот, аккуратно поднимая и рассматривая кружку. — Никогда такого не видел.       — Почему там посередине дыра? — тихо спросил сидящий рядом с Аккерманом лысый парень.       — Это новое направление в гончарном деле, — ответил тот. — Эрен, завтра ты к Моблиту.       — Хорошо. А он мне разрешит испечь что-нибудь?       — Разрешит, но не очень сложное. Караваев не жди.       — Я хочу вот такой крендель,— сказал он, разводя руки на метр.       — Тебе ещё рано есть хлеб, — заметил Аккерман, откидываясь на спинку стула и с усмешкой смотря на него.       — Так я вам сделаю.       — Я его до первого снега не съем, уменьши немного.       Эрен чуть-чуть сдвинул руки.       — Он всё ещё огромен, — заметил тот.       — Ну знаете, моя благодарность не меньше.       — Скажешь об этом на каменоломне.       — Меня там кирка перевесит.       — Привяжем её к тебе.       Эрен хотел надуться, но тут Саша поставила перед ним тарелку с супом. Сегодня он был с запахом какого-то корнеплода, кажется батата.       — Пахнет ужасно, — тихо заметил Эрен, когда девушка отошла.       — Кабанчики в лесу всё ещё ждут тебя.       — Это просто еда богов, — быстро пошёл он на попятную, черпая и засовывая полную ложку в рот.       — Скажешь это, когда будешь есть запеканку из травы.       Эрен с усилием сглотнул и сказал:       — Вы так много для меня сделали, я просто обязан поделиться с вами едой. Или с Вкусняшем.       На вкус суп был не менее ужасен, чем на запах.       — Не выйдешь отсюда, пока не доешь.       — Вам разве не надо работать? Зачем меня караулить?       Аккерман только посмеялся и взялся за свою еду. Эрен подумал о том, что завтра попросит у Моблита много теста и сделает Аккерману просто огромный наивкуснейший сладкий крендель, чтобы тот ел и каждый раз думал, какой Эрен молодец.       Завтра наступило быстро, а обед ещё быстрее.       Когда Аккерман пришёл в лавку Моблита, Эрен, усталый, но довольный протянул ему огромную булку. Тот машинально взял и удивлённо воззрился на него.       — Почему ты такой чумазый? — спросил он, а потом перевёл взгляд на Вкусняша сидевшего у него на плече. — А он почему обгоревший?       — Кое-что пошло не по плану, но Моблит уже затушил огонь, — довольно ответил Эрен. — Не хотите попробовать?       — Очень хочу, — ответил тот, — а Моблит выжил?       В это время из задних дверей помещения, кашляя, вышел Бернер.       — Я в порядке, — сказал тот, махая перед собой рукой и отгоняя клубы дыма, — но мне кажется, я видел, как горела вода.       — Удивительно, — прокомментировал Аккерман, отрывая чёрный кусок от булки, и пробуя.       — Ну, как? — спросил Эрен.       Крендель у него совсем превратился в угли, а вот батон он успел героически спасти.       — Очень вкусно, — ответил тот, жуя.       Моблит замер и, прищурившись, посмотрел на хлеб в его руках.       — Мне кажется, или он сырой внутри?       — Тебе кажется, — заверил его Аккерман, отодвигая булку в сторону. — Эрен, ты идёшь на обед?       — Конечно, — сказал он и повернулся к Бернеру, — я могу уйти?       — Да-да! — воскликнул тот. — Не задерживайся. Надеюсь завтра ты выберешь что-нибудь менее ужасное, чем работа пекаря.       — Я собирался с мясником договориться, — сказал Аккерман.       — Это весьма плохая идея, — сказал Моблит, — выберите что-нибудь не травмоопасное, например — полив улиц.       Аккерман хмыкнул, а Эрен развязал фартук и снял с себя кота. Вытерев его морду, он попрощался с Моблитом, и, вместе с Аккерманом пошёл по улице.       — И как тебе быть пекарем? — спросил тот.       — Хорошо, только жарко, — ответил он, — и долго ждать, пока тесто запечётся. Моблит сказал сидеть и смотреть, как оно поднимается, но я решил ускорить это дело и подкинул ещё угля.       Эрен взглянул на Аккермана и увидел, что тот изо всех сил старается не засмеяться.       — Может, мне лучше в банщики пойти? — осторожно спросил он.       — Ты хочешь там кого-то зажарить?       — Нет, но мои умения махать лопатой могут пригодиться.       — Тогда иди могилки копай.       Эрен хотел ужаснуться, но в этот самый момент они проходили кожевенную лавку и он сбился с шага, уставившись на вывеску с перечнем услуг, где среди прочего был пошив обуви.       Аккерман, уже успевший уйти вперёд, вернулся.       — Кожевенная? — удивился он, смотря на него, а потом показал головой. — Он не набирает людей.       Эрен нахмурился. Он смотрел на вывеску, понимая, что вполне мог бы заняться привычным делом, а потом перевёл взгляд на собственные ноги в сандалях. Кожа на последних была дешевой и старой, но сшиты те были очень хорошо. Если их делал местный мастер, то он не прочь у него поработать.       Аккерман вздохнул, а потом поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Эрен, замешкался, но быстро устремился следом, не собираясь упускать момент.       На двери зазвонил колокольчик, и Аккерман громко позвал:       — Кенни.       — Чего надо, засранец? — спросил мужчина, появляясь из подсобки и смотря на вторженцев. Задержав взгляд на Эрене, он спросил: — Ты привёл мне трубочиста? Зачем?       — Ты говорил что тебе нужен работник, — сказал тот и положил батон на ближайшую стойку.       — Не было подобной херни.       — Подумай ещё раз, прежде чем я вспомню, когда в последний раз повышал тебе налог.       — Передай Смиту, пусть говно прожует, а потом указания своим ртом даёт.       — Не Смиту надо. Мне.       Мужчина с удивлением посмотрел на Аккермана.       — Это ещё что за новости? Ты всё? Больше не любимый палач? Не хочешь идти конюхом, так устраивайся свинопасом.       — Тебя пасти — дело не благое, — сказал тот и показал на Эрена, — ему нужна работа.       Пожилой мужчина перевёл на него взгляд и Эрен несмело улыбнулся.       — Почему такой грязный?       — Хлеб пёк, пытался приобщиться к пекарскому делу, — ответил Аккерман и отщипнул очередной кусок от булки.       — Сам в печь что-ли залезал? — удивился тот и кивнул. — Чего молчишь? Как зовут-то хоть?       — Эрен, — осторожно ответил тот.       — Так что, Эрен, шило в руках когда-нибудь держал?       — С детства. Как отец умер, я три года обувь шил на всё село.       Мужчины в удивлении уставились на мальчишку.       — А почему молчал? — спросил Аккерман.       — Так у меня нет таланта, — пожал плечами тот, — я просто умею это делать.       — У тебя есть то, что тебя прокормит и позволит заработать, а талант со временем найдётся сам, — заметил Аккерман и уже сказал мужчине: — Тряпку дай, пусть вытрется.       Мужчина нашёл чистую тряпку, брызнул на неё воды и протянул Эрену. Когда тот отёр лицо, кожевных дел мастер радостно произнёс:       — Ой, какие мы милые. От богатых старушек из города отбоя не будет.       — Ты должен зарабатывать на его труде, а не на нём.       — Одно другому не помеха, — заметил тот, облокачиваясь на стойку, рядом с Аккерманом. — Худоват правда, но так даже лучше — старичьё будет пытаться его накормить. Даже если он не заработает, так всегда будет при еде.       — То есть, я уже принят? — уточнил Эрен.       — Конечно, принят. Работай сколько влезет, но вот место, чтобы жить — не обещаю. Я жду, когда Ури переедет.       — Ты прождёшь до самой смерти, а твой пастор будет отпевать тебя на похоронах, — заметил Аккерман. — Ему есть где жить, он в старом доме Конни.       — Дурацкий дом, зимой там ветры свищут.       — Я заделаю, или найду куда переселить до холодов, — сказал Аккерман, отщипывая очередной кусок. Пожилой мужчина проследил за его движением и удивлённо спросил:       — Что за гадость ты жрёшь? С земли что-ли подобрал?       — Это вообще-то я испёк, — тихо заметил Эрен.       — Да, ну? — удивился тот и с прищуром посмотрел на мужчину, крошащего батон.       — Не обращай внимания, Эрен, он нихрена не понимает в кулинарии, — заметил Аккерман.       — Ага, конечно, учитывая, что ты раньше частенько забегал на обед. Думаю, я знаю, где Эрену остановится, когда начнутся холода. У тебя, например. Там полно места.       Аккерман оттолкнулся от стойки, забрал батон и быстро сказал:       — Всё, Эрен, нам пора.       — А когда мне приходить?       — Завтра с утра, — ответил кожевник и помахал им рукой, — приходи голодным, я тебе пирожки сделаю.       — Ему ещё нельзя мучное, — заметил Аккерман, закрывая дверь.       Когда они спустились с крыльца и пошли по улице, Эрен спросил:       — Он будет сильно меня ругать, если я ошибусь?       — Вообще не будет, посмеётся только.       — А вы с ним родственники?       — Он мой дядя.       Эрен кивнул сам себе, думая, что это очень хорошо: он доверял Аккерману и был уверен, что сможет доверять и его родственникам.       На следующий день, он лениво выполз из кровати, дошёл до Саши, позавтракал с Аккерманом и его ребятами, а потом в одиночестве отправился в кожевенную, жуя на ходу какую-то траву, что дала Саша.       Село уже проснулось и в некоторых местах из труб шёл дым: то ли с утра топили бани, то ли что-то пекли. В маленьком доме, где он жил, печи не было и он вдруг впервые задумался о том, что ему придётся скоро пережидать зиму.       Он вспомнил об остальных выкупленных пленных, которые также как и он считались рабами села. Интересно они пытались сбежать? Аккерман никогда о подобном не рассказывал.       Сам он пытался сбежать от Ханджи, когда их только поймали, а сейчас — спустя много дней переправы по морю и через леса — бежать ему просто было некуда. В какой стороне его село, он не знал, да и там его никто не ждал.       У Кенни ему понравилось.       Тот нагрузил его работой по подшиву, а сам стал делать новые набойки. В четыре руки они управились быстро, и к обеду от мелких заказов не осталось и следа, поэтому Эрен принялся за выкройки для сапог, а Кенни стал стругать колодки.       — Эрен, а как ты относишься к Риваю?       — К кому? — не понял тот.       Со стороны мужчина некоторое время было молчание, а потом тот пояснил:       — К тому наглому мужику, который вчера тебя привёл.       Эрен с недоумением посмотрел на того, переставая делать меловую разметку.       — Он не наглый. Хорошо отношусь конечно, он спас мне жизнь. Он и Саша, своей едой.       — Как думаешь, если я его познакомлю с одной девушкой, как он отреагирует?       — Почему вы спрашиваете меня? Вы же его родственник, вам лучше знать.       — Он мне ничего не говорит, — проворчал тот и сдул стружку с колодки. — Мне казалось вы хорошо общаетесь.       — Я не знаю, как он отреагирует.       — Интересно, а если его с парнем познакомить?       Эрен нахмурился и осторожно спросил:       — С каким?       — С каким-нибудь хорошим. У тебя нет таких на примете?       — Нет.       — Жаль, а то живёт один как сыч, то в работе, то в походах, никакой личной жизни.       Эрен не понимал, почему Кенни ему это говорит. Он никогда не спрашивал у Аккермана даже имя, что уж говорить о личной жизни, да и тот — не откровенничал на эту тему.       Эрен представил, как Аккерман знакомится с кем-то и начинает уделять ему внимание. Это означало, что его самого отодвинут в сторону и будут вспоминать только по праздникам или если он окажется на грани смерти.       Эрен вдруг почувствовал жуткую несправедливость. Почему он должен делить Аккермана с кем-то?       Когда во время обеда, тот привычно зашёл за ним, Эрен был тих и задумчив. Ему не понравился разговор с Кенни, но он не мог адекватно сказать «почему».       Дни стали проходить быстрее, Эрен много работал и зорко следил, чтобы Кенни никого не подослал Аккерману. Пару раз он подходил к Саше с вопросом, нравится ли Риваю кто-нибудь, но та отвечала, что не знает.       С Кенни он сработался быстро: тот не ограничивал его в идеях, а иногда и оставлял одного на весь день следить за лавкой. В дождливые дни он брал с собой на работу Вкусняша и они, под бухтение Кенни, спали в обнимку с котом в кресле во время обеда.       В один из дней им разрешили поехать в город и продать пошитую обувь. Большая часть из того что они делали, шла на заказ, поэтому Эрену с Кенни оставалось только ждать, когда за изделиями придут.       Все из села, что торговали в городе, занимали определённый участок рынка и Аккерман со своими людьми ходил и следил, чтобы не было беспорядков, воровства и побегов рабов. Иногда он проходил мимо, проверяя всё ли у них в порядке, но Кенни только махал рукой, показывая, чтобы тот шёл мимо и не загораживал прилавок.       Беда пришла откуда не ждали. И имя ей было Ханджи.       Женщина со своей свитой приблизилась к их столу и несколько мгновений разглядывала Эрена, явно не понимая, кто перед ней. Тот замер, как кролик перед удавом, искренне надеясь, что та его не узнает.       — Эрен, да у тебя щёки! — воскликнула она, и потянулась, чтобы его ущипнуть.       Он быстро увернулся и зашёл Кенни за спину.       — Такой красавчик стал, — сказала она, — попрошу Ривая продать тебя обратно. Да я за тебя такую цену выручу, что озолочусь.       — Попридержи коней, крошка. Он теперь работает на меня, — сказал Кенни.       Ханджи недовольно поникла.       — Что, правда? — с грустью произнесла она. — Вот же блин. Эрен, а ты не собираешься случайно сбежать?       Эрен посмотрел на неё из-за спины Кенни, думая запустить чем-нибудь.       — У, какой грозный взгляд, — сказала та, поднимая руки, будто сдаваясь, — всё, поняла, поняла. Сбегать значит не хочешь. Ну, как надоест в их скучном селе, тогда найди меня, я подыщу тебе другое место. А за отдельную плату может и расскажу, как вернуться обратно.       Эрен никак не отреагировал на последние слова: женщина просто не знала, что ему некуда возвращаться.       Когда после обеда весь товар распродали, телеги загрузили новыми покупками и не спеша направили в село. Кенни прикупил огромный моток кожи и теперь Эрен, жуя яблоко с сыром сидел в телеге и прислушивался к разговору Кенни и Ривая, чьи лошади шагали рядом.       — Смит сказал, что на восточной границе кто-то орудует. Через день мы с ребятами выходим.       — И когда вернётесь?       — Не знаю. Тут до первых холодов пара недель осталась, попробуй залатать дыры в доме Эрена, а если не успеешь — отдай ему ключ от моего.       — Я даже не собираюсь с молотком вокруг этой летней хибары бегать, пусть сразу в твой перебирается.       — Тогда начни там хотя бы печь делать, я вернусь — закончу.       — Ой, ну я подумаю. Если дел будет немного, то так уж и быть.       Эрен жуя посмотрел на Ривая, но тот ему только улыбнулся, не став ничего говорить.       Однако вечером, провожая его, нагруженного новыми вещами, Аккерман, всё же сказал:       — Если не вернусь до холодов — перебираешься в мой дом. Я попросил Кенни залатать дыры и начать делать печь, так что не удивляйся, если однажды он притащит корыто глины и разведёт у тебя бардак. Также не стесняйся обращаться к Саше за помощью, в случае, если Кенни решит поехать к Ури и оставит лавку на тебя.       — Хорошо, — сказал он, не став задавать вопросы по поводу его возвращения, помня, что это бессмысленно.       — Еда в погребе, что в сарае. Там же поищи варенье — тебе уже можно. Спать можешь на печи. Холод не терпи, понял меня?       — Понял. Но мне будет скучно без вас.       — Укради у Моблита Вкусняша.       Эрен хотел улыбнуться, но не получилось. Он, остановился посреди улицы, подкинул поудобнее вещи и посмотрел на Аккермана.       — Ну и что ты расстроился? — спросил тот, и забрал у него один из мешков и перекладывая к себе.       — А вдруг вы оттуда вернётесь не один?       — О чём ты? — не понял тот, с удивлением смотря на него.       — Кенни постоянно говорит, что вам уже пора перестать жить одному и всё хочет вас с кем-нибудь познакомить. А вдруг, вы сами там с кем-нибудь познакомитесь?       — С кем? С медведями?       — Не знаю, с какой-нибудь красоткой с большими грудями, а потом будете уделять ей всё время, а обо мне и не вспомните. Или вообще решите там остаться навсегда.       Аккерман только покачал головой.       — Ну и выдумщик, же ты. Не переживай, Кенни мне денег должен, так что я обязательно вернусь.       «Кенни мне денег должен», — ворчливо подумал Эрен, — нет бы сказать: «Как только ты соскучишься, я всё ради тебя брошу и вернусь».       Когда они попрощались, Эрен ещё некоторое время думал, что должен был сказать другое. Что-то более личное: может быть, что будет ждать, или что надеется на его скорое возвращение, но было уже поздно горевать попусту.       На следующей день, когда выяснилось что Аккермана нет поблизости, Эрен стал ощущать ноющее беспокойство. Словно он постоянно был в опасности.       И с каждым днём ситуация усугублялась. На работе, когда рядом был Кенни, тревога немного отпускала, а в одиночестве опять начинала грызть. Он даже стал придвигать на ночь стул к двери, боясь непонятно чего.       Естественно, Кенни не стал ни заделывать дом, ни делать печь.       Когда Эрен заводил об этом разговор, тот внезапно начинал охать и жаловаться, как у него всё болит. Эрен в один из дней решил сам разобраться с этим вопросом и приколотить пару досок, но провозившись несколько часов и криво прилатав дощечки, разозлился на весь мир и бросил это занятие вместе с молотком.       Первые заморозки пришли рано. Уже через неделю он проснулся от холода и кое-как укутавшись, стал собирать свои скромные пожитки. Вместе с вещами он отправился на работу, а вечером Кенни дал ему ключ и проводил в дом Ривая.       Дом был на окраине, на пригорке холма, небольшой, крепкий, наполовину врытый в землю, рядом стояли сарай и пустовавшая сейчас конюшня. Когда Кенни ушёл, Эрен, некоторое время стоял внутри, осматривая помещение, а потом медленно опустился на ступеньку и неожиданно для себя разревелся.       Он прекрасно отдавал себе отчёт, что скучает. А захлёбываясь в слезах, понял, что и шагу не сделает из этого дома, и если Аккерман его выставит, то он будет выть у него под дверью до тех пор, пока тот не сжалится.       Поплакав о своей нелегкой судьбе, он принялся топить печь и раскладывать вещи. Когда пришло время сна, Эрен стянул с кровати одеяло, но не успокоился на этом и прихватил ещё и чужую тяжелую накидку висевшую рядом. Закрыв дверь, укрывшись и накидкой и одеялом, он, наконец, впервые за всю неделю почувствовал себя спокойно и заснул.       За недели, пока не было Аккермана, за их селом присматривал Захариус. Несколько раз он заходил к Кенни, но Эрен с ним коротко здоровался не вступая в диалоги. Ему было чем заняться и без бесконечных бесед. В какой-то момент он попросил Кенни нагрузить его работой и стал брать пошив кожаных изделий на дом, чтобы вечерами при свече свечного огарка было себя чем занять.       В ночь, когда выпал первый снег, он услышал ржание лошади около дома, но не обратил внимание, решив, что кто-то проходит мимо, тем более все звуки быстро стихли. Однако потом в дверь постучали и Эрен, отложив размеченное изделие, пошёл открывать дверь, с недоумением думая о непрошеных гостях.       За дверью стоял Аккерман и, увидев его, улыбнулся и спросил:       — Привет, пустишь внутрь?       Эрен несколько мгновений не верил глазам, а потом потянулся и сграбастал в охапку, буквально повиснув на нём.       Аккерман тихо рассмеялся обнимая в ответ.       — Ну, как ты тут? — спросил он.       — Хорошо, — ответил Эрен, совершенно не собираясь отцепляться.       — Идём внутрь, а то замёрзнешь, — сказал тот, гладя его по спине.       Эрен никак не отреагировал, продолжая к нему прижиматься. Аккерман потрепал его по волосам и сказал:       — Ну, не нести же мне тебя, как Вкусняша.       Эрен с неохотой отодвинулся, Ривай улыбнулся и мягко подтолкнул его назад в дом.       — Давай, рассказывай, что все недели делал. Где сальцо на боках? Саша тебя что-ли не кормила?       — Я больше у Кенни ел, — ответил он, — а вечером ваш погреб разорял.       — Так уж прямо и разорял? — не поверил тот, закрывая дверь и спускаясь следом.       Эрен сел за стол, смотря как он снимает сумку, а потом верхнюю одежду.       — Не то, чтобы сильно, но набеги периодически устраивал. Хотите есть?       — Нет, пирожок, я не спал несколько дней, мне бы до кровати добраться, — сказал тот. — Расскажи, что ты шьешь? Тебя Кенни не замучил?       Эрен стал рассказывать о работе и происходящем в селе, смотря как Аккерман умывается и присаживается на кровать. Он говорил, но вместе с тем рассматривал мужчину, понимая, что тот непривычно уставший.       — Может, вам поспать? — всё же спросил он, перебивая сам себя.       Аккерман только слабо улыбнулся и Эрен поднялся, стягивая одеяло с печи. Но повернувшись обратно, увидел, что мужчина уже закрыл глаза, облокотившись на стену.       Эрен несколько мгновений не знал, будить того или нет, а потом всё же подошёл ближе и осторожно тронул его за плечо. Аккерман резко перехватил его руку, сжимая, будто в тисках.       — Ой, — сказал Эрен, скорее от неожиданности, чем от боли.       Мужчина открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на него, а потом на собственную руку.       — Прости, — спросил он, быстро разжимая пальцы, — тебе не больно?       — Нет, — пробормотал тот. — Всё нормально.       — Прости Эрен, я кажется выпадаю из происходящего, я три дня не спал, — сказал тот, поцеловал его руку и лег на кровать. — Давай завтра обсудим, всё, что случилось.       — Хорошо, конечно, — прошептал тот, накрывая его одеялом.       Аккерман уснул, как только закрыл глаза, прямо в одежде, а Эрен ещё несколько мгновений стоял и держался за руку, которую тот поцеловал. Это вышло так естественно и привычно, будто тот всегда это делал.       Эрен уснул гораздо позже, бесконечно прокручивая в голове разные мысли, но засыпал уже с чётким пониманием того, что Аккерман ему очень, очень нравится.       Во сне ему казалось, что он белое большое облако и плывёт по безбрежному небу.       Эрен проснулся от жары и, открыв глаза, понял, что печь ещё не остыла, а он сам укрыт двумя одеялами.       Аккерман без рубашки ходил по комнате и первые несколько мгновений, Эрен думал, что ему это снится, потому что он ни слышал ни звука. А потом понял — тот ходил по комнате практически бесшумно.       Когда он повернулся, чтобы достать чашку с водой, Эрен быстро закрыл глаза, притворяясь, что спит.        Выждав несколько мгновений он вновь стал наблюдать за хозяином дома. Пока тот заваривал чай, Эрен пялился со своего места, стараясь не слишком громко сопеть, чтобы себя не выдать. Да и как тут не пялиться? Нет, он конечно знал, что тот сильный, но никогда не видел его полуголым.       Очень хотелось подойти и проверить, что всё, что он видит — настоящее. Потому что о некоторых мышцах он вообще не имел представления, что они существуеют. Однако разглядывая того, он заметил также, что у него в руках кружка, которую Эрен ему сделал. В доме её не было, а значит тот возил её с собой и понимание этого наполнило его радостью, так что захотелось завизжать в подушку.       В конечном итоге, не выдержав жары, спустя долгие мгновения ему всё же пришлось отбросить в сторону мешающиеся вещи.       Аккерман оглянулся на него и поставил кружку на стол. Эрен сбил одеяла в кучу, а потом обнял их, смотря на мужчину.       — Жарко, — пожаловался он. — Вы выспались?       — На несколько лет вперёд, — ответил тот и к неудовольствию Эрена быстро надел рубашку. — Как тебе на печи? Не слишком неудобно?       — Наоборот, очень хорошо.       — Вы с Вкусняшем случайно не родственники? — спросил он, наполнил чашку водой и поставил обратно на печь греться. — Уж очень похожи.       Эрен закряхтел, потягиваясь.       — А вы помните, что вечером было?       — Нет. А что было? — спросил тот, облакачиваясь рядом на печь и смотря на него.       — Я вас разбудил нечаянно и вы меня за руку схватили, — сказал Эрен и увидел, как Аккерман, нахмурившись, посмотрел на его руку, выискивая синяки. — Но потом её поцеловали, так что ничего не болит.       — Прости меня, Эрен, я наверно был не в себе. Больше не повторится.       — Очень жаль, — заметил тот, смотря на него. — А потом еще и за плечо схватили.       — И тоже поцеловал?       — Нет пока, поэтому ещё побаливает. А потом за ляжку ухватились и за попу тоже.       Аккерман прищурился и погладил его по щеке.       — А не приснилось ли тебе это, дружок?       — А вы посмотрите, у меня на попе наверняка синяк.       — Ты вообще-то в штанах.       — Да ну? — притворно удивился Эрен, ластясь к его руке. — Я вам точно говорю — он там есть.       — И его срочно нужно поцеловать, чтобы он прошёл?       — А как же иначе, — сказал тот.        Аккерман наклонился и поцеловал его в плечо.       — Всё ещё побаливает, — сказал Эрен и, ухватившись за его рубашку, потянул на себя. — А уж на попе так вообще живого места нет.       — Видимо, одного поцелуя будет недостаточно, — сказал тот, гладя его по бедру и ведя губами по щеке.       — Конечно, — пробормотал тот, притягивая его ближе, — нужно очень много поцелуев, чтобы всё прошло, а ещё и погладить не помешало бы.       — Конечно, сладкий, — сказал тот, ведя рукой по его боку, — но прежде чем мы перейдём к поцелуям, я должен сказать...       — М? — вопросительно протянул Эрен, смотря на его губы.       — Я очень соскучился, — сказал Аккерман. И, наконец, его поцеловал.        Эрен почти сразу забыл о разговоре, но за долю мгновения до поцелуя подумал, что тот просто озвучил его собственные слова. Он тоже очень сильно по нему скучал и был безмерно рад, что тот вернулся.