Не верь, Не бойся, Не проси

      Маленькая ложечка медленно описывала круговые движения по периметру чашки, изредка со звоном касаясь фаянсовых стенок, размешивая три кусочка сахара в давно остывшем за хорошей беседой чае. В пузатой сахарнице, разрисованной ярко-жёлтыми подсолнухами, белел рафинад. Помимо всего этого, были пирожные с клубникой, корзинка с шоколадными конфетами, − разноцветные яркие обёртки играли бликами, мерцая в желтоватом свете кухонной люстры, − и печенье, испечённое умелыми руками Филатовой.       — А можно телевизор посмотреть? — спросила Оля, встав со стула.       — Да, конечно, — тепло улыбнувшись, ответила Тома и, вытащив из корзинки целую горсть конфет, отдала её в раскрытые Олины руки. — Возьми с собой. Чаю ещё хочешь?       — Нет, спасибо.       Оля вышла из кухни, на ходу засовывая свои шуршащие угощения в карманы. Украшающие входную арку кухни висюльки глухо брякали, качаясь, тем самым сталкивая гладкие бамбуковые бусины между собой.       — Кстати поздравляю тебя.       Я, нахмурив в недоумении брови, посмотрела на счастливую Тамару, одарившую меня широкой улыбкой.       — С чем?       — Как «с чем»? Тут, точнее сказать, с кем, — несколько смущённо усмехнулась она и, не заметив, что я не разделяю её радость, изменилась в лице. — Если я ничего не путаю, то вы с Витей ждёте ребёнка. Или всё-таки путаю?       «Ждёте» − слишком громкое слово в нашей с Пчёлкиным ситуации.       — Не путаешь, — обняв ладонями кружку, сказала я. — Но откуда ты знаешь?       — Валера рассказал. К слову пришлось – я ему вчера сказала, что пригласила тебя в гости, а он всё и рассказал.       Сейчас невероятно сложно поверить, что Витя поведал друзьям новость о предстоящем отцовстве. Мне казалось, он своим неожиданным исчезновением пытался абстрагироваться от этой проблемной темы, доказывая в первую очередь мне, что совсем не готов к новым переменам в его столь бурной жизни.       А тут вот так. Видимо, я никогда не пойму его.       — Ты что, не счастлива? — внезапно задала вопрос Тома.       — Счастлива. Очень, — сказала я и, нацепив счастливую улыбку, облегчённо выдохнула, улыбнувшись значительно искренней. — Я просто ещё не свыклась с мыслью, что у меня скоро родится ребёнок.       — Думаю, это нормально, — успокоила она, приподняв уголки губ. — Какой срок?       — Четырнадцатая неделя, — ответила я и поднесла ещё теплую кружку к губам.       — Ого! Вы случаем не планируете свадьбу? — без лишних предисловий, прямо в лоб спросила Тома, а я чуть не подавилась чаем.       — В свадьбе смысла нет.       — Почему?       Я в задумчивости больно прикусила зубами нижнюю губу и осознала это только тогда, когда почувствовала слегка металлический привкус во рту. Два пальца против воли сжались на пуговице блузки и принялись крутить её.       — Потому что всё получилось спонтанно, беременность не планировали. Да и мы с Витей, — выдохнула, собираясь с мыслями, и сказала правду: — не любим друг друга. Так что вся мишура нам без надобности.       — Как же так получается? Я не понимаю. Вы ведь встречались столько времени, и это что, ничего не значит?       — Встречались, но без любви. Простая симпатия, не более.       — Не верится даже, сколько я вас видела вместе, вы всегда производили впечатление гармоничной пары. Витя так смотрел на тебя.       Так, как смотрят на вещь, которая всего лишь радует глаз. И больше никаких чувств.       — Ну, мы всё-таки не туфли, чтобы гармонично смотреться, — горько усмехнулась я, стараясь хотя бы немножко разрядить обстановку.       — Вот что-что, а вам всё равно повезло. Дети – это счастье, хоть и не запланированное. Главное, вы ждёте его, а остальное пустяки.       На последней фразе её голос дрогнул, послышались нотки грусти, однако выглядела она вполне спокойной. Улыбка на губах оставалась, только в этот момент потеряла радостный блеск и не сияла. Было как-то непривычно.       Я отвела глаза в сторону, скользнула по витиеватому узору обоев, лишь бы не видеть тщательно, но плохо скрываемые признаки печали на Томином лице, и, в досаде поджав губы, приложила слегка холодную ладонь к щеке. Любопытство острыми зубками глодало беспощадно, вот только где-то на интуитивном уровне возникло ощущение, что корень беспокойства Томы уходил глубоко во что-то слишком личное, чтобы с лёгкостью рассказывать кому-нибудь. Поэтому я не стала расспрашивать и сделала вид, что ничего не заметила.       Вдруг из коридора раздался дребезжащий звонок телефона. Тамара поспешила ответить на него, а я пока решила насладиться пирожным с клубникой.       — Оля звонила, — зайдя на кухню, оповестила Филатова. — Сказала, что находится неподалёку и хочет зайти на чай.       Я поспешно облизала большой палец от сладкого крема и встала со стула.       — Ань, ты куда?       — Я тут вспомнила, нужно кое-куда заехать ещё, — сказала я и двинулась к прихожей. — Оля, собирайся быстрее, мы уходим!       — Можно ещё пять минуточек? — выйдя из гостиной, жалобно произнесла сестра.       — Нет, нельзя. Собирайся.       Оля сразу насупилась, потом же чуть растаяла, когда Тома, несмотря на мои возражения, на прощание дала ей конфеты и печенья.

***

      Я начала скучать по дождливым пасмурным дням, машинально вытирая пот со лба и вновь принимаясь за мытьё окон, сквозь которые пробирались жаркие лучи солнца. Здесь, в коридоре, было ужасно душно, – как и на улице, – к тому же шумно от учеников, наигрывающих в стенах кабинетов тяжёлый мотив. От их мелодий становилось ещё более печально на душе.       Под перебирание струн и клавиш музыкальных инструментов, я перевела взгляд от уже скрипящих от чистоты окон на стоящую неподалёку толпу. В ней подметила золотистые волнистые локоны девушки, что стояла ко мне спиной.       Внезапно, как будто почувствовав мой взгляд, Лера повернула голову и приветливо улыбнулась мне. Затем вернулась к беседе.       Я сама ощутила чьё-то приближение, и резко развернулась к неожиданному гостю, что тотчас и запросто способен одним своим присутствием нарушить внутреннее равновесие, вылить, подобно жидкости, изнутри накопившееся в теле спокойствие и вселить суматоху в текущие процессы.       Мысли спутались, точно рыбацкие сети в период путины, и бедное сердце в панике металось под костяными прутьями грудной клетки.       — Не боишься упасть? — приблизившись, спросил Пчёлкин.       Прежде, чем я ответила, его взгляд внимательно прошёлся по мне сверху вниз, искал какие-нибудь изменения, появившиеся за его длительное отсутствия. Мог, конечно, появиться на девятый месяц, тогда бы всё было видно невооружённым взглядом.       — Второй этаж, — сказала я и для наглядности посмотрела в открытое окно, на изнемогающую от жары зелёную листву тополей, что росли около дома культуры. — Не так уж и высоко. Не переживай, веночек не надо будет присылать.       Рот наполнился вязкой и горькой слюной. Возможно, это желчь злобы, вызванная Пчёлкиным, который мастерски делал вид, что всё нормально и ничего не произошло. Словно мы виделись с ним каждый день.       — Что здесь делаешь? — спросила я.       — Захотелось посмотреть, где работаешь, — он с некой брезгливостью взглянул на мутную грязную воду в железном ведре.       — Посмотрел? Интересно?       — Откуда столько злобы? — чуть ухмыльнулся Пчёлкин, и его рука рефлекторно двинулась к карманам брюк, – видимо, за пачкой сигарет, – но на полпути остановилась. — Я же с миром пришёл.       — Вот с миром и уходи, — я схватила с подоконника тряпку. — Мне работать надо.       Я собиралась отвернуться от него, только он успел схватить меня за запястье руки, не больно, но резко, желая, чтобы я задержалась и остановила внимание лишь на нём. Из-за его стремительного напора мои пальцы ослабли, и тряпка с глухим звуком упала на пол.       — Я хочу поговорить, — уверенно сказал он, смотря прямо в глаза и смущая меня синевой радужки.       — Хочешь наобещать и пропасть снова? Нет, спасибо, — прошипела я и, дёрнувшись, попыталась вырвать руку из хватки. Не получилось – в следующее мгновение его широкая ладонь крепче сжала моё тонкое запястье. Как маленький кролик в стальных кольцах удава. Освободиться крайне сложно, нужно ждать, пока он разжалобится и отпустит.       — Сама-то лучше? Сначала видеть меня не желаешь, а потом обижаешься, что пропал. Ты определись уже.       — Определилась. Уйди, пожалуйста. Я…       — Отпусти её, — я сама замерла, не говоря уж о Пчёлкине. Лера встала возле нас и выжидающе скрестила руки на груди. — Иначе я позову охрану.       Не думаю, что старичок, сидящий в форме охранника у входа ДК, напугает Пчёлкина.       Он ослабил свою хватку и странно посмотрел на Арскую. Голубые глаза быстренько скользнули по тонкой фигуре танцовщицы и наполнились сдержанным раздражением, таким, каким смотрит человеческий глаз на маленькую назойливую мошку. Мне стало страшно от такого затишья, а она даже не шелохнулась. Может быть, потому что ей неизвестно, каков Витя в гневе.       — Лера, всё нормально. Мы сами разберёмся.       — Это твоя подруга что ли? — спросил Пчёлкин и взглянул на меня, потом на до сих пор стоящую возле нас Леру. — Глухая? Тебе же сказали, что мы без сопливых разберёмся.       — Ты похоже тоже, раз до тебя не доходит, что она не хочет с тобой разговаривать.       Я судорожно сглотнула, когда Витя окончательно отпустил мою руку и сделал шаг к Лере, и юрко вклинилась между ними, точнее сказать, загородила собой проход Пчёлкину.       — Ты чё лезешь туда, куда не просят? — спокойно, с нотками угрозы проговорил он, пытаясь убрать меня в сторону, чтоб не мешала, но я вцепилась в его рубашку, в районе груди. — Не боишься последствий?       — Не боюсь. Тебе что, нравится обижать тех, кто слабее? Самоутверждаешься так, да?       Хотя я и благодарна Лере за то, что вступилась за меня, но в данный момент я до невозможности хотела, чтобы она прикусила острый язык.       — А ты у нас защитница слабых и угнетённых? — Витя шагнул к ней и мне пришлось сделать шаг назад, только там, как на зло, стояло ведро. — Твою ж…, — Я запнулась об него и чуть не упала, если бы не сильные руки, с лёгкостью удержавшие меня.       Ведро качнулось, и половина воды расплескалась на пол, из-за чего Лера отскочила подальше. Я разжала мужскую рубашку, разгладила складки, образовавшиеся от цепких пальцев и аккуратно посмотрела на Витю. Сейчас он был не злым, а чем-то обеспокоенным. Держал меня и внимательно рассматривал моё лицо. И я не смущалась его пристального взгляда.       — Всё хорошо, — тихо произнесла я. — Вить, мы с тобой поговорим, но после работы, ладно?       — Во сколько заканчиваешь?       — В восемь. Теперь дай мне поработать.       Витя кивнул и медленно выпустил из объятий. Я, от неловкости заправила волосы за ухо, отошла от него и, наклонив голову, оценила размеры ущерба — лужи, расплывающейся на полу. Лера подошла ко мне со спины и была удостоена на прощание Витиным колючим взглядом.       — Это что, твой парень? — поинтересовалась Лера, с неприязнью провожая взглядом удаляющегося Пчёлкина.       — Нет, — отрицательно помотала головой.       — Славу Богу, — вздохнула Лера. — Крайне неприятный тип.