Голубой вогон

После праздников, а особенно после новогодних мы вспоминаем себя не самыми хорошими словами. Клянемся больше не пить, так сказать, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу — ой, или не так, — и первое время даже держимся, а потом снова праздник и все идет к черту на куличиках, стоит собраться вместе. Есть золотое правило, что перед выходом из дома, куда вернёшься в нетрезвом состоянии, надо расстелить кровать и позаботиться о будущем, то есть принести таблетку от головы и стакан воды, которые спасут тебя с утра от жесточайшего похмелья, если тебе, конечно, не восемнадцать лет, когда с утра ты себя чувствуешь огурчиком — возможно, даже маринованным. Арс с утра пораньше костерит себя, друзей, алкоголь да и все, на чем мир держится. Голова нещадно кружится и разрывается от любого движения, виски ломит точно так же, как и все тело разом, а во рту по ощущениям язык прилип к небу, не говоря уже о привкусе и боли в желудке. Господи, он не подросток, чтобы так тусить, в его возрасте уже стоит покупать верблюжий пояс, годовой запас таблеток и тонометр из-за перепадов температуры на улице. Если он и огурчик, то точно тот, что перемололи в блендере, не иначе. А еще он, мать вашу, забыл это золотое правило и сейчас готов умереть от безысходности и безвыходности ситуации, потому что дойти до кухни, которая на первом этаже, он не может физически. А попив холодной воды прямо из-под крана, дав ей немного пробежать, он облокачивается спиной об раковину и долго стоит, хватая воздух открытым ртом. Становится чуточку легче и лучше, больше не хочется сдохнуть. Завалиться спать на целый день, предварительно отключив телефон, и дрыхнуть. Моня, оставленный на ночь дома один, сейчас очень рад пробуждению хозяина и трется об ноги, словно кошка. Гавкает довольно, получив в миску еды и чавкает так раздражительно, что Арс готов вскрыть себе голову, чтобы не слышать эти звуки. Ну или купить беруши. Вообще, ощущение, что не он танцевал на танцполе где-то под утро, сливаясь с толпой, а сама эта толпа танцевала на нем. При чем не одну песню. Захватив еще кружку воды, он плетётся к холодильнику, надеясь, что найдёт что-нибудь съестного, хотя сам знает, что ничего и не покупал. Но Дима, ответственный за цветы, позаботился и здесь, хотя бы прикупив каких-то сэндвичей и сока. А для голодного это самое лучшее на свете, так сказать, еда богов. Каких именно богов, Арсений не знает, да и не хочет знать. Кровать оказывается лучшим местом во всем доме, а мягкое одеяло не давит своей тяжестью на теле. Воспоминания вечера картинками сменяются под закрытыми веками, словно слайд-шоу, только в ускоренном темпе. Пьянка, друзья, бар или клуб, первые шоты, отдающие чем-то цитрусовым. Вспоминается разговор на улице, когда хотелось до ужаса курить, отравляя организм еще одним способом, а не говорить в пьяном состоянии друзьям все то, что происходит между ним и Антоном.  Этот разговор должен был случиться позже, когда Арсений разложит по полочкам составляющие своих чувств и эмоций, когда сможет принять с лёгкостью вдруг учащенно бьющееся сердце и клишированных бабочек в животе лишь при одном взгляде на Шастуна. Когда пройдет все стадии принятия своей влюблённости, начиная от отрицания — когда при одной лишь мысли о том, что снова довериться — значит быть когда-то преданным, и гнева — недовольства и раздражения при одном лишь виде парня, когда простая улыбка и милая родинка на кончике носа вызывает улыбку и оттого отторжение, и заканчивая смирением — спокойствием при пожелании доброго утра и спокойной ночи, интересом как прошел чужой день и желанием увидеться даже после тяжёлого дня. Арсений должен был подготовиться, придумать что и как сказать. А в итоге на пьяную голову без возможности сформулировать все то, что чувствует рядом с ним, он ставит их перед фактом с подначек Добровольского, сам того не желая. И корить себя за свой же проеб, кажется вполне заслуженно и нормально, поэтому он кутается в мягкий плед и пьет горячий чай, вместо кофе. Шатается по дому без причины в подавленном настроении, не желая работать, скидывает входящие звонки, отписываясь, что чертовски занят. Хотя и вправду занят — бичеванием и самокопанием. Потому что этот мальчишка заставил его чувствовать именно то, что Арсений обещал себе не повторять. Отношения двухлетней давности вспоминать не хочется, перебирать в голове снова и снова свои и чужие косяки, недомолвки и ссоры. Не хочется повторять опыт прошлых отношений, которые уж очень потрепали нервы и здоровье. И которые заставили относиться к каждому с подозрением и недоверием, при первом же знакомстве. Наступать на одни и те же грабли несколько раз — это не про него, поэтому, сделав пометку в голове, он ожидает подвоха везде. И Арсений, сидя с ноутбуком на коленях, в середине фильма, понимает, что вместо сюжета, в голове мысли об Антоне. Образ смеющегося парня, с отросшей челкой, милыми кудряшками и забавной родинкой на кончике носа, что всегда приковывает взгляд. Мысли о нем греют где-то под сеткой рёбер, заставляя сердце биться чуть чаще положенного и можно было бы списать на что-то другое, но тахикардией он не страдает да и у врача был недавно. Почему-то во влюблённость в Шастуна он не привычно окунулся с головой, подогнув ноги, прыгнул в чувства, словно в воду, оставшись без возможности выбраться. Не залип с самого начала на человеке, не слушая внутренний голос разума. И уж точно не надел любимые розовые очки, что в последующем разобьются стёклами вовнутрь. Нет. Здесь совсем по-другому. Оттого для Арсения странно и немного боязно. Влюбчивый, живой непоседа, которому привычнее с тихими, серьёзными людьми, которые будут удивляться каждой его мысли. Ведь баланс должен быть, один противоположность другого и никак иначе. А тут точно такой же, как и он, Антон, что болтает без умолку, яркий на эмоции и с тысячью мыслей в голове, которые можно развивать и развивать. Он влюбился осознанно, смотря на широкую улыбку, искреннее недовольство и наглость в одном лице. Медленно, шаг за шагом, узнавал все больше и больше, и понимал, что в этот раз все иначе. Антон цепляет своей непосредственностью, простотой и оптимизмом. В нем нет подросткового максимализма, вранья и желания казаться лучше. Антон показывает себя настоящего так легко и просто, что влюбится каждый, не то, что падкий Арсений. Он смешно шутит, заразительно смеется и не стесняется быть навязчивым, написывая по пятьсот сообщений в час. Арсений, привычный к другому, здесь не может налюбоваться, не пытается сдерживаться и льнет всей душой, словно домашний кот, желающий ласки от хозяина. И всегда такой занятой, кажущийся недоступным из-за своих же принципов и устоев в голове, сам напрашивался на встречи и кое-как отвоевал утреннюю смену. После того, как Зинаида Александровна вышла с больничного, Арсений должен был вернуться в прежнюю смену, но в очередной раз встретив паренька в восемь утра в салоне троллейбуса, отстаивал до последнего эту возможность. Антону хочется верить и доверять, вверяя душу и сердце. Не бояться, что очередную шутку не поймут и придется объяснять — он, конечно, может объяснить, но лучше же когда понимают сразу; не бояться, что за очередную идею посчитают ненормальным и неодобрительно покачают головой. Но есть одно «но». Маленькое, вроде совсем незначительное, которое уж очень хочется не замечать. Его настоящего — Антон не знает. И это проблема тревожит с первых дней знакомства. Потому что Арсений, живущий в Омске и работающий кондуктором — совсем не он. И честно, очень страшно сказать правду по одной простой причине, которая все может поменять. Не раз были девушки, парни, которые готовы были признаваться в любви из-за денег. И не хочется, что бы Антон был одним из них. Вся эта заваруха со спором, дает возможность проверить человека и узнать искренность его чувств, потому что Антон не знает кто такой Арсений Попов на глянцевой обложке модного журнала. Или же хорошо притворяется, что еще хуже. И парни были правы, когда не доверяли бывшей Кате и всем другим. Но не хочется начинать новые отношения со лжи. И Антон, вроде, не похож на человека, готового врать в любви, но это «вроде» заставляет сомневаться и нервничать. Также тревожит мысль о том, как Антон отнесётся к тому, что ему не договаривали больше месяца, врали и скрывали. Арсений и вправду мог давно сказать обо всем этом, а не как дурачок придумывать лживую историю на ходу. Но Арсений сам бы не поверил, скажи ему Антон, что является владельцем и генеральным директором компании по созданию дизайнерской одежды. Бизнесмен, с зарплатой в месяц, больше, чем все обучение Антона в универе. Арсений бы посчитал его за пиздуна. Также еще один вопрос. Даже если все будет хорошо и Антон не погонит его ссаными тряпками, то какие отношения на расстоянии? У Шастуна еще семестр целый да и практика тоже. И что о доверии? Господи, да он ничего не знает и не может сказать сам себе, что все будет хорошо. Как поступит Антон, услышав всю историю с начала и до конца? Будет ли вообще слушать? Конечно, каждый мечтает услышать о том, что твоя вторая половинка зарабатывает миллионы, но Арсений не хочет, что бы Антон был с ним только из-за этого. Потому, что любовь за деньги хуйня полная. И проебать Антона в этом дерьме хочется от слова «нихуя», то есть вообще не хочется. И пока голова кипит от мыслей, а на душе когтистыми лапами скребутся кошки, он заворачивается посильнее в плед и опускает голову, отвечая Антону, что приедет четвёртого числа. Нужно собраться с мыслями и набраться смелости и терпения, потому что иначе никак.

***

И пока Арсений погребен под своими страхами, мыслями, Антон запивает пирожки сладким чаем и кивает матери, что очень даже вкусно. Особенно те, что с картошкой и нет, не пересолила. На кухне яркие лампочки светят теплым жёлтым светом, мама стоит у плиты, в ярком цветастом фартуке, а отец рассказывает об очередной поставке продуктов из Китая. Антон светится весь, слушая смешные истории, радуясь тому, что вечно занятые родители нашли время собраться вместе. Хотя и напиться на новый год не получилось, а три бокала шампанского ничего не дали, но греет сама атмосфера семейного праздника, когда собравшись вокруг стола, ты смотришь не на пьяные лица друзей, а находишься дома в окружении родных людей. Домашняя суета, разговоры, смех родителей и килограммы мандаринов, привезённые из-за границы вкусности и нежелание брать телефон в руки. Даже ютуб остается без внимания в эти дни. Но как бы Антон не хотел, он все равно периодично залипает на несколько минут, уставившись в дисплей, потому что не хочется прерывать диалог с Арсением ни на минуту. — А ты то, хоть что-нибудь, расскажешь? — отец смотрит на него с улыбкой, заставляя Антона оторвать взгляд от телефона и посмотреть на родителя. — С кем беседы ведёшь? — тут же отзывается возле плиты мама. — Вот думаю… Антон задумывается на минуту другую, откладывает телефон на край стола, и садится вполоборота, чтобы видеть и отца и мать. И рассказывает о том, как впервые поцапался с Арсением в троллейбусе, о том, как дальше складывались их взаимоотношения и о том, что произошло дальше. Не упоминает поцелуй, и о своем неуместном флирте молчит, говорит, что друзья сначала боялись, что его отмудохают за поведение, а потом стебали и в душе переживали за их отношения больше, чем за свои. Рассказывает на одном дыхании, давно не боясь, что родители не поймут его влюблённость в парня. А в ответ получает тёплую улыбку матери и такую же от отца. Андрей взамен рассказывает историю о том, как сам в свои годы боялся подойти к отличнице в группе и краснел при каждом взгляде, а сам поглядывает на жену влюблённым взглядом, вспоминая прошлые годы. Отличница оказалась бунтаркой, способной одной фразой осадить парней, и затыкающей чужие рты, а при папе сама краснела и бледнела. Антон смеется и желает, что бы у них с Арсением все было также легко и счастливо. И дни тянутся быстрее за просмотром фильмов всей семьёй перед телевизором на диване, он не боится, что наберет лишних килограммов за праздники, уминая чипсы, мармеладки и прочие вкусности, запивая их газировкой. Все также переписывается с Арсом, иногда ловит теплые взгляды от матери и показывает им фотографии Мони, болтая о том, какой тот милый и похож на облачко. И когда наступает время возвращаться, он крепко обнимает отца и целует в щеку маму, сидит на дорожку и едет готовый покорять вершины, хотя и не знает какие именно. В самолёте спит крепко, засунув наушники в уши и включив плейлист со спокойной музыкой, не боясь подорваться внезапно из-за ора вокалиста. Арсений, погрузившись за эти дни с головой в неутешные мысли, катит багаж по местами треснувшей плитке и на первый взгляд похож на мертвеца, снова говоря себе, что пить всю ночь перед рейсом было плохой идеей. Он не хочет лететь обратно, но знает, что должен. И пока у него остается в Омске меньше месяца, он надеется, что за это время наберётся смелости сказать Антону правду. Знает, что могут не поверить, хотя это и легко будет доказать, знает, что могут не понять, потому что правда смешно звучит, и могут бросить, сказав, что отношения на расстоянии не нужны. Не хочется думать, что Антон молодой и полон сил парень, найдёт себе девушку или парня за два счета, забыв Арсения. Потому что, ну, не хочется знать, что тебя так легко заменить и забыть. Эгоистично хочется, чтобы Антон любил его и только его. И пока Паша озабочен новой идеей связанной с расширением, Арсений плетётся к стойке регистрации и надеется по скорее увидеть знакомые кудряшки и солнечную улыбку, потому что в Питере снова пасмурно, а он по-идиотски влюблён и соскучился.

***

— Смотри, это я с мамой и папой, — листая фотографии в телефоне, рассказывает Шастун. Пьет горячий чай, облокотившись на спинку дивана и жмется ближе к чужому плечу, пока Арсений, обнимая, смотрит в экран. — О, а это Оксана наша, Суркова, отличница и пай-девочка. Арсений склонив голову смотрит фотографии и копирует улыбку, больше наблюдая за тем, как парень с радостью делиться частичками своей жизни. Он хотел бы также. Сидел бы, показывал фотографии детства, родителей или же новые эскизы, отправленные сначала Паше, а дальше уже нужным людям, и получал в ответ теплую улыбку Антона. Хочется да колется, и он только вздыхает своим мыслям и не дает испортить себе же самому настроение. Антон в мятой домашней футболке, немного уставший и расслабленный, кладет голову на плечо и заглядывает в глаза. Банка пива стоит на тумбе рядом с диваном, а по телеку крутят какой-то старый фильм. Арсений снова приехал под вечер и причина одна — соскучился. А Антон, рассказывающий в кругляшках в телеграмме о том, как затарился в магазине чипсами, пивом и огромной кучей мармеладок, вызывал умиление и желание увидеться. Поэтому Арсений собрался за пять минут и приехал, наплевав на свои дела. Хотелось хоть немного побыть в чужих объятиях, непринуждённых разговоров и понимания, что Антон, хоть в него и ненастоящего такого, влюблен. — О чем думаешь? — тихо, еле слышно спрашивает парень. Арсений смотрит на Антона, взглядом скользя по лицу: чуть нахмуренные светлые брови, складка между ними, над переносицей, встревоженный взгляд зеленых глаз и потрескавшиеся от морозов губы. В такого Антона Арсений тоже влюблен. На улице снова метель, белым фоном стелясь перед окном, и только фонари освещают пустые улицы. В такую погоду хочется укутаться в плед и пить горячий чай, чем они и заняты. И пока на фоне играет проигрыш и титры закончившегося фильма, Арсений, решив для себя, что этот вечер он проведёт без неприятных мыслей, касается чужой щеки, ведет кончиками пальцев по мягкой коже и целует. И Антон подаётся вперед, льнет ближе и ластиться к руке, словно кот. Большой, мурчащий кот, дорвавшийся до ласк. Поцелуй нежный, спокойный, оттого и чувственный, будто Шастун, сам того не понимая, забирает весь негатив и скопившееся напряжение, запрещает думать, ставя бетонную стену, огораживая от всех проблем, будто понимает в чем проблема и говорит, что все будет хорошо, что они будут вместе. И Арсений расслабляется, позволяет забраться к себе на колени, ведёт ладонью по горячему боку под футболкой, пересчитывая пальцами сетку рёбер, отчего парень вздрагивает и смешно морщится. Губы красные, влажные, а взгляд хмельной. Но не от выпитой бутылки пива, что пустой валяется на тумбе, а от чувств и желания. Хочется этот момент запомнить, потому, что сейчас хорошо. Все невзгоды и вранье остаются за окном, ожидая пока очередной порыв ветра унесёт их подальше отсюда. Остановить время и иметь возможность вернуться сюда, когда станет плохо и хотя Арсений надеется, что это «плохо» не наступит, но в глубине души боится, что вот так спокойно, в уже родных объятиях, он может быть в последний раз. Возможно, он себя накрутил. Но что он может сделать против своего мозга? И Антон снова кусает губы и смотрит так преданно в ответ, что больше ничего не страшно и есть надежда, что все будет «хорошо». Горячая рука на своем теле кажется Антону привычной, тем, что всегда было, будет и есть. Константой, что держит на плаву и не дает утонуть. Арсений, даже на вид, загруженный и молчаливый, лежит рядом, пока включенная гирлянда освещает желтыми всполохами небольшое пространство возле окна. Выглядит атмосферно. — Я Антон-планктон, а вы мне нравитесь Лидия хламидия. — Мидия Лидия, — со смешком поправляет Арс. — Нет, так смешнее же, ты все испортил! Антон утыкается в чужую грудь и трется носом, пока Арсова рука треплет по русой макушке. — Я к нему тут подкатываю, а он… — голос звучит приглушенно, и отдает слабой вибрацией. — Я хочу еще целоваться, — в ответ говорит Арсений. Потому, что подкат засчитан, а у самого в запасе нет. — Много хочешь, мало получишь, — отзывается Шастун. — Почему это «мало», все что хочу, то и получу. — Ну во-первых, ты что в стихотворцы записался? — подняв брови вверх прыскает со смеху Антон, в попытке сделать максимально серьёзное лицо. — А во-вторых, ты ничего не получишь, потому что я не дам. Антон льнет ближе, соприкасаясь всем телом с чужим, трется, словно уже мартовский кот в начале января и, нагло улыбнувшись, — знаете, такой улыбочкой, как у киношных маньяков, на подобии джокера, — начинает вдруг щекотать за бока. Арсений начинает брыкаться и пищать, пытаясь уйти от наглых рук, но парень придавил, сев сверху на бедра. Спокойная, размеренная атмосфера вечера перетекает в игровую, благодаря шуточной борьбе. И Антон, придвинувшись ближе, уже гладит запыхавшегося и хрипло дышащего Арсения по груди, тихо говоря, что уже все, больше не будет. — Если бы я не выдохся, я бы пошутил, что ты сидишь своей задницей, по которой нужно поддать, прямо на моем члене. — И в доказательство вздергивает бедра. — Уже такой старый? На большее не хватит? — приторно огорченно отзывается Антон и уже сам нарочно проезжается этой задницей по чужому паху, чувствуя, как ладони, лежащие на бёдрах на секунду сжимаются. — Это провокация? — Прямой намёк. И вот сейчас целоваться хочется еще сильнее, поэтому Антон сам тянется к чужим губам и, нагло улыбнувшись, широким мазком лижет по ним, оставляя мокрый след. За это сразу хочется поддать и Арсений сжимает в ладонях чужие ягодицы до болезненного вздоха. Желание разгорается быстро, хочется всего и сразу, но оба понимают, что пока не готовы. И не только с физической точки зрения, а скорее психологически, ну Арсений уж точно. Но можно обойтись взаимной дрочкой, что вполне устраивает, поэтому он продолжает мять задницу и бессовестно кусать Шастуна за губы, пока парень продолжает ездить и тереться об его пах. Любимые обтягивающие джинсы неприятно давят и их хочется снять, Антон снова лижет губы и он готов пошутить, что Шастун собака со своим широким длинным и очень мокрым языком. — Для вылизывания еще рано, — комментирует Арс и тут же затыкается, когда ловкие длинные пальцы растегивают ширинку и пуговицу, залезая в трусы. Первое касание вырывает облегчённый вздох. — Ты бы знал, как ахуенно выглядишь сейчас, — оторвавшись от терзания чужих губ, Антон проводит подушечкой пальца по нижней, смотря туманным взглядом глаза в глаза. — Порнушечно? — Трахабельно. Вылизывание, покусывание шеи для Арса что-то между раем и адом, потому что настолько ахуенно и до красных пятен перед глазами. Антон снимает футболку и отбрасывает куда-то в сторону, вновь оставляя алеющий след на бледной коже. Считает языком каждую родинку и шумно пыхтит под ухо, тут же прикусив мочку, чем заставляет Арсения загнанно задышать. Кожа к коже — тесный контакт, от которого почти жарко, плед сбился куда-то в ноги, пока чужие пальцы так плавно и знающе сжимают крепче, увеличивая скорость движения. — Это ты так скучал? — шутит Арс, чувствуя как в бедро упирается чужой стояк. Антон хохочет, помогая снять с себя и с Арсения ненужные штаны и трусы, а следом, оглядывает лежащего нагого, не считая носков, парня взглядом, будто с радостью бы хорошенько выебал все эти шутки и мозги в том числе. И чтоб ноги поджимались от наслаждения и переизбытка эмоций и чувств. Арсению нравится такой взгляд. Рука возвращается на член, размазывая каплю смазки по головке, пока Арсений пытается нащупать смазку под диваном по просьбе Шастуна. А когда находит, выливает немного себе в ладонь и передаёт Антону, чтобы в следующую секунду ответить взаимными действиями по чужому телу. Антон снова целует, жадно, чувственно, будто хочет хоть так выебать, пусть даже в рот. И хоть Арсений в последний раз сосал почти год назад, но готов хоть сейчас начать снова. Руки двигаются в унисон, легкие горят от недостатка кислорода, а перед глазами снова тёмные пятна, пока ладонь проворачивает и ведет вверх-вниз, вырывая из парня скулеж. Где-то в подкорке Арсений делает пометку, что Антон громкий, отзывается на все и не стесняется, пока сам Попов сжимает сильнее губы и не позволяет себе такого. Гирлянда все также красиво мигает через раз, вспышками отдавая яркими всполохами под веками, темп рук сбивается с ритма каждый раз и чувствуется скорая разрядка. Свободной рукой Антон находит его ладонь и переплетает пальцы, закидывая голову и выгибаясь в спине. И пока Арсений уходит в душ, Антон курит на балконе, отписавшись потерявшим его друзьям, что все нормально, он просто ебался. И даже не хочет знать, что теперь Эд торчит Сереге деньги из-за спора. После ванны Арсений шлепает босыми ногами по полу, недовольно подмечая, что в отличие от его дома, он здесь холодный, и забирается под одеяло в расстеленную кровать, прижимаясь к тёплому боку Антона. — С новым годом, — говорит он. — С прошедшим, Антон. — Я бы тебя выебал, душнила ты, — недовольно сопит в макушку парень. — Посмотрим кто кого, еще.