Уничтожить личность

Сун Хендже ощущал гадкий кислый привкус во рту. Смотря на Хан Юджина, вновь запершегося у себя дома, кроме непонятной ему желчи он ничего не чувствовал. Все эмоции словно отсырели, и воздух казался пресным. Зато мыслей было много. Они полнили его голову, периодически отвлекали, а после снова и снова возвращали к виду Хан Юджина. Некоторые противоречили друг другу, иные же наоборот дополняли его ранние размышления. Но большая их часть были вопросами в никуда. Постоянно ли они делили воздух с этими воспоминаниями? Насколько сильна была связь между ними и этими отрывками памяти? И имелись ли где-то ответы на его вопросы? Конечно, Сун Хендже понимал, что ответы находились рядом с самим Хан Юджином. И что тогда ему делать, пока он не сможет снова увидеть Воспитателя? Давиться этой серостью? Ну уж нет. Такое он терпеть не мог. Он ненавидел что-то подобное. Забавно было, что тот, кто в последнее время лишал его возможности заскучать, сам имел настолько подавленное прошлое. Однако прошлое — не настоящее. Несмотря на то, как сильно потрепаны были трое других S-рангов, Сун Хендже всегда держал в голове мысль, что настоящий Юджин уже не был таким. Прошлое у него, конечно, не радужное было, но без него Хендже не смог бы заполучить того Хан Юджина, которого знал. Хендже изначально был готов принять любое прошлое Хана. В конце концов, его больше интересовал конечный результат, нежели чьи-то старания. Но отчего-то всегда непоколебимый приоритет собственных желаний сейчас начинал бесшумно рушиться. Бесшумно и незаметно даже для него самого. Лидер Сесён просто хотел это переждать и вернуться туда, где все было лучше, где у него была сила и власть что-то менять. Остается только ждать. И снова тупик в мыслях. Он прикрыл глаза и вздохнул. Трение зубов отдалось скрипом в голове. Если бы у него был способ изменить прошлое Хан Юджина, тогда… Он бы изменил его? Если бы он тоже сумел попасть в прошлое, а потом поменял бы всё, как это сделал Воспитатель, он бы сожалел об этом? Если бы он смог уже тогда спасти и привязать его к себе, разве не было бы ещё лучше? Наверное, нет. Ему нужен был Хан Юджин, но не любой, который мог зваться им. Хендже нужен был только тот, который прошел через всё это. Если же это будет кто-то другой… Сун Хендже не любил игры с совестью. Особенно, когда знал, что у него её не было. И всё же что-то поскребывало в ребрах, с каждой секундой заставляя его либо сделать хоть что-то, либо склониться, признав слабость. Хендже пропустил сквозь пальцы свои волосы. На них осталось немного сажи со времён битвы с Хан Юхеном. Он оглядел стоящих неподалеку S-рангов и, сравнив свое состояние тогда и сейчас, Сун ухмыльнулся. Гнев не исчез. Он скрылся за чем-то менее ему известным и понятным, и ему все еще хотелось подойти и пропустить сквозь тело лидера Хаен высоковольтный разряд. Сун Хендже внезапно выпрямился и приподнял брови. Прекрасная мысль, которая неожиданно приподняла его настроение, на мгновение притормозила. И множество «за» и «против» начало пересекать его голову, пока глаза уже по-привычке требовали перед собой вид Хан Юджина. В воспоминаниях снова показались более мрачные, размытые виды. Казалось, всё вернулось ко времени, когда Хан еще не принимал лекарства. И это не было удивительным: Юджин пил антидепрессанты, лишь чтобы вернуть телефон. Сейчас в этом не было необходимости, поэтому упаковка таблеток валялась где-то в уголке, где раньше лежали его грязные вещи. Хан Юджин приподнялся на кровати, неловко упёршись руками в постель, и неподвижно, бездумно и бессмысленно сверлил простынь пыльным взглядом. Еле заметные в тусклом свете ночного города морщинки, что пристроились около глаз Юджина, создавали потрёпанный и заброшенный вид. Его взгляд плавал вокруг уголка с таблетками, но сфокусироваться на них не мог. Хан искал возможность, устало перебирал крохи тех причин, по которым бы он был просто обязан встать и жить ещё один день. И сожалел, что вообще проснулся, желая вновь погрузиться в сон. Он уже физически не мог снова уснуть. В конце концов, последние несколько суток он и так не вставал, лишь изредка просыпаясь на полчаса. Полчаса, полных грузных мыслей и выматывающих Юджина ещё до того, как он мог хотя бы дотянуться до антидепрессантов. Эти селективные ингибиторы имели накопительный эффект. Хан Юджин принимал их уже достаточно, чтобы его обычная мозговая деятельность осуществлялась нормально, но вот с эмоциями, с мотивацией или с простым анализом чувств все так же имелись проблемы. Антидепрессанты не были дозой дофамина. После их принятия не было прилива счастья и исчезновения тревоги. Наоборот, казалось, что все внутренние опасение настолько усиливались, что именно они и толкали Хана вставать, думать, что-то делать. А без таблеток такого эффекта не достигнуть. Однако сейчас у Хан Юджина получилось даже сесть, прежде чем дёгтевые мысли вновь засосали его как зыбучий песок, наполняя его лёгкие пылью и колкостью. Комната была погружена в немой мрак. Создатель бросил игрушку и выключил питание. Батарейка села. Тишина поглощала не хуже одиночества. Единственным звуком, что отчётливо — только из-за отсутствия конкурентов — слышался в этом оторванном от мира кусочке, был шум глухо грохочущей в ушах крови. Ещё живой и горячей. Хотя в большей степени этот звук напоминал копошащихся в венах змей, что с еле заметным стуком склизко перебирались из сердца в сосуды и рассасывались по всему телу, расстворяя своим ядом любое желание выбраться из этой гнили. У Хан Юджина больше не было повода оставаться в этом мире. Никому не было дела до его существования, и он сам начинал забывать, что когда то был частью этой реальности. Тело не двигалось десятки минут. Настолько Хан был бездушен, что, казалось, будто он сам находился вне оболочки. И такая мысль не пугала Юджина. Наоборот, он будто молчаливо отдавался этому чувству забвения, походя на одинокую нить паутинки, поблёскивающую в последнее мгновение на ветру. Ной передёрнул плечами и судорожно вздохнул от резкого наплыва мурашек по спине. Его пальцы тихо заскребли по краям пиджака, и он сжал зубы в попытке спрятать учащенное дыхание. Ком в горле мешал глотать воздух, но несмотря на это Луир неотрывно следил за Хан Юджином. Ной не знал, почему этот вид так резко накатил на него волной страха и паники. Он не знал, почему ощущал, что сейчас среди наблюдателей было не только четверо S-рангов. Ной просто чувствовал, что рядом с ними — где-то между ним и Хан Юхеном, но все равно ближе к последнему — сидел на корточках, подперев ладонью подбородок, и беззвучно, уничижительно посмеивался над собой же Хан Юджин, которого он знал. И его глаза, обманчиво счастливые и ласковые, насмешливо смотрели на другого, прошлого себя. Ной в приступе задрожал и зажмурил глаза, однако этот фантомный облик, который он не видел, а только ощущал, не исчез. Даже больше: словно галлюцинационный образ Юджина встал, подошёл к нему и мягко, с той же улыбкой, с которой он смеялся над собой, приобнял его, чтобы в очередной раз подарить ему спокойствие. И мурашки, что разъедали под слоями ткани плечи Ноя, были лёгкими касаниями рук Юджина. Его органы восприятия S-ранга молчали, словно были мертвы. Ни запаха Хан Юджина, ни звука его далекого голоса — он просто не мог ничего уловить. Но он чувствовал его рядом. Как можно было думать, что Юджина рядом с ними нет? И этот диссонанс рациональности и эмоций заставлял его разум безмолвно кричать, словно повторяя за Воспитателем. В зажмуренных глазах разноцветные пятна взрывались одно за другим, напоминая последствия первой дозы наркотика. От всего этого хотелось то ли свернуться калачиком, то ли знатно проблеваться. Сделать все, что угодно, лишь бы избавиться от проклятых червей в желудке. А фантом Хана нежно и молчаливо продолжал поддерживать. Ной боялся открыть глаза. Боялся увидеть разделенные пустую оболочку Хан Юджина из прошедшего будущего и душу, которую он знал. В ушах начало что-то звучать. То ли шаги, то ли ударяющая в виски текущая кровь. Луир вцепился ногтями в свои плечи. Возможно, его собственные руки и создавали иллюзию того, что Хан Юджин заботливо поглаживал его. Он лихорадно дышал, внутренне моля прекратить всё. Мышцы пресса, ног, рук судорожно сокращались, пытаясь выстроить защиту. Сдержанную, но отчаянную. В один момент касания на плечах стали реальными. Не невесомое ощущение поглаживания, дарящее одновременно и ненавязчивую заботу и в данный момент дикий страх, а реальное ощущение чужих рук. Ной сжался, и Сон Таэвон, заметивший его прежнее состояние, чуть отстранился. — Господин Ной, с вами все в порядке? — Глупый, но вылетевший на автомате вопрос. Луир резко распахнул глаза и обернулся, смотря дрожащими драконьими зрачками на руку Сон Таэвона. И лишь осознание, что это был не Хан Юджин, что это был кто-то реальный, кто-то, кто был живым, помог ему снова избежать края. — Ха… Ха… Ха… — Дыхание билось о стены замкнутой комнаты, уменьшая и так слабое присутствие Юджина в воспоминаниях. Ной, продолжая красть затхлый воздух, нервно оглядел свои руки и невидимые, оставшиеся под тканью его экипировки, синяки. Он сглотнул, возвращая себе способность понимать, что ему сказали. — Я… — Хриплый заплаканный голос, гудящий в нос, показался слишком шершавым в этой полностью немом воспоминании. — Я в порядке. Ной перевел взгляд с Сон Таэвона на воспоминание Хан Юджина, будто молча говоря: «Я не в порядке». Однако и он сам понимал очевидность этой мысли. Очевидность и, конечно же, бесполезность. Сон Таэвон снова выпрямился и отошёл на шаг назад. Сун Хендже неожиданно раздраженно цокнул. Конечно, было ясно, что все его недовольство возросло до критической отметки из-за воспоминаний, но в данный момент для Ноя это звучало как упрек. Луир переступил с ноги на ногу, слегка сгорбившись. Лишь бы не видеть ни других охотников S-ранга, ни Хан Юджина. — Если ты хотел как-то о них позаботится, то надо было что-то сделать, а не избегать неизбежного. — Сказал Сун Хендже словно пустоте перед собой. Или же он общался с Юджином? Дошел ли он до той точки, когда уже и сам забыл о невозможности вмешаться? Навряд ли. В любом случае, адресат сообщений был не ясен, никому, кроме его самого. Хан Юхен, привлеченный контрастно громкой речью, наконец оторвался от воспоминаний брата. Ближе, однако, он от этого не стал, словно он как младший и здесь повторял за братом. — У вас есть идеи? — Процедил Сон Таэвон и перевел взгляд, в котором на секунду промелькнуло нечто, похожее на злость. Очевидно, что в этой ситуации они ничего не могли сделать. Сон Таэвон не знал иного способа продержать их моральное состояние на плаву, кроме как просто избегать острых тем, которые бы высасывали из них силы с еще большей скоростью. Однако для Сун Хендже этот способ казался смешным, и придерживаться его он явно не собирался. В голове охотника Ассоциации на мгновение появилась мысль, что присутствие лидера Сесён все только усложняло, однако Сон Таэвон быстро подавил её. Это был уже тревожный звоночек, говорящий, что он стоял на грани потери того, чем отличался от других S-рангов: терпения и сдержанности. В этот раз, что было одновременно удивительно и в данный момент ожидаемо, Сун Хендже не продолжил изводить начавшего раздражаться охотника. Наоборот, он с некой бодростью подтвердил его слова. — Есть. — И без лишних слов он повернулся к Ною. — Иди сюда. Луир вздрогнул, ощутив на себе странный, смешанный с любопытством — вот уж чего точно никто не мог ожидать после всего произошедшего — взгляд лидера Сесён. Все в нем вдруг взъерепенилось, крича, что он не должен слушать слов Хендже, но парень лишь поджал губы и перехватил дрожащее запастье другой рукой. — Я в порядке. — Тихо попытался протестовать он, закутавшись плотнее. — Я что, должен повторять? — Сун Хендже лишь чуть-чуть повысил голос, но тон Риетты был воспроизведен с идеальной точностью. И голосом, подобным сестре Ноя, он рявкнул. — Иди сюда. Зрачки Луира неосознано снова вытянулись, и, глядя на Сун Хендже исподлобья, следя за каждым его действием, он, нехотя, пересилив себя, осторожно шагнул на встречу приказу. Его остановила рука Сон Таэвона, вытянутая шлагбаумом перед его носом. И драконьи зрачки на мгновение успокоились. — Что вы собираетесь сделать, лидер Сесён? Сун Хендже тяжело вздохнул и взлохматил свою прическу у корней, выпуская пар. — То, что ты не сможешь. — Словно успокаивая себя, он на мгновение прикрыл глаза, возвращая своему выражению лица прежнюю легкость. И голос зазвучал привычным провокационным тоном. — Уважаемый охотник Ассоциации, вам еще не надоело работать попугаем? Разве спрашивать меня о каждом шаге не слишком скучно? Сон Таэвон уже должен был понять, что Сун Хендже не будет здесь устраивать драк. И если он здесь что-то собрался сделать, то это будет им на пользу. Но ситуация была такой острой, что даже собственный вздох начинал казаться кислым и ядовитым, не говоря уже про колкие слова и улыбки лидера Сесён. Сон Таэвон, сжав вытянутую ладонь в кулак, опустил руку. Защита Ноя исчезла. И ему пришлось пройти короткий путь в несколько метров до Сун Хендже. — Что… — С опаской Ной попытался узнать о дальнейшем плане Хендже, но тот, усмехнувшись, прервал его раньше. — Тоже хочешь спросить о моих действиях? — Луир замолк, свесив голову. Сун Хендже не было до этого никакого дела, поэтому он просто приказал полудракону «дать лапу». И израненная от собственных же когтей рука начала медленно, с мелкой дрожью подниматься. У лидера Сесён не было терпения и времени ждать, пока парень переборет свои загоны, и, дернув другого за конечность, он прислонил ладонь ко его лбу. Такие резкие действия мгновенно насторожили и Сон Таэвона, и Хан Юхена. Ной же просто не успел осознать, когда его глаза расширились, а зрачки моментально сузились. По его телу пустили высоковольтный заряд тока, который даже вырвался мелкими молниями, усыпавшими его тело точечными ожогами. Но, успев только открыть рот для болезненного вопля раненого зверя, Ной потерял сознание и обмяк, шлепнувшись оземь. Сон Таэвона и Хан Юхен с раскрытыми глазами замерли. Однако, в отличие от отключившегося Луира, они смогли прийти в себя. — Что ты делаешь?! — Сон Таэвон подошел и перехватил Сун Хендже за запястье руки, которой тот уже успел приподнять за шкирку охотника в отключке. — Помогаю ему не сойти здесь с ума. — Отмахнулся он, следом подтянув к охотнику Ассоциации бессознательное тело. — Держи, нельзя оставлять его валяться на полу. Кто знает, может он в текстурах застрянет? — Смешав в голосе угрозу и интерес к подобной ситуации, Хендже избавил себя от роли носилок. Но два настороженных взгляда так и остались к нему прикованы. — Если ты не смог о нем позаботиться, тогда это сделаю я. Сон Таэвон с парнем на руках уже не мог поддаться такому же порыву, с каким подлетел к Сун Хендже, поэтому, проглотив с парой вздохов возмущение, он с размеренностью выплюнул. — Лидер Сесён, вы понимаете, что только что вы… — Ударил его током? — Улыбнувшись, закончил он предположение замест охотника Ассоциации. — Конечно, был риск, что в этом пространстве невозможно потерять сознание, но в таком случае он лишь немного пострадал бы от болезненных ощущений и кратковременных конвульсий, но не умер бы. — Сун Хендже знал меру. Он также знал возможные последствия его силы, но проблем с контролем мощностей у него не было, поэтому ему не казалось излишним использовать подобные методы. — Я его спас от воспоминаний Хан Юджина и не позволил ему самого себя исцарапать в переодических приступах панических атак. Как по мне, это — лучший выход для него в этой ситуации, разве не так, молодой господин? Хан Юхен, настороженно сделав шаг назад, нахмурился в ответ на взгляд Сун Хендже. — Мне не нужна такая помощь. — Процедил он, вновь упрямо упершись взглядом в образ Хёна. — Ну как хотите. — Хендже пожал плечами и тоже отвернулся. Шепот, кинутый не то с издевкой, не то со своеобразной заботой, закончил его мысль. — Вам же хуже будет. Сон Таэвон, держа на руках тело и смотря в затылок лидера Сесён, должен был признать, что несмотря на экстремальность решения Сун Хендже, выход и правда был неплохим. Не лучшим, но хотя бы каким-то. Так почему же тогда ему не терпелось свернуть ему шею? Сон Таэвон мысленно одернул себя, пытаясь себя уверить, что все подобные желания — следствие манипуляций Собирателя. Ведь, по сути, он и был причиной всего происходящего, так? Подобные размышления немного сместили фокус охотника Ассоциации и позволили ему вспомнить, что на его плечах теперь лежала важная задача. Склонив взгляд на парня без чувств, он наспех проверил его состояние. За исключением излишней бледности кожи, на фоне которой резко контрастировали легкие ожоги в виде мелких сеточек от молний, и поверхностного дыхания, еще не пришедшего в норму после удара током, всё выглядело не плохо. По крайней мере, теперь он не страдал от бремени того, кому надо было смотреть. Сон Таэвона аккуратно приподнял тело Ноя и, присев для удобства, закинул себе его на спину. Руки Луира безвольно повисли на плечах охотника Ассоциации, и, подхватив его под бедра, Сон Таэвон выпрямился, вновь устремив взгляд на воспоминания.

***

Некоторое время спустя Сон Таэвон заметил, что дыхание Ноя полностью восстановилось. Мелкие конвульсии от пережитого разряда изредка сокращали мышцы Луира, из-за чего охотник Ассоциации должен был часто поправлять положение парня, но теперь эти «тики» прекратились. И еле слышимое сопение над его ухом успокаивало. Охотник Ассоциации осторожно подбросил Ноя, поправив сползшие руки, и искоса глянул на бледное лицо. Ной был слишком истощен, раз после обморока он сразу же уснул. Теперь решение Сун Хендже казалось вполне себе адекватным, хотя некоторые протесты внутри все еще не утихли. Обдумав сложный ком чувств, Сон Таэвон понял, что это была не претензия, а скорее вопрос. Вопрос, почему лидер Сесён только сейчас решил пойти на такие меры. Однако прежде, чем охотник Ассоциации озвучил свои мысли, Хан Юджин пошевелился. Юджин наконец подполз к краю кровати и стёк на пол. Его нога немного ныла, поэтому Хану потребовалось некоторое время, которое он потратил, чтобы растереть костлявую лодыжку. Несмотря на оказанную себе помощь, встать в итоге он не смог, и путь до заброшенного уголка стал тягуче мучительным. Сун Хендже отчего-то помрачнел, и в уголках его глаз, ранее приподнятых в доброжелательным жесте, пролегла темная, как пустынные глаза Юджина, тень. — Советую вам воспользоваться моей редкой доброжелательностью. — Прошипел он, словно снова обращался в пустоту. — Предстоящие события вам не понравятся. Хендже протянул руку в сторону Хан Юхена, и серьезность его взгляда кольнула сильнее прежнего. Ему бессловесно говорили, что он даже не имел права знать, что происходило с его собственным братом. — Какие события? — Его глаза посмотрели на ладонь лидера Сесён, но так и не увидели в ней спасительной соломинки. Хотелось отбросить ее подальше, воспротивиться и отстоять хотя бы право знать. — А как сам думаешь, что еще осталось Хан Юджину? — Он помолчал. — Только не говори, что не знаешь. Лишь потому, что ему не удалось, еще нельзя говорить, что их не было. — Казалось, что Хендже неосознанно сам избегал острых моментов, и поэтому его слова были лишены конкретики. — По тому, как спокойно он себя чувствует в такой безвыходной ситуации, уже можно понять, что он нашел выход. Сон Таэвон наконец тоже понял, о чем именно говорил Сун Хендже. Он неосознанно втянул воздуха. Конечно, подобный исход был очевиден, но почему же он сам не догадался, что всё закончится этим? Ной недовольно промычал во сне, и охотник Ассоциации только сейчас заметил, что излишне сжал руки на бедрах Луира. Тихий стон не отвлёк лидеров гильдий: они всё так же продолжали сверлить друг друга взглядами. Единственное, Хендже уже убрал руку. Сун Хендже не надумывал себе лишнего. Он правда считал, что дальнейшее не стоит видеть ни Ною, ни Юхену, и вместе с тем знал, что сам должен был видеть всё от начала до конца. По логике Хендже, Юджин просто не мог сейчас быть спокоен так, как тот был. Когда человек застрял в тупике, где каждая стена была зеркалом с собственным отражением, то он начинал лезть на стенку, пытаться разбить зеркальную поверхность, лишь бы выбраться. И это он мог делать только когда у него была надежда на свободу. Чего, естественно, у Хана не было. Таблетки не могли быть причиной спокойствия Юджина. Он пил антидепрессанты, которые на него действовали по-особому. Они снимали заторможенность мозга, помогая тому нормально мыслить, но не более. И раз так, то Юджина должна была поглотить тревога, съесть изнутри и расплавить все органы своим ядом. Юджин должен был в таком случае быть намного агрессивней. Но и это не совпадало. Мертвое спокойствие — вот такое состояние царило в его душе. Перед разговором с отцом Михе Хан Юджин был полон мыслей лишь о передаче телефона. Больше в его голове ничего не задерживалось. Сейчас же долг исчез, и последнее, что его держало, тоже. И спокойствие Хана, тот выход, который он нашел в своей ситуации, были рождены из простого предвкушения будущей смерти. В каком настроении люди совершают суицид? Ярый гнев? Слезная истерика? Эмоциональный всплеск? Возможно. Но это точно не случай Юджина. Эмоционально он уже был истощен настолько, что подобное его не задевало. И лишь физическая смерть сулила долгожданный покой и отдых. Однако Хан Юджин в настоящем жил рядом с ними. Живой, полный энергии и, видимо, притворства. А значит, суицид не удался. Сун Хендже хотел избавить младших от предстоящей попытки. И все же Юхен не пошел у него на поводу. Хан Юджин, просидев над таблетками еще несколько минут, наконец открыл упаковку. Хан Юхен, заслышав шуршащий звук бумаг, забыл про Хендже, пригвоздив взгляд к брату. Он сам не заметил, как его руки сжались, но на лице у него было только мрачное спокойствие. Юджин, практически сложившись пополам, очень медленно и скрупулезно развернул вложенную бумажку. Могло показаться, что он сконцентрировался и полностью погрузился в себя, и потому так лениво перебирал руками, но у него просто не хватало сил сделать все быстрее. Ну, он никуда и не торопился. Наоборот, с каждой секундой замедлялся, словно оттягивая момент. Вскоре бумажка с инструкцией и с информацией о допустимой дозе была отброшена. Таблетки одну за одной достали из упаковки и горкой сгрудили на ладони Юджина. Это был конец для него. Почему-то, смотря на пригоршню спасительного яда, хотелось улыбаться, и вместе с тем уголки губ тянулись к полу. Это правда конец? Разве всё должно быть так? Хан Юджин сделал из ладоней замочек и прижал его к груди. Еще пару минут назад он не чувствовал ничего кроме сильной усталости, но стоило ему только взять в руки лекарство, почему-то пробивало на дрожь и слезы. С тряской в руках он приложил замочек ко рту. Юхен знал, что что-то сейчас должно произойти, что помешало бы брату их выпить. Он ждал и ждал, что что-то сейчас случиться, но ничего не происходило. Юхен сложил руки перед собой, пряча свою нервозность. Пальцы, закрытые от чужих глаз за предплечьями и тканями, мяли друг друга, разогреваясь настолько, что, казалось, скоро будет невозможно сдержать пламя. Юхен закрыл глаза и отвернул голову в сторону. Он сделал это вовремя, ведь в следующий миг Юджин открыл рот, пытаясь запихнуть всю пригоршню разом. Таблетки были покрыты пленкой, и на сухое горло легко прилипали к небу. Хан Юджин сильно закашлялся, и большая часть лекарства просто разлетелась по полу. Юхен рефлекторно на этот звук откликнулся, протянув вперед руку, чтобы похлопать своего Хёна по спине. Но, заметив скосившиеся на него взгляды Сун Хендже и Сон Таэвона, он поспешно скрыл эту глупую и неосознанную попытку помочь. Руки Хан Юджина безвольно опустились на пол. Странно, но на лице не было ни радости, ни разочарования. Он сел и снова замер, словно вернувшись на десяток минут назад, когда точно также бездушно он разглядывал простынь. Охотник Ассоциации с грузом на спине подошел к Юхену. Перебросив тяжесть на одну руку, он спокойно положил другую на плечо молодого лидера. — Закончилось. Юхен не сводил взгляд с ладони на его плече. Он не чувствовал, что ему, как обычно от близкой дистанции с другими охотникам, плохо. Просто ему тошно было на душе. — Я знаю. — И все же он слегка отшатнулся. Сон Таэвон поправил положение Ноя обеими руками и сделал шаг назад. — Не закончилось. — Сун Хендже оглядел разбросанные таблетки и уточнил собственные слова. — Воспоминание на этом не закончилось. И правда… Хотя казалось, что на этом отдельный кусочек памяти должен был завершиться, отчего-то все не размывалось, предвещая, наконец, другую сцену. Это воспоминание словно специально тянулось, душа их и изводя. Хан Юджин, просидев неизвестно сколько времени в новой подготовке, потянулся за раскиданными липкими, уже покрытыми половой пылью таблетками. Он снова собрал их в ладонь, построив ту же горку, что и ранее. В этот раз, однако, он не собирался просто так пихать их в рот. Юджин скосил голову в сторону кухни, видимо, оценивая количество времени, которое ему потребуется, чтобы доползти до стакана воды. На самом деле время уже не имело для него значения, и было скорее привычкой о чем-то думать и что-то оценивать, тем более когда другие мысли, текшие в нем, как патока, грозились вновь его задушить. В этот раз Хан Юджин встал. Без костыля он шел очень медленно, и вместе с прижатыми к груди таблетками казалось, что он нес что-то очень важное, что-то тайное и сокровенное. И это нечто он упрямо, несколько раз споткнувшись и поежившись от колкой боли в ступне, нес на кухню. И все же он добрался туда. Юджин освободил одну руку и потянулся ей до верхнего шкафчика, где, как ему казалось, мог быть стакан. Он очень давно не питался нормально, и на кухне в последний раз готовил, наверное, больше нескольких месяцев назад. Он уже не помнил, где что лежало, поэтому он выбрал тот шкафчик, который показался ему важнее остальных. Почему он важнее? — Пальцы зависли в воздухе в паре сантиметров от дверцы. Что-то нервное заскреблось в сердце, и Юджин отпрянул. — Там что-то важное? Хан Юджин сглотнул, с некой настороженностью смотря на дверцу. Таблетки от давления и трения друг о друга прошуршали, а некоторые из них помялись и слиплись в общую массу. Хану казалось, что трогать эту дверцу не стоит. Но как он тогда возьмёт стакан, если не сможет открыть шкафчик? Тревога ударила по его легким. Хан коснулся пальцем прохладной поверхности и, насколько секунд морально себя готовя к неизвестности, всё же открыл дверцу. Возможно, его нервозность сделала его более неуклюжим, а может недостаток сил в мышцах требовал дополнительной поддержки руки, но в итоге, вместо того, чтобы просто увидеть, что было в ящике, ему пришлось отпрянуть к противоположной стенке. Содержимое упало сначала на столешницу, а затем плюхнулось на пол между ног Хана. Юджин наклонился к упавшей вещицей, подобрав ее рукой. И, рассмотрев, что это за коробочка оказалась в руках, он потрясенно замер. Импортная коробочка чая, совсем еще новая, упакованная в пленку, и в уголке кривовато был нарисован уже полустертый временем плюсик. Такой смешной и родной одновременно. Таблетки из рук выпали, несколько раз ударившись о плитку и окружив одинокую и тоже уже брошенную упаковку чая. А Юджин, сдавив рукой рот, чтобы не потревожить своих слишком громким и частым дыханием тишину, медленно сполз по стене. И ни на секунду заволокшиеся слезами глаза не оторвались от чая. Плечи осунулись, и Хан спрятал голову в коленях, смотря на эту неприглядную картину исподлобья. — Прости. — Хан Юджин скрипя, чередуя с многотонным дыханием и борясь с головокружением вымучил эти звуки для умершего, следом заменив любые слова честными, по-настоящему искренними и от того лишь более пламенными слезами. Юджин и вправду извинялся. Извинялся, что хотел покончить с собой, извинялся, что подумал об этом, и больше всего просил прощение за то, что собирался и его — их — голос унести из этого мира, разорвать последнюю ниточку. Это было жестоко и эгоистично со стороны Хан Юджина. Он сам так думал, и потому извинялся. Со всей искренностью склонив голову и спрятав ее, не имея воли поднять стыдливый взгляд на раскиданные таблетки и практически исчезнувший плюсик. Хан Юджин не знал, кто он такой. Раньше бы он ответил на вопрос простыми словами: я старший брат Хан Юхена, я друг Кван Минчула, я человек, достойная ячейка общества. Но сейчас… Он не старший брат Хан Юхена. Он не друг Кван Минчула. И за человека он более не мог себя выдавать. Юджин не нашел себя в детстве. Юность, в которой люди познают себя, задают себе вопросы, спрашивая внутреннего ребенка «А как ты хочешь жить?», он потратил на выживание. Свое детское «я» он самолично задушил, чтобы ни он, ни его младший брат не выпали из необходимого всем людям общества. На место «ребенка» пришла рано повзрослевшая версия Юджина. И сейчас он чуть не убил и эту версию себя. Одиночество, с которым он остался наедине, родилось из отсутствия вопроса «Кто я без этих людей?». У Юджина не было собственной ценности. Смыслом его жизни, пусть он сам того не признавал, была жизнь во служение кому-то. Но… Больше некому служить. Рядом с Хан Юджином никого не осталось. А без ответа на вопрос «Кто же я такой, черт возьми?» у Юджина не было смелости говорить, что это вообще его жизнь. Как он мог утверждать, что что-то принадлежало ему, если само понятие «я», а вследствие и вытекающее из него «моё», просто не существовало? Его ли этот дом? Нет. Он был куплен на деньги, который ему кинул в ноги Хан Юхен. Если бы этот дом Юджин мог называть своим, тогда бы пазлы давно исчезли бы, тогда бы упаковки чая были бы давно выкинуты. Его ли эта жизнь? Опять нет. Столько людей погибло, передав Хан Юджину шанс выжить, столько было в нее вложено, что он уже точно не мог ей распоряжаться как угодно. Если бы эту жизнь Юджин мог назвать своей, тогда бы и покончить с ней он мог. Тогда бы голоса мертвых не занимали столько места в голове, в сердце, в жизни. Но раз самого «Хан Юджина» не существовало, раз «Хан Юджином» был кто-то, но не он, то и тело тоже не его, так? Это не его запои длинной в несколько лет, не его депрессия, из-за которой он не мог быть частью уже ненавистного общества. Не его вспышки агрессии и желания раствориться. Этот дом не его. Это тело не его. И эта жизнь тоже не его. Так какое право он имел ей распоряжаться? С чего он решил, что он мог все закончить? Почему он думал, что у него было право самовольно выйти из этой игры? Когда он забыл, что у него никогда ничего не было? Хан Юджин, искусав себе все губы, давясь своими же всхлипами, приподнял замыленный взгляд. Коробка чая не сдвинулась, и таблетки все также окружали ее. Дрожащей рукой схватившись за этот кусочек напоминания, он обнял его. Юджин хотел сжать ее с такой силой, чтобы это напоминание вновь ожило в его костях, но упаковка лишь слегка деформировалась, а плюсик, оказавшись под влажной и холодной ладонью, размазался, окончательно потеряв свои очертания. Я обещаю больше никогда не пытаться покончить с собой. Хан Юджин солгал.