Наш Момо

-Черт, — выругался Момошики, ударяя кулаком в железную стену клетки, в которую попал после установки кармы на ладони Боруто.       Зеленые стены с элементами ржавчины давили на носителя Бьякугана, заставляя сжиматься в комок и задыхаться. До сей поры он и не знал, что страдает клаустрофобией. Теперь же нервозность разрасталась в груди, заставляя мышцы болезненно спазмироваться. Доселе ему еще не приходилось находиться в настолько тесном и замкнутом пространстве, без малейшей возможности переместиться. Он с силой сжал пульсирующие виски: -«Не ной, лучше уж так, чем полностью исчезнуть».       Не сойти с ума от внезапной фобии помогал гнев. Как он, представитель главной ветви, мог пасть от рук смертных? Что же такого есть у них, этих низших примитивных созданий, чего нет у бессмертного Божества? -Тебе ответить? — прозвучал за решеткой спокойный голос. Момошики напряг зрение и сквозь тьму увидел силуэт мальчонки, нанесшего ему критический удар. Мальчонки с жуткими глазами, более жуткими, чем у него самого. -Выпусти меня! — Ооцуцуки рванул к решетке и схватился за нее, но тотчас ощутил электрический удар, заставивший ладонь непроизвольно сжаться и разряды тока продолжали проходить через него. «Как больно». Боруто снял электрический барьер и Момошики упал на колени. Он поднял разъяренный взгляд на ребенка, но тот смотрел на него с безразличием, разбавленным какой-то унизительной эмоцией. Это что, жалость?! Недоносок смеет жалеть его? -Так сказать? — повторил он вопрос. - Мне все равно, что ты думаешь, дитя, — проговорил альбинос сквозь сбивающееся дыхание, — просто перемести меня в другое место. -Эта камера, — Боруто обвел взглядом место заточения врага, — не мое творение. А твое собственное. Скажем так, твое мироощущение. -Что ты несешь? — Момошики снова сорвался на крик, — электричеством тоже я сам себя бью?! -Нет, — в глазах блондина зажегся опасный свет, — это уже я тебя приложил. Я так понял, осознавать ты не хочешь. -Что же? — пришельцу с трудом далось успокоить яростную дрожь голоса. -После нападения на наш мир, в твоей душе поселились сомнения. Я это сразу увидел, как только ты поставил на меня свою отметину. Ты сказал мне тогда, что отчетливо видишь мою судьбу. Об этом поговорим позже. -Тц — альбинос нервно оскалился, — Что же ты мог такого разглядеть в моей душе, смертный?      Боруто без тени страха положил ладонь на стальную решетку: -Как я и сказал — сомнения. Ты увидел, как существа, которых ты называешь примитивом, объединившись, заботясь друг о друге, смогли победить божество, подобное тебе. В груди бессмертного что-то резко схватило, и он положил ладонь на сердце, ощущая, как его ритм становится все более беспорядочным. -У тебя есть много времени подумать и переосознать свои чувства, — с этими словами Боруто резко развернулся. Теряясь в темноте, его шаги отдавали гулким эхом, — Как только откинешь гнев — перестанешь быть заложником своих лжеидеалов, которые и являются твоей тюрьмой внутри меня. Бывай.       Момошики устало доплелся до стены и медленно сполз по ней спиной. Он не знал, каким словом уместно было бы описать то, что плотным комком вросло в его грудь, словно опухоль, распустив тягучие метастазы в пульсирующий мозг. Может быть, одиночество?