Трое в лодке, не считая собаки

      Сколько приемов помнит этот огромный пышущий роскошью и золотом зал? Точно больше тысячи. А искренности? Дай богиня, если хотя бы сотая часть из того, что здесь говорилось и делалось людьми совпадало с их желаниями и истинными помыслами, а Алекс, развязно развалившийся под до неприличия огромной хрустальной люстрой на оббитых красным бархатом ступеньках, ведущих к двум тронам, совершенно точно уверен, что этот процент искренности даже за статистическую погрешность рассматривать не надо, ведь даже если тут и произносилась правда, то она давно померкла за густым пугающим своей громоздкостью туманом ритуалов, «дипломатии» и интриг.       Быть приближенным, фактически частью королевской семьи, и не хлебнуть сполна этого адового месива людских пороков — невозможно. Конечно, сам Алекс не без грешка, а кто нет? Но даже для него слишком каждое мгновение находиться в настороженном состоянии, читать двойные смыслы и намеки, знаменующие, например, очень важные перетасовки во фракциях… Посетив пару приемов и ощутив на себе все прелести повышенного к себе внимания сильных мира сего (как же, молодой человек непонятного происхождения, хорошо если мелкий аристократ или какой нибудь пятый сын крупного буржуа, а во дворце мелькает, да еще как, вон, кронпринцесса рядом с ним смеется и танцует время от времени, а ее жених уж слишком долго жмет ему руку и подсовывает самые лакомые кусочки, уж не знак это какой?), сразу, еще до коронации Алисы заявил: никакого официального статуса на себя не примет, в мероприятиях участвовать не будет и как они вообще это терпят. Алиса тогда рассмеялась, чмокнула Алекса в висок и сказала, что никто ничего подобного навязывать ему не собирается. И что он должен быть свободен сразу за троих. Аркадий тогда непонимающе склонил голову, вопросительно глядя на своего визави и невесту, а Алекс крепко прижал к себе тогда еще крон-принцессу, с благодарностью мгновенно спрятавшую голову у него нагруди. К объятиям вскоре присоединился и недоумевающий Трубецкой, обхвативший медвежьей хваткой обоих.       — Ты не ушел! , — принц-консорт в гвардейской форме с синей лентой на груди, сразу безошибочно определив личность человека так бесцеремонно себя ведущего в тронном зале, слишком гулким из-за особенностей помещения голосом вытягивает Алекса из воспоминаний, жестом отсылает шлейф прислуги из зала и быстрым шагом подходит к почти лежащему на ступеньках любовнику, — Алиса скоро тоже придет, у посла герцогства возник к ней личный вопрос…       — А почему я должен был уйти? , — Алекс, не меняя своего положения, саркастично смакуя говорит снизу вверх на хоть и присевшего на корточки, но все равно находящемуся уж слишком высоко Аркадию.       — Мы задержались. Накопившихся вопросов, требующих нашего вмешательства оказалосьслишком много. Так что я думал, ты, как обычно, уйдешь, — Аркадий шумно сглатывает и наклоняется еще ниже, когда Алекс с совершенно спокойным выражением лица тянет свои руки к стоячему красному расшитыму золотом воротнику офицерского мундира и залезает ладонями под него, обхватывая своими холодными чуть ли не ледяными руками шею Вяземского.       — Да? А я совсем не заметил. Все думал о том, как вам все-таки со мной повезло и как я вообще терплю такое к себе отношение, — губы Алекса расплываются в хитрой саркастичной улыбке, но лишь на мгновение, потому что Тарасов за шею притягивает Аркадия к себе и дразняще коротко, но достаточно для того, чтобы распалить не отличающегося терпением в этом вопросе принца-консорта. Когда Алекс отстраняется, Аркадий встает, чуть ли не за шкирку тянет его на себя, берет под подмышки и, преодолевая то малое расстояние, разделяющее их и троны, устойчиво расположив руки на подлокотниках, садит Алекса на свой, нависая над ним.       — Паршивец, я же говорил, что не будет никакого секса в этом зале, — Аркадий чуть ли не шипит, все ближе и ближе наклоняясь к своему любовнику, — Так какого черта ты творишь?!       — А ты чего ведешься? Боже, заводишься с такой мелочи, как мальчишка нецелованный, — Алекс, как будто не обращая внимания на злобный тон Вяземского, привычными движением расстегивает пуговицы на мундире и сразу вслед за ними латунные заклепки жилета, — Удивляюсь твоей официальной форме, как ты в ней ходишь?, — ответом служит лишь тяжелое дыхание злого и до чертиков возбужденного Аркадия, — Каждый раз распаковывать по полчаса. Ну куда это годиться, а? Кстати, прими во внимание: прямо сейчас ты можешь остановить это, просто сделав шаг назад. Но ты этого не сделаешь, — шепот эхом разносится по всему залу, а Алекс влажно прикусывает мочку уха Аркаши, выбивая из него всхлип.       — Если увидят — донесут церкви, придадут анафеме. И что тогда будет, а?, — Аркадий не отстраняется, но пытается как то отговорить Алекса от того, что он собирался делать, впрочем, полностью осознавая то что это не поможет.       — Не увидят.       Аркадий чувствует, как его начинают «распаковывать» уже не одна, а две пары рук, на оббитый бархатом пол падает развязанная Алисой синяя лента.       — Вот как знала, — ее величество кладет руки на уже оголенные плечи своего мужа, — дверь закрыта, не беспокойся. Пусть с этим залом будет связано хотя бы одно хорошее воспоминание. А вот твой парадный костюм действительно стоит заменить на что то более лаконичное…       Аркадий так и не успевает выразить свое негодования (как же, вековые традиции нарушаются), тоня в руках своих половинок? Одних третьих? А в прочем и это уже абсолютно не важно.