Северные розы и южные грёзы

      Санса Старк не боялась, что останется одна. Ей устраивали холодные простыни на второй стороне кровати и заново обретенная девичья фамилия. Даже отсутствие душевного тепла мало ее заботило. По крайней мере, став одинокий королевой, она смогла сберечь своих людей и честь великого дома ее отцов.       Но кожа невольно покрывалась мурашками стоило ей позволить себе закрыть глаза и вспомнить то, о чем она жадно мечтала забыть.       В ее недолгой, но жестокой и давно поломанной на части жизни, слишком часто разбивались надежды под звонкий скрежет окровавленных клинков. Она привыкла откладывать мечты в ящик письменного стола — так было проще вставать по утрам, неизменно делая вид, что ее все устраивало.       Только каждую безмолвную ночь перед слезами вспышками мелькали некогда реальные лица.       Слова обезумевшего короля проносились над центральной площадью, чтобы каждый живущий на этой земле услышал полный лжи приговор. Санса же просто стояла не в силах принять, что ее обманула собственная слепая гордыня. У ветвей дерева древних, как само небо, Богов свершился священный союз, однако невеста безмолвно глотала слезы, пока жених сжимал ее талию до боли в ребрах. Санса вполне трезво осознавала, что снова очутилась в лапах монстра.       Много чего изменилось с тех пор, например, на ее бледном лице все больше появлялись морщины, и она больше не верила в рыцарей на белых конях, ведь они, как оказалось, спят с родными сестрами или чьими-то мужьями.       Единственное, что страшило и заставляло вновь и вновь ненавидеть себя за малодушие, — она поверила очередным пустым обещаниям. Ведь его серые, всегда отрешенные, но казалось, полные заботы глаза, безмолвно уверяли ее, что его слова не были посланы на растерзания северному ветру. В ее голове мелькали дикие мысли, что на этот раз, ей все-таки удалось искупить все грехи и отыскать проблеск счастья.       Но видимо она так ничего и не выучила при дворе, раз позволила очередному мужчине бросить ее, как потерявшую ценность, фарфоровую куклу (как и ту, что она сама однажды выбросила под ноги отцу).       — Береги себя, Джон. — все, что удалось произнести ей, пока снежный вихорь продолжал покрывать ее рыжие волосы мерцающими снежинками.       Он кивнул, не решаясь взглянуть на нее, будто серые облака интересовали его куда больше, чем та, которая еще недавно была его и отчим домом, и семьей.       — Береги и себя, и Север, Санса.       — За Север можешь не беспокоиться.       — Я и не беспокоюсь за него. У него наконец-то появился достойный хранитель — готовый, ради защиты, голыми руками на врага броситься.       Его губы тронула одобрительная улыбка, но она не собиралась радоваться неожиданному жесту тепла, когда ее душа рвалась влететь то ли к небесам, то ли упасть, разбившись навеки.       Не получив ответа, он устало взял поводья лошади. Джон не в первый раз покидал это место, чтобы облачить себя в черное, и тогда, действительно в прошлой жизни, его провожал тот же взгляд синих глаз. Только Робб знал, что они еще увидеться вновь, пусть этого так никогда и не произошло, а Санса выглядела почти обреченной, будто еще раз собиралась встретить конец света.       Он двинулся к воротам, обернувшись на прощание, но не решаясь сделать ничего более, как неловко помахать рукой. Их разделяли не просто несколько шагов и сгущающееся метель, но и ворох упущенных признаний. Но Джон был бессилен: ему ничего не оставалось, как принять судьбу, отчаянно пытаясь загладить вину за те ошибки, которые он никогда не сможет себе простит.       — Джон! — ее голос заглушил резкие порывы ветра и поднявшуюся в груди горечь.       Санса подбежала к нему, забывая про гордость и обиду, и кинулась на шею, словно он был миражем прошлого, который никогда более не возвратиться.       — В Пекло все это! Оставайся! Никто никогда не узнает, что…       — Я поклялся, Санса. — он нехотя пытался отстранить ее, но она продолжала мертвой хваткой сжимать его черный плащ. — Я обязан принять мой приговор.       — Поклялся! — она не могла разобрать, что руководила ей больше — ярость или то, что уже было не в ее власти что-либо изменить. — А разве ты мне когда-то не клялся? Или обещания, данные даже мертвой королеве-чужестранке, для тебя имеют больший вес?       Джон нахмурился пуще прежнего, приобретая более суровый и непреклонный вид:       — Санса… Прошу, хватит.       — Ты как всегда немногословен, — устало хмыкнула она, наконец позволяя сожалению вырваться наружу. — Вы все стали такими немногословными. Арья, что превратилась в безликого убийцу, утратив все сострадание. Бран… Ох теперь-то король Бран! Не выражает ничего, кроме расчетливого равнодушия. И ты со своим неизменным глупым чувством долга! Все вы — те, кого я так безуспешно искала с тех пор, покинула Винтерфелл — бросили меня! Оставили последнее, что осталось от нашей семьи и подались должно быть на поиски новой…       Она неожиданно для себя вздрогнула, встряхнув с накидки осевший снег.       — Я знаю, что ты любил ее. Любил настолько, что отдал корону, за которую Робб и матушка поплатились своими головами. Но разве сейчас верность ей стоит твоего вечного изгнания?       Холодный ветер беспощадно забирался под теплые шкуры, завывая громче, чем ее волчица Леди, которое уже давно издала свой последний плач. Джон сильнее стиснул зубы, и Санса знала, что холод здесь был не причем.       Мужчина колебался — это было видно по бегающему взгляду и тому, как крепко он сжимал лошадиные поводья. Должно быть какое-то решение одержало вверх, когда Джон по-отечески положил руку ей на плечо. Но ни этот жест, ни его провинившееся выражение лица не сулили ничего хорошего.       — Я буду честен с тобой, — начал он, а Санса уже предчувствовала, что это было начало финала всего, что произошло между ними. — За то, что я сделал — запятнал свою честь, отрекся от клятвы и безжалостно убил свою королеву — меня следовало давно казнить. Но суд принял во внимания некоторые обстоятельства…       — Некоторые обстоятельства! — вскипела она, скидывая его руку. — Эта обезумевшая сожгла дотла Королевскую Гавань! И продолжила бы сжигать остававшееся города, если бы ты не остановил ее. Ты совершил подвиг, Джон, а не оступился.       Слабая улыбка появилась на его лице, но то была не поддержка, а насмешка над ее мнением.       — Что не делает меня менее убийцей и менее клятвопреступником.       — Это смешно, — на выдохе прошептала Санса, стараясь унять подступившее слезы.       Она больше не плакала: запретила себе в тот день, когда натравила на Рамси собак. Но ее броню пронзила достаточно глубокая трещина, когда Джон в очередной раз отрицательно покачал головой, видимо не видя в ней ничего большого, чем неразумного ребенка, который заигрался любовь.       Только Санса ненавидела играть и никогда не умела это делать хорошо: ни в любовь, ни в борьбу за престол, ни в что-либо еще.       — Я знаю, что ты не поймешь, — только и сказал он, целуя ее в лоб на прощание. — Но так будет правильно.       Метель усилилась еще больше, застилая окружающий мир белой пеленой, отгораживая от них все, что было до того или будет. Можно было броситься в его объятия напоследок, наконец-то поцеловать его так, как она хотела и еще раз попробовать убедить его остаться.        Как жаль, что Санса давно уже не была наивной девочкой, что верила в спасающую силу человеческих чувств. Эта сила несла разрушения, как и всякая другая в этом мире.       Он уйдет и ничто его не остановит. Разве, что призрак Дейнерис Таргариен, ради которой была променяна корона, честь и достоинство. Джон и сам оказался одним из них — последней ветвью рода, который утонул в собственных грехах — и отчего-то он верил, что его бездумная жертва сможет их искупить.       Пусть знает каждый, что Санса не хотела быть сильной, выкованной из стали, чтобы даже самые страшные ужасы не меняли ее ожесточенного выражение лица. Она лишь всегда мечтала о большой семье, уюте и счастье. Том всепоглощающем, никогда не просящем ничего взамен, том самом, что сделало ее родителей слишком мягкими для жестокого мира вокруг.       Она не собиралась повторять их ошибки, каким бы заманчивым не казалось украденное на несколько лет трепетное счастья вместе с ним. Пусть Джон уходит, пусть будет оплакивать свою королевы и грезить темными ночами о том, что никогда больше не сбудется. Его рок — он решил повиноваться, поджав волчий хвост. Санса же останется здесь, в Винтерфелле, ведь истинные Старки никогда не бросают свой дом. А она наконец-то, спустя годы метаний, приняла для себя, что леди других земель ей никогда не судилось быть.       Силуэт Джона скрылся в снежном вихре, но Санса не смотрела ему вдаль, и вытерев первую слезу, последовала в зал совета Севера, где ее ждали лорды.