Сильнее

Жан не спит всю ночь, но знает, что ему точно приснился бы Джостен. Нила в его жизни становится слишком много — и дело далеко не только в том, что они обязаны взаимодействовать парой и находиться в видимости друг друга двадцать четыре на семь. Нил пробирается куда глубже, уже не просто маячит на поверхности как назойливый и вечно непослушный элемент. Нил въедается Жану под кожу, и он не уверен, что сможет в ближайшее время от него отделаться. Он, на самом деле, не очень-то и хочет. Всё просто, пока Нил его отталкивает. Пока скалит зубы, пока рычит, как самый настоящий дикий зверь в попытках вырваться на свободу. Но всё становится в разы сложнее, стоит Джостену поумерить пыл и начать Жана слушать. Ночью Моро кажется, что у него слишком сильно разыгрывается воображение и начинаются галлюцинации от недостатка сна — Нил тянется к нему сам, касается израненной кожей его штанов, вжимается в колено и спрашивает, а как там его рука. Нил Джостен, чудом переживший очередную встречу с Рико, спрашивает о поломанных пальцах Жана Моро. Нил Джостен, из-под кожи которого он грёбанный час достаёт осколки стакана всех размеров и форм, беспокоится совсем не о своих ранах и о своих руках — он думает о чужих. Это, чует Жан, момент, после которого обратной дороги для него уже не будет. У него, правда, совершенно нет времени на то, чтобы проваливаться в собственные мысли и строить какие-то догадки — он и так знает, чем всё это закончится. Утро приносит Жану очередные хлопоты, в которые он с головой проваливается: нужно добудиться Джостена, нужно впихнуть его в форму и отвести на утренние тренировки. Всё повторяется так же, как и несколькими днями ранее — Нила не замечают, но это совсем не даёт Жану повод расслабиться. Напротив, это всего лишь время, за которое Рико придумает что-то поинтереснее, и за которое Нил наберётся сил, чтобы пыткам сопротивляться. — Моро, подойди. Жан замирает у кромки поля, уже готовый направиться в сторону раздевалок и душа. Его буравят взглядом двое: Рико стоит чуть в стороне, Нил же ждёт его у нижнего ряда трибун, опираясь на клюшку так, чтобы было не слишком заметно, что ему нужна поддержка. Жан кивает Нилу, и тот понимает без слов — Моро знает, что он не будет подслушивать разговор, но и не уйдёт без него, оставаясь ждать где-нибудь в коридоре. Он подходит к Рико и снимает свой шлем — из желания быть с ним на равных. — Вчера у нас с Натаниэлем состоялся интересный разговор, — начинает Рико, и Жан хмурится: тот разговор заканчивается новыми стежками на коже их гостя. — Но мне кажется, что он не совсем чётко меня услышал. Жану категорически не нравится, куда Рико клонит. Тот может не договаривать до конца, всё ясно и так — Моро придётся влиять на Нила в угоду Рико, а это последнее, в чём ему хотелось бы участвовать. В самом начале он уже прикладывает к пыткам свои руки — держит Джостена, чтобы не слишком рыпался. Уже одно это Жан вряд ли себе когда-либо простит. Брать на душу ещё один грех он не хочет. — Что... — «Что тебе нужно?», думает спросить Жан, но знает, что Морияма ждёт от него лояльности. — Что мне сделать? Рико довольно улыбается — хотя это скорее похоже на растянутую ухмылку, — и Жан понимает, что формулировку выбирает верную. — Поговори с ним о контракте, — говорит Рико, и Жан невольно сжимает рукоятку клюшки плотнее. — Я хочу, чтобы он присоединился к нашей команде, и чтобы это произошло как можно скорее. Он переступает с ноги на ногу и переводит взгляд на Рико. Тот смотрит пристально и жёстко, как и всегда; с той же жёсткостью он будет ломать Жану рёбра, когда он не справится со своей задачей. — Я не думаю, что есть что-то, что могло бы заставить его подписать бумаги, — прощупывает почву Жан. Ему бы узнать, что уже сделал Рико и что только планирует — но он ошибается, и этот неверный ход, он думает, будет ему дорого стоить. — Ты, — просто отвечает Рико. Одно короткое слово, а у Моро земля уходит из-под ног, и требуется очень много усилий, чтобы продолжать держать лицо и не падать из-за вмиг ослабевших коленей. Нет ничего, что осталось бы незамеченным Рико. — Думаешь, я не вижу, как лисёныш к тебе привязался? Думаешь, не знаю, что он будет прятаться за твоей спиной, как только на горизонте замаячит опасность? «Ты ничего не знаешь и не видишь», — хочется выплюнуть Жану, но он не может. Рико прав, в кои-то веки прав: он привязывается к Нилу, а Нил начинает видеть в нём друга и помощника. Это — самый верный путь на дно для обоих. Теперь они не более, чем слабые места друг у друга. — Я не уверен, что он будет меня слушать, — пробует Жан, но Рико смеётся так заливисто и открыто, что это пугает. — Ты не уверен, а я вот знаю, — говорит он с широкой улыбкой, от которой Жана начинает мутить. — Знаю, что верный щеночек протянет лапу, если ты хорошо попросишь. Так что давай, Моро, дерзай. Я на днях зайду узнать, как там твои успехи. Жан кивает. Ноги идут с трудом, но оставаться стоять рядом с Рико совсем не хочется. Нил, как он и думает, всё ещё стоит в коридоре у дверей в раздевалку — уставший, бледный, использующий стену как возможность держаться и не падать. Они переодеваются в тишине; за время разговора с Рико Вороны уже успевают принять душ и двинуться в сторону кафетерия; не говоря ни слова, Жан закрывает сначала свой шкафчик, а потом шкафчик Нила, и кивает ему в сторону душевых. Это становится такой же рутиной, как и всё остальное: быстро принять душ, вытереться и нырнуть в свежую одежду, а после замереть напротив душевых кабинок и смотреть, как моется Джостен. Первые дни он оборачивался и прожигал Моро взглядом — да что там, первые несколько раз он и вовсе отказался при нём стягивать шмотки, и Жану пришлось применять силу, — но стоило ему на немой вопрос Джостена кивнуть в сторону дверей, через которые мог войти абсолютно любой и в любое время, включая Рико или его людей, как Нил наконец притих, разрешая Жану стоять позади него. Моро чувствовал напряжение в чужом теле всю первую неделю. Сейчас, как ему кажется, Нил не расслабляется — но поникает, будто сгибается под весом тяжести на его плечах, и Жану до ужаса хочется эту тяжесть с него стащить, забрать себе или откинуть в сторону, но он молчит и смотрит, сложив руки на груди и уперевшись поясницей в подоконник ненастоящего, нарисованного на стене окна. Жан отгоняет от себя желание касаться этих поникших плеч губами так же, как гнал ночью желание целовать запястья Джостена — весьма и весьма неудачно. За эти дни он не успевает пересчитать все шрамы на чужой коже, но убеждается, что у Нила их ничуть не меньше, чем у него самого, а учитывая все свежие раны и стежки — будет наверняка и больше. Прошлое Джостена для него не загадка, но запретная территория, лезть на которую лишний раз не хочется, а сам Нил поводов не даёт — все их разговоры только о настоящем. О будущем, которое весьма туманно, они почти не говорят тоже. Ему не хочется торопить Нила, но он то и дело посматривает на часы — им нужно успеть хотя бы к концу завтрака. Торопит Джостена в итоге не он, а распахнувшаяся дверь; стоит в душевые войти шайке Воронов, как Жан отталкивается от стены и подходит к перегородке между кабинками. Их трое; стоящего по центру белобрысого коротышку он знает, к сожалению, куда лучше двоих новичков, толкущихся сзади. Отношения Жана с Воронами похожи на войну с самого его к ним присоединения. Попытки отвоевать себе жизнь ему удались, попытки сделать так, чтобы его оставили в покое — тоже, пусть на это потребовался не один год, не одна драка и не одно изнасилование. При мыслях о последнем Жан невольно сжимает кулаки, а стоит белобрысому подать голос, так и вовсе начинает скрипеть зубами. Проходит больше четырёх лет, но Жан до последней детали помнит вечер, когда этот парень пришёл к нему по приказу Рико. Он был первым, он будто исследовал новую территорию, чтобы после передать флаг другим и попутно растрепать всё остальным Воронам; в те годы, помнит Жан, он сам был с него ростом. Бенджи Дэвис, правда, с тех пор так и не вытянулся — зато научился брать с собой подмогу. — Ты теперь не кажешься таким смелым, — начинает Дэвис. Нил морщится, но, на удивление, в долгу не остаётся. — Ты не кажешься таким даже в обществе своих приятелей, — отмахивается он. Ворон же цокает языком и качает головой. — А гонор всё на месте, — нота сожаления звучит в его голосе, когда он переводит взгляд с Нила на Жана. — Ты ему не рассказал о том, что ещё может приготовить Рико? Мы все в ожидании, как видишь. — Жан, — зовет Нил, но Моро выжидает. Зато реагирует другой Ворон, делая шаг в сторону и снова получая возможность смотреть на Нила. — Всё в порядке. Не надо так нервничать, — Ворон усмехается и снова обращает своё внимание на Жана. — Сейчас мы не за этим пришли. Жан знает, что Нил не будет молчать на обращённые к нему фразы; Бенджи едва не выкладывает все козыри, и остаётся только надеяться, что он блефует и запугивает. Это — большее, на что способны шавки Мориямы без конкретных приказов, а Жан сомневается, что Рико бы стал просить о таком. Не сейчас — не после разговора о контракте. Вот если Нил таки не подпишет эту чёртову бумагу — тогда Рико спустит на них всех своих псов. Жан делает шаг вперёд и загораживает собой Нила. Вода так и продолжает литься из душа, капли попадают ему на спину, и где-то сзади, совсем близко, дышит Джостен, у которого разошлась рана, которому нужно на завтрак и совсем не желательно ввязываться в ещё одну драку. Жан готов принять удар на себя, если будет нужно. — Рико этого не сделает, — говорит он. Его голос твёрдый — насколько это сейчас вообще возможно. Воронов, кажется, его серьёзность только веселит. — Ты так уверен, французик? — Дэвис делает шаг вперёд, пока его прихвостень смещается в сторону, и Жан вскидывает руку, готовый если не оттолкнуть, то упереться в чужую грудь. — Я говорил с ним полчаса назад, — Жан пожимает плечами и позволяет слабой улыбке тронуть уголки его губ. Этот раунд пока не за ним, но к победе он близко. — Вы не посмеете сунуться без настоящего приказа — тогда уже шкуру спустят с вас самих. Он ждёт долго. За это время они успели бы выйти из душевых и одеться; Дэвис коротко кивает своим прихвостням, и все трое выходят, оставляя Жана наедине с Нилом, шумом уже остывшей воды и с мутными, липкими мыслями, которые вряд ли получится как-то отмыть. — Ты как? — Он оборачивается к Нилу, но старается не задерживаться на нём взглядом — тому внимания наверняка хватило и без того. — Нам нужно на завтрак. Он ждёт, пока тот вытрется и оденется, старательно при этом разглядывая свои кроссовки. Жан знает, вопросы от Нила — это лишь дело времени, но рассказывать ему о своём прошлом не сильно хочется. Не сейчас, когда перед их носами маячат куда более серьёзные проблемы. Утро смазывается в чёрно-красную ленту событий. Они успевают поесть, но Жан не сильно обращает внимание на то, что кладёт себе в рот, то и дело отвлекаясь на замечания Нилу — он просит того есть, даже если придётся пихать в себя всё через силу. В комнате их встречает привычный полумрак, и у них есть немного времени на отдых, прежде чем начнётся очередной сет тренировок. Жан решает заняться разошедшейся раной, но Джостен отпихивает его руки, выбирая самое неподходящее для своих вопросов время. — Не спрашивай, — качает головой Жан и снова ухватывает Нила за руки. — Они правда ничего не сделают никому из нас, и сейчас есть вещи поважнее, — он кивает на футболку. — Снимай. Джостену он в итоге помогает; пользоваться руками, из которых он накануне вытаскивает полстакана стекла, тот вряд ли сможет в ближайшее время в той же мере, что и раньше. Он бы сказал, что накладывание стежков умиротворяет, не будь перед ним Нил Джостен. Жан касается кончиками пальцев его плеч — которых хочет касаться не только руками, — и едва давит тяжёлый выдох. Не самый лучший момент, чтобы переключаться на серьёзные разговоры, но Рико не зря ставит ему временные рамки, и Моро решает не тянуть. — Рико хочет, чтобы ты подписал контракт. Жану не нужно смотреть, чтобы почувствовать, как Джостен напрягается. Он сползает с кровати на пол, чтобы было удобнее делать последние стежки — ниткой он пользуется самой обычной, за неимением чего-то лучшего, и края раны стягиваются бугорками, но Нилу, кажется, на это совершенно плевать. Моро тянется в аптечку за ножницами и едва не переворачивает её вверх дном в попытках их отыскать. — Я так понимаю, вчера он об этом и приходил поговорить? — Жан отпускает иголку болтаться на нитке на самом краю раны у плеча и вываливает содержимое аптечки на пол. Ножниц там как не было, так и нет. — И, судя по твоему состоянию, ты ему отказал. Жан вздыхает, встаёт перед Джостеном на колени. Шепчет быстрое «не рыпайся» и тянется к его плечу, пальцами ухватывая нитку и оттягивая её в сторону. Он хочет всего лишь перекусить её, раз уж нечем разрезать, и подаётся ближе, тепло выдыхая на стиснутые стежками края раны. Нитка поддаётся не сразу, и Жан упирается свободной ладонью в кровать у бедра Джостена, смыкая зубы сильнее — и замирает, стоит её всё-таки откусить. Вложенная в движение сила заставляет податься вперёд; мгновение — и Жан касается не очень ровной кромки губами. Кожа у Джостена горячая, будто у него жар. Жан хмурится, отшатываясь и снова оседая на пол, тут же переключается на аптечку, неопрятным ворохом запихивая в неё всё вытащенное содержимое, и оборачивается к Нилу только чтобы втиснуть в его ладонь таблетку от температуры. Стаканов у них в комнате больше нет — Жан протягивает ему свою же кружку с недопитой с утра водой. — Я понимаю, ты хочешь, чтобы Рико поцеловал самого себя в зад и подтёрся этим контрактом, но это самый маловероятный из всех сценариев. Проблема в том, что все остальные варианты Нилу тоже не особо подходят. Ему просто не из чего выбирать. — Он хочет, чтобы я уговорил тебя подписать договор. — Жан выкладывает на стол все карты, совершенно не видя смысла скрывать сегодняшний разговор с Мориямой. Он не хочет иметь секретов от Нила, и тем более не хочет подталкивать его к чему-то, что очень нужно Рико. Жан подтягивает колени к груди, так и оставаясь сидеть на полу. — Скорее всего, он зайдёт на днях сам, чтобы спросить у тебя о решении. После он поведёт тебя к тренеру, и, возможно, тебе стоит о своём выборе соврать, если это даст шанс прожить ещё несколько спокойных дней. Он поднимает взгляд на Джостена. Учитывая, что тому ещё предстоит пережить — новый цвет волос, татуировку, — Жан хочет как можно на больший срок постараться продлить это хрупкое, но такое важное им обоим затишье.

× × ×

Жан знает, что затишье продлится недолго. И если в первые дни после разговора с Джостеном — который, к сожалению, ни к чему особо не приводит — он почти не замечает на себе взглядов и не слышит перешёптываний за спиной, то в последующие всё резко меняется. Он чувствует, как накаляется обстановка: жестокость на тренировках набирает полную силу, и поблажек им с Нилом уже не дают, отчего на теле снова начинают цвести синяки и краснеть ссадины. Нил держится — и это единственное, что заставляет держаться и Жана. Он никак не может встретиться с Рико. Не сказать, что очень хочется, но начерченный Мориямой изначальный план требовал присутствия Моро во время некоторых увеселений «короля», и на них лучше бы приходить вовремя. Но Рико не приходит сам — зато посылает других. — Моро. Жан выходит из медицинского отсека, в руках — коробка с медикаментами, которые Джостен употребляет с ужасающей частотой, лишь бы держаться, и которые постоянно уходят на обработку новых ран и ссадин. Здесь такое не приветствуется, здесь вообще не очень принято вслух обсуждать свою или чужую боль, но для Жана делают исключение — и, возможно, однажды ему придётся заплатить и за это тоже. Ворона перед ним он помнит: один из тех, кто наведывается в душевые к нему и Нилу несколькими днями ранее. Порой Жан задаётся вопросом, что именно заставляет каждого из прихвостней Рико так беспрекословно отзываться на каждый приказ, но понять так и не может. — Рико ждёт, — парень подхватывает его под локоть и тянет за собой. — Ещё же не время, — хмурится Жан. Он помнит о планах, и их черёд ещё определённо не пришёл. — Лисичку ведут подписывать контракт, — поясняют ему. Ворон выхватывает коробку из рук Жана, вертит и выбрасывает в ближайшую урну до того, как Моро успевает спохватиться. — Это дерьмо тебе не понадобится. В этом Жан очень сомневается. В том, что Нил подпишет контракт, сомневается тоже — разговор, когда он просил Джостена соврать, оставляет мерзкое послевкусие на языке ещё несколько следующих дней. Жан знает, что Нил врёт, но не осознаёт, кому именно — ему или же самому себе. Одно он знает точно: никакие подписи Джостен сегодня точно ставить не будет. У двери в душевые их уже ждут всё те же самые лица, рассыпавшиеся в угрозах несколькими днями ранее. Рико рядом нет, и Жан делает вывод, что тот уже по ту сторону двери. Голоса оттуда доносятся приглушённые шумом воды — надо же, самый простой и верный способ заглушить происходящее, — но как только голоса прерывает вскрик, Жан вздрагивает. От конвоиров это не укрывается. Жана в очередной раз подхватывают под руки и подводят ближе к двери; он пробует вырваться из хватки, но пальцы на руках сжимаются только сильнее. Дверь оказывается приоткрытой, через тонкую щель он видит силуэт тренера в отдалении и ещё один — на полу. И прекрасно всё слышит. — Веснински. Паршивая овца в стаде. Кровь Хэтфордов, — тренер, кажется Жану по его тону, едва сдерживается, чтобы не сплюнуть на пол. — Ты очень расстроил нас всех, Натаниэль. Но, думаю, мы великодушно простим тебе годы отсутствия, если ты сейчас подпишешь контракт и перейдёшь из Пальметто в университет Эдгара Аллана. — Думаю, что откажусь, — сипит Нил севшим голосом и тянет губы в упрямой улыбке. Что угодно, лишь бы не показать свою уязвимость и слабость. Тренер так и не плюёт на чистый пол душевой — зато сплёвывает Джостен и сразу розоватым кровавым сгустком. Жан сжимает кулаки. Это всё ожидаемо и понятно, голоса по ту сторону не произносят ничего нового и ничего удивительного — те же желания, те же надежды, что и раньше. В разговор вклинивается Рико, но вовсе не его голос и не его слова выводят Моро из равновесия. — Это не предложение, Натаниэль, — тренер повторяет фразу, брошенную Рико. Голос звучит неожиданно мягко, но нужно быть дураком, чтобы повестись на такое. Подобное затишье наоборот настораживает. Он продолжает: — Как думаешь, что будет с третьим номером, когда ты уедешь в Пальметто? И не сказать, что этого хода Жан не ждёт — от Тэцудзи стоит ожидать чего угодно. Но земля уходит из-под его ног, и хочется прислониться к стене, но свободных стен поблизости нет, а в его спину впечатываются прихвостни младшего Мориямы. Жан отступает, надеясь, что его выпустят из этой ловушки, но прохода ему не дают — и наоборот подталкивают ближе к двери, заставляя ту приоткрыться ещё немного. Нил поднимается на ноги — маленький, но чертовски сильный. А ещё упрямый и, судя по всему, до безумия преданный. Вот только не тем, о ком думает Жан. — Думаю, он выйдет из основного состава в следующем сезоне. Очередной игрок в экси, получивший травму. Такая большая неудача для Воронов, — тренер цокает языком, притворно изображая сожаление. Притворство же, впрочем, даже не пытается спрятать. Наоборот выставляет его напоказ, словно пытаясь этим пронять Нила. — Ничего. Мы справимся без него. А ты? Всё внутри дрожит сильнее при мысли, что он сам станет как Кевин: в лучшем случае отделается переломами и не сможет больше играть, морщась от боли в костях при малейшем изменении погоды. Но на лучший случай он не сильно рассчитывает — после Дэя его просто так не отпустят, а новости о его травмах скорее всего не дадут даже прорваться в газеты. Он просто перестанет существовать, а таблоиды обойдутся крохотной заметкой о, например, суициде накануне экзаменов. Всё получается слишком складно. Джостен мог бы не думать о нём, а спасать свою шкуру. Его положение куда хуже, чем положение Моро, и будет таким даже если он выберется в Пальметто, но Нил думает о Жане, называя свою цену за дурацкую подпись. — Пусть перейдёт в другую команду, — тихо выдыхает Нил. — Пусть уедет из Эвермора и тогда… Возможно. — Хорошо, — старший Морияма слабо кивает и машет Рико рукой. — Ручку, пожалуйста. Тот не успевает сдвинуться с места, потому что Нил качает головой. — Нет. Сначала Жан переходит в другую команду, потом я ставлю подпись. Тренер в ответ коротко смеётся и качает головой. Эмоции начинают проявляться на его лице, но ни одна из них не является приятной. Куда лучше смотреть на ту восковую маску на лице Мориямы, которую он так умело натягивает на себя всё остальное время. — Это просьба Натаниэля Веснински или Нила Джостена? — улыбается он, и Нил напрягается, видя эту акулью улыбку. — Веснински бы не стал просить. Пауза затягивается. Тренер ласково поглаживает пальцем ручку своей трости и будто бы взвешивает что-то, вслушиваясь в тишину. Рико бесцветно смотрит перед собой, но Жан даже из коридора видит напряженную складку на его лбу. Тот явно обеспокоен возможным развитием событий. Впрочем, тренер не собирается расстраивать своего племянника и отнимать хотя бы одну из любимых игрушек. В следующий момент он замахивается и ударяет Нила снова. Бьет по коленям, в очередной раз заставляя его упасть. Жан помнит эти удары, хотя и не скажет уже, когда именно чувствует их на себе в последний раз. Вышколенность и образцовое поведение сводят их с тренером встречи к минимуму. Тэцудзи опускается рядом. — Третий номер стоит прямо за этой дверью, пока ты глотаешь собственную кровь и печешься за его смазливую мордашку, — ядовито шипит тренер и пальцами хватает Джостена за волосы. — Ты, мальчишка! Я спрошу снова, и ты ответишь правильно, когда придёт время. Дальше Жан слушать не хочет, но его никто не спрашивает; две пары рук удерживают так крепко, что сдвинуться не получается ни на дюйм. Вороны наслаждаются всем происходящим: картинками через щелку, редкими вскриками Джостена, раздающимися сразу после звуков ударов трости о кожу, шумом воды, которые уносят сдавленные выдохи, и загнанным, сбившимся дыханием Жана, по вискам которого уже вовсю стекают капли пота. Он осознаёт, что всё заканчивается, только когда дверь перед его носом распахивается. Тэцудзи и Рико выходят без единого слова, но Рико коротко кивает ему, а после — своим людям, которые тут же отпускают Жана и отступают, уходя по коридору за своим хозяином. Жану же остаётся ворваться в душевые и по мокрому, залитому полу добраться до лежащего в луже крови и воды Джостена. И если иногда ему начинает казаться, что ко всем видам травм он уже давно привык, то Нил раз за разом доказывает ему обратное. Отчего-то смотреть на порезы и ссадины именно на коже Джостена оказывается сложнее, чем на те же повреждения у Дэя — или у себя самого. Жан опускается перед Лисом на колени, не боясь запачкаться и намокнуть, и тянет того к себе. Нил реагирует вяло, но хотя бы не проваливается в полную бессознанку, и на то, чтобы поднять его и довести до выхода из душевых, уходит добрых пять минут. Он оставляет Нила в их комнате, на его собственной кровати, пока сам несётся по знакомым коридорам, чтобы в одной из мусорных корзин откопать выкинутую ранее коробку с лекарствами. Они сейчас будут как нельзя кстати. Все действия по подлатыванию Джостена входят в привычку. Тот уже не отшатывается и не шипит, не порывается оттолкнуть от себя чужие руки с ватой в них. Нил являет собой покорность, какую Жан никогда не видел в нём в присутствии людей из клана Морияма. Нил для него — совсем не такой, как для других людей. Полчаса назад он вставал на ноги, чтобы получать один за другим удары по рёбрам, а сейчас встаёт с кровати, чтобы перехватить руку Жана, тянущегося за иголкой. Моро понимает его без лишних слов и откладывает инструменты, обходясь бинтами и пластырем. От иголок за эти дни Джостен, наверное, устаёт больше, чем от всего остального. Жан не имеет понятия, как тот всё это терпит. — Ложись, — он кивает на свою кровать и перегораживает дорогу к койке Джостена. Тот, впрочем, перебираться к себе не спешит — то ли нет сил, то ли нет желания, — и ложится, отодвигаясь к стене и придерживая ладонью одну из повязок на боку так, словно из неё вот-вот может политься кровь. Возможно, всё-таки стоило зашить. — Они не согласились на мои условия, — говорит Нил, стоит Жану опуститься рядом. Он не знает, лучше лечь тут или занять кровать Нила, но садится, а после и вытягивается во весь рост. Подушка с матрасом под спиной кажутся сейчас лучшим, что есть на этой планете, и он позволяет себе шумно выдохнуть. Нил, должно быть, расценивает это как ответ на свою реплику. — Но они спросят снова. Конечно, они спросят. Они будут спрашивать до тех пор, пока Джостен не поставит свою подпись на документах, и если для этого придётся лишить Жана возможности играть, они это сделают. И если придётся его убить — они наверняка пойдут и на такое. Губы Жана дрожат в грустной улыбке от мысли, что его жизнь и его игра во много раз дешевле Нила Джостена. Но он не завидует, не злится и не испытывает отвращения. Он попросту не может — не в момент, когда рука Нила вдруг оказывается на его боку, и когда покрытые ссадинами пальцы задевают ткань чёрной футболки. В нём нет ни капли злобы, когда Нил оказывается ближе, придвигаясь к нему под собственные тяжёлые выдохи и едва различимые стоны. Ему, должно быть, больно даже дышать, что говорить о движении. Жан ловит себя на мысли, что был бы не против услышать, как Джостен стонет — не от боли, а от удовольствия, — но эту мысль отталкивает от себя практически сразу же. Его, возможно, скоро вообще не будет на этой планете; совсем не то время, чтобы думать о низменном. — Жан. Нил зовёт его, возвращая с небес на землю. Моро напрягается под чужими прикосновениями, под тёплым дыханием, которое чувствуется даже через ткань, но молчит — попросту не знает, что ответить. Джостену не нужна жалость и тем более не нужны заверения в том, что всё будет хорошо. Такие варианты маловероятны, и тешить себя ими — только делать хуже. В башне Эвермор Жан привыкает жить сегодняшним днём и не строить замков из песка. Маленький Лис, что удивительно, начинает строить их за него сам. И пока Жан думает, что же ему сказать, Нил засыпает. Впервые за много дней расслабляется так, что Жан это видит и чувствует, обхватывает его рукой за плечи и старается не потревожить так нужный сейчас сон; напряжение и тревога уходят из израненных, натруженных мышц, и Моро готов лежать рядом сколько потребуется, чтобы охранять покой Джостена. До наступления утра и новых тренировок у них совсем немного времени. Нил беспокойный. Жан понимает это через несколько, как ему кажется, часов, когда у самого затекает рука и плечо. Джостена захватывают кошмары, как и каждую ночь до этого, но если всё это время Жан только и мог, что толкать его в бок или неловко и скрытно держать за руку, то сейчас, чувствуя малейшую дрожь в его теле, ему хочется сделать хоть что-то ещё — что-то большее, — и он переворачивается на бок, оказываясь с Джостеном лицом к лицу. — Нил, — осторожно зовёт он. Пальцы Нила, сжимавшие ещё недавно его футболку, теперь стискивают её с такой силой, что вот-вот затрещит ткань. Жан обхватывает его рукой крепче, тянет к себе ближе и осторожно тормошит, стараясь выцарапать из лап кошмара. В момент, когда сбивчивое дыхание Джостена обжигает его губы, Жан замирает. Его глаза привыкают к темноте в комнате уже давно, и он видит, что Нил уже не спит — смотрит на него, переставая дрожать под пальцами, но дышит так же горячо и шумно, будто только что бежал стометровку. В момент, когда он прижимается к губам Нила своими, чёрная комната вместе со всем Гнездом перестают существовать вовсе. И если его однажды кто-нибудь спросит, что именно его толкнуло на это — Жан вряд ли сможет ответить. Поначалу, когда Нил ещё испуганный кошмаром, загнанный в клетку из объятий Жана и не понимающий, где он, Моро кажется, что им самим движет отчаяние. Когда же Джостен в его руках расслабляется точно так же, как несколько часов назад расслаблялся, провалившись в сон, Моро кажется, что нет на свете ничего более правильного и нормального, чем этот поцелуй. Жан, на самом деле, и не вспомнит уже, когда целовал кого-то по собственному на то желанию. Вороны, приходившие в своё время по его душу, о согласии и о его собственных предпочтениях никогда не спрашивали; сейчас же он действует, руководствуясь порывами сердца, за которые наверняка будет расплачиваться позже. Но это всё будет не сейчас. Сейчас он ведёт рукой по спине Джостена, прижимая его к себе чуточку ближе и не нарочно вырывая у того сдавленный выдох. Ему больно, он весь пропитан этой болью, и даже его дыхание, даже его губы окрашены ею. Жан касается его осторожно, стараясь теперь лишний раз не задевать, и отпускает себя только когда к нему навстречу подаются; у Нила во рту горячо, Жан слизывает эту же боль вместе с привкусом крови с чужого языка, жалея, что не сможет этим поцелуем забрать у него всё это навсегда. Ему остаётся только надеяться, что он не сделает хуже и что не затянет Нила в дыру, из которой они оба уже не смогут выбраться, поэтому Жан отстраняется, напоследок проводя языком по влажным губам, но сбегать и прятаться не спешит — остаётся рядом, остаётся на расстоянии в половину дюйма, продолжая касаться, продолжая гладить там, где не болит, и продолжая охранять от кошмаров, когда Нил засыпает снова. И Моро не знает, чего он хочет больше: чтобы наутро Нил всё помнил, или же чтобы ночь забрала всё это с собой.