Игра на сопротивление

      — А смогла бы так свое кольцо выбросить? По-настоящему?       Они сидят на диване, закутавшись в пледы и грея руки о кружки с горячим шоколадом, и если бы не нарочитая отчужденность и попытки не встречаться взглядами, можно было бы подумать, что семейная пара просто решила встретить Новый Год вдвоем, спрятавшись от посторонних глаз и лишнего шума. Но обручальные кольца, связывающие их с совершенно другими людьми, матовым блеском напоминали, что этот праздничный вечер — лишь сбой в системе или неловкая шутка судьбы, решившей сыграть на их чувствах.       Каждый из них сейчас должен был бы накрывать семейный новогодний стол, развешивать последние украшения, дарить улыбки и подарки самым близким людям, а вместо этого Таня заперта на собственной даче в компании мужчины, с которым ее ничего не связывает, кроме непреодолимого желания быть рядом. Иван, в свою очередь, уставившись в одну точку, замолчал после брошенного им в тишину вопроса, и Таня была благодарна ему за это, ведь правильных слов для ответа просто не существовало.       В мыслях Тотьмянина проклинала себя за то, что ей приспичило именно сегодня, тридцать первого декабря, поехать в их загородный дом, чтобы привезти забытые елочные игрушки, которые достались ей еще от бабушки. Сейчас это казалось глупым детским капризом, который к тому же привел к тому, что она испортила праздник не только себе, но и Ивану, который так самоотверженно бросился ее спасать, а в итоге остался встречать Новый Год вместе с ней.       Да, когда она подъезжала к даче, уже началась метель, и видимость упала практически до нуля. Аккуратно припарковавшись во внутреннем дворе, Таня быстро спряталась под крышей уютного дома, на время забыв о бушевавшей на улице непогоде. А когда она нашла то, что искала, и уже собралась в обратный путь, Татьяна неожиданно обнаружила, что не может открыть входную дверь. Видимо, снежный занос заблокировал выход, и теперь Таня была пленницей в собственном доме.       Когда первые минуты паники прошли и вновь появилась способность мыслить рационально, Таня пришла к логичному выводу, что застряла здесь надолго. Леша при всем своем желании не смог бы за ней приехать, и не только потому, что она забрала их семейный автомобиль, вторая машина как специально была отдана в ремонт. Но и потому, что она бы не позволила ему в такую погоду ехать за ней, да и к тому же оставить детей одних в новогоднюю ночь.       Мысль позвонить Ивану родилась как-то сама собой. Его дача, как они недавно выяснили, была совсем недалеко от ее, а Новый Год они всегда с семьей справляли там; у него есть автомобиль… Это заняло бы от силы полчаса, всего-то нужно немного откопать снег от двери. И они бы разъехались по своим семьям как ни в чем не бывало…       Она на автомате набрала его номер, несколько нескончаемо долгих гудков:       — Таня? — голос тихий, но в нем слышалась заранее испытываемая тревога. — Что-то случилось?       — Мне… нужен ты… мне нужна твоя помощь, — пара секунд потребовалась, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Знаю, ты, наверное, занят, с семьей… Но я на даче, тут недалеко, и дверь заблокировало, я не могу выбраться…       — Скоро буду, — понять, что он чувствует, невозможно. И добавил чуть более мягким тоном: — Не волнуйся, все будет хорошо.       Татьяна пыталась изо всех сил убедить себя, что это самый оптимальный вариант выхода из сложившийся ситуации, а не просто ее желание встретиться с ним снова. Они не виделись без малого полторы недели, а ей казалось, что целую вечность. Она боялась признаться себе в этом, но все же безумно скучала по нему. По твердым рукам и тихому голосу, по светящимся теплым светом глазам и мягким объятиям, по нежным поцелуям и… Таня тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Это лишнее. Это в прошлом.       От того, как она своими собственными руками последние четыре месяца разрушала свою жизнь и жизнь своей семьи, становится тоскливо до обидных слез в уголках глаз. Таня ненавидела свою слабость, презирала бессилие, но продолжала тонуть, каждой клеточкой тела чувствуя, как ее утягивает на дно.       Хотя по ощущениям она давно была уже там.       Гулкий стук в окне заставил ее вздрогнуть, и Татьяна резко подняла голову, оглядываясь по сторонам. Осознав откуда был шум, она опасливо выглянула в окно и не смогла сдержать улыбки. Иван стоял у нее во дворе, одной рукой махал ей, а другой держал большую лопату.       Минут десять томительного ожидания, и вот он уже раскрасневшийся с мороза, чуть запыхавшийся, но счастливый, стоит в ее прихожей и просто смотрит на нее, неловко отряхивая снег с воротника и шапки. Пауза, длиной в секунд десять, наполненная лишь тихим завыванием ветра снаружи, и Таня кидается ему в объятия, покрывая поцелуями его лицо.       — Постой немного, я же холодный, — Иван неохотно пытается ее от себя отстранить, но не может сдержать озорной улыбки. Расставание в долгих десять дней казалось нескончаемым, и сейчас, когда он снова имел возможность просто прикоснуться к ней, ему не нужно ничего больше, чтобы чувствовать себя счастливым.       — Как ты выбрался? — незаметно для самого себя Иван уже снял куртку и прошел в гостиную, следуя за Таней.       — Неважно, — но встретив пытливый взгляд своей партнерши, смутился. — Сказал, что другу нужна помощь откопать сарай. Так что практически не соврал…       Таня кивнула и отвела взгляд. Они редко заговаривали о своих семьях, это всегда казалось неловким и странным. Как будто сами разговоры их уличали в неподобающем поведении, лжи и предательстве.       — Кофе будешь? — она попыталась сменить неприятную им обоим тему, но первая радость встречи уже начала потихоньку отступать, сменяясь запретным желанием продлить момент.       — Нет… Меня ждут, Тань, — его извиняющийся тон, казалось, вскрывал вены, и Татьяна отвернулась в попытке скрыть предательски подступившие слезы.       — Да, конечно, — глубокий вдох, сосчитать хотя бы до трех, — понимаю.       Он снова в прихожей, неторопливо-неловко натягивает куртку, стараясь не встречаться с ней взглядом. Она жадно следит за его движениями, внутри крича от отчаяния. Когда Иван напоследок оборачивается, чтобы попрощаться, она на выдохе, еле слышно:       — Останься.       И он сдается.       У неё запретно мягкие губы и нежная кожа. Шорох срываемой одежды прерывается тихими стонами и звуками поцелуев. Лихорадочно исследуя руками её тело, пытаясь вспомнить каждый знакомый изгиб, Иван чуть приподнимает её над землёй, опускаясь с ней на диван. Он усаживает Таню себе на колени, избавляя ее от мешавшего колючего свитера и оставляя мокрый поцелуй на ключице. Она охватывает его лицо ладонями, поднимая голову, чтобы накрыть его губы жадным поцелуем. Она слишком долго ждала, и сейчас, тихо выстанывая его имя ему в губы, ей бы в голову не пришло остановиться.       Плавные движения в наэлектризованной комнате сопровождаются чуть слышным поскрипыванием дивана и тяжёлым дыханием. Сердце заходится в бешеном ритме, когда он подминает ее под себя, накрывая своим телом. Она выгибается в его руках, стараясь стереть между ними последнее расстояние. Таня зарывается пальцами ему в волосы, чуть оттягивая их и срывая тихий стон с его губ. Его руки, кажется, везде, и она плавится под прикосновениями, прикрывая глаза и откидывая голову назад, позволяя Ивану целовать ее шею, прикусывая нежную кожу.       — Смотри на меня, — тихий, но непреклонный приказ, и Таня распахивает глаза, уже теряясь между фантазией и реальностью. Обычно светло-серые глаза теперь кажутся практически черными, и единственно важным становится просто затеряться в этом темном омуте. Ей уже не вынырнуть.       Она утыкается носом ему куда-то в шею, готовая потерять сознание от томного удовольствия, растекающегося под кожей, а он обвивает руками её за талию, крепко вжимая в себя, как будто хочет стать с ней единым организмом.       Полное слияние.       — Я люблю тебя, — и никто не решился бы утверждать, кому принадлежали эти тихие слова. Казалось между ними говорил сам воздух.       Все заканчивается так же быстро, как и начиналось. От свершившегося у обоих приятно гудит голова, мысли не формируются в связные предложения, и остается только молча утопать друг в друге, ища и не находя в глазах напротив оправдание самим себе.       Когда удушающий дурман рассеивается и пара таких близких и одновременно чужих друг другу людей приходит в себя, Таня находит в себе силы выбраться из согревающих объятий и прячется на некоторое время на кухне, варит им обоим горячий шоколад и приносит теплые пледы, в которых можно спрятаться от жестокого окружающего мира. Слова излишни. Они сидят на разных концах дивана, ставшего свидетелем их очередной проигранной партии, и вновь голос Ивана, так и не получившего ответа на свой вопрос, разрывает сковавшую их тишину.       — Ты так и не ответила, — он поднимает голову в тщетной попытке встретиться с ней взглядом, нервным движением проворачивая обручальное кольцо на безымянном пальце. — Смогла бы или нет?       Перед глазами проносятся картинки-воспоминания их номера под Земфиру, проникновенная музыка, алое платье, его широко распахнутые глаза и это отчаянное движение, каким они выбросили на трибуны свои «обручальные кольца» как символ их освобождения. Татьяна продолжала сомневаться в том, что их отношения с Иваном остаются только их тайной: слишком подозрительно на них смотрел иногда Илья, слишком тонкие темы подбирал для их номеров, слишком часто оставлял их наедине, предоставляя самим себе. Это была уже паранойя. Последняя стадия крушения.       — Ты же знаешь ответ… — нотки усталости в ее интонации не ускользают от Колесникова, и он чуть морщится от ее слов.       — Тогда зачем все это? — он раздражен, Таня слышит это и сжимается еще сильнее. — Скажи мне, что это ничего не значит, что завтра ты сможешь забыть, не думать, не чувствовать, и мы оставим этот разговор и не только раз и навсегда.       Татьяна качает головой, поднимая глаза к потолку, стараясь сдержать подступавшие слезы. Последнее время она слишком часто плачет…       — Вань, чего ты хочешь от меня? Чтобы я бросила семью, мужа, детей, и стала кем? — она впервые за долгое время решается встретиться с ним глазами, и он тонет в океане горечи, плескавшемся в ее зрачках. — Мы оба знаем, что наша история была обречена на провал. Как бы мы не хотели это признавать, но у этой сказки был задуман несчастливый конец. Я не скажу тебе, что забуду, что ничего не чувствую, потому что это будет ложью. Но я не могу, Вань. Прости меня…       Он знает, что Таня права. Лишь кивает, и вновь утыкается взглядом в чашку с горячим шоколадом. Ночь уже во всю вступила в свои права. Где-то на полу в Ваниной куртке задребезжал вибрацией звонок телефона. Татьяна заглушила тихий всхлип.       — Мне пора. Меня, наверное, уже потеряли.       Он поспешно одевается, стараясь не обращать внимания на жмущуюся к стене Татьяну, явно ищущую хоть малейшую опору.       — Будь осторожна на дороге, когда будешь возвращаться, — последний взгляд в глаза в глаза. — И да, с Новым годом.       Улыбка на прощание, и он исчез в темноте ночи, тихо прикрыв за собой дверь.       — С новым счастьем…       Таня съезжает по стене, пряча лицо в ладонях.       Прости меня