Свет из тьмы

Чимину везет, и Намджун весь вчерашний день находится на работе, по которой у него образуется страшный завал, а следовательно, заехать даже на пару минут к омеге у него нет никакой возможности. Чимин, конечно, изображает вселенское разочарование по телефону, но в глубине души чувствует невероятное облегчение. Он все ещё не придумал, что ему делать в сложившейся ситуации. Вернее, Пак все время откладывал в дальний ящик размышления на эту тему, считая, что правильное решение упадёт ему на голову откуда-нибудь с небес. Но этого, разумеется, не происходило. А между тем желание быть с Юнги росло в геометрической прогрессии, а мечтательные мысли о возможном совместном будущем грели израненное сердце Чимина, настоятельно рекомендуя ему предпринять уже хоть какие-то малейшие действия и крохотные шаги на пути к собственному счастью. Но для этого омеге нужно было уяснить ещё кое-что очень важное, а потому, убедившись, что Намджун совершенно точно погряз в рабочих делах сегодня, Пак решает пригласить Юнги к себе в гости. Конечно, можно было бы сделать наоборот, но не потащит же омега за собой ребенка в чужой дом, где ему, скорее всего, будут навряд ли рады. Юнги же с опаской реагирует на предложение омеги, но на самом деле сразу же подрывается с места, готовый пойти куда и когда угодно, пусть даже Намджун застукает их вместе и размажет Юнги по стенке. Последнему наплевать на это — зато последние часы жизни он проведет вместе с Чимином. Везде свои плюсы, верно? Когда он приезжает, Чимин накидывается на Юнги с объятиями, при этом не переходя грань дозволенного. Между ними все ещё возвышается невидимая стена, выстроенная кирпичами серьезных отношений омеги с другим мужчиной, которую Юнги не в силах разрушить даже динамитом или кувалдой, а более того — он не собирается делать этого. Это выбор Чимина и его жизнь — только самому блондину решать, с кем остаться. Не то что бы Юнги не поверил омеге в тот раз, когда Чимин настоятельно убеждал его в своих сильных чувствах, но выбор Пака все ещё не был для альфы прозрачным и очевидным — ведь Юнги так и оставался абсолютно бесперспективным парнем на фоне Намджуна, который, в отличие от самого Мина, являлся умнейший интеллигентом с заботливым, милым нравом и кучей денег, которые смогут обеспечить благополучную жизнь не только Паку, но и его сыну, а это, как известно, очень важно Чимину. И, однако, Юнги имеет дерзость до сих пор надеяться, что они смогут как-то разобраться в их своеобразном треугольнике, не напоровшись на смертельно острые углы. — Я соскучился, — честно признается Чимин, пропуская Юнги дальше в квартиру, в то время как альфа дает взаимный ответ. Он не спит уже несколько суток, потому что эмоциональное потрясение, что им обоим довелось пережить в последние пару дней, было настолько сильным, что Юнги до сих пор никак не может оправиться от него. Но все-таки это сильно отличалось от всех негативных чувств и мыслей, что тягучим дегтем растекались в нем на протяжении нескольких долгих месяцев — теперь Юнги улыбался гораздо чаще, стоило ему только вспомнить о милом омеге, что вновь появился в его мрачной жизни и заставил каменное сердце расколоть пуленепробиваемую бронь. — Твой парень не придет сегодня? — совсем невесело шутит Юнги, криво усмехаясь, чтобы сдержать ту боль и разочарование, что он испытывает каждый раз при одной только мысли о Ким Намджуне. — Нет, — бегло отвечает Чимин и хочет добавить что-то еще, но внезапно из комнаты выходит Юто, впрочем, тут же останавливаясь и смущенно прижимаясь к стене при виде незнакомого альфы в доме. Чимин смотрит на сына, после чего взволнованно переводит взгляд на Юнги, как бы боясь непредсказуемой реакции старшего. Однако по лицу Мина мало что можно понять. Его выражение нейтральное, а сам он так и остается неподвижен — со стороны кажется, что они одновременно замирают с Юто, когда видят друг друга. Юто молча осматривает Юнги, в то время как альфа скользит по нему быстрым взглядом. За эти пару секунд Чимин вдруг чувствует, что внутри у него что-то безбожно рушится. Все-таки Юнги никогда не сможет принять его ребенка, их отношения уже изначально обречены на провал и… Внезапно Юнги садится на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с мальчиком, и осторожно протягивает ему свою бледную руку. — Ну, что? Будем знакомиться с тобой заново? — бодрым голосом предлагает он, заглядывая Юто в круглые большие глаза. Тот смотрит на него несколько недоверчиво, все еще опасаясь незнакомого мужчины в их с папой доме, но через какое-то время все же протягивает крошечную ручку в ответ. Старший сразу же улыбается, понимая, что его, вроде как, официально одобрили. — Меня зовут Юнги. — Юни… — задумчиво протягивает ребенок, словно пробуя на вкус имя альфы. — Ну, да, почти, — усмехается Мин, легко потрясывая их скрепленным рукопожатием в воздухе. — А как твое имя? — Юто! — уверенно заявляет мальчик и улыбается. — Приятно познакомиться, Юто, — мягко отвечает Юнги и с удивлением разглядывает, насколько же сильно его большая рука поглощает совсем маленькую и невесомую ладонь Юто, которую старший даже сжимать боится — слишком хрупкой она кажется ему в тот момент. И Чимин словно тает. Он не уверен, хотел ли Юнги сделать это на самом деле, но ему приятно, что парень не оттолкнул Чимина вновь при виде его ребенка. Напротив, кажется, он даже планирует подружиться с ним, что, несомненно, является для самого Юнги и его сломанной в детстве психикой большим подвигом. — Гать! — говорит вдруг Юто и даже начинает тянуть Юнги в сторону гостиной. — Хочешь поиграть со мной? — удивлённо спрашивает Юнги, на что получает еле заметный кивок. — А как ты понял, что он сказал? — Чимин изумленно округляет глаза. До этого момента омега думал, что только он может так точно понимать лепетание своего сына. — Вспомни мое детство. За эти годы я научился распознавать абсолютно любую детскую речь любого возраста, — самодовольно хмыкает Юнги и наконец встает на ноги. — Ну, так что? Идем играть? Чимин недоверчиво смотрит на альфу, затаив взволнованное дыхание в еле вздымающейся груди. Он будто не верит в искренность намерений Мина, прекрасно помня те ужасные слова, которые он когда-то говорил Паку про детей, особенно маленьких. Учитывая травматичный опыт детства альфы, Чимину тяжело поверить в то, что Юнги действительно хочет провести время с его сыном. Поэтому, когда альфа уже начинает идти за Юто, Чимин останавливает эту новоиспеченную парочку, потянув старшего за локоть, и произносит серьезным тоном: — Юто, ты пока доставай игрушки, а нам с Юнги надо поговорить. Юнги почему-то ожидает, что сейчас Юто недовольно расплачется или обиженно завопит, но мальчик преспокойно кивает и, смешно переступая с ноги на ногу, послушно уходит в гостиную. Юнги с удивлением наблюдает за ним, вспоминая своих до ужаса капризных братьев, которые никогда не понимали слов, противоречащих их желаниям. — О чем ты хочешь поговорить со мной? — кажется, Юнги ни капли не понимает, из-за чего Чимин остановил их только-только начавшийся коннект с Юто. Чимин заставляет старшего отойти к стенке, подальше от гостиной, после чего шепотом произносит: — Юнги, я правда очень ценю всё, что ты делаешь, но… не пересиливай себя, если не хочешь. Правда. Тебя и так всю жизнь принуждали к заботе о детях, но я не хочу быть продолжателем того кошмарного воспитания. Принуждение по отношению к младшим недопустимо и… — Чимин, — голос Юнги вдруг становится куда более серьезным, чем обычно, а категоричность взгляда видится Паку с налетом небольшого укора. — Я действительно хочу этого. Да, не буду врать, по большей части я делаю это ради тебя и наших отношений, но, во-первых, я уже говорил, что мои чувства к тебе слишком сильные, чтобы я так просто взял и разорвал связь с тобой из-за подобных обстоятельств. А, во-вторых, мне нужно это для самого себя. Ненормально впадать в оцепенение и испытывать панические атаки при виде маленьких детей, погружаясь в больные воспоминания прошлого, согласись? Мы много разговариваем с психологом на эту тему. И, как ты думаешь, какая лучшая терапия от этого? — Юнги усмехается, отводя взгляд. — Вот именно. Нужно просто посмотреть страху прямо в глаза. Не закрываться, не убегать от этого, потому что, черт, оно правда было, и всё это — точно такая же часть меня, которую я должен научиться достойно принимать. Если ты не знаешь, мы с психологом довольно часто разбирались с этой проблемой. И я даже начал специально пытаться «контактировать» с маленькими детьми. Я начал с подростков, с ними все же в этом плане попроще. Я даже играл в баскетбол с двенадцатилетними пацанами во дворе, тем самым пытаясь не избегать их. Все оказалось не так ужасно, как я сначала предполагал, поэтому я даже начал чаще сталкиваться с совсем маленькими детьми. Не то что бы я как-то общался с ними, но просто старался не уходить от них как можно дальше, не отводить взгляд и прочее. Если раньше мне было омерзительно даже просто видеть их, так как в моей голове сразу же рисовались картины удручающих, тяжких воспоминаний, то теперь я больше перешел на нейтральную сторону. И как раз-таки именно твой сын может помочь мне в этом… это как своеобразная терапия. Понимаешь, о чем я? И я действительно хочу исправить и проработать свои ментальные проблемы. Думаю, общение с Юто пойдет мне на пользу. Но главная цель, конечно — это все еще ты. Ты и наши отношения должны сделать меня лучше. Они уже делают. Так что, надеюсь, ты разрешишь мне? — и Юнги виновато поглядывает на Пака, пряча глаза за прядями смоляных волос, что случайно закрывают его лицо. Чимин молчит несколько секунд, после чего вздыхает. Слова Юнги звучат вполне себе убедительно, но омеге все еще тяжело поверить в настолько разительные перемены в альфе. Пак видит, как тот старается, старается очень искренне, из кожи вон лезет, лишь бы исправить, наладить, получить от Чимина разрешение любить его. Поэтому младший, недолго думая, произносит: — Хорошо. Я верю тебе. И, конечно же, разрешаю общаться с Юто. Было бы очень странно, если бы я ответил как-нибудь по-другому, — омега пожимает плечами и обеспокоенно поглядывает в сторону гостиной. — Тогда пойдем? Боюсь, Юто уже заждался. Альфа кивает, и оба спешно направляются в комнату, где ребенок уже успевает раскидать на полу игрушки. — Во что будем играть? Юто, во что ты хочешь? Мальчик забавно морщит маленький носик, после чего задумчиво прикладывает пухлый пальчик ко рту и, наконец, выдает: — Во! — и он протягивает взрослым красный кубик. — Построим башню? — с энтузиазмом предлагает Чимин, одним глазом всё-таки поглядывая на альфу. Тот, кажется, немного взволнован, судя по нервным пальцам, однако в целом выглядит спокойно и даже несколько дружелюбно — это заметно по слабой улыбке, что выступает на губах Юнги. — Угу! — радостно восклицает Юто и начинает на пятой точке отодвигаться в сторону, словно предоставляя больше места для старших. Те осторожно садятся рядом. Чимин решает взять инициативу в свои руки, чтобы стать немаловажным связующим звеном между любимым альфой и маленьким человечком, ради которого Пак живет. — Давайте сначала построим башню, — предлагает Чимин и кладет в центр их своеобразного игрового поля кубик. — А может замок? — спрашивает Юнги. — Предлагаю и то, и другое, — хихикает Чимин, и парни погружаются в игру. На самом деле всё это время Пак не может расслабиться из-за того, что сильно переживает за состояние Юнги. Конечно, ему очень хочется, чтобы альфа подружился с Юто, иначе как они вообще могут даже фантазировать о совместном будущем? В процессе возведения высокой башни Чимин то и дело поглядывает на старшего, как бы проверяя его настроение, действия и эмоции. Однако, на удивление, тот спокоен. Наверное, единственное, что иногда выражает его лицо — это искреннее любопытство и неподдельное удивление, но пока что Чимин не совсем уверен, чем конкретно они были вызваны. Юто ведет себя как и всегда — легко, весело, активно. Будучи абсолютно спокойным и несколько флегматичным ребенком в обычной жизни, во время игры он очень хорошо раскрывается, будто делает глоток свежего воздуха, поддаваясь игровому азарту и приятным впечатлениям. Юнги с интересом наблюдает за ним, словно за диковинным зверьком, хоть и понимает, что такое сравнение в данном случае не совсем уместно. Ему хочется глубже понимать это маленькое создание, возможно, даже попытаться проникнуться им, но на это, кажется, уйдет немало времени, как считает Юнги. К огромному изумлению Мина, Юто совсем не раздражает его. Если раньше любой звук, издаваемый ребенком, приводил альфу в серьезное замешательство, заставляя чувствовать невероятную тревогу внутри себя, а снаружи — перекашивать лицо в гримасе злости и отвращения, то сегодня Юнги еще ни разу не ощутил подобного. И это для него так странно и непривычно, что он не может не поражаться воздействию на него именно этого малыша, а прежде всего — самому себе и своей реакции. Конечно, до этого они чертовски много и упорно прорабатывали проблему с психологом. Юнги, как человек закрытый и необщительный, поначалу абсолютно не шел на контакт с доктором Ли, но вскоре тот, как настоящий профессионал, сумел найти подход к его обожженной травмированной душе. Самостоятельные попытки Юнги «быть ближе к детям» не казались ему-то чем-то действенным в те моменты, когда он пытался самоотверженно делать это, но сейчас, сидя совсем рядом с маленьким ребенком, Юнги думал, что и это всё было совсем не зря. Юто не пугает его своими крошечными руками, он не испытывает отвращения, глядя на пухленькие щеки мальчишки, а его смех и смазанные слова, высказывания, которые он еще только учится произносить четко и правильно, не вводят его в ступор и раздражение. Юнги просто… нет, не сказать, что ему безумно нравится ощущать себя в новой-старой роли, но как минимум никаких негативных эмоций, как раньше, он совершенно точно от этого не испытывает. Это вселяет альфе светлую надежду в то, что, возможно, в дальнейшем он сможет полностью расслабляться в кругу детей и чувствовать себя комфортно, не отвлекаясь на далекие воспоминания, колючим репейником вцепившиеся ему в мозг и сердце. — Какая высокая башня у нас получилась, — не без гордости осматривает ее Чимин, когда все трое заканчивают пробовать себя в роли талантливых строителей. — Выокая… — восхищенно повторяет Юто за папой, с удивлением заводя свои большие круглые глаза вверх. — А ты хорошо говоришь, слушай, — не выдерживает Юнги, усмехаясь, и поворачивается к Юто. — М-гу, — кивает мальчик и широко улыбается. Так искренне и по доброму, что у Юнги внутри что-то щелкает. Он не может не сравнивать этого малыша со своими братьями, ни один из которых не казался альфе поистине милым, но Юто отчего-то вызывает небольшой отклик очарования в душе Мина. — А теперь замок? — игриво спрашивает Юнги, не отрывая глаз от довольного лица Юто с покрасневшими от удовольствия щеками. — Да! — мальчишка даже чуть-чуть подпрыгивает, и как следствие — рушит замок замахом рук, после чего кубики безбожно летят вниз, рискуя попасть прямо в вандала, так как они весьма большие, а оттого башня действительно получилась гораздо выше роста самого Юто. Юнги не совсем уверен, как точно это произошло, но в какой-то момент он чисто интуитивно закрывает собой ребенка своей спиной, осторожно обхватив его тело. Кубики и вправду падают на спину альфы, один из них даже слишком сильно ударяет его, но это всё полные глупости, максимум — останется небольшой синяк. Для того, чтобы башня распалась полностью, понадобилось всего несколько секунд, но за это короткое время Чимин вдруг понял для себя многое. Юнги, каким бы он ни был в прошлом и какой бы тяжелой ни казалась его судьба до их встречи, все еще остается человеком. Человеком пусть и сложным, со своими заморочками и проблемами, но все-таки с присущей ему добротой, честностью и заботой. Да, Юнги во многом своеобразен, но он готов идти дальше, готов идти дальше с ними. Он как и любой другой нормальный парень готов закрыть своей спиной маленького ребенка, готов меняться, готов играть с ним. Конечно, Чимин не исключает того факта, что Юнги делает это, прежде всего, от большой любви именно к нему, но Пак даже рад служить своеобразным катализатором для пробуждения в Юнги любви к маленькой жизни и чертовски важным для их пары изменениям. — Не ушибся? — на выдохе спрашивает Юнги, когда ни один кубик не попадает в Юто, вместо этого деревянной россыпью награждая широкую спину альфы. — Не, — мотает головой мальчишка, немного напуганный, но поняв, что опасность миновала, вскоре произносит радостное: — Пасибо! У Юнги широко раскрываются глаза, а сам он наконец отлипает от малыша, отпуская его тело из своих рук. От Юто слабо пахнет природным ароматом альфы, который с каждым годом по законам человеческого развития будет принимать все более стойкий и ощутимый аромат, а еще приятным детским мылом или же порошком. Юнги чувствует запах свежести, когда обнимает мальчика, и с приятным ощущением подмечает, что Чимин действительно замечательный папа, заботящийся в том числе и о чистоте, и опрятности своего ребенка. — Юни, замок! — вдруг говорит Юто, беря в руки кубик, и с надеждой поглядывает на альфу. — Хочешь построить замок? — глупо переспрашивает Юнги, все еще ощущая себя несколько странно и непривычно, но в то же время любопытно и даже весело. Юто сдержанно кивает. Юнги усмехается, с самодовольным видом заявляя: — тогда ты обратился по адресу. Я настоящий мастер и строитель. Видишь эти руки? — альфа показывает свои две большие ладони малышу, на что тот вновь кивает. — Это руки простого трудяги, который не боится ручной работы. Так что, давай сделаем это вместе. Можешь полноправно руководить мной, босс, — и с этими словами Юнги срывается, поддавшись волне низкого, хриплого смеха, который тут же подхватывают и остальные. Около получаса они собирают замок, походящий то ли на пирамиду, то ли на королевский дворец (ну, отдаленно, если прищуриться и отойти на пару метров назад), постоянно прерываясь на разговоры, параллельные игры и шутки. Так, Юнги успел научить Юто мастерству игры в камень-ножницы-бумага, а Чимин поиграл с сыном в ладушки. Последний правда еще совсем мало чего понимал, но судя по улыбке и звонкому смеху — Юто определенно нравилось всё то, что с ним происходило сейчас. В конце концов они с большим успехом достроили замок, который нравился всем троим. Парни даже посадили туда маленькие игрушки Юто из киндер-сюрпризов, решив, что у каждого котика и медведя должна быть «своя комната», а крокодилы, не влезающие в пространство между кубиками, единогласно были назначены охранниками данного дворца, которые, как и полагается настоящей страже, стояли прямо у входа. Налюбовавшись их совместным творением, Юто настолько разыгрался, что начал предлагать Юнги все машинки, что у него были, на что альфа, немного подумав, конечно же, согласился. Чимина, кстати, Юто в эту игру брать совсем не хотел, начиная хмуриться и лепетать что-то недовольное, когда папа пытался поуправлять маленьким мотоциклом. — Чимин, я думаю, он просто за тебя переживает… ведь нервным омегам нельзя за руль, — посмеивается Юнги, немного поддразнивая Чимина, пока тот дуется, видя то, как старательно альфа оправдывает действия, на секундочку, собственного сына Пака. — Это дискриминация! — обиженно дует губы блондин, и тут уж Юнги соглашается, решая применить все свои дипломатические способности и умения для того, чтобы Чимина все-таки взяли в игру. Спустя несколько минут разговоров и убеждений, Юто все же снисходит и благосклонно дает Чимину велосипед, решая сойтись хотя бы на таком специфичном транспортном средстве. Юнги смеется, а Чимин закатывает глаза, поражаясь этой внезапно образовавшейся коалиции альф против него, впрочем, тут же поддаваясь смеху, что вызывал один только факт торжественно врученного ему в руки велосипеда. Они играют еще некоторое время и, к приятному удивлению всех, никто из них совершенно не устает и не отсчитывает минуты до конца веселой живой игры, насыщенной смехом, взаимными подколами или же, напротив, восхищенными комментариями о мастерском управлении машинами друг друга. Всё это время Юнги старательно прислушивается к себе, стараясь максимально объективно оценивать свои чувства, даже в том случае, если они будут неприятными. Однако вскоре он приходит к выводу, что за все время их насыщенных игр, единственные отрицательные эмоции, которые Мин испытывал, представляют собой всего лишь смятение, растерянность, странность. Никаких ярко-негативных ощущений вроде раздражения, ненависти, паники и тревоги Юнги не замечает внутри себя, а потому удивляется еще больше. Под конец Юто начинает вести себя более спокойно и тихо, уже не так громко и весело реагируя на слова или забавные действия взрослых, а потому Чимин снисходительно отмечает, что у малыша пришло время дневного сна. Тихий час является абсолютной нормой в их небольшой семье, к тому же Юто действительно устает после пережитых событий вроде новых знакомств и активных игр. Юнги уже планирует остаться в гостиной, чтобы помочь Чимину усыпить сына, но тот ласково отговаривает его: — Не нужно. Юто будет постоянно отвлекаться на тебя, так как ты новый человек, и он к тебе еще не совсем привык. Поэтому Юто очень интересно узнавать тебя ближе, тем более, что ты, кажется, ему и вправду понравился, — Чимин тихонько посмеивается, начиная укладывать уже на ходу засыпающего ребенка в его кроватку. — Лучше подожди меня на кухне, уверяю — пять минут, и он уснет. — Ох, ладно, — Юнги понимает, что Чимину, наверное, лучше знать, как правильнее обращаться со своим ребенком, а потому полностью доверившись ему, альфа решает уйти на кухню. — Сладких снов, Юто! — решает сказать Юнги своему новому приятелю, наградив малыша теплой улыбкой. — Мы отлично повеселились. Спасибо тебе! — Угу, — что-то мычит себе под нос мальчик, слабо улыбаясь, после чего большой альфа дает ему пять и наконец выходит из комнаты. Чимин справляется с Юто даже быстрее, чем он сам себе предполагал. Сын и вправду вымотался за это время, но усталость была приятной, поэтому спустя пару минут, мальчик уже закрывает глаза, погружаясь в крепкий здоровый сон. Вскоре после этого омега сразу же оказывается на кухне, где терпеливо его ждет Юнги, сидя на слегка расшатанной табуретке. — Фух, Юто уснул так быстро… Мы умотали его совсем, — хихикает Чимин, устало присаживаясь за стол напротив альфы. — Да уж, — хмыкает тот и задумчиво погружается в свои мысли. По его лицу как обычно ничего невозможно понять, а потому Чимин, набираясь смелости, спрашивает взволнованно: — Ну и… как тебе? — голос выходит совсем подавленным, словно омега боится, что Юнги сейчас скажет что-то, от чего будет зависеть их будущее. От чего решится вопрос любви и возможности их дальнейшего существования как пары. Юнги молчит все еще, отчего у Чимина в горле пересыхает. Он испытывающе глядит на альфу, однако тот безмолвно смотрит куда-то в пол, что начинает немного тревожить Пака. — Юнги? — дрогнувшим голосом повторяет он, после чего старший наконец выходит из оцепеневшего состояния: — Извини, слегка задумался… — Юнги вздыхает и откидывает назад волосы, собирая их на макушке своими жилистыми руками. — Знаешь, — альфа вдруг перестает это делать, возвращаясь в исходное положение. — Сегодня для мир перевернулся с ног на голову, — Чимин молча уставляется на брюнета, требуя немедленного продолжения своих слов. Тот, однако же, и без того понимает его: — Сегодня мне впервые было легко с ребенком. Такого никогда не было. Поначалу я чувствовал себя не совсем комфортно, но потом мне даже… неожиданно понравилось? Я ощутил тот семейный комфорт, уют, какой показывают в атмосферных фильмах, и которого у меня никогда не было. К сожалению, я не до конца избавился от всех неприятных воспоминаний, что насыщали всю мою молодость, но… сегодня я как будто забыл про это. А при любом удобном случае, когда что-то гадкое то и дело норовило проникнуть в мое сознание, я успевал хорошо блокировать это, больше растворяясь в настоящем, нежели прошлом. Психолог говорил мне об этом, но я не воспринял его слова всерьез, подумав, что, наверное, в моем случае это попросту невозможно. Сейчас я вижу, что ты… вернее, вы… ты и твой сын сделали просто невероятное. Да, мне еще предстоит очень много работы над собой, но сегодня я впервые чувствовал себя хорошо. Ребенок не вызывал у меня ужас и отвращение, какое я обычно испытываю, глядя на маленьких детей, а напротив… Юто будто вернул мне веру в то, что не все дети такие же омерзительные, какими являлись мои дорогие братья, — при упоминании последних Юнги кривится. — Я всего лишь хочу сказать, что ты действительно воспитал хорошего сына, Чимин. Юто показал мне другую сторону и поменял представление о детях. Он милый, добрый, очень воспитанный, вежливый и спокойный мальчик. Я даже о своем прошлом не вспоминал только благодаря тому, что Юто совершенно не похож ни на кого из моей семьи — он не орет, не капризничает, не рыдает, не требует. Он вполне самостоятельный и послушный. Конечно, вроде и очевидно, что все зависит от воспитания, но, видимо, образ моей сумасшедшей семейки настолько сильно закрепился в моей башке, что я даже не хотел обращать внимание на иные, адекватные варианты. Картина настолько другая, и она настолько сильно противоположна той, что закрепилась во мне и моей памяти, что… в общем, может быть это максимально тупо, но до меня только сейчас дошло, что дети бывают разные. Вернее, я, конечно, понимал это, но из-за отпечатка своего прошлого даже не хотел пробовать менять свое представление на практике. А сейчас у меня была мотивация сделать это… Мой стимул к изменениям — это ты. И наши отношения. Поэтому Чимин… спасибо тебе за сына. Кажется, ты растишь прекрасного ребенка. Теперь я восхищаюсь тобой ещё больше, — Юнги не может сдержать улыбку, а потому прикусывает губу, кладя ладонь на руку омеги. Чимин молча следит взглядом за их соприкоснувшимися руками, отчего по телам обоих моментально разливается согревающее тепло. Как приятно слышать сейчас такие слова от альфы, кому принадлежит влюбленное сердце Пака. Такая светлая радость и вера в лучшее переполняют их, что теперь омеге кажется — они столько всего прошли вместе и обязательно в конце концов будут счастливы. Чимин всей душой надеется на хэппи-энд в их сложной, но такой яркой и горячо любящей истории. — Я рад, что у тебя хотя бы немного изменилось мнение о детях. И я вдвойне рад, что это произошло благодаря именно моему ребенку. Значит, мы действительно всё правильно делаем. — Даже не сомневайся в этом. Чимин смеется, а в его глазах искрится то тепло и вся та любовь, что так приятно откликается в сердце Юнги, успевшему уже знатно соскучиться по этим глазам-полумесяцам, что начинают ярко светиться при широкой улыбке младшего. Ему хочется, чтобы омега был таким чаще, дарил ему ту радость, которую он испытывает, которая пронизывает до глубины души, грея сердце. Они ещё непринуждённо болтают о чем-то, в то время как Чимин заваривает ароматный чай в кружках. Парни чувствуют себя слишком расслабленно и комфортно, сидя вот так, на маленькой простенькой кухне, с чашками горячего чая в руках, но главное — рядом друг с другом. В какой-то момент беседы, Юнги вдруг становится как никогда серьезным. Это сразу же замечает и сам Чимин, уже довольно хорошо знающий поведение своего любимого альфы, а потому слегка напрягается, осторожно интересуясь, в чем дело. Юнги же молчит пару секунд, после чего, собираясь с силами, задаёт вопрос, уже давным давно волнующий его, но все ещё остающийся без ответа. — Чимин. Могу я тебя спросить? — О чем? — пожимает плечами Пак, делая глоток чая. — Не пойми меня неправильно, но… думаю, мы уже на той стадии отношений, где я просто обязан знать это. Если не хочешь отвечать, можешь не говорить на эту тему, но я просто хотел спросить: что с биологическим отцом Юто? И как это вообще… получилось? — альфа смотрит проницательным взглядом на вмиг сжавшегося Чимина и надеется, что тот всё-таки ответит ему. Этот разговор Юнги уже много раз продумывал в своей голове, так как его все еще интересовала правда. История жизни Пака не давала ему покоя, поэтому Юнги предпочел поскорее узнать ее, не затягивая в очередной раз с этим неловким вопросом. Омега бледнеет, отставляя кружку чуть в сторону, после чего поднимает испуганные глаза на Мина. В них виднеется боль и разочарование, и альфа уже начинает жалеть, что завел речь об этом, однако Чимин произносит: — Я расскажу тебе, — он вздыхает и откидывается на спинку стула, принимая удобное положение для того, чтобы поведать Юнги очередную жалкую историю из своей несчастливой жизни. — Постараюсь рассказать всё как можно короче, ладно? Не буду начинать с предисловий… Мне было шестнадцать, когда мы начали встречаться с биологическим отцом Юто. Парня звали Чжухон, и это была именно та любовь с первого взгляда, про которую я ранее читал в книгах, будучи при этом человеком что ни на есть романтичным и мечтательным. Я был совсем юный, ну, первая любовь, знаешь, когда тебе кажется, что ты с этим человеком на всю жизнь и все такое… Я безмерно доверял ему, так как он был единственным близким для меня человеком. У меня не было папы, он умер, когда мне было всего четыре. Банальная автокатастрофа, испортившая мне всю жизнь. Возможно, если бы он был жив, то рассказал бы мне все тонкости отношений между альфами и омегами, но, к сожалению, всю теорию я должен был познать сам. И очень некстати я познавал ее сразу на практике, так как в шестнадцать лет мне объективно хотелось большего — всего и сразу, а альфа лишь поддерживал меня в этом. Отцу же было по большому счету без разницы, где я и с кем. Он постоянно выпивал, не интересовался моей жизнью от слова совсем и, к тому же уже тогда начинал серьезно болеть. Его очень подкосила смерть мужа, после чего он потерял самого себя и начал искать утешение в алкоголе. Отец сильно любил моего папу… Поэтому я предпочитал пропадать на улице, а вскоре — вместе со своим парнем или же попросту у него в квартире, лишь бы не появляться дома. Чжухон был неплохим парнем, как мне казалось поначалу. Неглупый, симпатичный, с хорошим чувством юмора, заботливый, понимающий… мы много времени проводили вместе. Он был из обычной, нормальной семьи. Они не были какими-то богачами, но жили вполне благополучно, поэтому, когда его родители узнали о наших отношениях, они были ужасно против. Тяжелее всего было с его папой, который души не чаял в Чжухоне и потому считал меня маргиналом, который портит жизнь их сыну. Не знаю от кого точно, но его родители почти сразу узнали, что я из бедной семьи с больным отцом-алкоголиком. В общем, они были сильно против нашего так называемого союза, и на этой почве постоянно ругались с Чжухоном. В их представлении я безбожно разрушал их дружную семью. Но мы сильно любили друг друга, хотя, как позже выяснилось, чувства были скорее односторонними, — Чимин усмехается, грустно обводя глазами сосредоточенное лицо Юнги. — Чжухон был старше меня на три года, поэтому, очевидно, детских отношений в виде простых прогулок за ручку ему не хватало, из-за чего в какой-то момент он начал настаивать на сексе. Вряд ли я был готов к этому… Со мной никогда никто не разговаривал на данную тему, буквально все мои представления об интимной жизни были основаны на низкосортной литературе, сомнительных постах в интернете, а также на порно, которое я, будучи подростком, все-таки немного посматривал даже чисто из любопытства каково это. Но я искренне любил Чжухона, поэтому у меня не было сомнений в том, что нам нужно сделать это, чтобы сблизиться еще больше. Конечно, поначалу мне совсем не нравилось заниматься сексом, да и Чжухон не особо переживал о моем самочувствии, скорее, занимаясь им по-своему, так, как ему, в первую очередь, самому было приятно. Однако вскоре я привык, иногда даже начал получать какое-то удовольствие, в общем, активная половая жизнь началась у меня слишком рано, но я не сильно задумывался об этом. Я вообще мало чего понимал тогда, в нашей паре практически все решения принимал Чжухон, я всегда слушался его, совершенно забыв про себя и свои желания. Но в тот момент я не ощущал этого, существуя в розовых очках и будучи по уши влюбленным в своего альфу, который, казалось, и должен руководить омегой, брать на себя ответственность и прочее. Однако ссоры из-за наших отношений в семье Чжухона не прекращались, каждый день он рассказывал мне о бесконечных скандалах, которые устраивали ему родители, поэтому Чжухон, благо, будучи уже совершеннолетним, устроился на работу в автосервис и съехал от своей семьи, начав снимать отдельную квартиру. То, что происходило у него с семьей после этого, думаю, пояснять не надо. Точно также, как ты, наверное, догадаешься, кто был причиной всех бед с их любимым сыном и камнем отпущения в этой истории. Но мы все равно продолжали быть вместе, я стал много времени проводить в квартире Чжухона, даже ночевал с ним. Мой отец пару раз спрашивал, где я пропадаю все время, но я отмазывался размытыми ответами навроде «остаюсь у друга», и он сразу же отставал. Ему самому это было на руку, так как можно было спокойно приводить домой своих друзей-алкашей и пить с ними, не боясь «пагубного влияния на нравственное развитие ребенка». С Чжухоном мы практически жили вместе, а соответственно, занимались сексом уже без страха, что сейчас внезапно его родители вернуться домой. Иногда мы пренебрегали презервативами, потому что Чжухон убедил меня, что так гораздо приятнее, да и ничего не случиться, если он вовремя успеет… ну, ты понимаешь, — Чимин вздыхает, погружаясь вновь в те болезненные воспоминания, которые вскоре перевернули его жизнь с ног на голову. — В общем, таким образом мы жили еще какое-то время, пока я не начал чувствовать что-то странное. Банальные кружения головы, тошнота, подозрительное самочувствие. Пытался списать всё на усталость или обыкновенную простуду, но потом вычитал в интернете, что это может быть. Я долго не мог поверить в возможную беременность, но вскоре не выдержал и сделал тест. Две полоски, да… как сейчас помню, — омега стирает рукой выступивший на лбу пот и облизывает пересохшие губы. — Я был в панике — ну, еще бы. Мне тогда было лет восемнадцать, я даже не был совершеннолетним и еще не закончил школу. Я рассказал об этом Чжухону, как только набрался смелости. К слову, на это у меня ушло пару дней. Он точно также был в шоке, потому что, конечно, никто из нас детей не планировал, мы все еще были глупыми малолетками и являлись очень далекими от настоящей взрослой жизни и самостоятельности. Тогда я несмело предложил аборт, но Чжухон, как оказалось, был ярый противник любых подобных вмешательств. Он убедил меня, что возьмет вторую работу и все будет в порядке, что будет помогать мне, поддерживать, лишь бы я ничего не делал с его ребенком. Меня сильно смущало и напрягало это, но я был слишком сильно и слепо влюблен в человека — еще того абьюзера и манипулятора, а оттого не замечал всех тревожных звоночков, даже колоколов, что буквально бились в конвульсиях, пытаясь до меня достучаться, пока не поздно. Однако… Чжухон был настолько решителен, что я поверил ему, в очередной раз. Он очень поддержал меня тогда, успокоил. Отцу я рассказывать боялся, долгое время не говорил ничего. В школе, которую я заканчивал уже в этом году, пытался носить безразмерные вещи, чтобы никто не заметил изменений моего тела. На ранних сроках это было не очевидно, но потом я просто не смог скрывать появившийся живот, поэтому бОльшую часть уроков прогуливал, приходил на контрольные, где меня оскорбляли, тыкали пальцем и презрительно называли «шлюхой» или же «тупой малолеткой». К слову, отец назвал меня точно также, когда узнал обо всем. Наш классный руководитель, видимо, очень забеспокоился обо мне, а потому решил поговорить с моим родителем об успеваемости, частых отсутствиях на уроках, тем самым случайно рассказав отцу о моей беременности. Тот был в ярости и даже ударил меня по лицу, но, впрочем, скоро опять забил, списав всё на: «живи теперь, как сам хочешь». Странное дело, ведь и до этого я точно также был предоставлен сам себе. Ему всегда было плевать на меня. Однако реакция моего отца была ничтожной, по сравнению с тем, что выдали родители Чжухона, когда он все-таки решил рассказать им. И, разумеется, вся их истерика по большей части вылилась не на любимого сына, а на меня — малолетнюю ненасытную проститутку, что заставлял Чжухона трахаться со мной. Их было невозможно переубедить, а вся наша жизнь практически превратилась в бесконечный скандал и ругань, которую они ежедневно устраивали нам при встрече или по телефону. Где-то на шестом месяце беременности я начал замечать что-то странное в поведении Чжухона. Он стал поздно возвращаться домой, был недоволен, мрачен, и мало разговаривал со мной. Из наших отношений исчезла былая забота, комфорт, напускные слова любви, которыми он обычно осыпал меня и нашего «будущего малыша». Поначалу я думал, что, возможно, у него сейчас непростой период в жизни, но, увы, все оказалось как в самых дешевых и примитивных сериалах. Чжухон просто влюбился, но на этот раз не в меня. Этого омегу ему подсунули его же родители — это был какой-то их старый знакомый, сын друзей семьи: очень милый, умный, красивый омега хорошего происхождения, в отличие от меня. Все это время они жили в Японии, но в те дни вернулись обратно в Корею. Как позже выяснилось, всё их детство Чжухон был неосознанно влюблен в этого омегу, конечно, за этим не стояло ничего серьезного, но родители всегда сватали друг с другом своих детей. И как удачно эта семья вновь вернулась в Пусан, заставив те самые детские чувства Чжухона возродиться вновь и перерасти в «настоящую любовь» между ними. Впрочем, на это и был расчет его родителей. Они умело всё подстраивали каждый раз, намеренно сталкивая их изо дня в день. А потом… Чжухон мне сам рассказал обо всем. Никакой драмы в виде «застукивания» их в постели или же отпечатка губной помады на щеке не было. Он просто поставил меня перед фактом — это было хотя бы честно — и на том спасибо, как говорится. В конце своего рассказа он неловко добавил, что у них уже несколько раз «было» с этим омегой, поэтому Чжухон, получается, мне, цитирую: «вроде как изменил». Думаю, мое моральное состояние после таких признаний не нуждается в пояснениях? Я искренне любил этого идиота, я отдал ему всего себя, свое сердце… А он просто взял, смял, растоптал и вернул его мне, как ненужную ему больше вещь. После этого мы перестали жить вместе и я вернулся к отцу. Там было еще хуже, так как эта квартира в принципе очень сильно угнетала и морально давила на мое и без того ужасное ментальное состояние. К тому же образ жизни отца и его здоровье, которое заметно пошатнулось спустя столько времени, лишь усугубляли ситуацию, заставляя меня буквально впасть в глубокую депрессию и целыми сутками напролет лежать, бездумно разглядывая старый потолок. Я бы сделал тогда аборт, но срок уже был слишком большой… Чжухон первое время навещал меня, пытался чем-то помочь, но долго это не продлилось. Я прекрасно видел, как он охладел ко мне и нашему ребенку, о котором в глубине души он уже и сам очень жалел, но все еще делал вид, что мы поступили правильно, оставив беременность, а не совершив «убийство его сына». Его родители сразу же заявляли, что «существо, на свет вами произведенное» никогда не будет являться их внуком и на их поддержку можно даже не рассчитывать. Со временем Чжухон всё реже стал мною интересоваться, полностью погрузившись в свои новые отношения, а потом и вовсе надменно заявив, что он уезжает в Японию вместе со своим новым омегой. В тот момент ему уже абсолютно точно было без разницы на меня и нашего «любимого малыша». Когда я родил Юто, первого июня, в первый день только-только начинающегося лета, я написал Чжухону короткое сообщение, что сегодня у него родился сын. Но он даже ничего не ответил. Ни поздравлений, ни единого слова — ничего. Я проплакал тогда три дня. Когда нас с Юто выписали из больницы, я понял, что я действительно остался совсем один. Ну, точнее, с новорожденным ребенком на руках. Нас было двое. Я и он. Я абсолютно не знал, что делать, а потому подумал, что хотя бы фотография Юто растопит сердце Чжухона, поэтому я снова отправил ему небольшое милое сообщение, написав, что маленький альфа сильно похож на него. Чжухон же просто прочитал это, а после — заблокировал меня и удалил диалог. Словно ничего не было. Он так легко, одним касанием пальцев к экрану удалил из своей жизни не только переписку, но и меня, а главное — своего сына, которого он когда-то обещал любить и воспитывать. Мне было так больно, Юнги… Так невыносимо было каждый раз просыпаться, что-то делать, жить… В то время мне хотелось только умереть и ничего больше. Но отчего-то я чувствовал ответственность за ребенка, хотя, по сути, я и сам был им. Но я твердо решил жить ради него, ведь малыш ни в чем не виноват, и я, покончив со своей жизнью, не могу его бросить также, как с ним когда-то поступил его придурок-отец. К слову, я назвал Юто японским именем, в честь его дедушки. Моего папу тоже так звали, потому что его отец был наполовину японцем. По небольшим воспоминаниям и отзывам людей, что были знакомы с ним, мой папа был очень достойным, добрым и хорошим человеком, — Чимин вдруг сжимает тот самый медальон, что висит у него на груди. Тот самый, что когда-то свел их с Юнги, заставив встретиться еще раз. Тот самый, что Юнги сорвал во время их жаркой ночи в клубе, а затем заложил в ломбард и за которым через пару дней примчался расстроенный Пак Чимин в надежде вернуть ценную для него вещицу. Омега никогда не снимает медальон, чувствуя в нем невидимую поддержку своего папы, который ушел так рано. Тем временем Чимин, ослабляя хватку, вздыхает и продолжает свой терзающий и выворачивающий наизнанку душу монолог: — К слову, даже мой отец тогда изменился на время, завидев мое ужасное состояние. Перестал много пить в первые месяцы, пытался помогать с Юто, интересовался моим самочувствием. Я впервые видел его настолько вовлеченным в мою жизнь. И это было так непривычно и неловко, но в то же время так приятно и тепло… А между тем я все еще заканчивал школу. Экзамены я сдал на отлично, с учебой у меня никогда проблем не было. Однако состояние отца стремительно ухудшалось, и я заставил его обратиться к врачу, где нам уже более точно и совсем неутешительно сказали его диагноз. Онкология. Я понял, что хоть и получил прекрасные результаты на экзамене, но не смогу так просто оставить отца одного с такой страшной болезнью. Каким бы плохим и безответственным родителем он не был, я все еще любил его. Именно поэтому заявил, что никуда от него не перееду, а буду помогать здесь, мол, мы справимся и нам будет легче поддерживать друг друга втроем — я, он и Юто. Но он был категорически против. После долгих серьезных разговоров он четко дал понять, что он не в состоянии лишить меня уникальной возможности учиться в лучшем ВУЗе страны — я проходил туда по специальной программе для таких чрезмерно умных бедняков вроде меня. Я долго не хотел оставлять его, но он очень настаивал и сказал, что не простит ни себе, ни мне, если я сделаю выбор в его пользу. Он сказал мне что-то навроде: «Моя жизнь все равно обречена и скоро закончится, но твоя — только начинается. Не смей разрушать ее из-за того, кто скоро и так умрет». В конце концов мне пришлось согласиться. Я переехал в Сеул на скопленные отцом деньги, которые он очень долгое время копил… а я даже не знал, на что именно. Интересно, на что он их откладывал, а, Юнги? — Чимин поднимает заплаканные глаза на альфу, в которых все еще читается неприкрытый стыд за то, что омега до сих пор даже не знает ответ на свой незамысловатый вопрос. — Естественно, Юто я забрал с собой. Но взяв немалые сбережения отца, я решил, что обязательно отдам ему все до единой мелочи, к тому же, ему требовалось дорогостоящее лечение, которое срочно было необходимо. Перебрав кучу различных вариантов всевозможной работы, где четко требовалось наличие оконченного высшего образования, я понял, что обычные работы, где я буду зарабатывать только для себя и Юто, мне не подходят. Официант, репетитор, продавец… в первое время я многое перепробовал, но денег хватало дай Бог лишь на меня и ребенка. Этого было чертовски мало, и я уже почти отчаялся, но потом по воле дурацкого случая наткнулся на… — омега прикусывает губу, заметно краснея, — на эскорт. Пришлось придумать очень красивый и дорогой образ, который заметно выделялся на фоне остальных, после чего я попробовал и… впервые заработал очень хорошие деньги. А потом еще и еще… с каждым разом вложения зрителей в мои развратные эфиры увеличивались, и я мог нормально обеспечивать себя, Юто, потихоньку возвращать долг отцу и зарабатывать деньги на его лечение — химиотерапию и прочее… Мне и вправду очень много платили, особенно когда я уже обрел относительную популярность на этом товарном рынке. Так продолжалось какое-то время, ну, а что было дальше… ты вроде уже и так всё знаешь, — Чимин устало откидывается на спинку стула, радуясь в глубине души тому, что он наконец закончил свою речь. Но самое главное — он почувствовал невероятное облегчение от того, что впервые рассказал об этом человеку, живому, который внимательно и трепетно слушал Пака, не перебивая и не задавая ненужных вопросов. Чимину даже не хотелось, чтобы альфа говорил сейчас что-то. Достаточно было одних его глаз, наполненных болью и сочувствием, сожалением, что он испытывал по отношению к омеге. — Юнги, и, пожалуйста, — омега вдруг добавляет шепотом, — не жалей меня сейчас, лучше вообще не говори ничего… Я устал быть жалким. У Юнги сжимается сердце от этих слов. Интонация, с которой их произнес Чимин, кажется до ужаса разрушительной и задушенной, отчего Юнги теряется, не зная, что следует ему делать. В глубине души он сильно возмущается тому, что говорит омега, но как успокоить его, при этом не обидев своими словами? Юнги, больше специализирующийся на словах, нежели на прикосновениях, вдруг понимает, что сейчас ситуация требует некоторых перемен в его взглядах и принципах. Внезапно альфа встает и со всей силы обнимает Чимина, заставляя того удивленно раскрыть глаза и чуть ли не поперхнуться собственной слюной. Объятия Юнги такие теплые и комфортные, что Чимин буквально тает в той заботе, что окутала его пару секунд назад. Он тут же обнимает старшего в ответ, чувствуя его невероятный крышесносный аромат каждой клеточкой своего тела. Тактильная поддержка оказывается как никогда кстати, а потому Чимин устало прикрывает глаза, доверившись своему мужчине, и чувствует, как тот успокаивающе воздействует на него. Юнги — человек комфорт для омеги. Давно ли так стало…? И все же, спустя несколько долгих минут объятий, которые спасают Чимина от очередной истерики, действуя на него словно обезболивающее, Юнги решает сказать словами, потому что уж совсем промолчать не может: — Чимин, прости, но мне хочется проговорить это. Я… я в ужасе. Честно, я даже не могу представить, как такой светлый и милый человек, как ты, смог пережить такую дьявольскую несправедливость. И не смей называть себя жалким! Ты отнюдь не такой. Я всегда говорил, что ты невероятно сильный и смелый, но сейчас… ты просто каждый раз не оставляешь мне выбора, доказывая, что я должен многому научиться у тебя и брать пример с твоей мужественности и стойкости. Мне очень больно от того, что я слышу. Сердце разрывается думать, что когда-то с тобой поступили так. Но я правда хочу сделать тебя счастливым, вместо того конченого уёбка. Я сделаю для тебя всё, малыш. Если ты мне это позволишь, конечно. Спасибо, что поделился своей историей. Это очень значимо для меня. Я сделаю всё, что в моих силах, лишь бы ты никогда больше не чувствовал себя одиноким и брошенным, — Юнги говорит это на одном дыхании, глядя проницательными черными глазами на Пака, который сочувствующе смотрит ему в ответ со слабой улыбкой. — Спасибо, — шепчет он, и альфа не выдерживает, склоняясь над младшим, чтобы снова обнять его. Объятия Юнги действительно успокаивают Чимина — такие родные, они позволяют укутаться в них словно в мягкое одеяло от пронизывающего холода самОй жизни. Парни сидят так еще какое-то время, наслаждаясь той интимной близостью и откровенностью, что есть сейчас между ними, прежде чем Юнги спрашивает: — Чимин, а что мы будем делать дальше? — голос взволнованный, напряженный, он словно все ещё боится услышать неоднозначный ответ не в его пользу на этот вопрос. — Я не знаю, — омега вздыхает и лишь сильнее вжимается в грудь Юнги. — Я думаю… мне нужно серьезно поговорить с Намджуном. Я даже не хочу думать о том, какие последствия у нас будут после этого диалога, но молчать больше нет смысла. Мои чувства к тебе слишком сильны, чтобы дальше скрывать их. — Ты… точно не пожалеешь о своем выборе? Ты хорошо подумал? — Юнги все ещё боится разрушить жизнь омеги. Вдруг он лишит Чимина стольких возможностей, которых вряд ли вообще когда-нибудь сможет дать ему. — Юнги. Не говори глупостей, — укоризненно вздыхает Чимин и вдруг прислушивается к странному звуку. — Твое сердцебиение такое сильное, — улыбаясь, говорит Пак. — Это всё потому что мое сердце оживает и подаёт признаки жизни только рядом с тобой, — хмыкает альфа, утыкаясь носом в шелковистые волосы парня. — Я люблю тебя, Мини-Мини. — И я тебя, большой Мин, — смеется омега и вновь кладет голову на сильную грудь любимого. Они обязательно справятся. Он действительно верит в это.