Омут

Девятое марта 23514-го года по небесному летоисчислению.

      В глубинах Тартара, ниже темниц и крысиных нор, живут своей жизнью допросные камеры. Слишком чистые: заходишь и понимаешь, убираются тут так часто, как королевским покоям и не снилось. Подобная стерильность пугает. Кровь и дерьмо, разнесённые по полу, привычный элемент любого допроса. Но когда нет ни пылинки, ни ворсинки, лишь намы́тые до гладкости каменные стены, невольно возникает вопрос: что же такого здесь делают, раз комнаты отдраены до блеска? Рондент не любит вспоминать момент, когда познакомился с допросом лично. Это было давно, ещё при прежнем сатане, а кто старое помянет, тому глаз…       – Долой. – Милорд ещё молод, на голове ни одного седого волоса. Свой пост он занял буквально пару десятилетий назад. По здешним меркам это даже не срок. Его предшественник едва ли не в дёсны бился со всей Цитаделью, и, в конце концов, это надоело даже консервативным адмиронам – старым, заскорузлым, как на подбор.       – Что? – Недавно назначенный секретарь шумно сглатывает. – Что вы сказали?       – Я сказал, - басит сатана, - тебе выбирать. Либо глаза, либо яйца долой.       Отцу Люцифера пророчили мимолётную карьеру. Капитолий подтрунивал – прокладочный наместник, филлерный вариант. Один из тех, кого позволяют выбрать временно, пока серафимская свора не подыщет кандидатуру на долгий срок, да на собственный вкус. Но с Самаэлем всё пошло не так. С их семейкой всегда так идёт. Харизматичный Король споро обрёл единомышленников, желавших независимости, а враги в стенах дворца стали удивительно быстро гибнуть от естественных причин. Ведь что может быть естественнее, чем смерть Бессмертного. Пара недружественных адмиронов умирает на охоте. И делает это в зубах диких драконов, которые никогда не водились в тех местах. Казначей случайно падает в кипящее озеро близ столицы, свидетелей нет. Смерть констатировали по остаткам доспеха, прибитого к берегу. Но самая незавидная участь постигает престарелого советника – уши и глаза Капитолия. Придворный лекарь только руками разводит, дело в грибах. Но Рондент уверен, от отравления поганками кровь не хлыщет из покоев прямо через порог. Это ровно на его место демон и попадает. Сначала обретает права, занимая должность, а потом наследует кредиторов. Ангелы оперативно выходят на связь с новым советником и требуют доносить, как это делал его предшественник.       – Стучать будете-с, - хмыкает молодой, горделиво приосанившийся мужчина. Кажется, он представился Гавриилом.       – И какой мне с этого резон?       – А сколько стоят ваши услуги?       – Я не заинтересован в золоте, - семья Рондента достаточно богата. Всегда такой была.       – Есть и другие ценности. Например, повышение по службе.       – Адмироном мне не стать, недостаточно знатен.       – Согласен. У вас слишком щегольские усы. Не годятся для должности адмирона, но в самый раз на вакансию сатаны. – Гавриил переходит на дружелюбный шёпот, - Капитолий не исключает: маленький, внутридворцовый переворот случится скоро.       Капитолий, конечно, заблуждался. Оказался сонной мухой на контрасте с Милордом. Но советник понимает это поздно, когда уже сидит на колченогом стуле в центре допросной комнаты. Патриции Древнего Рима полагали, что ни один из мужей не может быть наделён властью, если лишён мужского достоинства. Положение было вынесено в Сенат и утверждено там же. Единственное, о чём сенаторы не догадывались, что мысль эта была привита кем-то из демонов. Может внушение, может идея – уже не принципиально. Спустились на землю и наследили плагиатом. Потому что сатана придумал её раньше, но с элементами выбора. В Аду уверены, мужчины делятся на тех, кто до последнего вдоха в бою печётся о своих яйцах. И тех, кто боится лишиться зрения. Доносы – государственная измена, а та карается смертью. Но если ущерб не вели́к, то тебе будет сделано предложение, от которого невозможно отказаться.       – Глаза выколем или кастратом станешь? – Сатана ушёл, оставляя своего советника в руках профессионалов. По задубевшей коже и вздувшимся на ней буграм видно, перед Рондентом настоящие мастера своего дела. Щербатые рты, уродливые, неухоженные физиономии – никакой породы. Можно не гадать, Милорд их откуда-то вытащил, и ублюдки готовы молиться на небожителя.       – Я… - демон зажмуривается. В основном от ужаса, но рассудок ловко подсказывает, мир без зрения выглядит ровно так. Выбрать чресла – прослыть не-мужиком до конца своих дней. А ведь он ещё юн, он нравится женщинам, и в перспективе брак и наследники…       Которых у Рондента никогда не будет. Он рассматривает узор тарелки в оба глаза и доедает свой завтрак. Среда наполняется смыслом сразу после: в замке присутствует дипмиссия в лице Уокер, и советнику не нравится, что дамочка зачастила к ним в гости.       – Миледи, вы очаровательны, - статс-даму демон вылавливает спустя пару часов. У него прекрасные отношения с Ости, и сама Ости сегодня особенно хороша. – Поэтому я похищу вас для небольшой прогулки.       – С вами – хоть на край света. – Она приветливо растягивает рот в улыбке и смотрит примороженным взглядом. В том ни тени, ни намёка на радости. Но Рондент полагает, с ним это не связано. И даже знает, кто причина бед. Дворец лишён беззаботности. Счастье тут приносят в жертву, восторгом топят камины, удовольствие насилуют. Здешние обитатели понятия не имеют, как пахнет доверие. Они его никогда не нюхали. В дьявольском дворце не принято верить, вера осталась ангелам. Перешла по наследству вместе с Раем и теперь бездарно эксплуатируется. Но Рондент до сих пор по-своему доверяет Ости.       – Цель её прибытия? – Местоимение выделено чётко, хотя этого не требуется. Фрейлина и так понимает, о ком идёт речь.       – Ну ты же читал сопроводительное письмо. – Она переходит на неофициальный тон, когда они оказываются в галерее, - академия драконоборцев готова к открытию. Непризнанная привезла очередную бумажку, которой Михаил подотрёт свою пернатую задницу.       – Милочка, формальная причина понятна. А какова реальная?       – Дрянь! – В сердцах шипит статс-дама. – Реальная причина? Уокер – мерзкая дрянь!       – Ну тихо-тихо, - советник ободряюще касается чужого крыла, в глубине души согласный с каждым словом. – Пожар былых страстей разгорелся вновь?       – Рондент, не включай идиота. У тебя нет яиц, а не мозгов! – Грубость на «троечку», даже обидного послевкусия не остаётся. Ости больно и она выпускает колючки, не на кого тут губу дуть. – Они трахаются уже целый год. Советник утвердительно кивает, он стал свидетелем чужого диалога позавчера, и успел сделать аналогичные выводы.       – …максимально одинаково. – Голос принадлежит прилетевшей девице. Он нагоняет советника в коридорах и лишает смирения. Уокер – суетный, лишний элемент здешнего паззла.       – Куда ты направилась?       – В свои покои.       – Разворачивайся.       – Почему?       – Мои покои – твои покои.       – Мы должны быть максимально последовательны, Люций, - Рондент даёт себе разрешение выглянуть из-за угла. Картина перед глазами предсказуема: сатана придерживает спутницу за руку, не давая той сдвинуться с места – не тянет, не дёргает, просто удерживает, и если хорошо присмотреться, видно, как мужской палец чертит неведомые узоры вдоль запястья. – Выполнять всё в точности, как тог…       – К чёрту точности, - шаг навстречу. И блондинка копирует движение. Милорд обычно порывист и тем напоминает отца. Но сегодня кажется задумчивым и сдержанным, словно медлит перед боем. – Мне нужно быть с тобой.       – Почему ты так смотришь?       – Запоминаю.       – Я не изменилась.       – Волосы отросли.       – Ты говорил, тебе нравится.       – А ты хочешь мне нравиться?       – Мне нравится тебе нравиться. Но не нравится, как ты смотришь.       – Я хочу, чтобы ты осталась в моей памяти, даже если что-то пойдёт не так. – Советник прикрывает глаза рукой, как невольный свидетель сцены пикантнее любой вакханалии. – Особенно если всё пойдёт не так.       До самого обеда Рондент варится в рабочих делах, пока один из кшáтриев не приносит депéшу. Беглым взглядом демон сверяет доставленный список с тем, что хранится в канцелярской, и округляет глаза. Задумчиво жуёт губу. И смутно нервничает. Он сам по себе тревожный, ещё с пелёнок – самый слезливый младенец на всю округу, любит повторять мать, - а с годами только усугубилось. И даже война не причём, демон её толком не видел, не считая местного боя за столицу. Несколько сотен бойцов с каждой из сторон, и убойный отряд на тварях, которых окрестили драконами по случайности. Это уже после Рондент узнает, что Люцифер лично отыскал крылатых монстров, размерами превышающих тронный зал, недалеко от Долины Смерти. Но до сих пор не в курсе, как ему и его людям удалось тех приручить. «С божьей помощью», - хмыкнет сын сатаны, когда второй раз отбивает Тартар посреди ночи и узурпирует власть.       – Я думал, я уволен. – Его голос не изменился, хотя последнее, что Рондент запомнил в той допросной, это собственный вопль и смешок «палача» - теперь тебе вечность так чирикать, петушок без бубенчиков.       – С чего вдруг? – Самаэль сам зашёл проведать бывшего-нынешнего подчинённого. И сегодня у наместника в избытке и красоты, и харизмы, и обаяния, и даже улыбки. – Преступление совершено, наказание получено, приступай к своей работе со следующей недели, советник.       – Вы не боитесь предательства, Милорд? Цитадель с живого меня не слезет, станет требовать дальнейших отчётов и…       – …и мы с удовольствием им их предоставим.       – Они быстро выяснят, что в доносах ложь.       – А кто сказал, что там будет ложь? – Ронденту приходится признать, сквозь боль и унижение в нём прорастает восторг. – Снабдим их правдой, но под правильным соусом.       Бордово-кожаное кресло маскирует крылья – это первое, что бросается советнику в глаза. Густой запах табака и распоясавшегося марта. Так пахнет порок. Так пахнет Уокер. От того неудивительно, что она сидит в той же комнате.       – Милорд, – Рондент замирает в дверях. Виктория – назойливая муха, которая вновь жрёт сладкое на их адском застолье. И советник предпочёл бы видеть в кабинете статс-даму, а, в идеале, никого. – Я могу с вами поговорить?       – Говори.       – С глазу на глаз.       – Я пойду. Продолжим аудиенцию позднее. – Девица готова слинять. Странная, не водившаяся за ней покладистость.       – Сиди. Никуда ты не пойдёшь. – Люций крутит в руках перо, переводит взгляд на секретаря, звучит весенней, басовитой трелью. – Мы попросим серафима Викторию не подсматривать, – он коротко дёргает уголком губ подчинённому и тут же скалится своей белобрысой курве. До гадкости ласково. Будто у них есть секрет, готовый взорвать эти стены. Лучше бы он ей так не улыбался, полагает советник, впервые мечтающий оторвать мушиные крылья. – Прикроете глаза, мадемуазель?       – Без проблем. – Просьбу она исполняет охотно. И трудно понять, насколько добровольно-принудительно её присутствие. Но от взора не ускользает, как Король смотрит на кончик языка, которым «ослепшая» Уокер облизывает свои губы. Так люди смотрят на последний, самый главный в своей жизни закат.       – В чём дело, Рондент?       – У меня нестыковка в списках, Ваше Величество. – Демон опускает перед Люцифером оба пергамента. – Правый – составлялся здесь, в Тартаре. Мы вносили в реестр каждую вахту. Смотрите, сначала шла поставка сырья к месту возведения школы погонщиков, потом туда были отправлены строители, в конце улетели сами драконоборцы.       – Вижу. И что не так?       – Обратите внимание на левый список, – а не на чужое декольте, хочется вменить Владыке в вину. Своим невинным платьем американской шлюшке советника не обмануть и не купить – он знает ей цену, и та ниже, чем Уокер из себя мнит. – Это копия провизионного положения. По нему выходит, что мы кормим там две с лишним тысячи Бессмертных. А должны только восемьсот одиннадцать.       – Строители, поставщики, дрессировщики и есть две тысячи голов, - отмахивается Люций.       – Я тоже так подумал, Милорд. Но потом уточнил у гильдий: и строители, и поставщики вернулись в Ад, поэтому…       – Рондент. – В кресле сверкнули идеальными зубами. – Гильдии добросовестно заблуждаются. Строители, поставщики и дрессировщики – это две наши тысячи Бессмертных. Всё понятно? К раннему вечеру внутренний двор заливает всеми оттенками красного. Вскрытый живой организм на столе лекаря. На полуденном солнцепёке внутренности крепостных стен обычно похожи на гарем из неверных жён: прячутся в тень, лишь иногда сверкая глазами-убийцами в прорехах чадры. Но сейчас, в предвечернем мареве, двор готов обнажить любое бесстыдство. Дышит и щетинится в собственном ритме. Бесстыдство обнаружено быстро, стоило визгливому, женскому голосу долететь сквозь стекло. Советник узнал бы его из тысяч, но, по счастью, Вики Уокер представлена на Небесах в единственном экземпляре.       – Зачем нам второй дракон? – Демону приходится скрипнуть оконной рамой, высунув наружу всё своё любопытство.       – Если надумаешь тушить своего в озере, мой останется про запас. Люцифер мурлычет это басом, напоминая огромного, умасленного хищника. Когтистые крылья, сверкающий взгляд, на мягких лапах он крадётся к своей добыче, но серафим напоминает жидкость в сосуде светлого костюма – она какая-то нестабильная, непостоянная, будто всё время меняется, и Рондента это злит. Непостоянство – лучшее определение Уокер. Та выглядит охотничьей ямой в лесу: дырку прикрыли соломой, но внутри жвала кольев и пригласительный указатель «Я с удовольствием пробью твоё сердце насквозь». Увы, единственный, кому по статусу полагается замечать обманку, слеп. Ровно так же был слеп его отец. Прошлого сатану растлила идея, этот падёт от женщины – эпоха страстей.       – Тссс! – С верхнего этажа хорошо видно, как она тянет к мужским губам свои пальцы. Они удивительно белые, даже ногти в тон. «Напоминают червей в земле», - советник недовольно трясёт козлиной бородой. – Слишком много людей. Слишком много ушей.       – Это мои люди, - Милорд отчётливо выделяет слово, прижимаясь к стене, будто он – жертва коварного нападения. Мечтательное лицо мальчишки вместо привычного, отстранённого и хмурого. Он позволяет ей вещи, которые никому не позволял. Он позволяет себе вещи, которые никогда не позволял.       – Мне страшно, - так тихо, кротко, кто угодно поверит. Впрочем, у Рондента иммунитет на уокеровщину. От этих блондинок разит неприятностями и тленом. Но самое мерзкое, что разлагаются не они, это привилегия трупов, устилающих их маршрут.       – Они доказали свою верность.       – Я тоже. – Серафим привстаёт на цыпочки, всхлипывает в чужой рот. И крылья у неё хрустят, потому что Король сминает те пальцами. На поцелуй не похоже, всё больше – трапеза аборигенов после сотни голодных зим.       – Уокер. Вики… - голос пропащего человека. За год маленькая дрянь свила из него верёвки. Смастерила из тех гамак. И теперь раскачивается в последнем, растянув полотно от Тартара до Цитадели. – Пообещай, что не будешь бояться.       – Никому не говори, но я – та ещё трусиха. – Шепчет и нокаутирует.       – Я буду с тобой.       – Не всегда.       – Хорошо, - Люций отрывается от стены и берёт лицо в ладони, - я не смогу находиться рядом каждую минуту, твоя правда. Но ты должна знать, что любить тебя я буду всегда, глупая Непризнанная, - уже слишком неразборчиво. Они дышат друг в друга. Дышат друг другом. И Ронденту хочется верить, что он сам вкладывает выдуманный текст в чужие уста, но ветер с ним не согласен – дует строго в окно, вбивая в виски́ тихие нежности.       – Что ты сказал?       – Что ты снова победила. Курва дёргается, тянет к центру двора из негаданного гнёздышка. Но в последний момент Король резко хватает её за локти. Заставляет обвить плечи. Гладит спину. Руками заползает в волосы. Намазывает на идеального себя, лишённую этой лаконичной завершённости Уокер. Советник ловит себя на мысли, что хочет рявкнуть на них сверху. Прогнать, как подростковую шýшеру, тискающуюся за бальной шторой, пока взрослые стали слишком взрослыми. Шугануть, будто дворовых кошек. Но нет, роскошь непозволительна, ему слишком нравится собственная башка. Она – не яйца и плохо сочетается с палачом и колодой. Поэтому всё, на что Рондента хватает, это мелко плюнуть в сторону Виктории Уокер, закрывая окно быстрее, чем плевок будет размазан по витражу. Даже ветер не желает с ним союзничать. Поэтому демон намерен заполучить в сторонники Ости.