Омут

Двенадцатое марта 23513-го года по небесному летоисчислению.

      Утро встречает скандалом. Повариха застала одного из кшáтриев в каморке прислуги и теперь кричит в цокольном этаже так, словно на неё кипяток прóлили. Это вне компетенции Ости, но домоправитель задерживается, и она решает вопрос сама. Служанку ей не жалко, даже если безъязыкая девка не давала согласия на секс. Она уже намекала Люциферу, что концентрация здоровых, сильных мужчин на территории дворца будет приводить к подобным конфузам. Другого подходящего слова у демоницы нет – трах без взаимности не то, ради чего стоит наказывать воина. В конце концов она спит так уже много десятков лет. Поэтому наказана будет горничная.       – Высеките её в подвале. Чтобы больше не верещала по мелочам. – Она бросает это и уходит наверх. Ей неприятна бедность служебного помещения. Бедности Ости боится. Это то немногое, что удерживает статс-даму на своём месте. Она – не Мими, и успела забыть, что такое сорить деньжищами. Но именно она отправляет невменяемую дочь Мамона в её особняк, находя в этом злорадное утешение. С тех пор, как отец Ости угодил в тюрьму стараниями Ребекки Уокер, их с матерью и младшим братом накопления кончились быстрее, чем война с грязнокровкой. Это кому-то другому приходилось заботиться о судьбах мира, когда гибрид пошёл в наступление, а Ости с трудом успевала разгребать уродливые, мещанские проблемы. Тех было слишком много. Но они не оставляли времени для страданий.       – Чего стои́шь? – Кто-то из сокурсников дёргает за плечо. – Ты же хотела идти с нами.       – Руки убери, пока не отрубила. – Как хотела, так и расхотела. Давать отчёт демоница не собирается. И вслед за Мальбонте, что воспарил у них под носом, она тоже не собирается, с трудом объясняя самой себе, почему. Может потому, что отец часто повторял в детстве «Где родился, там и пригодился». А, может, потому, что она своё сердце давно вручила, и от того теперь ничего не осталось, чтобы передаривать. Такой себе презент выйдет – нищий, как её при́даное.       – Тогда пропади ты пропадом, тупая сука! Сгниёшь с этими! – В лицо ей скалятся несвежим дыханием. И выделяют каждую букву «этих». – Могла получить многое, но теперь получишь только мой меч себе в брюхо, когда мы свидимся снова.       Ости сложно принять, как люди, с которыми она провела бóльшую часть своей жизни, так легко переобулись. Брат пошёл на брата, сын – на отца, все против всех. Только она находится между: ничего не манит её на сторону Маля, но и на этой не осталось причин задержаться. О прибытии Уокер-младшей сообщают заранее: официальное письмо приходит из Цитадели, оседая в наманикюренных пальцах. Люций доверяет ей почту, хотя буквоедство – прерогатива Рондента. Но и с Рондентом Ости в прекрасных отношениях. Он хорошо знает её семью и теперь относится с тем пиететом, который трудно спутать с вожделением.       – Главной фрейлине не по чину плакать, миледи. – Советник усаживается рядом и не знает, куда деть ладони. Вероятно он хочет приобнять её совсем как дочь, которой у него не случилось, но в курсе, в обязанности статс-дамы входит спать с Королём.       – Я не понимаю… - она рыдает пуще прежнего, - я не понимаю, что от меня требуется! Рондент, я всё делаю! Клянусь! Я делаю такие вещи, которые никогда не делала!       – И что?       – И всем плевать на мои старания!       – Может потому, что ты недостаточно стараешься? После этого разговора она стала делать больше, чем могла. Это такая игра: ты приступаешь, ошибаешься, режешь пальцы до крови, ходишь по раскалённым ýглям, пока, в сухом остатке, у тебя не получится. И у Ости получилось. Вчера – хорошая бывшая, призванная ко дворцу из жалости. Сегодня – незаменимая и всесильная демоница. И денег не так уж и мало, если брать в расчёт её скромный бизнес, так удачно распустившийся в стенах Тартара. В конце концов здесь все чем-то торгуют, в Аду не принято избегать искушения.       – Я слышал, вы владеете некоторыми секретами.       – Это всего лишь товар, адмирон, - лукаво хмыкает статс-дама.       – А цена у этого товара есть?       – Как и у любого другого. – Она принимает бокал, хотя почти не пьёт алкоголь. Глифт и опиум давно распробованы, но играют против Ости: сначала переносят в счастливые времена, чтобы утром пробудить разбитой и не одной. – Вас интересуют старые тайны или те, что посвежее?       Когда Вики Уокер ссаживается во внутреннем дворе, фрейлина распластана на подоконнике. В покоях Люцифера подоконники огромные и вид из окон не уступает каменным глыбам. Ости видит её раньше, чем сатана, и борется с подступившей тошнотой. Всё, что сейчас происходит, хуже, чем унизительно. Он ведь знает примерное время прибытия. Он сам пытается доказать себе, что у них кончено. Он пытается быть равнодушным. Но, от чего-то, именно Ости вынуждена ждать, когда его член покинет её тело.       – Письмо из Капитолия.       – И что там? – Дьявол занят другими бумагами. И взгляда на неё не поднимает, сколько не заводи любовников. А любовников у женщины в избытке.       – Они хотят дипвстречу и пришлют переговорщика.       – Из-за аннулирования статуса автономии?       – Тут не написано.       – Кто прилетит?       – Престол Уокер.       – Она – серафим.       – Она – да, её дочь – нет. – Ости не ценитель земной культуры, даже в Школе она спускалась туда вынужденно, по необходимости. Но теперь начинает понимать выражение «как в замедленной съёмке» - документы в руках Люция опускаются с этой недо-скоростью.       Спроси её кто, с чего всё началось, Ости на раздумья ни секунды не попросит – всё началось с непризнанной. С «Непризнанной», если хотите. Она зафиксировала в своей памяти позорный статус, вот только в устах Люцифера он вдруг оброс заглавной буквой. Словно там свет клином сошёлся, материковые плиты сдвинулись, океанические вулканы изверглись. Иногда ей хочется собрать всех, с кем она училась, кто посмел выжить в бойне. Собрать и опросить, кого они считают марафонцем минувших бед. Она уверена, ответ идентичен: Вики Уокер – радикал в составе мирных атомов. Не только сосуд, не одно лишь вместилище чужих сил, но и чёрная метка неудачи. Они все были счастливы без неё. А она так и не поняла этого.       – Кто его выпустил? – Ости не верит услышанному.       – Уокер, клянусь! – Мими пьяна и ведёт себя как девчонка, которая не хочет очернять подругу, но цена сплетни слишком высока. – Она сама мне рассказала.       – И Люцифер помогал Бонту выбраться?       – Он отвлёк охранников у башни.       – А он знал, зачем непризнанная его позвала?       – Ну да, - дочь Мамона прихлёбывает из горла, наплевав на условности.       – Это многое объясняет. – Он не только влюблён, он и свои грешки замаливает.       Уокер убивает покойного Милорда, а Люций не отлипает от неё. Уокер мчится за провизией, а Люций спешит следом. На рассвете Уокер решает всех спасти, а Люций облизывает её раны, хотя ранами даже не пахнет.       – Скажи, как давно ты с ним трахаешься? – Ости не трезва даже близко. Но ещё не знает, это последняя её безрассудная пьянка.       – Не твоё собачье дело. – Огрызается белобрысая шмáра. Чересчур тощая, чересчур дешёвая, сотканная из своих земных штучек – дурных, безвкусных, вяжущих на губах. Демоница уверена, если попробовать на вкус, так оно и будет. Рот потом не отмоешь.       – Как раз моё! – Она впивается когтями в худосочную руку. Вики хрупкая и совсем не похожа на почётного героя сопротивления. Такую защитить хочется, накормить, выделить одеяло на полу, потому что даже постели та не заслуживает. И теперь обеим даже не удивиться толком, что они сначала бодаются, а потом сосутся в тёмном углу поезда, пока перепонки рвёт музыка. Ости ведь и стараться не пришлось, скользя ладонью от груди к кромке юбки: Непризнанная сама ринулась вперёд, прямо в бой, позволяя проникнуть в своё бельё. Разбираться, мокрая она или взопревшая, демоница не желает – просто впихивает средний палец в тугую уокерскую дырку, оставляя царапины. Тропу там проложил Люцифер, и теперь, наперёд зная, что Виктория не расскажет, это снова их роднит.       Она говорит, что больше такого не повторится. Даёт понять, что видела в окне престола. Что чувствовала, как набухает его член, едва красные глаза заметили приземлившуюся фигуру. И что это ниже, чем они раньше падали. А падали они вдоволь.       – Вы пьяны, Ваше Величество.       – Хочу вас обеих, - он не галантен, поэтому полупоклон в адрес Ости и её давней знакомой лишён любой цензуры.       – Я с радостью провожу вас в ваши покои, - не уступает фрейлина.       – Послушай, подружка, - хихикает демоница справа: выпила она немного, но это не мешает утонуть в дьявольском обаянии, - я, так-то, совсем не против.       Он имеет их двоих, реже – троих, но бывало и больше. Отверстия неважны, ртам и задницам тоже несладко. Пьяный Люций опасен, он забывает о своих размерах и о том, что уши дам никуда не исчезли. Но Ости ещё хранит своё самодовольство: на любой оргии она – единственная, кто не откликается на «Блять, Уокер! Блять…». Да и соглашается демоница не всегда, в иные разы уходит. Впрочем, если брюнетка остаётся, кульминация всегда вынужденная, механическая: тело расслабляется, голова – нет. Люций столько раз вспоминал непризнанную в подобных компаниях, что именно её статс-дама видит в любой любовнице. И считает каждое обращение, адресованное не туда.       – Зачем столько кшáтриев?       – Они все обязаны мне жизнью. – Это один из тех разговоров, когда демоница верит в лучшее при дворе и отнекивается от прочих вариантов. У неё есть ухажёр, которого одобрит даже мать, хотя та строга, невзирая на все эвó, отсылаемые в родовое гнездо.       – Ты боишься покушения? – Голова Милорда в районе её груди. Она слегка поправилась здесь, в стенах замка, но Люцифер дарит ей своё благословение, он доволен. А, может, искусно создаёт видимость. В конечном итоге, всё это неважно. Потому что иногда, по ночам, Ости думает, что все они триста лет, как мертвы, и теперь варятся в собственных котлах Небытия, пережёвывая пустые воспоминания.       – А ты как считаешь?       – Полагаю, заполучив трон железом и кровью, ты знаешь, что отнять его легко. Все заслуги твоего отца были забыты, стоило ему ошибиться и погибнуть.       – Поэтому в моей спальне ты, а не прочие. – Но он кивает так беспечно, что она готова ошибаться ещё тысячи раз, усмотрев в этом особую лёгкость отношений.       Это много позже накатит понимание, он с ней, когда ему плохо. Так было всегда, не изменилось и по сей день. Постоянно же приползал залечивать раны в каждой школьной драке с первых курсов, и сейчас не исключение. Ости утешает себя, стараясь рассуждать о величии демонических мужей. Он холоден и отстранён, потому что разрабатывает идею. Идеи. Гибридов в темницах она видела и в курс дела вовлечена в избытке. Поэтому и рисует себе сатану с умными очками, как у ночного хищника – гепарда или особо опасной змеюки. Но всё, конечно, рушится, едва прибывает Уокер. Ведь, стоило той сдохнуть, это оказалось общим знаменателем их стабильности. Повинности. Демоницу даже радует монашеский вид без двух минут сиротки: до неё доходили слухи, Ребекка выглядит неважно. Поэтому Ости нравится представлять, что серафима покарала болезнь, раз чужие руки в бою дрогнули.       – Куда ты смотришь?       – Что ты спросила? – Они в поезде. Это их выпускной курс. И у студентки сумасшедшие планы на своего блистательного мужчину и такое же ослепительное будущее. Не зря в коридорах гуляют шепотки, нынешний сатана не упустит пост, он приведёт Ад к монархии. Что ж, Ости готова к автократии, теперь это в интересах безотцовщины, которой она является: сын того, кто захватит трон силой, однажды может взять себе супругу не по достатку.       – Ты пялишься на непризнанных, Люций.       – Они меня веселят.       – И тут мы с тобой солидарны. – Она поддакнула, гоготнула, - смотри, этот лохматый хрен её сейчас поцелует.       – Угу, - он слишком быстро выпивает свой Глифт. Ставит его на стол. И ломает ножку бокала. Демоница раньше не видела, чтобы он крошил стекло. И такого недовольного взгляда, как в эту минуту, она тоже не видела.       Вероятно стоило понять уже тогда, но она всё ждала бала, наглаживая ришелье на новом наряде.       – Ты что, ему проспорила, отребье? – Огрызнувшись как следует, Ости шепчет это Уокер на коленках Люцифера.       – Угу, - она кивает в точности, как он в поезде. – Я бы никогда не согласилась на это, не проиграй я пари. – Мужская ладонь словно слышит. Сжимает её бедро коротким, быстрым движением. И тут же исчезает в диване.       – Сопливая шлю-юшка, - тянет демоница нетрезвым языком. Она дёрнулась к спинке, на которой лежала вторая его рука, но та окаменела. И не один палец не дрогнул, хотя кружево ришелье на её корсете стоило всех пяти.       Её мать уверяет, её влечёт власть. Это поэтому Ости покусилась на Люция, почти переключилась на Мальбонте, а потом вернулась к тому, с чего начали. И даже слово подсказывает – коллаборационистка. Спорить с родительницей – тухлое дело. Поэтому, на заре своей должности при дворе, она читает всё, что находит, об этих самых коллабора… как их там? Земное, внеземное, разное. И понимает, что женщины были неплохие, все ведь выжили. Но на демоницу не похожи, потому что живой себя та не чувствует. Всё время пребывает в ощущении – вот сейчас, прямо сию минуту, что-то случится, вдарит по газам. Но не случается.       – Иди сюда, - Ости замирает в зале советов вечером пятницы, когда голос Милорда разливается из дверей. – Здесь пусто.       – Ты уверен? – Демоница приседает за огромный, овальный стол, проклиная Уокер. Энергия её не заботит, весь замок давно пропитался Ости, и Люцифер не заметит её присутствия. Давно не замечает.       – Абсолютно, Непризнанная, - у его губ тихий, влажный шелест: так он целует шею, статс-дама готова биться об заклад. – Морозная, как ледышка…       – Потому что к ночи у вас холодно.       – Мы это исправим.       – Погоди, - Ости не видит любовников. Ости ненавидит любовников. Шлепок – тот самый звук, с каким девчонка тормозит Люция, ударяя ладонью в татуированную грудь, словно того взаправду можно остановить. – Значит улечу я не раньше воскресенья?       – В ночь на понедельник.       – А ты меня отпустишь?       – Опущу, - он резонирует басом и бархатом, - и отпущу. Потому что мы скоро встретимся.       – Документы, Люцифер.       – Только перед твоим отбытием.       – Я по-твоему что, сбегу с ними восвояси раньше нужного?! – Её голос срывается, улетает куда-то вверх, крошится под балками потолка.       – Плевать мне на ваши бумажки, сладкая, - а теперь этот писк – мышиный, серый, непризнанный. Так скулит женщина, которую насадили на пальцы. Уж кто-кто, а Ости немного в этом шарит. – У меня есть ещё три дня, и я их не проебу. Демоница старается не думать, что означает всхлип и шум хлопнувших створок. Надежда, что он просто прибил её, на этот раз окончательно, слишком тщетная. А представлять, как Люций перекинул Уокер через плечо, унося в свою кровать, запрещает гордость. Но одно Ости понимает чётко – сатана подписывает соглашение без собрания адмиронов. И теперь это главная пища для размышления. Хотя статс-дама давно запрещает себе есть по ночам.