Что я сделала не так?

- Рика! – воскликнула Ханю, когда я упала на пол. Что мне делать? Снова бежать? Но куда? В Храм, где безумствует вторая я? Или же просто бежать без оглядки, и глядишь, доберусь до города? Бред. Да я скорее сдохну от того, что уже довольно продолжительное время не пила и не ела. Бежать мне некуда. Понадеяться на сохранение рассудка и здравость ума остальных? Тоже не вариант. Конечно же, они просто по определению не могут быть достаточно адекватными людьми после всего увиденного. Что делать? Ханю, помоги мне! Я могу молить Бога о чем-то сколько угодно, но он не сможет ничего сделать, если я буду лишь ждать. Я всегда лишь ждала помощи со стороны. Даже в этом случае, я все еще надеюсь на то, что Ханю сможет мне помочь. Как же это глупо и наивно. Мне нужно самой принять решение. Но как же быть, если и там и там опасность? Выбирать меньшее из двух зол? Но, как быть, если я чувствую, что в обоих случаях помру? - Что это был за голос? – обеспокоенно спросила Рена, поворачивая головой из стороны в сторону, и обеспокоенно озираясь по сторонам. Голос, само-собой, исходил от меня. А точнее от той стекляшки или призмы, что я держала в руках. И Мион, судя по всему, как самая догадливая и быстро-соображающая, но далеко не самая адекватная из всех здесь присутствующих, поняла об этом первая. - Рика, я повторю свой вопрос: что у тебя в руке? – девушка уставилась на меня своими зелеными глазами и, конечно же, ждала ответа, который я не могла ей дать. Такими темпами это может продолжаться вечно. Кажется, я пойму, наконец, всю мощь семьи Сонодзаки, а точнее ее главы. - Я ведь ничего тебе не скажу, и ты это знаешь, - это уже скорее не здравый смысл говорил во мне, хотя такового тоже особо не наблюдалось, а элементарное детское упрямство. - Ты же вроде как к нам в лагерь собиралась, так вот, пока не покажешь нам то, что ты так усердно пытаешься скрыть, пройдешь только через мой труп, - произнесла Сатоко, явно наслаждаясь тем, что меня загнали в угол. Не думала, что эта маленькая девочка может так усердно злорадствовать. Не умирай я столько раз, и не приобрети я своего пессимизма и апатии, скорее всего, сорвалась бы. А так обошлось лишь раздражительной фразой: - Легко устроим, - удивительно, насколько легко слова слетают с языка! А ведь я по-настоящему люблю этого человека. После смерти родителей, она стала для меня практически всем. Во всяком случае, так было в первый раз. Да и в последующие, чего уж таить, тоже. Она стала мне сестрой, другом и надежной опорой. И знаете, я по ней все больше и больше скучаю. - Убийца! – завопила Сатоко, стремительно сокращая расстояние между нами, - Я не верю тебе! Ни за что не поверю! Это ты всех убила! И нас, скорее всего, убьешь! А может, это ты сделала тогда?! Может, это ты убила ни-ни?! – только сейчас я посмотрела на руки и шею Сатоко. На них были глубокие порезы и царапины. И сама она сейчас только и делала, что чесала кисть своей руки. Внезапно, все происходящее до этого отошло на задний план. Какая это стадия? Четвертая? Пятая? Можно ли ее еще спасти? В голове все перемешалось. Если так пойдет и дальше, она ведь просто сама себе разорвет горло. Что касается Сатощи, то я не могу ей ничего на это ответить. Ведь я не знаю об этом мире ровным счетом ничего. Было ли здесь проклятие Ояширо-сама? Кто был жертвами этого проклятия? Была ли «Война за Хинамидзаву»? Есть ли в этом мире Такано и Ирее? Что случилось в 58 году эры Сёва, и какой год идет сейчас? Если так подумать, то раз Кеичи здесь, значит, он совершил грех, выстрелив в ребенка из игрушечного пистолета. Значит, Сатощи и правда стал жертвой проклятия. Раз Рейну называют Реной, значит, ее родители развелись, а сама Рена со своей семьей какое-то время жила в Ибараки. Но, в таком случае, убивала ли она сама? Да и к тому же, что могло пойти не так, раз в итоге Хинамидзава стала такой? Не знаю! Ничего не знаю! - Сатоко, не чеши руку, идиотка! – практически в отчаянии закричала я. В одном из многочисленных миров, Сатоко уже погибала из-за синдрома Хинамидзавы прямо на моих глазах разрывая себе горло. Повторения этой истории не хотелось бы. - Да какая тебе разница?! – вспылила Сатоко, явно не оценившая моего душевного порыва. Сейчас, передо мной стояла новая задача. Прежде чем сделать хоть что-то, не помешало бы узнать об этом мире как можно больше. Я ведь не смогу сделать следующий ход, если не узнаю об этом мире все, что потребуется. Можно, конечно, положиться на те знания, что у меня были до этого, но в случае с идеальным миром такое не сработало, не факт, что сработает и сейчас. - Расскажи мне все об этой Хинамидзаве, - попросила, нет, потребовала я у Мион. Но на самом деле, следовало бы выразиться несколько иначе. Они ведь не знают того, что я умирала многие сотни раз, и возрождалась столько же, только в новых мирах. Мои Кеичи, Мион, Шион, Рена и Сатоко об этом прекрасно знали. Они ведь, как-никак, помогли мне одержать победу над судьбой. Но тут ведь все иначе. Так что неудивительно, если фраза "эта Хинамидзава", так или иначе вызовет у всех вопросы. - Зачем тебе это? Да и вообще, может, все-таки, посвятишь в то, кто ты вообще такая и откуда появилась? То, что ты не наша Рика, мы уже уяснили. Но в таком случае, почему вас двое? И кто же все-таки из вас убил всех жителей Хинамидзавы? И, что это еще за «эта Хинамидзава»? Неужели, существует какая-то другая, о которой мы ничего не знаем? - закончила сыпать вопросами Шион. - Хотите знать правду? Хорошо, я расскажу вам то, кто я и откуда появилась. Вы ведь все равно не поверите, - пожала я плечами, и, встав с холодного пола, начала свое повествование, - Ты права, Шион, есть не одна Хинамидзава. И их не две, и даже не три. Их многие тысячи, и все они по-своему разные, но так же по-своему одинаковые. Я тысячу лет путешествовала по мирам в поисках того единственного, «моего мира». В каждом из них я многие разы умирала, а после наблюдала за тем, как все, что мне дорого, вот так вот просто исчезало, а я не в силах что-либо с этим поделать. Но вот, когда я, наконец, вместе с моими Кеичи, Мион, Шион, Реной и Сатоко, одержала победу над судьбой и зажила хорошей жизнью, весь этот круговорот трагедий, под названием «Июль 58 года Сёва» повторяется. Как вам такая правда? Сможете ли вы поверить в нее, и в состоянии ли вы ее принять? – знаете, говорят, что когда расскажешь все, что лежит у тебя на душе, становится так или иначе легче. Так вот, все это не правда. Точнее, правда, но лишь отчасти. Да, возможно, камень на душе и стал чуть легче, однако какой-то странный осадок остался. Чувство, будто я не должна была им этого рассказывать. Возможно, это потому, что на долю секунды я забыла, где и кому это говорю. Повисло молчание. Все это очень напрягало. На меня смотрели с удивлением и, тем не менее с нескрываемым любопытством несколько пар глаз. Если сказать о том, что я совершила самую наиглупейшую ошибку в своей жизни, это значит не сказать почти ничего. Однако, все-таки я боялась их реакции. Хотя бы потому, что толком и не знала, какая она у них будет. Удивление? Гнев? Ярость из-за того, что они сочтут это наглой ложью и бредом маленького ребенка? Если они мне поверят, это будет настоящим чудом.