Очередная авантюра

      Маленькая девчушка лет четырёх тихо и осторожно спускалась по лестнице, ведущей на чердак, поочерёдно работая руками и ногами, пытаясь не помять рисунок для мамы. Девчонка боялась высоты, поэтому изо всех сил старалась не смотреть вниз, и, находя на ощупь ступеньки ногами, приближалась к полу.       Как же она была рада коснуться пола. Эта лестница всегда её пугала, ей казалось: вот-вот её рука соскользнёт — и она упадёт прямиком на ламинат, или одна из ступенек сломается прямо под ней — они для нее выглядят такими ненадежными, словно хлебные багеты, прибитые такими маленькими гвоздями — кажется, что вот-вот погнуться.       В общем, какая бы мысль не посещала её детскую головку, каждая была тревожной и так и предупреждала: что-то плохое точно да случится, и виновата будет только она, а не строители этой ужасной лестницы, — ведь это она была недостаточна аккуратна. Поэтому, как бы быстро не хотелось бы спуститься, всегда нужно быть осторожной. Но иногда она всё же хулиганит и спрыгивает с последних ступенек.       Теперь, спускаясь на первый этаж, она готовилась к встрече с мамой, думала, как бы лучше начать разговор, крепко держа рисунок в руке.       В гостиной она увидела отца, сидящего на диване и читающего какие-то бумаги, разложенные перед ним на кофейном столике, а рядом с ним её мама читает журнал. Мама, заметив ее у лестницы, лишь бросила на неё взгляд и вернулась к прочтению. Наверное, что-то очень интересное.       Она медленно, но верно, шла к своей цели. Теперь и папа бросил на нее свой тяжёлый взгляд. Девчушка занервничала. Папа, вроде, не выглядит сегодня злым. Она ведь ещё ничего не сделала ничего плохого. Да и не собирается.       Подойдя к дивану она робко протянула маме лист.       — Мам, смотри! Это тебе, — прошептала девочка.       Мать оторвала глаза от переливающегося глянцем журнала и взглянула на девочку, беря лист. Безэмоциональным взглядом она смотрела на рисунок — мама, папа и я.       — Ага. Хорошо, иди, — сухо сказала мать и, бросив лист на столик, продолжила читать журнал.       Девочка не поняла своих чувств на это действие. Но почувствовала это противное чувство пустоты в груди. Опять. Почему, когда дети, с которыми она играет на улице, дарят своим родителям рисунки, они радуются, а её родители — нет?       Рисунок прилетел прямиком поверх документов отца. Он, конечно, не стал церемонится и просто отшвырнул частичку детского творчества, чуть смяв, на пол.       Глаза начало жечь. Нужно бежать как можно скорее пока не стало хуже. И она побежала к себе в комнату, на чердак, преодолевая лестницы.       Забравшись под одеяло она заплакала. В грудной клетке и голове так неприятно потяжелело, что она уже не могла сдержать слёз. Но лучше тяжесть, чем пустота. Пустота, эта дыра внутри, — просто невыносима.       Она ведь так старалась.       Вскоре девочка поняла, что им лучше ничего не рассказывать и не показывать, потому что за плохое накажут, а за хорошее не похвалят.       Это я усвоила хорошо.

***

      — М-м-м. — Промычала я, пытаясь открыть глаза.       Голова болела так сильно, что не хочется не то, что просыпаться, не хочется просто жить. Желая потереть глаза, я подняла руки и охнула от жгучей боли в руках и груди. Глаза раскрылись сами собой.       Твою мать, где я?! Я резко села на кровати, покачнувшись от лёгкого головокружения и усилившейся боли в теле, начала изучать помещение. На жёлтой стене перед кроватью висел плазменный телевизор, в углу у окна стоит изящный шкаф из махагони, как и кровать с высоким, резным изголовьем. После взгляд сфокусировался на ванной комнате, дверь в которую была открыта; на мокром полу, выложенном керамогранитной плиткой, лежала пара полотенец и моё испачканное красное платье.       Лишь спустя пару минут я осознала, что нахожусь в своём номере. Опустив глаза я начала осматривать себя, в желании выяснить, почему тело так ноет. Как оказалось, спала я абсолютно голая. Руки были покрасневшими, а в некоторых местах кожа даже была содрана; на ладонях были царапины в форме полумесяца. Голова ещё плохо соображала, но я отдалённо понимала почему моя кожа была такой растерзанной, ведь такое раньше бывало часто. Подробности этого раза в мою голову ещё не приходили, что меня, если честно, радовало.       В горле и во рту сухо, словно в Атакаме, заодно ощущалась ещё и кислота со жжением — это желудок наказывает меня за то, что я так много выпила вчера.       Я заметила на прикроватной тумбе двухлитровую бутылку воды — моё спасение. В желании поскорее утолить жажду я схватила бутылку, которая оказалась стеклянной с металлической крышкой. Я изучила комнату взглядом, ища ключ-откупорку. Не увидев его, я, не желая тратить время на поиск, решила открыть бутылку старым, но действенным, методом — я упёрлась о тумбочку сверху выпирающей частью крышечки и одновременно стукнула ладонью по крышке и дёрнула бутылку вниз. Раздалось шипение. Отлично, ещё и газированная. Конечно, можно было отрыть и зубами, но зачем портить зубы, когда можно испортить тумбу?       Выпив почти залпом полбутылки, я почувствовала себя лучше. Боль в голове поутихла, да и пищеварительный тракт "поблагодарил". Посмотрев на часы, которые я проигнорировала, увидев рядом воду, я увидела время — десять часов и тринадцать минут. Хрен мне, а не завтрак.       Я решила провести время до обеда в номере и обдумать, предварительно вспомнив, вчерашний день. Первым делом мне нужен душ.       Войдя в ванную, я решила посмотреть на себя в зеркало и поморщилась своему отражению. Выглядела я просто отвратительно. Из волос будто птица гнездо свила. Побледневшее лицо немного опухло, глаза были красными, скорее всего, от рыданий. Кожа от шеи до бёдер немного красная, а в некоторых местах на руках и животе была содрана, но за ночь подзажила и покрылась "плёнкой".       Зная, что лучше расчесать сильно спутавшиеся волосы до того, как они намокнут (ибо в ином случае я просто повыдираю себе их очень много), я вытащила из сумки, лежащей на полу, расчёску и, бойкотируя гостиничные принадлежности, взялась за дело. Закончив с волосами, захожу в душ, открываю холодную воду и, сознавая, что кожа в таком состоянии не простит мне полноценной помывки, просто стою, позволяя холодной воде успокаивать раздражённую кожу. Не люблю холод, но надо потерпеть.       Не выдержав больше трёх минут, я включила тёплую воду и начала мыть волосы, используя гостиничный шампунь, а вот бальзам для волос я взяла с собой. Шампунь — единственное, чему я могу себе позволить "дать спуск", потому что предпочитаю использовать именно "свои" проверенные средства, но и беречь экологию, на сколько возможно отказываясь от пластика, тем более одноразового, — таков-уж порядок в... Дверь! Вдруг я забыла закрыть её вчера?! А если обслуга зайдёт? А я голая. Я ещё и дверь в ванную оставила нараспашку!       Быстро укутавшись в полотенце, я побежала к двери. Три раза подёргав дверь и покрутив замок, проверяя, я успокоилась — закрыта. Возвращаясь я обратила внимание и на окно и, несмотря на затонированные окна, занавесила шторы, погрузив комнату во мрак. Закрыв дверь ванной комнаты, я продолжила мыться в спокойном темпе, хоть сердце и продолжало бушевать. Должна заметить, что холодный душ и паника развеяли туман в голове; боль отпускать меня не хотела, но хватку ослабила.       Вчерашний день постепенно вырисовывался в моей памяти, медленно переходя в шокирующий вечер и отвратительную ночь. Со временем появлялось всё больше деталей, но больше всего я сосредотачивалась на Аксии, так как она сейчас — моя самая загадочная, интригующая и даже пугающая цель. Я должна всё ещё раз обдумать.       Она не ест, необъяснимо белая и бледная, и она пьёт кровь. Она пьёт кровь на публике и выдаёт её за вино. Пока это похоже на поведение психопата-маньяка, причём бесстрашного, раз она почти прилюдно, пусть и маскируя, утоляет свои безумные пищевые привычки. Но даже для каннибала (даже не знаю корректно-ли её так называть) странно не есть обыкновенную еду, ещё и делать вид, что ешь.       Чёрт. Это дико отвратительно. Меня даже немного потрясывает, когда я смотрю на своё платье, лежащее на полу и испачканное в кровь из её бокала. Но, что ещё примечательно, так это то, насколько она красива. Мне даже стыдно признавать, но она смещает мою "ведьмочку" Эшли с пьедестала в топе самых красивых девушек, которых я когда-либо видела. Но это не должно навевать мне дополнительных сомнений, ибо, как бы не прискорбно это было, но психопаты чаще всего для нас выглядят и ведут себя, как нормальные люди, и ты никогда не сможешь просто вычислить, что твой милый и приятный сосед, с которым ты ежедневно видишься перед работой, — психопат.       Ещё её репутация не облегчает решения задачи. Почти никто на банкете не знал её на самом деле, но людей пришло, тем не менее, много. Кто-то грязно врал и распускал слухи, кто-то даже говорил нечто подобное правде, но, только когда она появилась получилось выгрести хоть немного предположительной истины из всех брошенных слов.       Выйдя из душа, я изо всех сил пыталась замаскировать свой ужасный внешний вид, который получился в результате того, что я напилась в хлам, выпив, если я не ошиблась в расчетах, примерно три бутылки вина. Ну зато теперь я выгляжу на свой возраст. Кожу я намазала заживляющим кремом, консилером я замаскировала всё, что было возможно, и накрасила ресницы тушью, а волосы я оставила высыхать естественным путём. Оделась я в ту одежду, что вчера досталась мне из гардероба маньячки. Шёлковая рубашка очень приятно касалась кожи, не раздражая её. Надо будет купить себе такую же, только чёрную.       Чувствуя, как нервишки начинают пошаливать, я вытащила из сумки пачку сигарет и закурила. Ядовитый дым принялся отправлять лёгкие и воздух вокруг меня. А я ведь бросила... Но если бросила курить зачем ношу сигареты с собой; потому что всегда знаю, что это ненадолго. Тщательно потушив окурок, я выбросила его в мусорку.       Чёрт, иногда мне кажется, что я ношу с собой то, что нормальному человеку даже в голову не придёт. У меня с собой есть кремы, носки, ключи от дома, в котором я почти не бываю, резинки для волос — я всегда ношу распущенные волосы, но на всякий случай всегда беру, —косметика, зубные паста и щётка, чеки, визитки, маникюрный дорожный набор, пинцет, закладки, еда, электронная книга, игральные карты, и даже складной набор столовых приборов. Презервативы само собой. В общем я ношу с собой даже то, что с вероятностью в девяносто пять процентов мне не пригодится. Даже таблетки от аллергии, несмотря на то, что у меня нет ни одной, — я беру их на случай, если они, вдруг, срочно кому-то понадобятся...       Плюхнувшись на кровать, заправленную в серое, сатиновое постельное бельё, я начала обдумывать план своего "шпионства". Если она ещё не покинула гостиницу, то мне предстоит много работы, если покинула — в два раза больше. Мне абсолютно точно придётся следить за ней во время трапезы, за её общением и перемещениями, ещё я планирую выяснить, где она живёт. Работки мне предстоит много и нужно совместить её с планами родителей и учёбой, но это обещает быть захватывающим.       Но перед всеми увлекательными занятиями мне нужно избавиться от головной боли и освежить мысли. У меня есть свой хороший метод решения таких проблем. Обычному человеку такое не по силам, да и не всем Гришам это помогает, но я не в их числе.       Вытянув руку перед собой, я, неспеша, призвала свет, распадающийся на лучи, и начала формировать световой шар. Шар становился всё больше, а комнатка наполнялась светом. Я просто лежала, наблюдая за перемигиваниями лучиков, то разделяя шар на два, а то и четыре шарика, а потом соединяла в один. Вскоре это мне немного надоело и я обволакивала свою руку то тенями, то светом, и путём преломления света под разными углами делала руку невидимой. Физика, конечно, удивительная штука.       Я и не заметила, как час пролетел. Головной боли я больше не чувствовала, да и настроение поднялось. А что, если я прямо сейчас попробую осмотреть номер Аксии, о человеке многое говорит его жилище. Это будет очень трудно, но выполнимо.       Комната Аксии находится недалеко от моей, что явно мне на руку, коридоры освещены неярко, и есть плинтусы — это тоже плюс, но есть и минусы: я не могу увидеть всё со стороны и в этом проблема. Не видя свою тень, я не могу правильно расставить освещение, чтобы сделать её невидимой, наугад работать со светом ещё опаснее — если тень может не привлечь внимания, то неправильный свет очень даже может. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского, верно?       Запустив тень по плинтусу, я медленно и сосредоточенно приближалась к своей цели. Добравшись до двери Аксии, я, заглянув под дверь, осмотрелась — комната пуста. Проникнув внутрь, я принялась изучать каждый уголок. Дизайн комнаты ничем не отличался от моего, в шкафу самые обычные вещи — ничего необычного, в ванной только средства гигиены и несколько элементов декоративной косметики. Чисто, ни одной пылинки или волоса, даже слишком чисто. Чем-то напоминает меня. Предположим, она очень чистоплотная.       Мокро... Что-то течёт на губы. Чёрт, кровь пошла носом. Я быстро забрала тень назад. Я глянула на часы, досовая из сумки салфетку, час, я копошилась там целый час — видимо, это слишком долго для неокрепшего после похмелья организма. Кровь в скором времени перестала течь, к счастью я легко отделалась.       Просто призвать Тьму или Свет для меня — раз плюнуть. А вот дать теням способность слышать или видеть — штука не простая. Это будто истощает организм, важно вовремя остановиться. Однажды это даже назвала чёрной магией Наира, не знаю насколько это правдиво, но иногда мне и самой так кажется. От родителей я это скрываю, незачем им знать об этом.       Любой обычный человек сказал бы, что любые способности Гришей — это магия, но это не совсем так. Чтобы вскипятить воду ведь не нужно колдовство, не так ли? Это Малая наука. Детьми, года так в два, или в три, мы используем способности чаще всего неосознанно, например, когда нам очень страшно или мы злы. Но, чем старше мы становимся, тем больше чувствуем связь молекул между собой, начинаем понимать, как всё работает и как заставить это подчиняться тебе, контролировать. Это настоящая наука.       О и, конечно, стоит отметить, что с опытом многое становится автоматическим. То есть, чтобы "сделать что-то невидимым", мне уже не приходится решать в голове задачу по физике; сейчас я уже интуитивно понимаю, как нужно расположить тени. Всё приходит с опытом.       Есть "этаковость" и "инаковость". Это сложно объяснить на самом-то деле. Если кратко, то абсолютно всё в нашем мире связано друг с другом. Крепко связано. Химия. Шквальные и инферны могут пользоваться одними и теми же молекулами, но используют их по разному, соединяя их с разными элементами, которые есть в воздухе. Шквальные также могут немного управлять водой, изменяя влажность воздуха, но с Проливными им не сравниться. На перечисление всех связей могут уйти сутки, если не больше.       Конечно, можно задаться вопросом: если всё связанно, почему же Гришей делят на ордены и "ограничивают"? Всё связанно, но в одинаковой степени управлять всем сразу просто невозможно. Всё может быть и связанно, но почувствовать шквальному тоже самое, что чувствует проливной или инферн, почти невозможно. Просто Гриши, почти как и люди рождаются больше всего склонными к чему-то одному.       Конечно, дары зависят от того, насколько силён конкретный Гриш. Тут лучшим примером является семейка Хартов, то есть моей подруги Эшли. Но здесь я хочу больше уделить внимания Наире — женщине, которую не сломить, которая стала мне настоящей матерью, наставницей, а через какое-то время её роль разделила Джелена, мама Эшли.       Первые способности Гриша корпориала ( по крайней мере в нашем племени) проявились лет шестьсот назад у её пра-прадедушки, тот был первым из Ордена Живых и Мёртвых. Он, в силу характера, не стал ни сильным Сердцебитом, ни сильным Лекарем, а прожил лет девяносто. В жёны он взял норвежку, несмотря на разность исходных культур, жили они душа в душу. Родились у него явные Сердцебит и через пару десятков лет Целительница.       Сердцебит, а он же Тариан, к сожалению, был конченым подонком. А Эталиана, его сестра, была доброй, отзывчивой, сопереживающей женщиной, она всегда мечтала о большой семье, но судьба, руками её брата, не позволила лишила её этого, но об этом немного позже...       Тариан был жесток. Он лишил жизни не одного человека, но вину его доказать не удавалось. Кто-то то умирал от сердечного приступа, то "топился", то внезапно заболевал пневмонией или чем страшнее; и по "великой случайности" незадолго до смерти они ссорились с Тарианом. Никто в совпадения не верил, но и наказать, не имея доказательств, сына одного из самых уважаемых людей племени, и по совместительству старейшины, никто не мог.       Детей он не любил, поэтому годами пил предохраняющее снадобье. Когда же дело начало близится к пятидесяти годам, он начал осознавать, что старость, а за ней и смерть близятся. Детей он может и не любил, зато себя он любил очень сильно и не мог позволить себе дать своим "восхитительным генам" пропасть.       Жену он выбирал себе долго, кропотливо и предвзято. Уподобиться отцу и взять в жены европейскую женщину он считал позором для себя, но и обычных индианок он считал недостойными его. Но он всё же нашел ту, что искал. Сердцебитку. Ещё один род корпориалов.       Он рассчитывал на рождение мальчика, а получилась она, Наира. Он всячески демонстрировал ей свою неприязнь, игнорировал, но и ругал за рождение девочкой. Мать тоже упрекала. Это ее ранило, но виду она не подавала, она была клинком. И только у сестры его, Эталианы, она становилась собой, находила покой и ласку, любовь.       Однажды Эталиана встретила Рино, оного из нашедших в нашем племени убежище афроамериканцев. Разумеется Тариан был против того, чтобы беглым давали кров, но решение старейшин, в число которых входит их престарелый отец — вождь, было законом. Сердцебит приказывал сестре не идти в жёны Рино, ибо она "опозорит род", и та, под его постоянным гнётом, согласилась и прилюдно отказала возлюбленному, но все понимали, что это было ложью. Но она оказалась не так проста, как этого хотелось братцу...       Она договорилась со старейшинами о тайном венчании. Никто не знал, кроме них. Вскоре она забеременела и решилась раскрыть правду о своём положении, о котором ходило уже множество слухов. Она была уверена, что это смягчит удар, и Тариан благословит их.       На следующий день ее нашли мёртвую, с головой, погруженной в озеро Окичоби, и следами борьбы. Племя дорожило Эталианой, их единственной целительницей, и было готово без позволения старейшин избавиться от главного подозреваемого, но вождь самолично одобрил его казнь. Отец не смог простить сыну убийства дочери, это стало последней каплей в чаше терпения, и отправил на смерть. Опасаясь за свои жизни, соплеменники, дождавшись пока он уснет ночью, привязали его руки и ноги к кровати, и задушили. Труп после сожгли. Спустя пару месяцев вождь и сам скончался.       Наира росла с матерью, которая во многом была схожа с её отцом. Наиру никогда не заботило её мнение, ей было плевать на её поучения или наказания за непослушание, она делала в открытую только то, что хотела, и её не волновали чьи-то мнения на этот счёт. Она не была кисейной дамой, скорее наоборот. Она была боевой, бралась за любую работу, не разделяя её на мужскую и женскую, изучала различные — от целебных до ядовитых — свойства растений. Но она не собиралась стать целительницей, лишь научный интерес.       Люди часто боялись ее характера. Все, но только не Нээлниш, сын Рино, рождённый через двадцать лет после смерти Эталианы, Субстанциал. Он влюбился в этот огонь внутри неё. Наира делала все, чтобы оттолкнуть этого, как ей казалось, многолетнего "шута" (а на наказы матери, которая, разумеется, была против их отношений, ей всё ещё было плевать): посылала во все четыре стороны, говорила гадости, на предложения помощи давала немыслимые задания; и он делал всё, что любой нормальный парень делать не стал бы. Несмотря на всё, он знал, что она того стоит, он показал ей силу своего духа, и она дала ему шанс, которым он воспользовался.       Впоследствии у них родился фабрикатор, дядя Эшли, и портная, склонная к целительству Джелена, мать Эшли. Портные — это Гриши ордена Корпориалов, считаются крайне редкими; они могут менять внешность: изменять черты и форму лица, цвет глаз и волос при помощи вспомогательных материалов (это главная схожесть с фабрикаторами), и иногда даже фигуру, убирать внешние недостатки и несильные повреждения кожи. Если портной достаточно сильный, то все изменения могут сохраниться навсегда, а если нет, то в течение нескольких дней постепенно всё вернётся, будто ничего и не было.       Эшли — что-то среднее между портной и сердцебиткой. Она не склонна к причинению вреда (безосновательному по крайней мере)— совесть не позволяет — но умеет это она вполне хорошо. Она считается сильным Гришом, несмотря на то, что и является полукровкой; всё-же ген Гриша через несколько поколений даёт о себе знать. Ну а её брат... Земля ему будет пухом... — мысли мои прервал звук дергающейся ручки двери.       Я резко села на кровати. Какого черта сюда принесло?! Хотя если это обслуживающий персонал, то я буду очень даже не против, ибо живот мой от еды сейчас не отказался бы. Я посмотрела на часы — уже чуть больше двенадцати. Рановато для обеда. Да и неприлично как-то для персонала.       Раздалось стучание.       — Иду, подождите, пожалуйста! — крикнула я, надевая проклятые туфли. А я ведь ходила босиком... Надеюсь, пол мыли перед заселением.       Открыв дверь, я увидела свою мать, уже с макияжем и недовольным лицом — от вчерашнего наряда осталась только рубашка, а юбку заменили черные брюки прямого кроя. Вряд-ли она пришла, потому что ей интересно, как мои дела. Скорее всего уже вспомнила за что хотела меня отчитать. Она критически меня оглядела.       — Что, плохо себя чувствуешь после вчерашнего?       Ее интонация была мне совсем мне непонятна. И что значит это "плохо себя чувствуешь"? Она спрашивает о моем ментальном состоянии или намекает, что я начинающая алкоголичка?       — Неужели тебя начало заботить, что я чувствую?       — Не огрызайся. Бери все, что тебе надо, и пошли.       — Куда?       — В магазин. Нужно купить тебе одежду, в замен той, что ты испортила вчера.       — У меня есть одежда, — я указала на наряд мадам Людоедки.       — Я не хочу, чтобы люди думали, что у нас нет денег, чтобы купить тебе собственную одежду. Мы сегодня, кстати, обедаем с мисс Экспозито и Хармонами и их детьми. А теперь прекрати тратить время и поторопись.       Вот это да, условия слежки явно облегчились. Черт его знает, что за Хармоны, надеюсь дети у них не противные мажорики.       Взяв сумку из ванной комнаты, я на пару минут зависла, думая, что делать с окровавленным платьем. Я не хотела, чтобы персонал вдруг начал совать нос, куда не надо, поэтому решила спрятать платье под тумбочкой, в надежде, что если номер будут убирать, то не настолько качественно, чтобы сдвигать тумбы.       В магазине мне несказанно повезло, ведь мать дала мне выбор между несколькими платьями; я выбрала то, что не хочется сжечь: облегающее, чёрное платье мини на тонких бретельках. Вернувшись в гостиницу, я нанесла на губы красную помаду.       В ожидании заветных двух часов дня, я сидела в номере, уставившись в электронный учебник по экономике, но мои мысли часто поддавались голодному желудку, отвлекая меня картинками вкуснейших блюд. Чёрт, как же я надеюсь, что мы будем есть что-то нормальное, а не какую-нибудь затеиватую, изысканную хрень, занимающую миниатюрный островок на тарелке.       Как только длинная стрелка часов указала на тринадцать часов и сорок пять минут, я стремительно отправилась в направлении ресторана. Каблуки отбивают чёткий и быстрый ритм, стуча о деревянные, лакированные ступеньки лестницы, ведущей на первый этаж. Остался один поворот налево — и вот он, спаситель от голодной смерти, — тот самый ресторан, в котором я провела вчерашний вечер.       Вчерашний огромный стол заменили десятки небольших и парочка столов на восемь персон — за одним из таких уже сидели члены моей семьи и супружеская пара со своей дочерью, вроде, моей ровесницей, — видимо, те самые Хармоны. Со спины о них пока особо ничего не скажешь, поэтому я продолжила уверенно идти к столику, ожидая прояснения картины.       Когда до стола оставались считанные дюймы, отец встал, привлекая внимание к моему появлению, и отодвинул для меня стул, находящийся у края стола, рядом с девушкой. Подойдя к столу, чтобы поздороваться, мне хватило секунды, чтобы узнать мужчину, под которого меня подложили вчера.       К горлу подступила кислота. Я не подала вида, что растеряна, и протянула руку встающему мужчине.       — Мистер Хармон, — я пожала руку, а после и женщине, стараясь приветливо улыбаться. — Миссис Хармон, рада с вами познакомиться.       — Я тоже. Многое о тебе слышала.       Слащаво улыбнувшись, я опустилась на стул. Девушка с нашими матерями сидела по мою правую руку, а мужчины — по левую.       Бросив взгляд на мужчину рядом, я отметила, что ему явно стало хоть немного неловко. Решив поздороваться с их дочерью, я повернулась в ее сторону.       — Привет, — зажато улыбнулась она, смотря мне прямо в глаза.       Чёрт, это же с неё я вчера за столом сплетни вытягивала. Мне стало ещё более некомфортно здесь находиться. Хотя она довольно симпатична: блондинистые волосы, миловидное лицо, светлая кожа немного обгорела на спинке носа.       — Привет, — я ответила ей в той же манере, она первая отвела взгляд. — Вы, наверное, приехали сегодня утром? — обратилась я к ее матери.       — О, да. Вчера у меня была ужасная мигрень, я не могла выйти из дома, — говорила она с привычной для людей ее класса манерностью.       — Мне жаль, — сказала я вполне искренне. Мне действительно было жаль, ведь если бы у неё не было мигрени, то мой вечер скорее всего сложился бы по-другому.       — И как тебе в Пенне? Нагрузки, наверное, очень большие, финансы это серьёзно.       — Очень нравится. Преподаватели просто отличные и лекции им под стать. А к нагрузкам я уже давно привыкла.       — Ты учишься в Пенне?! — обращаясь только ко мне, крайне удивлённо, но всё так же тихо, спросила... Как её зовут вообще?       — Ага. Я ведь не представилась, меня зовут Каталея, — я протянула ей руку, которую она незамедлительно пожала.       — Я Моника.       Моника. Ей подходит это имя. Интересно, как Аксия будет вести себя? Она будет есть в этот раз?       Мои уши уловили за моей спиной едва различимый среди шума ресторана стук каблуков по мрамору. Это она. Все будто немного притихли. Или это я обо всех забыла.       Она неторопливо вышла из-за моей спины и направилась в сторону своего стула. Сегодня она была одета в черный брючный костюм с белой рубашкой и черными, замшевыми туфлями-лодочками. Волосы были собраны в пучок на затылке, а губы, как и в прошлый раз, подчёркнуты красной помадой.       Все встали и я вместе с ними. Я первая протяну ей руку.       — Добрый день, я Каталея.       Она задумалась буквально на долю секунды, наверное, только я заметила это, потому что ждала её реакции. На всё. Её ладонь слилась с моей буквально на пару секунд, но уже этого стало достаточно, чтобы заставить моё сердце биться чаще.       — Аксия. Экспозито, — представилась она и начала быстро приветствовать остальных, а я оторопело села.       Она такая холодная, просто ледяная. Я, конечно, в курсе, что есть люди с проблемами кровотока в сосудах, даже знаю несколько, но это что-то другое. У неё слишком холодные руки. А кожа очень гладкая и приятная на ощупь, кажется, что я всё ещё ощущаю её текстуру на пальцах. Это ненормально.       Все снова сели. К нам движется официант. Чёрт, я надеюсь, что выгляжу адекватной со стороны. Положила салфетку на колени.       — День добрый, хотите что-нибудь заказать?       — Мне, пожалуйста, цезарь с курицей и стакан воды, — начала Аксия.       Она, наверное, хотела сказать "цезарь, который я не буду есть". Сегодня я буду чертовски внимательна, пусть тут и много отвлекающих факторов.       — Мне спагетти Болоньезе без мяса и раф на кокосовом молоке. Пожалуйста.       На самом деле вместо рафа мне хотелось заказать бутылочку вина или водки, но будет неприлично, если я одна буду пить, но, если кто-то закажет, думаю, я скоропостижно присоединюсь.       Казалось, что всё шло достаточно обыденно: мы ели, я следила за тем, как Аксия размазывает еду по тарелке, не забывая считать сколько раз я прожевала пасту. Из разговора мне стало ясно, что мисс Экспозито кто-то типа риэлтора, она работает иммигрантам из Европы приобрести жильё в США и тому подобное. Хармоны же владеют страховой компанией. Ничего необычного, стандартное сотрудничество.       Разговор становится все более расслабленным, но это явно ещё не финал. Им предстоит ещё не одна встреча, дабы разобраться с документами и подобной чушью.       Чёрт, этот урод положил руку прямо мне на колено под столом. Мерзость какая. Похотливый ублюдок. Ну ничего, скоро он ощутит на себе последствия своих действий. Очень хочется одёрнуть свою ногу подальше от него, но пока нельзя — контракт ещё не подписан. Очень стараюсь не кривить лицо.       Аксия смотрит прямо на меня так странно. Может, я испачкалась соусом? Промокнув салфеткой губы, я опровергла теорию. Да и салфетка на ногах чистая, декольте, вроде, не заляпала.       — Может, девчонки пойдут погуляют? Уверена, им скучно сидеть и ждать пока мы решим все свои взрослые дела, они ведь даже поболтать не могут, — неожиданно предложила Экспозито, прервав беседу.       Все за столом обратили на нас внимание, а Хармон убрал руку так быстро, что я вздрогнула.        — Действительно, пусть девочки идут, да, Ричард? — подхватила миссис Хармон.       — Да, — растерявшись подтвердил мистер Извращенец. — Александр?       — Конечно, — сухо согласился отец.       Моника, такая же ошарашенная, как и я, встала и я вместе с ней. Пробормотав какое-то несвязное прощание, мы вместе направились к выходу, не забыв прихватить свои вещи.       Сейчас Аксия казалась мне просто святой женщиной.       — Может, прогуляемся? — смущённо предложила девушка.       — Можно.       Мы спокойно гуляли по пристани, болтая о всякой чепухе. Это достаточно быстро мне наскучило. Она такая зажатая, хочется ее расслабить, немного повысить градус общения.       — Не хочешь вина?       — Вина?! Сейчас?!       — Конечно сейчас, не вчера же!       — Ну я даже не знаю... — ковыряя ногти, еле связно проговорила она. — Нам ещё нет двадцати одного и даже повода нет... Да и где мы вообще возьмём вино?       Я опередила её и, идя спиной слегка в припрыжку, начала:       — Во-первых, как можно не найти вино в Италии?! А во-вторых, мы в Италии! Здесь можно пить вино с шестнадцати. Расслабься хоть немного!       — А... А как же родители? Как нам потом с ними разговаривать? Они ведь сразу поймут.       — Ты пила вчера на банкете, я видела, — она тут же захотела возразить, но я ей не позволила. — И не надо говорить, что банкет "это другое"! А теперь про родителей: во-первых, я знаю десятки способов быстро протрезветь, а во-вторых, наши родители будут говорить о своих "делах" ещё несколько часов после того, как скажут, что уже заканчивают. Ну а в-третьих, просто расслабься, доверься мне и радуйся, что я не выбрала, что покрепче!       Силы на "сопротивление" у неё быстро закончились, поэтому уже через пять минут продавец открывал нам бутылку вина, а она стояла рядом, залитая румянцем, но было видно, что она в нетерпении. Как только бутылка стала открыта, я приложилась к ней губами и сделала несколько глотков.       — Спасибо, — сказала я продавцу, протягивая бутылку Монике. — Твоя очередь. — она неслабо приложилась к бутылке.       Вскоре она пила уже не меньше меня, что мне нравилось, ведь она перестала вести себя, как зашуганная овечка. Мы сидели в углу какой-то забегаловки, где собрались переждать непогоду: на улице похолодало и пошёл дождь. В послеобеденное время заведение пустовало, улица тоже почти безлюдна. Единственный кассир вообще спал, и мы решили не будить его, так как не голодны и заказывать ничего не планируем.       — А я видела вас вчера... — выпалила она.       — В смысле? Я тоже видела тебя, — спросила я, не поняв, что она имеет в виду.       — Ну... Тебя с администратором, как он целовал тебя, сидящую на его столе, трогал тебя, а потом вы пошли в номер. Он твой парень?       Самопроизвольно на моих губах появилась улыбка. А она куда интереснее, когда пьяна. В тихом омуте черти водятся, уж я-то знаю.                   — Он не мой парень, я даже не знаю, как его зовут, просто я хотела секса, а никого лучше не нашлось, — она даже покраснела и задышала чаще. — А ты так долго наблюдала за нами. Тебе понравилось, да? Ты любительница смотреть на людей, занимающихся сексом?       — Что?! Я, я... Нет. Это впервые, я просто... Да у меня вообще никогда не было... — Она так резво отнекивалась, что подскакивала на стуле.       — Чёрт, да расслабься ты! — видимо, это прозвучало резко, потому что она вздрогнула. — Мне тоже это нравится. Нет ничего зазорного в сексе, это естественно, мы все им занимаемся.       — Ты правда так считаешь? — в этом вопросе было столько надежды на то, что мой ответ будет положительным.       — Конечно! Так ты девственница?       — Да, — она смущённо пожала плечами и заложила волосы за ухо, будто стыдиться этого.       — В этом нет ничего постыдного, это нормально, — успокоила я ее. — Но... Тебе ведь уже двадцать, почему у тебя ещё не было? Ты не готова или не хочешь?       — Нет, я готова, и я хочу, просто... — слова выходили тяжковато, она изливает мне душу, это важно для неё. — Просто отец считает, что я должна сохранить невинность до свадьбы, иначе буду шлюхой, он говорил это так часто, что я и сама в это верила. А парни не выдерживают такого воздержания, они хотят секса, а мне нельзя. И никто моему отцу не нравится.       — Ну во-первых, твоему отцу не обязательно знать о твоей интимной жизни и решать какой она должна быть. Во-вторых, это не делает тебя грязной. В-третьих, а как же орал? Или руки?       — А это как? — искренне поинтересовалась она.       — Серьезно? Ты не знаешь? — она покачала головой. — Оральный секс. Никакого проникновения. Это когда удовольствие доставляют ртом.       — Типо, минет? А руки?       — И не только минет, девушка тоже может получать удовольствие, — она удивлённо выпучила глаза. — Так... Парень есть? — она покачала головой. — С девушкой когда-нибудь целовалась? — ответ такой же. — А хочешь попробовать? У меня большой опыт. Просто доверься мне.       Она оглядела пустое кафе, в которое так никто и не зашёл после обеда, а кассир так и не проснулся (он спал, когда мы пришли). Улицы почти безлюдны в такое время.       — Хочу, — хрипло прошептала она. Ее грудь часто вздымалась, а щёки красные, как вино в нашей бутылке. Она потянулась ко мне и меня овеяло ароматом вина.       Я запустила руку ей в волосы, и наши губы начали неторопливо ласкать друг друга. Судорожно вздохнув, она положила одну руку мне на бедро, а второй положила мою руку на свою упругую, маленькую грудь. Да. Она определённо характерней, чем я думала.       Не долго думая, я углубила поцелуй, подключив язык, и, задрав её белое платье, потянула Монику за ножки, усаживая на себя, и принялась целовать ее шею. Двигая бёдрами, она начала тереться о меня так, что я смогла почувствовать её жар и то, что её бельё насквозь промокло. Опустив верх ее платья до талии, я начала жадно целовать её груди, оставляя засосы. И ласкать ее через трусики. Она сжала мои волосы в руке и притянула ещё ближе к себе.       Она уже, не стесняясь, стонала.       — Мне... Ещё никогда не было так хорошо! Кажется, девушки нравятся мне больше. Не останавливайся, пожалуйста!       — Понимаю, — усмехнулась я. — Сейчас будет ещё лучше.       Когда я хотела войти в неё пальцами, она отскочила от меня, в мгновение зажавшись. В её глазах появился... Страх?       — Что ты делаешь?! Ты же знаешь, что мне нельзя! — она встала и начала натягивать платье.       — Я помню! Что с тобой? Пальцы — не член, девственности не лишишься! Ты где училась вообще? У тебя в школе что, были настолько хреновые уроки полового воспитания? Ты хоть знаешь, как устроен гимен?       — Я училась в католической школе! И да, нам всё рассказывали! Как только внутрь попадёт хоть что-то сплошная плёнка, закрывающая проход, порвётся, будет кровь, и гинеколог сразу увидит, что ты нечистая! — кричала она мне.       — Чёрт, если бы девственность определялась с первого взгляда, тебя бы не спрашивали каждый раз ведёшь ли ты половую жизнь! И если бы плёнка была бы сплошная, то её бы пришлось повредить в первые же месячные, потому что крови некуда было выходить! Это сраный миф мужчин для контроля над нами. Ты размышляла о своей физиологии хоть чуть-чуть?!       — Что?! Это ты меня только что глупой назвала?! Это было ошибкой, о чём я только думала! С девушкой!       На её вопли выбежал заспанный очкарик, но в гневной тираде она никого не замечала.       — Да?! А пять минут назад ты просила меня не останавливаться!       — Это было только из-за алкоголя, не бери на свой счёт! Я же чуть не стала такой же, как ты! Отец был прав на твой счёт! Ты — малолетняя шлюха и алкоголичка, может даже наркоманка! Нимфоманка! Ты ненормальная! Родители, наверное, просто купили тебе место в университете. Хотя может, ты сама за себя заплатила.       Она метала в меня слова, как ножи, пытаясь сделать больно. И у неё получилось. Я такого не ожидала, слёзы сами потекли из глаз. А я ещё сочувствовала ей и хотела помочь.       "Шлюха и алкоголичка. Ненормальная".       — Что, правда глаза режет?       — А ты, истеричка, меньше слушай своего отца. Вчера он был не против трахнуть малолетнюю шлюху, пока жены нет, даже пару таблеток для этого выпил, — я видела, что у неё уже зарождался вопрос, поэтому заранее на него ответить решила. — Вчера мы ушли в одно время, вместе, не заметила?       — Ты врёшь. Он бы никогда не изменил маме, — из глаз её потекли слёзы, ведь она знала, что я не лгу.       — Не волнуйся, была бы моя воля — этого бы не случилось, но теперь он не изменит.       Она посмотрела вбок и, наконец заметив ошалевшего паренька, начала поправлять причёску, смотря в своё отражение, и вытирать слёзы. Без слов. Такая... безнадёжная. На секунду мне стало стыдно за боль, что я ей причинила. Ей, возможно, тоже.       Подхватив сумку, я направилась в уборную. Тушь адски растеклась по щекам, пришлось всё смыть и нанести заново. Закончив, я вышла из туалета, не забыв тщательно вымыть руки, и допила крохи вина, оставшиеся во второй бутылке. Вытащив из сумки бумажную салфетку, я протянула её Монике, она от неё не отказалась. Открыв дверь, я махнула головой в сторону выхода, девушка вышла.       До гостиницы мы шли в молчании, тишину разбавляла лишь морось.       — Прости, — послышалось со стороны Моники, когда мы были уже у входа. — Прости, за то, что я сказала. Я всегда такая, когда выпью. Ты тут не причём.       — Ага. Ты тоже прости. Не забудь выпить молока. И поешь фруктов.       До меня донеслось тихое "спасибо", проигнорировав которое, я направилась в свой номер. Мне нужно отмыться от этой грязи! От грязи той затхлой забегаловки, от рук Моники, воздуха, улицы, мебели, одежды из магазина! Трясущимися руками, я оттирала все места, которыми соприкасалась с чем-то. Когда кожа рук уже стала сухая и шершавая, я остановилась, пока не пересекла черту.       Мне надо отвлечься. Ноутбук я с собой не взяла, значит, учёба сейчас отпадает. Книги. Отлично. Я, закурив принялась читать первую попавшуюся цифровую книгу.       Отвлечься, отвлечься, отвлечься.       Да какие книги, когда надо действовать. Я глянула на часы — до ужина остался час. Я успею сделать хоть что-то.       Я бродила по гостинице, время от времени пуская тени, в поисках Аксии. Я начала бежать по пустым коридорам, мне даже начало казаться, что я опоздала, и она уже уехала.       — Не вздумай говорить матери! — донёсся до меня приглушённый крик и всхлип из-за угла.       Я замедлилась и пустила тень по бордюру. Это мистер Хармон замахивается на Монику рукой, кажется, он вот-вот ударит ее. Какое бы дерьмо девушка не наговорила мне в кафе, я не могу позволить этому случиться.       Я вышла к ним. Хармон мгновенно заметил меня, через несколько секунд раздумий он направился в мою сторону. Подойдя, он схватил меня за горло, у меня сердце в пятки ушло. Моника закрыла рот рукой.       — Слушай сюда, ты, маленькая сучка, — зарычал он мне в лицо. — Если ты расскажешь ещё хоть кому-нибудь о вчерашнем, я тебя так изувечу, что тебя мать родная в морге не узнает, поняла меня?! — он сжал моё горло сильнее, дышать стало сложно.       Я кивнула.       — Скажешь кому-нибудь?! — я покачала головой, в ответ он впечатал меня в стену, стукнув меня головой. — Ты скажешь кому-нибудь?! Я не слышу ответа!       — Нет, — прохрипела я от недостатка воздуха. — Я никому не скажу, клянусь.       Он отпустил меня и, схватив Монику за руку, потащил её за собой в ту сторону, откуда я пришла. Я начала кашлять, чтобы прочистить горло, смотря им вслед, но уже не видя их. Глаза заслезились.       — Тебе помочь? — неожиданно послышалось из-за моей спины.       Я вздрогнула от испуга. Обернувшись, я увидела Аксию. Она во всю разглядывала меня, в глазах, кажется, даже было... беспокойство?       — Тебе нужна помощь? — повторила она.       — Я... Я хотела поужинать и заблудилась.       — Отлично, я как раз собиралась в ресторан. Пошли, ты пропустила поворот, — позвала она, и я пошла.       Каждый раз, когда она говорит, я не могу понять её эмоции. Совсем. Она — как грёбаный ребус, который я не могу разгадать, но очень хочу.       — Это ваша гостиница? — вылетел из моих уст вопрос.       — Да.       Я села за стол к родителям, а она села за столик в углу. Опять ничего нового — она не ест. Изредка я поглядывала за стол Хармонов, которые явно торопились.       — В понедельник мы встречаемся в Милане, — сказала мне мать. — Миссис Хармон с дочерью уже уезжают, мы с их отцом отправимся завтра. У него завтрак с начальником.       — А почему мы тоже не поедем сегодня?       — Не хочу ехать в темноте.       Меня всегда поражало, что мать в свои года всё ещё боится темноты.       Я увидела, как семья Хармонов покинула столовую. Через минут десять Аксия отправилась в след за ними, как раз когда измельчила всю свою пищу. Я решила отправить тень за ней. Я знаю, что это будет трудно — делать вид, что я просто ем и следить за ней, но мне почему-то кажется, что это того стоит, это имеет смысл.       Во тьме было трудно разглядеть что-либо. Я "дошла" вместе с ней до тускло освещённой набережной, обзор стали чуть лучше, но пелена в вечернее время заставляла полагаться на слух. Пока всё кажется обыденным, такси уже почти готово уехать. Аксия отвела Хармона чуть в сторону и говорила с ним о чём-то, разговор начал звучать напряжённей, но я не могла разобрать слов с такого расстояния.       Я напряглась сильнее, пытаясь дать больше жизни теням. Это очень трудно, но получилось, я начала разбирать слова. Голова начала ныть.       — Сегодня в коридоре я случайно послушала тебя, давно этим занимаешься? — в ледяном гневе говорила Аксия.       — Я не понимаю о чём ты.       — Не строй из себя дурочка, как долго ты этим занимаешься?       — Чем? Воспитанием дочери? Достаточно давно, — попытался отшутиться он.       — А чужих...       Я очнулась, почувствовав резкий толчек под столом.       — У тебя кровь пошла носом! Мигом отсюда пока никто не заметил! — прошептала мать, суя мне в руки салфетки.       — Чёрт! — буркнула я, прикрывая нос салфетками и выходят из-за стола.       — Пить меньше надо было, — бросил мне вдогонку отец.       Голова начала дико болеть и немного кружиться. Забежав в уборную, я наспех вытерла кровь и, сняв туфли, побежала на выход, держа обувь в руках. Благо, сейчас поздно и все на ужине, и никто не видит моё "выступление".       Я уверена, что это что-то важное, и я должна это выведать. Она знает или догадывается о произошедшем в коридоре, но зачем влазит в это? Какие цели она преследует? Почему не поговорила с обоими родителями сразу? Так много вопросов, и так мало ответов.       Споткнувшись неоднократно, я остановилась у двери, глубоко вдыхая. Сейчас я должна вести себя предельно незаметно, словно я сама тень. Я знаю, что сегодня целый день издевалась над собой: пила, курила, мучила кожу и доводила себя до слез, но сейчас, организм, нужно немного потерпеть, пожалуйста.       Делая всё максимально тихо, я вышла на улицу. В далеке я разглядела силуэты. Я не могла ни хорошо их разглядеть их, ни услышать. На негнущихся ногах я подкрадывалась к неспешно идущей паре, чуть ли не прижимаясь к стенам сначала гостиницы, а после небольших домов.       За очередным углом дома до меня начали доносится невнятные отрывки, я видела ледяной гнев её лице, пугающую ярость, она была снова зверь, готовящийся к нападениею, Хармон же был зол и даже... Напуган? Мне бы подойти чуть ближе.        Мы уже довольно далеко от освещённых мест. Чувствуя, что я услышу что-то важное, я решила рискнуть и тихо пошла к кустам в саду у дома. Сев на корточки, я старалась даже не дышать.       Вдруг Аксия в секунду выпечатала Ричарда в ограду пристани. А она... Сильная...       — Что ты?!. — заверещал он, девушка вмиг закрыла его рот ладонью.       — Не обольщайся, просто таких ублюдков, как ты, в тюрьму не садят. Но и тюрьма — слишком хорошо для тебя.       Дальше всё происходило так быстро, что я глазам своим не верила.       Аксия в несколько мгновений опустила Хармона головой глубоко в воду, словно тот не весит ничего, он, захлёбываясь, болтыхался в воде, пытаясь высвободится, но хватка была железна. Вскоре он уже не шевилился, и она его отпустила.       Уйти сейчас я не могу — как только пошевелюсь любой шорох может меня выдать, и я сомневаюсь, что смогу просто так уйти, если она меня замети. Остаётся только ждать её ухода. Что она такое?       Ещё немного посмотрев в воду, она, видимо, решила уйти и пошла дальше, будто ничего не было, и она просто гуляет; меня это радовало. Прорыв ветра всколыхнул листья вокруг меня и неё. Она внезапно остановилась и, втягивая носом воздух, начала оглядываться.       И посмотрела прямо на меня.       Мне конец.