там зарыт клад

так иногда случается: приходится находиться там, где находиться совсем не хочется. слушать чьи-то бессмысленные жалобы, проклятья того, другого, пятого, десятого, порой и себя, а делать нечего. вот хочется заткнуть уши, а нечем, ибо беруши где-то опять позабыты. надо же. ля-ля-ля-ля, какая досада. внешний мир крайне неприятен, да и непригляден тоже, а уж если и звуки издает - подавно. поэтому придется пострадать, склеротический кусок дерьма. для чего он вообще сел в эту лодку? он не помнит. просто плывет куда-то. и ведь, главное, ему почему-то не сойти. все только к нему откуда-то подсаживаются (он постоянно пропускает момент, когда это происходит) и при этом постоянно о чём-то трещат, словно сзади у них есть ниточка, как у старых игрушек, которую нужно вытянуть, а затем она вернётся назад, и игрушка начнет выделывать всяческую бесовщину, начиная болтовней и заканчивая странными танцами. и ему, типа, че-то надо с ними, убогими, делать, проявлять внимание, будто бы жалко их, что ли, хотя не настолько он жалостливый... просто иначе хер знает, на что они такие способны, а проверять желания не премного. ветрище на речке чокнутый, как сама главнейшая мразь - так недолго заработать всяческие воспаления. а не привыкать, в принципе. ничего более вразумительного, чем окунуть голову в реку, свесившись с борта вниз, не придумывается. надуло всё-таки бедовую башку, ну едрить чью-нибудь мать. под водой внезапно оказывается тепло, даже чересчур. но вскоре оттуда слышится сначала лёгкая веселенькая музычка, затем и голоса, с каждой секундой все более отчётливые и вразумительные, а когда начинают выплывать образы и собираться в полноценные фигуры и лица, он резко высовывается из проклятого черного омута, сильно зажмуривает глаза и мотает головой до тех пор, пока чуть не стукается ею о борт лодки, а перед закрытыми глазами просто немножко перламутровые пятнышки не превращаются в белесые бьющие по вискам вспышки, по яркости напоминающие сварку. дабы получить какой-никакой отходняк, он не придумывает ничего лучше, кроме как встать. в награду за гениальную мысль, что можно выдать "оскар", его залихватски дунувшим потоком ветра чуть не отбрасывает на несколько метров назад. как назло, в тот же момент ещё и башка считает вполне зашибенным решением закосплеить карусельку (беды с давлением передают привет). великолепным чудом века удерживаясь на ногах, он шальной походкой, безупречно напоминающей походку какого-нибудь отъявленного алкаша, пытаясь попутно закутаться по кой-то хер в надетую на нем просторную одежку, а точнее тряпку всратую, проходит до другого края лодки, поднимается на нос и, оказываясь там, облегчённо выдыхает. бросает полуромантичный взгляд на проплывающий мимо до хрена оригинальный ландшафт: воду, воду, воду и воду. а также воду. да, кстати, там ещё есть вода. и вода. он вспоминает, аж от нахлынувших эмоций ударяя себя по лбу, что там и вода тоже есть. ну и вода, конечно же, глупо было не вспомнить сразу. уж чё ни говори, а красиво всё-таки. жаль, что он ни хрена не помнит, кроме гребанной воды. но где-то же должны быть проклятые старые беруши! немного погодя он понимает, что стоит на носу лодки, как придурок, поэтому приземляется туда жопенью и сидит какое-то время, задумчиво пялясь на легонько покачивающийся противоположный край. ему вдруг кажется, словно он плывет прям по центру реки. следом же приходит осознание, что надо бы приложиться о борт лодки головешкой лишний раз, чтоб совсем дурь туда не заползла. когда он поворачивает голову слегка вбок, то с удивлением понимает, что видит - на этом слове, в сущности, можно предложение закончить - вторую лодку, точь-в-точь такую же, а в ней сидит обладатель крайне знакомой физиономии, который увлеченно залипает куда-то в пространство под собой и потому вокруг себя не замечает решительно ничего. и тут в дело вступает личность под названием: "разрешите докопаться". он включает данную личность, с максимально непринуждённым лицом насвистывая мотив мелодии, придуманной некогда братом этого самого внезапно встреченного знакомого, так что тот просто не может не отреагировать, и типа незаметно двигая опущенным в воду веслом, вскоре оказывается напротив нужной лодки. факт об этом знакомом номер один: если уж он залип куда-то - не суть важно, куда, - то раскалёнными щипцами его оттуда не достанешь. однако, по какому-то очередному долбанному чуду, он едва ли не через минуту поднимает взгляд на напротив сидящего (ещё бы, попробуй не заметить очень ненавязчиво стукнувшуюся дубовую лодку о твою оной идентичную), и во взгляде его мелькает ни с чем не спутываемая мысль, гласящая: "а на кой японский дрын я вообще его, взгляд, поднял". напротив сидящий, удовлетворив первый этап становления включенной личности, расплывается в наидовольнейшей улыбке, подпирает щеку кулаком и елейным голоском произносит: - здрааааавствуйте. тот, оказывается, все это время держал в руке монетку, поэтому чуть не роняет ее, ибо рука весьма нехило дёргается. вместе с глазом. - ты-то какого х...рена?.. первый лодочник пропускает мимо ушей обращение, продолжая: - а чё это мы здесь делаем? но второй, не будь дурак, благополучно и достаточно скоренько преодолевая стадию охреневания, резво переходит к полнейшему абстрагированию от любого рода подстебок, на которые первый когда-либо был и есть способен, поэтому состраивает морду кирпичом (хотя она у него всегда такая, за редким исключением) и опять принимается с болезненным интересом изучать монетку, впрочем, прекрасно зная, что столь легко не отделаться от навязавшегося по его душу первого лодочника, но не пальцем он деланный и запас специфичных личностей у него также имеется. план первого идёт малость не по плану, но кто он такой, чтобы вот так влегкую отступить? правильно, он гнида. все не такие, а он - гнида. - меня отправили в другой конец,- максимально бесстрастным голосом произносит второй лодочник. - за чем же, позволь узнать? - за яблоками. - в то время, в которое ты не должен пересекать мой участок? и интересно ж ты за яблоками плаваешь. тут вода кругом, на лодке ты их, что ли, вырастишь?- с упрямой - впрочем, не на пустом месте возникшей - недоверчивостью говорит первый, скрещивая на груди руки. все ещё не изменяя выражение лица, второй как бы в доказательство своих слов достает из недр балахона два довольно-таки плохо выглядящих маленьких яблочка. первый в кои-то веки принимает верное решение на этом заткнуться и со вторым не спорить. тот уже с малых лет прослыл упертым бараном. как и сам первый. почему они ещё с тех пор друг друга не грохнули - для них самих остаётся неразрешимой загадкой. - ой, ну и иди ты в жопу, а я - домой,- с наигранной обидой говорит первый и с намеренно громким стуком отталкивается веслом от лодки, а когда отплывает на несколько метров, нарочито оборачивается, проверяя, поплывет ли второй за ним. но второму ведь того и нужно было, чтоб наконец-то оставили его в одиночестве. первого это, само собой разумеется, ни хрена не устраивает, но и повторно допытываться до младшего члена их отъявленной шайки-лейки ему тоже неохота. а охота попялиться на водичку. будто че-то он там не видел. он перемещается на другой конец лодки, якобы меняя обстановку, опирается локтями на корму и состраивает романтическое хлебало, глядя то на проплывающую мимо него панораму воды, то на свое отражение в воде. через некоторое время он замечает, что отражение всего одно. и оно - только долбанутый яблочный магнат. - мне вообще-то реально доверили плыть за яблоками,- повторно говорит он в свое оправдание. - и на хрена? - очень яблок хотелось. - сколько времени назад тебе их хотелось? они выглядят так, будто прошли афганскую войну. - месяца два назад. - капец-трындец. - сколько ещё слов с суффиксом -ец ты знаешь? - холодец. - а поприятней что-нибудь? - тебя чем холодец не устроил, ты, мелочь неблагодарная? - всем. - тьфу на тебя тогда. - и на тебя. - сейчас не понял? - мы все чего-то недопонимаем, смирись. - глубоко. теперь они оба глядят в воду. ну, вернее, первый лодочник глядит на отражение второго в воде, попутно задумываясь о какой-то звездно-философской белиберде и потому забывая, что смотрит на кого-то конкретного. на что же смотрит второй, первому кристаллически насрать: он думает и не об этом. он думает - вполне логично - о том, куда подевалось отражение его собственное, и давно ли такой прикол случился. второй, похоже, либо никакого подвоха не замечает, либо для него такое в порядке вещей. тут приходит новое, не так чтобы обнадеживающее осознание: коль для него в порядке вещей не видеть отражение первого, то, стало быть, у первого отражения и не было никогда. веселья прибавляется, когда первый всерьез пытается вспомнить (и у него - спойлер - не выходит это сделать), смотрел ли он в воду вообще с целью себя там увидеть и, соответственно, видел ли. загоревшись этой мыслью, он не замечает, как вновь с опасной близостью приближает голову к воде. второй, словно выйдя из сумрака, хватает его за шиворот балахона и тянет обратно в лодку. - придурочный, куда ты лезешь? - поплавать, блин, хочу, что долбануться, вода нынче просто огонь. - ты со своими приколами был бы неплохим тамадой. - а ты неплохо рифмуешь. главное, когда станешь поэтом, случайно в конце не зависни под потолком. - будешь залупаться на мое созвездие - долбану чашкой, и тогда вдоволь наплаваешься. - у тебя только лодка и весло - где твоя чашка, которая нравилась мне? - вы, сударь, и сам нехеровый поэт. - яду мне, яду! второй лишь закатывает глаза и затем отворачивает голову. первый вдруг видит у него в руках табличку, правда, повернутую к нему обратной стороной, без надписи. да и лодки поблизости нет. куда она успела пропасть? между рук проходит лёгкий холодок, заставляющий рефлекторно ими дёрнуть, из-за чего ладони раскрываются, являя взору первого маленькую медную монетку - ту самую, которую недавно гипнотизировал второй. поднимая на него взгляд, первый видит перед собой глаза второго, ставшие раза в два больше положенного и горящие абсолютно черным цветом, а губы его искажает жуткая, неестественно широкая улыбка. он переворачивает табличку, и первый видит на ней свое настоящее имя, некогда данное ему на земле. он шарахается назад, но упирается позвоночником в борт лодки. странно вновь чувствовать тело. он и думать забыл о том, что у него когда-то были кости. ну, вот, теперь помнит. - лодка здесь - спасения нет,- хрипит голос, лишь отдаленно напоминающий земной голос второго. неведомая по величине сила толкает первого прочь с лодки, и он опускается под воду. тут же его со всех сторон хватают тысячи костлявых рук с такой же недюжинной силой и тянут вниз. почему-то первый не захлёбывается, просто верхний слой воды постепенно отдаляется от него, вскоре становясь черным пятном. вокруг все тоже чёрное и даже темнее. он почти перестает чувствовать цепляющиеся за него руки. он начинает слышать песню - ту самую, чудившуюся ему, когда он опускал голову в воду. она успокаивает его в конечном счёте. он закрывает глаза, хотя смысла в этом как такового нет, ибо пространство вокруг мало отличается по цветовой гамме. подозрительно спокойно и хорошо, никуда не хочется. ну тащат его куда-то и тащат, чё бубнить-то. пока кто-то, точно кувалдой, не херачит его со всей дури по голове. тогда-то становится окончательно беспросветно.