***
— Ты посмотри на это, — врач обратил внимание коллеги на монитор, где отображалась ситуация в палате. — Мгновенно среагировал, скомпенсировал… Просто готовый специалист. — Так ты помнишь, что профессор говорил? Пацан ее год вытаскивал сам. Год, м-м-мать, один в этой их идиотской школе! Конечно, он почти рефлекторно действует. — Да, седина в… Сколько ему там, двенадцать? — Любят они друг друга, а она остановилась у него на руках, я бы тоже поседел, между прочим. — Все бы поседели, смотри, вроде уснул, а поза напряженная. — Дети без детства… Что проф говорил, отчего у нее такая патология, не генетика же? — Онкологи десять лет химией лечили то, чего не было. — Ого, как только выжила… — Мальчик постарался. Я б его хоть сейчас взял к себе. — Сейчас он к тебе не пойдет, да и наши из Минздрава не поймут. — Ладно, пусть отдохнет хоть как… Ого! Смотри!***
Гвен пошевелилась и открыла глаза. Геф сразу же подскочил к ней, вглядываясь в лицо любимой. — Что, котенок? Больно? — спросил он девочку. — Нет, просто проснулась… Беспокойно мне… Взгляд на монитор показал, что пока все в порядке, тогда мальчик просто обнял Гвен, даря ей свое тепло. Она обняла его в ответ и жалобно сказала: — Не могу без тебя спать… И вообще без тебя не могу. — Я тоже не могу без тебя, — ласково ответил Геф. — Я же люблю тебя. — Я тебя тоже люблю… — прошептала девочка. А самолет летел под облаками, и диспетчеры по всей длине его маршрута спешно освобождали эшелон. Госпитальный самолет имел абсолютный приоритет в любой точке мира, ведь решают секунды. Пусть не в этом случае… Но факт оставался фактом — перед самолетом было чистое небо.***
Сделав круг над небольшим городом, самолет пошел на посадку. Гвен было напряглась, но Геф успокоил девочку. Вот и долетели… Что их ждет? Мальчик вглядывался в мелькавшие за бортом картины. Беспокойство усиливалось, но показывать его было нельзя. Нельзя, чтобы Гвен почувствовала его волнение, потому что тогда девочка разволнуется и будет «танец с саблями». Они совсем одни в чужой стране, поэтому надо быть спокойным и уверенным в себе. Наконец борт мягко коснулся колесами полосы, пробежал еще немного, постепенно замедляясь, и зарулил на стоянку, где уже стоял причудливо раскрашенный санитарный автомобиль. — Так, ребята, мы прибыли, — появился в той части салона, где они находились, улыбчивый мужчина в белой одежде. — Сейчас медленно выгружаемся, перекладываемся на другую каталку и едем, куда нужно. — А кресло? — спросила Гвен. — Кресло в багаже поедет, не волнуйся, — ответил мужчина. Разговаривая, он отключал технику, помогая Гефу отсоединить электроды и канюли. Снова заработал кислородный артефакт, Гвен почувствовала беспокойство, но, посмотрев на Гефа, его улыбку, уверенные движения, успокоилась. Пусть все идет как идет, Геф лучше знает. Если он спокоен, значит, и ей незачем тревожиться. Каталка сдвинулась с места и медленно покатилась на бетон стоянки, где девочку хотели уже переложить, но остановились, стоило ей вскрикнуть от страха. Оглянувшись, Геф увидел профессора, который поднял руку. От этого простого жеста все замерло. — Не пугайте мне ребенка, — спокойно сказал профессор. — Мальчик ее переложит, вам она пока не доверяет. — Но, профессор, — попытался что-то сказать еще один мужчина в белом. — Саша, не лезь, — строго ответил Шабалкин. — Он ее на себе год таскал. Не мешай, мне тут только остановки не хватало. — А может? — Еще как, ты не хочешь это проверять. И упаси тебя Асклепий попытаться разлучить детей. — Понял, — сказал мужчина, с уважением посмотрев на Гефеста. Геф отсоединил ремни, улыбнулся Гвен, аккуратно поднимая ее на руки. Развернувшись, он положил девочку на вторую каталку, которую подкатили мужчины в синем. Разговор он не понял, потому что по-русски не говорил. В этот момент профессор что-то сказал и протянул ему два артефакта, похожие на мини-наушники, показав, что их надо сунуть в ухо. Это оказались переводчики. Протянув один из артефактов Гвен, мальчик сделал, как показывал профессор, и услышал уже понятную речь. — Прости, Гефест, совсем из головы вылетело, — сказал профессор, видимо, по-русски. — Сейчас мы поедем в то место, где вы будете жить. Две недели на акклиматизацию, потом поговорим о школе и прочем, хорошо? — Да, профессор. — Еще, у нас принято обращение «товарищ», учти это, пожалуйста. — То есть вы — товарищ профессор? — спросила Гвен. — Да, Гвен, именно так, — улыбнулся профессор Шабалкин. — Ну что, поехали? Каталку закатили в высокую машину с красными полосами и крестами на борту, усадили рядом и Гефа, после чего напротив него сел профессор и тот мужчина, с которым он разговаривал. Машина мягко двинулась с места, слегка раскачиваясь на рессорах, и поехала куда-то, набирая скорость. Несколько раз откуда-то сверху рыкнула сирена, но и так другие автомобили на дороге явно уступали ряд санитарной машине. Проскочив весь небольшой город на вполне приличной скорости, машина повернула к комплексу белых зданий. На стене самого высокого из которых ярко выделялся большой красный крест. Повернув еще несколько раз, они остановились около небольшого домика. — А можно мне в кресло? — тихо попросила немного все-таки нервничающая Гвен. — Можно, — улыбнулся профессор и попросил мужчину в белом разложить кресло. — Знакомьтесь, кстати, Александр Судовязов, мой коллега-кардиолог. — Простите, не могу правильно поздороваться и представиться, — смущенно сказала Гвен. — По этикету положено сделать книксен, — пояснил улыбающийся Геф. — Я думаю, что переживу, — заметил товарищ Судовязов. Мальчик пожал руку Александру, представившись, и занялся пересаживанием девочки, которая уже села на каталке под предупреждающий звук артефакта. — Не вставай резко, — заметил Геф, пересаживая девочку. — Не напрягай сердечко. — Устала лежать, — немного капризно сказала Гвен. — На ручки хочу. — Сейчас дойдем и будет тебе «на ручки», — улыбнулся мальчик, пояснив Александру: — Нервничает она, вот и капризничает немножко. — Ничего себе у вас взаимопонимание, — буркнул Александр, такого раньше не видевший. — Он мой ангел, — серьезно сказала Гвен, на что Александр удивленно посмотрел на профессора. — Парень ее возвращал не раз, — пояснил товарищ Шабалкин. — И доверяет девочка ему абсолютно. — Возвращал? В двенадцать лет? А где были врачи? — А не было у них врачей, маги, итить их коромыслом об забор. Ты представь только, с фракцией тридцать и никакой помощи даже теоретически, только он. Представил? Следующую фразу доктора Александра артефакт почему-то не перевел. Она была длинной и, судя по всему, экспрессивной. — Простите, артефакт не перевел вашу последнюю фразу, — виновато посмотрела на доктора Гвен. — И правильно, — откликнулся профессор. — Рано вам такие слова изучать. Пойдемте-ка лучше в дом. Дом был небольшим, но очень удобным и казался даже родным. Три просторные комнаты, большая кухня, уборная, оснащенная странным устройством, и небольшой бассейн с лифтом. Профессор сразу объяснил назначение устройства в уборной, отчего Гвен засияла счастливой улыбкой. — Смущается она на судно ходить, — пояснил Геф Александру. — В туалет сама пересесть не может, трудно ей, а тут такое счастье. — Эх, ребята, сколько же вам перенести пришлось, — тихо сказал Александр, отлично представивший себе всю полноту ощущений девочки. — И после этого варвары почему-то мы… — Давайте, устраивайтесь, — сказал профессор. — Тимофей Ильич, ты где? — Здесь я, — раздался ворчливый голос, и перед ребятами возник маленький, по пояс примерно, бородатый мужчина в странной одежде. — Знакомьтесь, дети, Тимофей Ильич — домовой, он о вас позаботится. Это не ваши эльфы, к нему надо с уважением. Он вас и покормит, и поможет… Тимофей Ильич, девочка на грани, осторожнее с ней, хорошо? Оставляю их на тебя. — Не волнуйся, мил человек, все хорошо будет. Дети совсем, а уж столько натерпелись, я уж вижу. — Благодарю. Так, Гвен, Геф, увидимся завтра, пока отдыхайте. — Спасибо вам за все! Когда профессор со своим коллегой ушли, Геф посмотрел на часы и сказал: — Тимофей Ильич, мне бы Гвен покормить, ей пора уже… — Сей момент будет, присаживайся, отрок, и отроковице помоги. Геф усадил Гвен на кресло, проверил канюли, достал стетоскоп и послушал, как бьется ее сердце. Удовлетворившись, он подкатил кресло к столу, на котором начали появляться исходящие паром кушанья. Новая жизнь началась.