***
Салим все ещё не может поверить в то, что сумел пережить этот день. Ноги трясутся от усталости, пока он медленным шагом бредёт по залитым солнцем пыльным улицам. Собственный дом встречает мертвой тишиной и стойким ощущением безжизненности. Заметив, что принесённый им вчера подарок все так же лежит на своем прежнем месте, Салим утирает взмокший лоб и направляется в комнату к сыну. Конечно же, его совсем не удивляет тот факт, что Зейна там не оказывается. Он хмурится, бросая взгляд через окно на улицу, после чего снимает с себя испорченную когтями вампира военную форму, затем переодевается в тонкую рубашку, шипя от боли в груди и, умыв лицо прохладной водой, идёт к соседнему дому, отчаянно желая, чтобы его сын был именно там. Темнокожая черноволосая женщина, чьего имени Салим не знает, и чей сын, – Тарик, вспоминает он, – дружит с его собственным, приветливо ему улыбается, как только открывает входную дверь. — И снова с возвращением вас, Салим. Ищете Зейна? — спрашивает она. — Ага, — отвечает тот, выдавливая из себя более-менее приветливую улыбку. — Он здесь? — Здесь. Эй, Зейн, — кричит безымянная соседка куда-то вглубь дома, — к тебе пришли. Иди сюда. Проходит несколько томительных мгновений, прежде чем до слуха Салима доносится звук стремительно приближающихся шагов, а затем напряжённый голос Зейна, шепчущего: — Отец. — Зейн. Сказав это, они тут же кидаются друг другу в объятия. Крепко прижав к себе горячо любимого сына, Салим не может сдержать облегчённого вздоха. Теперь он чувствует, что действительно вернулся домой. — Где ты был? — интересуется Зейн, как только Салим отпускает его. — Миссис Джумана сказала, что вчера ты звонил ей и спрашивал обо мне. — Миссис Джумана? — Это мое имя, — неловко усмехается женщина, дёргая за нитку, выбившуюся из цветастой юбки. — О, простите, я, эм, не знал, хоть мы и являемся соседями. — Все нормально. До вчерашнего дня я тоже не знала, что вас зовут Салим, так что теперь мы в расчете, — говорит она. — После звонка я видела, как сюда приехала военная машина и забрала вас, поэтому когда Тарик и Зейн вернулись из города, я позволила ему находиться тут до вашего возвращения. — Я очень благодарен вам за это, — честно признается ей Салим, подходя ближе и пожимая Джумане руку. Та чуть заметно краснеет и смущённо отводит взгляд в сторону. Видя, что ей неловко, Салим тут же отходит назад к ждущему его Зейну. — Ну, ещё раз спасибо вам за то, что приглядели за моим сыном. Идём, Зейн. Нам пора. Кивнув, тот быстро прощается с Тариком и Джуманой, а затем спешит вслед за стремительно удаляющимся отцом. Оказавшись дома, Зейн замечает подарок отца, перевязанный ярко-красным бантом, и тянется к нему, но Салим легонько шлёпает сына по рукам. — Эй! — возмущается тот в ответ. Салим хмыкает, после чего тычет пальцем в сторону одного из стульев. — Сядь. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить. Тяжко вздохнув, Зейн делает так, как велел отец. Салим встаёт перед ним и выдерживает небольшую паузу, прежде чем произносит: — Ты снова воруешь. — Ч-что? — испуганно мямлит Зейн. — Нет, это вовсе не так! — Прошу тебя, не лги мне. Я видел коробку у тебя под кроватью. Где ты взял те вещи? Поняв, что отнекиваться бесполезно, Зейн поджимает губы и смотрит на отца виноватым взглядом, от которого у Салима сердце обливается кровью. — В сумке у одного мертвого американского солдата, лежащего в окопе, — признаётся он. — Что? Мертвого американского солдата? — испуганным тоном говорит Салим, почему-то вспоминая улыбчивое лицо Джейсона, но затем тут же выбрасывает его из своей головы. — Да. Пока тебя не было дома, мы с Тариком ходили... к военной границе. — Зейн, я ведь строго-настрого запретил тебе ходить туда, потому что там очень опасно! Чем ты думал? А если бы вместо мертвого американского солдата вы наткнулись на живого? Ты хоть понимаешь, что он бы мог с вами сделать? — Понимаю, но мы с Тариком были очень аккуратны, честное слово. Нам просто было... интересно, вот и все. Мы и не думали нарываться на неприятности, отец. Салим трёт лицо ладонями и без сил плюхается на стул рядом с Зейном. Тот сидит, продолжая смотреть на него взглядом побитой собаки. — Ты поступил очень плохо. Мало того, что нарушил отцовский запрет, так ещё и украл вещи у погибшего человека. — Но он ведь был врагом... — А так же чьим-то сыном, братом или отцом. То, что ты украл, могли отправить его безутешным родственникам, но теперь этого уже не случится. — Я-я могу сходить и вернуть... — Нет. Во-первых, это очень рискованно, а во-вторых, его тело наверняка уже давно оттуда забрали, — констатирует Салим. — Максимум, что ты можешь сделать, это взять те вещи, и с уважением к покойному похоронить их на нашем заднем дворе. — Ладно. Но почему именно там? — не понимает Зейн. — Хочу, чтобы это было тебе постоянным напоминанием о том, что ты сделал, и впредь зарёкся больше никогда не трогать чужие вещи, иначе однажды это может привести тебя к большой беде. Глупец, не думаешь о себе, так подумай хотя бы обо мне. Если с тобой что-нибудь случится, то я не переживу этого, Зейн. Не переживу. Нервно сглотнув, Зейн поднимается на ноги и обнимает отца за шею, произнося: — Прости меня. Я все понял и больше так не буду, клянусь тебе. — Очень на это надеюсь, — говорит Салим, хлопая его по спине. На душе становится чуточку легче.***
Каждый раз, когда на улице слышится грохот едущего грузовика, или мимо дома проходят патрульные солдаты иракской армии, Салим боится, что они снова пришли за ним. "Мы не признали поражения! — звенит голос Дара в собственной голове. — Во имя Аллаха, это наша земля. Здесь мы дадим им отпор." "На самом деле эта земля никогда не была нашей", — хочется сказать в ответ, только вот Дару, нашедшему упокоение среди тысяч вампиров в забытом шумерском храме, это уже ни к чему. О том, через что ему пришлось пройти там, внизу, Салим, естественно, умалчивает, решив, что расскажи он все Зейну, тот наверняка сочтет его выжившим из ума дураком. С того момента, как он вернулся к сыну, проходит уже три дня, и Салим, успевший соскучиться по нему до невозможности, едва ли не ходит за Зейном по пятам. Поначалу тот относится к этому с пониманием, но затем в какой-то момент устает от гиперопеки своего отца, и начинает проводить больше времени на улице, а не дома. Салима это задевает, и лишь когда Зейн снова сбегает от него, он осознает, что действительно перегнул палку. Чертыхнувшись, Салим принимает решение извиниться перед ним за свою навязчивость. Солнце заглядывает в окна дома, и Салим, разморенный его теплом, засыпает прямо за кухонным столом, пока дожидается возвращения сына. На улице начинает медленно темнеть. Несколько часов спустя Салим просыпается от того, что кто-то со всей силы барабанит кулаками во входную дверь. Напряженный, он хватает нож, лежащий на столе, после чего на цыпочках подкрадывается к выходу, и громко, с напряжением в голосе спрашивает: — Кто это? — Мистер Осман! Это я, Тарик, — доносится в ответ, и Салим тут же открывает дверь, видя перед собой до смерти перепуганного соседского паренька. — Тарик, — говорит он, — что с тобой? И где Зейн? — Зейн там, в беде! — чуть ли не кричит Тарик, цепляясь за рукав его рубашки. — Странный человек, говорящий по-американски, остановил нас, когда мы шли в магазин за мороженым, и стал о чем-то настойчиво спрашивать, но я не стал его слушать и сбежал, а Зейн остался с ним! У Салима едва земля не уходит из-под ног от услышанного. — Этот человек был чем-нибудь вооружен? — задаёт он вопрос, и Тарик вопросительно пожимает плечами. — Дьявол! Ладно, веди меня к нему. Отцепившись от рукава Салима, Тарик начинает бежать вперед, едва ли не спотыкаясь о разбросанные повсюду камни и строительный мусор в наступающих сумерках. Миновав три улицы и дюжину полуразрушенных домов, они, наконец, добираются до пункта назначения. В потемках Салим видит высокого незнакомца с капюшоном на голове, стоящего к нему спиной, а также Зейна, неуверенно топчущегося рядом с ним. Покрепче перехватив ранее взятый из дома нож, Салим в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние и прижимает остриё к шее неизвестного человека, цедя сквозь зубы: — Не дергайся. — Ох, хорошо, только не покалечь меня, о великий убийца вампиров, — саркастично доносится в ответ поразительно знакомым голосом, и Салим едва не роняет нож от неожиданности. — Джейсон? — Он самый. Эй, может уже отпустишь меня, или у вас, иракцев, принято встречать друзей именно так? Салим тут же отступает назад, с замиранием сердца глядя на то, как Колчек потирает шею, а затем разворачивается и, стянув с лица темный платок, широко улыбается ему. Салим не знает, что на него находит, но он откидывает нож подальше от себя и бросается на Джейсона, обнимая того до спертого дыхания. — Черт, задушишь ведь! — возмущается тот, однако вырваться не пытается. — Слушай, мне уже как-то неловко. Если хочешь пообжиматься со мной, то давай сделаем это где-нибудь в более... безлюдном месте. Салим отмирает и оглядывается по сторонам, видя, как иракцы, снующие туда-сюда по улице, с подозрением смотрят на страстные объятия двоих мужчин. Неловко усмехнувшись, он поправляет смявшийся ворот Джейсона и чуть заметно кивает головой в сторону. — Я живу тут недалеко. Зайдешь ко мне? — спрашивает он. — Ну, если ты приглашаешь, — хмыкает Джейсон, глядя на него. Салим прокусывает щеку изнутри, чтобы сдержать рвущуюся наружу улыбку. — Отец, что это за человек, который очень долго и настойчиво расспрашивал меня о тебе? — спрашивает Зейн, подходя к нему. — Это мой... друг, — отвечает ему Салим, взъерошивая волосы на голове сына. — Ты дружишь с американцем? Но почему? — Потому что дружить с американцами намного приятнее, чем биться против них, — говорит Салим по-английски, и Джейсон, стоящий возле него, что-то одобрительно мычит в ответ. Вчетвером они добираются до дома Салима и устраиваются на диване в гостиной, начиная вести шумную беседу. Поначалу Зейн и Тарик относятся к Джейсону с подозрением, но затем постепенно начинают привыкать к грубому американцу. Колчек много шутит и сквернословит, чем восхищает мальчишек и вызывает недовольство Салима. — Ты учишь детей плохим вещам, — делает он замечание Джейсону, на что тот скалит зубы в ухмылке. — Зейн, проводи Тарика до его дома и возвращайся назад. — Но твой друг рассказывает такие интересные вещи! Можно мы останемся и ещё немного послушаем его? — Нет, — припечатывает Салим, напуская на себя грозный вид. Зейн обижается на отца, но не перечит ему и, поднявшись с дивана вместе с Тариком, спешно уходит прочь. Оставшись вдвоем с Колчеком, Салим облегчённо вздыхает и толкает того локтём в бок, интересуясь: — Как ты, черт возьми, оказался здесь? — Пришел ногами. — Серьезно? — Ну, не совсем так. Вообще-то я приехал в Бадра-Мандали на арендованном мотоцикле, потом оставил его у обочины дороги, чтобы не разъезжать на нем по городу, привлекая к себе лишнее внимание, а сюда дошел на своих двоих, — отвечает Колчек, задирая голову к потолку. — Как-то слишком много сложностей. — Согласен, но в последние дни я уже привык к этому. Пока ты радовался воссоединению со своим сыном, нас с командой выебали вдоль и поперек. Сначала взяли дохуя различных анализов, затем десять часов допрашивали о том, что мы видели, что делали, как выжили, чем сражались с тварями, а потом впридачу ещё заставили подписать сотню бумаг о неразглашении того, что мы знаем. Признаюсь честно, я ещё никогда не заебывался настолько сильно. — И что было потом? Ну, после допроса. — Потом я немного поспал, пожрал, подрочил, — поигрывает он бровями, и Салим закатывает глаза, — и мне, наконец-то, разрешили ненадолго выйти за пределы базы. Вот так я и оказался здесь. — А как ты узнал, что я живу именно в Бадра-Мандали? — Воспользовался кое-какими незаконными связями с предыдущего места работы, — туманно отвечает Джейсон, но заметив вопросительный взгляд Салима, поясняет: — У меня есть пара знакомых ребят, охуенно шарящих в компьютерах. По моей просьбе, один из них взломал вашу базу данных, в которой содержалась информация об иракских военных. Вот так я и узнал, где именно тебя можно найти. — Найти ради чего? — Чтобы предупредить о том, что ряженые клоуны в цветных костюмах, которые допрашивали всю нашу команду, ищут тебя. — Ищут? — Да. Они сказали что, цитирую: – "ЦКВС стало известно о том, что вы вступили в союз с врагом, Джейсон. Он может быть ценным источником ценной информации, поэтому если вы знаете о его местоположении, то поделитесь с нами этим." — И что ты в итоге сделал? — А ты сам как думаешь? — беззлобно улыбается Колчек. — Конечно же я послал их всех на хер. — Ты играешь с огнем. Если твое начальство об этом узнает, то тебя наверняка ждут серьезные проблемы. — Пф-ф, напугал ежа голой жопой. Салим, друг мой, вся моя жизнь и есть одни сплошные проблемы, так что если к ним добавится ещё парочка, я этого даже не замечу. Салим открывает рот, чтобы ответить, но внезапно наручные часы Джейсона начинают громко пищать, и тот вымученно стонет, выключая их. — Блять, прости, дружище, но мне пора возвращаться назад, иначе меня потом вздернут за яйца. Нас отпускают с базы всего на несколько часов. — Ты сможешь приехать ещё раз? — с надеждой в голосе спрашивает Салим, но затем тут же добавляет: — Хотя нет, можешь не отвечать. Я понимаю, что это слишком рискованно. — Да, рискованно, но я все равно приеду, — заверяет его Колчек. — Правда только в том случае, если мой двухколёсный кусок металлолома не развалится на полпути сюда. — Буду молить Аллаха, чтобы этого не случилось. — Ну, тогда я абсолютно спокоен. В общем, договорились. Завтра в то же самое время, идёт? — Идёт. Будь осторожен. Риск встретиться с патрульными солдатами здесь минимален, но никогда не сводится к нулю. — Что ж, буду иметь в виду. Ладно, я пошел. Провожать не надо, выход найду сам. Сказав это, Колчек встаёт на ноги и торопливо покидает дом, постоянно оглядываясь назад, а Салим остаётся сидеть на диване, и в его голове крутится одна-единственная мысль: "Поскорее бы наступило завтра".***
На следующий день, во время того, как Салим готовит ужин, случается один неприятный инцидент. Стоя перед кухонной тумбой и нарезая морковь соломкой, он слышит, как вернувшийся с прогулки Зейн что-то восхищённо бубнит себе под нос. — Отец, смотри, что твой американский друг принес мне в подарок на прошедший день рождения! Не переставая резать морковь, Салим оглядывается через плечо, и от увиденного едва не попадает ножом себе по пальцам. Зейн стоит посреди кухни и размахивает блестящим в свете солнца пистолетом так, словно это обычная палка, а не огнестрельное оружие, отнимающие жизни. — Зейн, дай его сюда, — серьезным тоном требует Салим, протягивая к нему руку. — Живо. — Но... — Немедленно отдай мне этот чертов пистолет! — рявкает Салим, и Зейн, испуганно вздрогнув, вкладывает оружие отцу в ладонь. — А теперь иди к себе. Зейн хмурится и, не говоря ни слова, быстрым шагом покидает кухню, чтобы запереться в своей комнате. Потерев переносицу пальцами, Салим выключает плиту и идёт на улицу, сталкиваясь на пороге дома с Колчеком. — Хэй, Салим, друж... — Возьми это, — перебивает его Салим, тыча пистолетом американцу в грудь, — и уходи. — Что? С хера ли я должен уходить, — злится Джейсон, — если ты сам меня позвал? — Позвал, но не для того, чтобы ты дарил моему сыну гребаное огнестрельное оружие! — Чего ты так взбесился на ровном месте? — искренне не понимает Колчек, забирая у него пистолет. — Эта пукалка все равно не рабочая. Салим прикрывает глаза и горько усмехается. — Я человек войны, который убил множество людей, потому что у меня не было другого выхода, и оружие, неважно, – рабочее или нет, – это последнее, что я хочу видеть в руках своего сына, Джейсон. — Я понял. Ты пытаешься огородить его от насилия, через которое прошел сам. — Именно, поэтому больше не смей приносить ему ничего подобного. — Ладно, прости, о'кей? Откуда мне, блять, было знать, что ты так на это отреагируешь? — Ты бы знал, что я чувствую, если бы имел своих собственных детей. Колчек поджимает губы и смотрит на Салима полным злобы взглядом. — Но у меня нет детей. У меня вообще, сука, никого, блять, нет. Ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестер. Все, что я имею, это горсть патронов за пазухой и свою жалкую жизнь. Думаешь, я бы не хотел себе нормальную семью? — Не знаю, — честно отвечает Салим. Колчек морщит лицо, как от зубной боли и выплёвывает: — Знал бы, если бы, как и я, с самого детства жил в сраном приюте для беспризорников. Салим отводит взгляд от Джейсона, опасаясь не выдержать всё то отчаяние, что на короткий миг виднеется в чужих глазах, но Колчек понимает это по-своему. Понимает вовсе не так, как думает Салим. — Извини за испорченный вечер, — произносит Джейсон и уходит, поднимая пыль своими сапогами. "Нет, это ты извини меня за то, что я такой жалкий трус", — мысленно говорит Салим сам себе, так и не найдя в себе смелости остановить его.***
Они исчезают из жизни друг друга на несколько дней, которые кажутся Салиму едва ли не вечностью. Каждый вечер он ждёт, что сейчас Джейсон постучит во входную дверь, посмеётся вместе с ним над их глупой ссорой и предложит зарыть топор войны, однако этого так и не происходит. Зейн видит, что с его отцом творится что-то неладное, и догадывается, что причиной этому является американец, который больше не объявлялся с тех самых пор, как подарил Зейну пистолет. И вот спустя неделю, глубокой ночью, когда его отец уже давно спит, Зейн выходит на кухню, чтобы попить чаю. Вскипятив чайник и залив кипяток в кружку с ароматно пахнущей заваркой, он садится за стол и, сделав первый глоток, прикрывает глаза от удовольствия. Прикрыв зевок рукой, Зейн трёт слипающиеся глаза и собирается сделать второй глоток, но внезапный стук во входную дверь нарушает его планы. От страха он дёргает рукой, из-за чего немного чая выплёскивается из кружки ему на колени, обжигая. Тем временем стук повторяется, и Зейну приходится собрать всю свою волю в кулак, чтобы успокоиться. Он оставляет кружку на стол, поднимается на ноги, а затем бесшумно подходит к двери и прикладывается к ней ухом. Снаружи не доносится никаких звуков, и Зейн уже было решает, что незваный гость ушел, но очередной нетерпеливый стук застигает его врасплох, заставляя подпрыгнуть на месте от испуга. — К-кто там? — мямлит он трясущимся голосом. — Зейн? Это я, Джейсон. Поняв, что это всего лишь друг отца, напряжение отпускает Зейна, и он открывает дверь, впуская ночную прохладу в дом. — Привет, — здоровается с ним Колчек, поправляя кепку у себя на голове. — Прости, что так поздно. Просто раньше, когда я приходил к вам вечером, местные жители провожали меня недобрыми взглядами, поэтому сегодня я решил прийти позже, чтобы меня больше никто не видел. Надеюсь, я не разбудил тебя? — Нет, отец спит, а я не спал, — отвечает Зейн на ломаном английском, и Джейсону приходится приложить немало усилий, чтобы понять о чём он говорит. — Спит? О, ясно. Мне как раз нужно было поговорить именно с ним, но раз такое дело то... я пойду. Ещё раз извини за беспокойство. Спокойной тебе ночи. — Подождите, — останавливает его Зейн, хмуря брови. — Вы ведь уже все равно пришли, так что можете остаться. Если хотите, я могу налить вам чаю. — Эм, даже не знаю. Ты уверен? — Уверен, — шире открыв дверь, говорит начавший замерзать Зейн. — Черт с тобой, уговорил, — бормочет себе под нос Колчек, заходя в дом. Зейн усаживает гостя за стол и наливает ему обещанный чай. — О чем вы хотели поговорить с моим отцом? — О, да так, ничего особенного. — И именно из-за этого "ничего особенного" вы решили прийти к нему в два часа ночи? Джейсон складывает руки на груди, отвечая: — Ладно, подловил. Я хотел поговорить с ним кое о чем... личном. — Это как-то связано с тем, что вы перестали к нам приходить? — интересуется Зейн, с интересом разглядывая четыре звезды на кепке Джейсона, подозрительно знакомый набор цифр, а так же надпись "Помни". — Да. Ты что, решил устроить мне допрос? — Нет, просто мне стало скучно. Простите, я не хотел вас злить. — Все нормально. Просто это было слегка неожиданно. — Извините, — опять повторяет Зейн, а затем признается: — Отец грустит. Ему вас не хватает. — Мне тоже его... не хватает, — выдавливает из себя Колчек, размешивая сахар в кружке. — Салим, он по-настоящему важен мне, и я не хочу терять нашу с ним дружбу. Собственное признание смущает Джейсона, и он утыкается глазами в столешницу, ощущая себя неловко. Вспомнив о том, что Салим говорил ему о поступлении Зейна в лондонский университет, Колчек решает сменить неудобную для него тему, спрашивая у парня: — Когда ты уезжаешь на учебу? — Через месяц, — отвечает Зейн. — Ого, уже так скоро. — Ага. — Что-то я не вижу особой радости на твоём лице. В чем дело? — Нет, я рад, правда. Просто... когда я уеду в Лондон, отец останется здесь совершенно один, а я знаю, как сильно он не любит одиночество. — Так пусть едет вместе с тобой. — Я не знаю, сможет ли он... — А ты спрашивал? — Нет. — Ну, вот когда спросишь, тогда и узнаешь, — подбадривает его Колчек, делая сразу несколько глотков остывшего чая. Зейн добродушно улыбается и смущённо краснеет, дёргая заусенец возле ногтя. Между ними повисает уютная тишина, которую ни один из них не стремится нарушать. Джейсон бросает взгляд на свои наручные часы и, устало вздохнув, встаёт со стула. — Мне пора идти, — сообщает он Зейну и тот понятливо кивает, смотря при этом на кепку Колчека. Усмехнувшись, тот снимает ее с себя и напяливает удивлённому Зейну на голову. — Дарю. Носи ее с гордостью. Она мне очень дорога. — С-спасибо, Джейсон. — Пожалуйста, Зейн. Как только он уходит, растворяясь в ночных тенях, Зейн запирает за ним дверь и, взяв подаренную кепку в руки, пристально рассматривает ее в свете кухонной лампы. В таком виде его и застаёт проснувшийся Салим. — Зейн, почему ты все ещё не спишь? — задаёт он вопрос, а затем замечает кепку. — Что? Где... Где ты её взял? — У Джейсона. — Джейсона? Ты что, украл её? — Нет! Он сам мне её подарил. — Когда? — Пару минут назад. Если ты пойдешь за ним прямо сейчас, то успеешь его догнать. — Запри за мной дверь, — приказывает Салим сыну, и в тот же самый миг бросается к выходу. Улица встречает его бледным светом луны и прохладным воздухом, который помогает окончательно проснуться. Встав посередине улицы, Салим оглядывается по сторонам, и видит крошечную темную точку, которая быстрым шагом стремительно удаляется прочь. — Джейсон, постой! — кричит он, начиная бежать. — Джейсон, пожалуйста, подожди! Точка замедляет свой ход, а затем и вовсе замирает на месте. Салим догоняет Колчека и сгибается перед ним пополам, тщетно пытаясь восстановить сбившиеся дыхание. — Ты как, в норме? — спрашивает Джейсон, переминаясь с ноги на ногу. — Да... Я... Да, — выдыхает Салим, выпрямляясь. — Почему ты сбегаешь от меня? — Я не сбегаю, — ощеривается Колчек, складывая руки на груди. — Мне нужно возвращаться на базу. Я и так нарушил все правила, решив припереться сюда ночью. — Тогда приходи завтра. — Зачем? — Потому что я хочу тебя видеть. — Разве? По-моему в тот раз, когда я подарил Зейну пистолет, ты дал мне ясно понять, что не особо горишь желанием продолжать видеть меня в своем доме. — Нет, это не так. Я рад тебе в любое время, — произносит Салим, кладя ладони Джейсону на плечи. — Ты... нужен мне. Колчек словно разом оттаивает, и в тусклом лунном свете Салим видит, как теплеет чужой взгляд. — Ладно. Считай, что я поверил тебе. — Значит, ты придешь завтра? — Приду. — Хорошо. Очень хорошо. Джейсон хрипло смеется, и Салим чувствует, как у него снова захватывает дыхание. Правда, на этот раз уже совсем не от бега.