***
Принимать ванну вдвоём не очень-то удобно, но Чимин не может лишить себя объятий после секса, против которых Юнги, к счастью, ничего не имеет. Даже если ноги ноют от долгой и неудобной позы, да и до жути хочется волшебным образом телепортироваться в кровать и вырубиться после долгого дня и игрищ в снегу, он не может уйти. — Мы так всю воду из ванны прольём, — хихикает он, устало ложась на грудь Юнги. Кожа к коже, усталые искристые взгляды… Чимин выводит пенные узоры на бледной коже Юнги, а тот вяло пожимает плечами и обнимает за талию. — Тогда перестань ёрзать. Чимин шлёпает его по щеке и сжимает за обе, делая ему губы уточкой. — Эй, из нас я сейчас маленькая ложка, и это не очень-то удобно. — Тогда просто ляг на меня, — невнятно ворчит Юнги и в итоге сам тянет его на себя, заставляет развернуться и оплетает руками поперёк груди. — Так лучше? — Пойдёт. В ванной время всегда будто останавливается. Горячая вода окутывает и размаривает, а приятные запахи пены наполняют это маленькое пространство, и Чимин с наслаждением вдыхает и тихо стонет от удовольствия, пока Юнги лениво перебирает его мокрые волосы. — Помнишь, — бормочет он, — в наш последний вечер в отеле ты сказал кое-что? — Что именно? — пытается вспомнить Чимин. — Мы о многом говорили тогда. Юнги немного медлит перед ответом. — Что ты… не хочешь потерять себя. Снова. Это не совсем то, что Чимин ожидал. Слишком личный вопрос. Стоит ли говорить о таком?.. — Что значит снова? Что ты имел в виду?.. Чимин вздыхает, рассеянно поглаживая горячие руки Юнги и раздумывая. — Это долгая история… К тому же не самая приятная, так что Чимин не особо горит желанием её вспоминать. Хотя внутри противоречиво зудит желание ею поделиться, облегчить душу, несмотря на неприятные воспоминания. Кроме Сокджина ведь никто больше не знает об этом. Может, это как в поезде, когда делишься историями из жизни со случайным попутчиком? Юнги ничем не отличается от этого попутчика, только поездка с ним занимает не день или два, а целых две недели. — Мы же не торопимся? — мягко настаивает Юнги, и это то, что даёт последний толчок к откровениям. — Что ж… — Чимин устраивается поудобнее в его объятиях и рассеянно поглаживает и сжимает стройное бедро Юнги как какую-нибудь игрушку-антистресс. — Я всего однажды был в настоящих нормальных отношениях. Ну, нормальных — грубо сказано, я до сих пор не люблю вспоминать тот период. Помнишь, я говорил о своей ''суперспособности''? — Помню, конечно. Юнги касается губами его макушки, и Чимин почему-то как никогда чувствует, как это приятно — вот так просто лежать в объятиях и понимать, что тебя слушают. Что кому-то интересно твоё прошлое. Да, Юнги ему никто, просто клиент, но эти милые и тёплые моменты с ним останутся в памяти как одни из самых лёгких и приятных. — Тот парень был старше меня на семь лет, но в свои годы уже многого добился, он был успешен. Богат. Красив. Я запал на него на какой-то вечеринке, когда сопровождал клиента, и мы обменялись номерами. Пару раз встретились, и он мне понравился, а я ему. Проблема была в другом, и проявилась она спустя полгода… Я бы и не заподозрил, если бы не Сокджин. Это как раз случилось в Рождество. Чимин тонет в воспоминаниях, прекрасно чувствуя, как в том месте, где раньше цвела любовь, осталась будто дыра, как кратер от упавшего метеорита. — Помню, как Джин вывел меня на кухню поговорить, пока остальные развлекались в гостиной, и сказал: «Ты на себя не похож, что с тобой?». А я ответил, что не понимаю, о чём он. И он сказал тогда, что я стал будто копией своего парня, говорил как он, одевался, даже смеялся и вёл себя так же. Увлёкся тем же, полюбил то же, что и он. И если бы не Джин и этот разговор, я так бы и остался его копией, наверное. За время наших отношений я так утонул в нём, что… В общем, я с ним расстался через пару недель после этого. Он не был плохим человеком, проблема была во мне, хотя напоследок он сказал не самые приятные вещи… Жить со своим фанатом ему уже надоело и он даже рад, что мы расстаёмся. Так он сказал… И Юнги, видимо, чувствуя, как ему тяжело вспоминать всё это, молчаливо поддерживает, обнимая чуть крепче, прижимаясь щекой к его виску и мягко целуя там же. Это правда работает и немного отвлекает от воспоминаний прошлого, возвращая в приятное настоящее. — Приходить в себя было… трудно. Около месяца ушло только на то, чтобы я начал разделять свои и его взгляды, выбирать то, что нравится мне, а не то, что понравилось бы его ментальной копии в моей голове. Когда я ещё встречался с ним, то казалось, что ничего страшного не происходило, что это естественно для парочек — становиться похожими друг на друга, но только позже, когда я уже оправился от расставания, то понял, насколько сильно я потерял себя самого за это время. Чимин чувствует, что эмоции захлёстывают с головой и нужна передышка. Пустота и холод, с которыми он так долго боролся, всё ещё живы в его сердце, но… По крайней мере сейчас он не один. Юнги заботливо обнимает его, не давая погрузиться до конца в этот тёмный омут. Это помогает. — Вообще-то… — горькая усмешка расползается у Чимина на губах. — Да что говорить, первое время я был просто в ступоре. Не было ни желаний, ни целей, я даже не мог просто выбрать, что мне съесть на завтрак, чтобы это не было любимым блюдом моего уже бывшего. Настолько я врос в его сущность, или это он так сильно пустил во мне корни, суть одна. Привыкать жить своей головой было так, как будто я рождался заново. А потом стало легче. Я наконец-то почувствовал свободу. И с тех пор боюсь новых отношений, потому что не хочу снова потеряться и жить чужой жизнью. — Но как это работает? — осторожно интересуется Юнги, говоря так, будто боится ранить. Чимину это приятно, на самом деле. — Как мы уже обсуждали, в твоём случае ты сам заставляешь себя измениться под кого-то ради отношений, а я просто меняюсь. Это неосознанно, не знаю, я просто… Я не верю в ауры и всякую мистическую ерунду, но не могу назвать это другим словом. Моя личность, моя аура — как будто вода, которая легко растворяет в себе другие личности. Это не обязательно плохие качества, например я могу заразиться от кого-то манерой шутить или говорить. Но мне даже может совсем не нравиться тот человек, а я всё равно чувствую его в своей голове. Моё тело просто копирует его. Это тяжело объяснить… — А что насчёт меня? — Ты до сих пор исключение, — качает головой Чимин. — Не знаю, почему, но это так. Я не чувствую тебя в своей голове. Это, наверное, хорошо. — Почему наверное? — удивляется Юнги. — Это же должно быть хорошо, разве нет? — Да, — легко соглашается Чимин, — просто я уже привык во всём полагаться на эти чувства, и непривычно, когда не чувствуешь сущность человека перед собой. Приходится ориентироваться на слова и жесты. Анализировать. Делать выводы. Но… конечно же, так лучше, чем становиться другим человеком. Пена вокруг них почти растаяла. Воздух такой напаренный, что по зеркалу скатываются крупные капли, а щеки у обоих горячие и красные. Остаться бы так ещё на пару часиков, но у Юнги есть работа, а у Чимина — разбор подарков. И всё же они могут себе позволить ещё минут десять провести в этом маленьком раю. — Что между нами, Юнги? — тихо спрашивает Чимин. — О чём ты? — Я не наивный. — Чимин хмыкает. — После секса не жду ничего особенного. А тем более когда это касается клиентов. Но просто… Я хотел спросить это ещё вчера, а может, спросил бы завтра, но всё равно. Я думаю, что… а может мне только кажется. Не знаю. Он вздыхает и переворачивается на живот, выплескивая воду из ванны за края, но это уже никого не волнует. Так говорить проще, глаза в глаза, чем глядя в потолок и не имея возможности понять ответ хотя бы по чужому взгляду. — Я нравлюсь тебе? — шепчет Чимин ему в губы. — Конечно, нравишься. Юнги мило улыбается. Но нет. Он, кажется, не совсем понимает суть вопроса. — Я не про обычную симпатию. Я пытаюсь понять свои чувства и твои, потому что ты до сих пор для меня закрыт, и это… странно. Я не понимаю, что происходит. — Ничего не происходит, — мягко отвечает Юнги, поглаживая его по мокрым волосам. — Мы просто хорошо проводим время. — Мне просто кажется, что я… привязываюсь к тебе. Мне начинает нравиться то, что между нами, и пусть мы связаны договором, но… Мне нравишься ты. И мне нравится, что я остаюсь собой, даже если мы так долго рядом. И то, чего Чимин опасается увидеть в его глазах, это отрицание. Удивление. Недоумение. И да, всё это Чимин в его глазах прекрасно видит. — Мне кажется, ты слишком вжился в роль. — Юнги виновато улыбается и гладит его по щеке, задерживается большим пальцем на нижней губе и мягко надавливает, будто пытаясь отвлечь от темы. Ему весело. Чимину не очень. — К тому же, помнишь? Я говорил, что у меня нет на всё это времени. Иначе бы давно уже нашёл себе кого-то. — Ясно… — вздыхает Чимин, но когда начинает подниматься, чтобы выбраться из ванны и из рук Юнги, до сих пор оплетающих его, тот только теснее прижимает к себе и обнимает. — Эй, не бери это в голову, ладно? Дело же не в тебе, а во мне. — Как банально. — Но это правда. Чимин, ты потрясающий. Милый, сексуальный, очень красивый. Ты можешь найти себе кого-то лучше, чем трудоголик, у которого не будет на тебя времени. — Я просто не нравлюсь тебе, — заключает Чимин, с улыбкой, слишком натянутой, чтобы казаться искренней, и он это знает. — В смысле, не настолько, чтобы решиться попробовать отношения со мной. И я понимаю. Ничего страшного. И с тихим ''прости'' на губах, он оставляет Юнги нежный поцелуй, выбирается из объятий и тянется за полотенцем, уходя сейчас, пока ещё не до конца всё испортил. Несмотря на чувства, несмотря на собственное понимание и ощущение всей этой ситуации, Чимин понимает… Юнги прав. Он прав, потому что их связывает контракт, потому что они знакомы всего ничего, потому что их отношения — изначально были ложью и ложью останутся, потому что именно для этого Юнги и нанял его. Чтобы притворяться его парнем. Не быть им. Чимин с этим всем согласен, но отказ всё равно бьёт по самолюбию, как минимум. А если честно — даже немного ранит сердце, глупо понадеевшееся на возможность ответных чувств. Поэтому после этого разговора он закрывается в своей комнате с бокалом хорошего красного вина и отвлекает себя чем угодно, лишь бы не погружаться в пучину этих невесёлых раздумий. А Юнги наверное снова уйдёт с головой в работу. Ему же всё равно. Ничего. Скоро всё закончится. Осталось всего-то восемь дней. ''Этот день был хорошим, и завтра тоже всё будет хорошо. И послезавтра. И потом тоже.'' Чимин повторяет это как молитву, но пока не верит в это по-настоящему.***
Проходит несколько дней, а осадок после разговора так и не исчезает, но Чимин не отчаивается. Тут и нечего было ожидать, а Юнги не тот человек, который вот так просто поддался бы мимолётному влечению или только что зародившимся чувствам. Хотя он может говорить сколько угодно, может отрицать что угодно, но Чимин знает, и даже больше — уверен в том, что сердце Юнги больше не такое пустое, каким было неделю назад. Потому что он меняется. Чимин видит это. Он менялся ещё и до их разговора, но после это стало заметнее. Юнги проводит вечера с ним и ночи. Он почти всегда рядом. Касается его, даже когда другие их видят, обнимает, когда вокруг никого нет. Он молчит о чём-то, но все его мысли становится слишком легко прочитать на лице. Не хочется говорить ему об этом прямо, но Чимин для себя уже всё решил. Нет — значит нет. Да и скорее всего Юнги ведёт себя так просто из жалости, а быть жалким — уж точно не хочется. Поэтому Чимин с милой улыбкой принимает всё его внимание, пытается сглаживать неловкость, если Юнги забывается и слишком увлекается, но ничто из этого не пускает в сердце. Легенда. Вот его стена, которая защитит от боли. Просто придерживаться легенды, и всё будет в порядке. Так он себе говорит. В это он заставляет себя поверить. Внизу шум и много гостей, кто-то танцует под лёгкую музыку живых скрипок, кто-то просто ест и болтает. На празднование Нового года пришли не только родственники, но и много друзей семьи. Эта шумиха… Чимин обожает смотреть на неё. Со стороны, конечно. И здесь, на втором этаже, такой прекрасный обзор, что он облокачивается о перила и завороженно рассматривает разодетых женщин и мужчин в костюмах, их детей, как маленьких, так и взрослых. Вон там Хосок общается с каким-то важным мужчиной, что-то увлеченно рассказывая ему, а вон Джиу тащит куда-то за руку парня, который вился вокруг неё весь вечер. И как бы ни был прекрасен вид внизу, тоска по Сокджину и их вечно меняющейся, но всегда маленькой и уютной компании одолевает на какое-то мгновение. Будь он там, с ними, ему бы не пришлось искать уединённое местечко, чтобы отдохнуть от чужого общества. Его друзья — и есть это местечко. С ними не надо притворяться, играть влюбленного или работника, не нужно надевать костюм, от которого уже жарко. Они не давят, как это делают другие люди. — Ты здесь? Юнги подходит так тихо, что Чимин вздрагивает, выныривая из размышлений об этой суете. — Да, — пожимает он плечами. — Нужно было немного пространства. Меня не перестают спрашивать о тебе, знаешь? Юнги смеётся в ответ и обнимает его со спины. — Мы же на виду у всех… — шепотом напоминает Чимин, неловко пытаясь выкрутиться из его рук, но он только крепче обхватывает его и кладет подбородок ему на плечо. — Ну и пусть смотрят. Надоело всем врать, что мы не пара. Чимин хмурится, поворачиваясь, чтобы поймать его взгляд. — Но… Это же всё равно ложь. Так какая разница? Юнги вздыхает, почему-то удручённо разглядывая толпу внизу. — Я не знаю, почему… Но наши отношения почему-то больше не кажутся мне ложью. И Чимин даже не успевает подумать об ответе, как Юнги берёт его за руку и отводит подальше, туда, где в полутёмном коридоре верхнего этажа есть укромное место, где нет никого, кроме них двоих. Юнги прижимает его к стене, держа за плечи, и все мысли просто выбивает из головы, когда он наклоняется и целует его. Чимин не может сделать ничего. Не может остановить. Всё тело немеет, а сердце трепещет, стена разбивается, как стекло, когда Юнги вот так закрывает собой от всего мира, от всех людей, и даёт то, чего так хочется — покой, нежность, ласку. Хочется растаять в этом окутывающем чувстве, хочется… — Прости за то, что я сказал тогда, — вдруг шепчет он, разрывая поцелуй. — Я сам не знаю, что со мной. Ты мне правда нра… Нет. Юнги не должен этого говорить. Он, кажется, немного пьян, он горячий, и от него пахнет пуншем. Такие вещи нельзя говорить на нетрезвую голову. Ему вообще нельзя говорить такие вещи, когда Чимин для себя уже всё решил. Когда он только-только начал в это верить. Так что Чимин заставляет его замолчать, коснувшись пальцами его губ. — Не надо, — с улыбкой шепчет он. — Не нужно этого делать из жалости или чувства вины. Ты был прав. Мы просто хорошо проводим время. Пусть так и останется. — Но… Нет, Чимин не даст ему этого сделать. Он обхватывает Юнги за шею и тянет к себе, впечатываясь губами в его губы, своим телом в его тело. Пусть лучше так. Пусть это будет вспышка страсти, а не сожалений. Тогда этот вечер запомнится чем-то хорошим, а не тяжёлыми мыслями и серьёзными разговорами. От комнаты Чимина их отделяет всего-то одна дверь, и Чимин тянет Юнги на себя, мельком глянув, нет ли кого в коридоре, а уже внутри он толкает его к стене, запирает дверь на замок и опускается на колени. Дыхание у Юнги сбивается сразу, и кажется, что ноги его не держат — он водит руками по стене в поисках опоры, пока Чимин стягивает его брюки и ласкает пальцами по коже, обнажает его тело, оставляя поцелуи на бедрах и дрожащем животе. Его так легко возбудить, и Чимину нравится это, каждый раз нравится. Нравится, как он превращается в оголённый нерв, трепещет, как натянутая струна, стоит только коснуться губами в правильном месте или провести языком и подуть на мокрую дорожку на его молочной коже. Юнги весь в его руках и полностью отдаётся на его волю, становится таким хрупким, податливым, ни капли сопротивления, ни секунды раздумий… И никаких глупых мыслей. Чимин сбрасывает свой тесный пиджак к валяющимся на полу брюкам, поглаживает бёдра Юнги, оставляет влажные поцелуи или просто водит губами, играет на его нервах, как на чувствительном инструменте, тут же получая отзвуки лучшей мелодии — его сбившегося дыхания и низких стонов, от которых всё внутри сводит в предвкушении. — Чимин, пожалуйста, выс… выслушай меня, — выдыхает Юнги сквозь сжатые зубы, с горящими щеками и глазами, в которых застыли слёзы. Чимин не будет спрашивать, почему он плачет. Не будет лезть в душу и ковырять то, что давно похоронено в прошлом. Что бы ни было, они здесь и сейчас, и всё, что нужно Чимину — это чтобы Юнги расслабился и выкинул из головы всякий бред. И на его глазах Юнги ломается, стоит только игриво провести пальцем по горячей плоти, а от ласкающих губ он просто сходит с ума. С каждым движением он будто задыхается, он дрожит и стонет, изнывая, ищет, чего коснуться, чтобы стало легче, а находит лицо Чимина и гладит по щеке, заглядывая в глаза и пытаясь сказать будто что-то важное. Так пусть это станет неважным. Помогая рукой, Чимин ласкает его, и обхватив губами, доводит до исступления своим языком, сглатывает, выбивая сорванные стоны и трепетные вздохи. Юнги держится за ручку двери, а другой рукой рассеянно водит по его лицу, вплетается пальцами в волосы и тянет, не больно, но ощутимо, прося не мучить слишком долго. Чимин и не хочет мучить его. Он своего добился, Юнги больше не пытается сказать ничего глупого, так что Чимин больше не отстраняется, подводит к самому краю тогда, когда Юнги на пике отчаяния шепчет просящее: «Чимин, Чимин, Чимин…» — Чимин… Пожалуйста… — Тш-ш, — он приподнимается и прикладывает пальцы к губам Юнги. — Пойдём, — шепчет, улыбаясь. И тянет за руку, утаскивая за собой к кровати. — У нас вся ночь впереди… Та ночь, в которую Чимин заставляет своё сердце замёрзнуть для чувств к нему. Та ночь, в которую сердце Юнги оттаяло, но слишком поздно.