reunion

Голос Такемичи, — Дракен имеет в виду, такой голос, каким он просит сейчас выйти на улицу, — его пугает, потому что он не предвещает ничего хорошего, но Рюугуджи выходит, накинув поверх домашней одежды несвежую толстовку. Ханагаки бледный и взволнованный, истерически затирает ему что-то про Майки, попутно обвиняя Кена в сокрытии тайны государственного уровня. Боже. Он не должен был этого знать, чтобы Дракену не приходилось сейчас выслушивать всю эту хуйню. Майки выкрали, зомбировали и используют в своих целях, ага. И Такемичи снова нужно вернуться в прошлое, чтобы это предотвратить. Вообще-то Такемучи славный парень, и цели у него благие. Дракен его по-мужицки уважает за целеустремленность и негаснущий огонек в глазах, за преданность друзьям и за еще целую кучу вещей, — классный он, в общем. Только иногда, — конкретно сейчас! — он перегибает. — Хватит рыться в грязном белье Майки, — вздыхает Рюугуджи. — Он все еще наш капитан. И он принял решение идти дальше своим путем без нас. Отстань от него, если он не хочет, чтобы ты к нему приближался. Такемичи в ответ снова заводит телегу про перемещения во времени и спасение Майки. — Блять, он жив еще. В прошлое тебе зачем? Естественно, выясняется, что Дракен ничего не понимает, что Майки нужно было начать помогать еще десять лет назад, пока он еще не попал в лапы тьмы… боже, Такемичи перечитал фантастических романов, если он хоть что-то вообще читает. Причем Майки это вообще не требуется, — его главной амбицией было стать королем этого мира, и он вполне успешно достигает этой цели, — Бонтен подмял под себя почти всю Японию, а Майки в его главе. Рюугуджи, конечно, скучал, ему не хватало идиотского коротышки рядом, но… так ведь бывает? Друзья детства расходятся, иногда с драками, скандалами и «не приближайся ко мне больше». Иногда с катаной у горла, но Майки всегда любил экспрессию и красивые жесты, пусть они и были жестокими. Кен мог этого ожидать и уже почти остыл. Майки больше не с ними, — но он идет к своей мечте. Он ее, конечно, не одобряет, как и Такемичи, но лезть в чужую жизнь как-то неуважительно. Глаза у Кена слипаются, и ему хотелось бы выгнать Ханагаки к хуям собачьим, но он слишком хороший друг, чтобы так поступать. Плевать, что холодно, а он мертвецки устал. — Такемичи, реально, отстань от него. Дай человеку жить свою жизнь. Если он хочет посвятить ее Бонтену, то пусть. Он всегда хотел быть на вершине. — Главой Бонтена уже три месяца официально является Хайтани Ран, — выплевывает Такемичи. — Дракен, с Майки что-то случилось, ну как ты не понимаешь. Я слышал слушок, что он либо болен, либо подсел на ту новую наркоту, которую они завезли в Японию. Так или иначе, ему нужна помощь. У Кена сердце пропускает удар, и он напрягает всю силу воли, чтобы не выдать этого. Такемичи и так нервный, а еще его дома ждет беременная жена, и ему бы серьезно лучше успокоиться и вернуться домой. Ночь на дворе. Хина дома наверняка одна, а она всю беременность выглядит зеленой и болезненной, и ей точно нужна поддержка мужа. Дракен думает, что будь Эмма с ним, будь она жива, носи она на пальце парное с ним кольцо, а под сердцем его ребенка, — черта с два он бы от нее отошел. Даже ради Майки. Даже вот так вот ночью к старому другу, — ну какое, нахуй, прошлое, где каждый шаг может изменить то, что у них есть сейчас. Будь у него такая возможность, он бы от Эммы дальше пары метров никуда бы не девался. Он иногда думал об этом. Ну, как бы все могло случиться, если бы она осталась жива. Про неловкое признание, про то, как бы он брал ее на руки, такую маленькую и легкую, при каждом удобном случае, как просил бы завязывать ему волосы, а она бы ворчала, что ему пора бы научиться самому. Как они бы просыпались вместе и долго обнимались бы, прежде чем встать с кровати. Может, и правда бы завели детей. Дракен не знает, был ли бы он хорошим отцом, но он почему-то представляет, что их дети были бы похожи на Эмму. Это, конечно, значило бы, что родись у них сын, он был бы копией Майки, но Кен выдержал одного такого, и психологически готов и ко второму. Поэтому последние полгода он семейство Ханагаки старательно избегал, — они слишком сильно заставляли его погружаться в собственные мысли. — Я найду его и помогу ему, — вздыхает Рюугуджи. — А ты иди домой и не смей даже заикаться про прошлое. Понял меня? — Есть! — По привычке отвечает Такемичи. Дракен волнуется, конечно, больше о Майки. Ханагаки справится сам, он всегда справляется, только бы как обычно не полез сам и не натворил дел. Дракен поможет Сано, если тот действительно в этом нуждается. Ладно, ему этого не хватало. Вести о Майки, пусть даже плохие, но от родного знакомого человека, а не с экрана телевизора, греют душу. Ему этого не хватало. Он думает, что обязан позаботиться о Манджиро, — и в его душе становится теплее. Это иррационально, Майки, возможно, в беде, но мысль о том, что у них будет повод снова увидеться, пусть на пару минут, пусть Сано скажет ему, что он полный придурок, пусть они снова подерутся, Кен готов к новым швам на своем теле, — ему немного лучше, когда он думает, что, возможно, он нужен Майки. — Такемучи, — зовет он. — Спасибо, что волнуешься о нем. Только остальных не беспокой, окей? Не хочу, чтобы ребята переживали. И ты не переживай. Я со всем справлюсь сам. — Дай мне знать, если я буду тебе нужен, — кивает Такемичи. — И… спасибо? Я, на самом деле, кажется, хотел, чтобы ты это сказал. — Конечно. У тебя скоро ребенок родится, я бы тоже не хотел лезть в это все снова. — Я же не плохой друг? — Ты хороший друг. Побудь хорошим мужем, а? Ханагаки сопливо лезет обниматься, и Дракен похлопывает его по плечу. Такемичи не меняется почти, — может, ему так кажется из-за того, что Кен видел его только в одном возрасте, — ну, если вдумываться. — Бывай, мужик, — кивает Рюугуджи. — Передавай Хине от меня привет. Такемичи выглядит так, словно хочет сказать что-то еще, но Дракен демонстративно ежится и заходит в дом, махнув на прощанье рукой. Задачка ему предстоит из разряда «пиздец»: найти убежище самой крупной банды, конечно, труда не составит, но к Майки придется прогрызаться зубами. Его просто так не пропустят, — он точно знает. Майки не отдадут без боя, — Сано им нужен, он всегда всем нужен без остатка, даже если он вне игры. Майки нужен Кену весь даже годы спустя. Интересно, он захочет с ним говорить? Блять, если он вообще еще причастен к Бонтену. Кен слишком много надумывает. Ему просто хочется ощущать себя нужным, — он, конечно, нужен Сейшу, но ему, наверное, сгодился бы кто угодно, кто принял бы его после Коко, израненного и пустого, и согласился оберегать от кошмаров. Оберегать Дракен умеет. Он умудрялся быть хранителем даже для Манджиро, который никогда не нуждался в защите, и был им долгие годы, пока тот не решил, что с них хватит. Дракену никогда не хватит. Ему бы чужой вес на плечи, он так чувствует себя целым. Дома он не может себе найти места. Пытается поднять посреди ночи людей, у которых точно должна быть информация про Майки, у него все еще много каналов, которые лишь косвенно затрагивают Тосву, чтобы лишний раз не тревожить друзей. Кен должен справиться сам. Майки не хотел, чтобы бывшие члены Тосвы имели с ним дело, и Рюугуджи чувствует обязанность выполнить это желание. — Дракен, — сонно зовет его Инуи, приподнимаясь на локтях. — Что-то случилось? Дракен слышит глухие гудки в трубке и чуть не разъебывает телефон в сердцах. Инуи стучит по дивану раскрытой массивной ладонью, подзывая его, как кота, и Кен идет, беспрекословно подчиняясь. Ему слишком сложно думать и анализировать, его сердце в груди ухает сломанным мотором, тарахтит, как заведенное. Сейшу оглаживает его голову и тянет ее вниз, заставляя его лечь. — Что бы ни случилось, оно подождет до утра. Тебе надо поспать. Рюугуджи хочет возмутиться, — но понимает, что Сейшу прав. Ему нужно отдохнуть, он ни до кого не дозвонится ночью, а взбаламученные нервы надо бы успокоить, чтобы не натворить дел. — Справишься завтра без меня в мастерской? Мне надо будет заняться кое-какими делами. — Что-то случилось? — Ничего личного, но я не смогу сказать. Я обещал. Инуи согласно кивает. Просит быть на связи, если будет нужна помощь. — Спасибо, Инупи. — Дракен вздыхает, укладываясь на подушку. — Я должен справиться сам. Сон не идет. Сейшу провозился еще пару минут и снова вырубился, но Дракен не может уснуть. Его сердце все еще отбивает барабанную дробь, и мысли полнятся образами прошлого: в них нет ни секунды безумных глаз Майки, пытающегося перерезать ему горло, но в последний момент отводящего лезвие чуть ниже и прорезающего мышцы на груди, но слишком много Майки, по-детски наивно требующего такояки, Майки, который вырубается сразу же, как пообедает, теплого пахнущего молоком и вонючим одеколоном Майки, доверчиво и сонно прижимающегося к его спине. *** Ужин дается Казуторе тяжело. Он ни слова из себя выдавить не может, — пялится поочередно то в тарелку, то в телефон, судорожно ожидая сообщения от Юзухи, он не уверен, что готов сейчас гулять с кем-то, он бы с радостью заперся в комнате и для верности спрятался под одеялом, лишь бы ни с кем не разговаривать, лишь бы только его никто и никогда не видел больше. Он не уверен, что сможет быть хорошей компанией для нее, но ему хочется скрыться от Чифую, желательно далеко и надолго, чтобы тот успел остыть. Мацуно бросает на него взгляды поверх еды, взгляды многозначительные и холодные, оценивающие, и Торе хочется зарыться в собственную тарелку с рисом, который так нахваливает Баджи. Он точно льстит, — сам Казутора не чувствует вкуса, ест скорее для того, чтобы ему не приходилось участвовать в ленивом диалоге парней, обсуждающих что-то ускользающее от его разума. В ушах Ханемии белый шум. Спасительное сообщение щекочет вибрацией ногу сквозь карман. Юзуха говорит, что готовность десятиминутная, и что ему нужно будет выйти из дома секунда в секунду, — он не понимает необходимость такой спешки, но опаздывать и не думает: он готов выйти через пару минут, как помоет посуду и наденет куртку, лишь бы поскорее избавиться от липкого ледяного ощущения чужого взгляда на своей коже. Его горло сдавливает спазм. Ему надо спросить, можно ли ему на прогулку. Не напряжет ли парней то, что он общается, — ладно, предпринимает жалкие попытки, — с их подругой, и еще тысячи тысяч вещей, которые он не сможет сказать. Казутора подрывается мыть посуду, чтобы отложить разговор хотя бы на пару минут, но Баджи останавливает его. Тору передергивает от того, насколько громким кажется его голос. — Сегодня моя очередь, — говорит он, и Казутора даже спиной чувствует, что тот улыбается. — Оставь. — Мне не сложно, — лепечет Тора, и его голос теряется в тишине кухни. Он краем глаза видит, что Чифую закинул ногу на бедро Кейске, и его передергивает, потому что в невинном жесте он чувствует намерение Чифую показать ему его место. Чифую может трогать Баджи как угодно и когда угодно, у него есть на это официальное разрешение, это его территория, — Торе мерзко от мысли, что он только что назвал чужое тело чьей-то территорией, господи, он мерзкий, мерзкий, мерзкий, — и Казутора не может на это претендовать. Он уже украл два прикосновения, которые должны были принадлежать Чифую. — Тора, все хорошо? — спрашивает Баджи. — Ты какой-то взволнованный. — Все нормально. Я хотел кое-что спросить, — неуверенно начинает он, но кивок Кейске вселяет в него силы закончить фразу. — Я могу погулять? Юзуха предложила за мной заехать, и я уже согласился, простите, надо было сначала спросить у вас, я сейчас напишу ей и все отменю. — Что за вопросы, — вздыхает Мацуно. — Ты же не пленник тут. Мой ключ торчит в замке, возьми его на случай, если вернешься, когда мы будем уже спать. И звони, если что. — Круто, что вы подружились, — Баджи вновь улыбается удушливо. — Только оденься потеплее, там холодно пиздец. Казутора застывает на секунду с тарелкой в руках, словно не верит своему счастью. Что-то подобное он чувствовал, когда мать тайком от отца разрешала ему есть сладкое или читать ночью, заткнув щель под дверью старым одеялом. — Она же скоро приедет, да? Иди собирайся, мы сами разберемся с посудой. — Чифую улыбается ему, Казуторе кажется, что тот просто рад его грядущему отсутствию, но все равно он чувствует благодарность. — Спасибо, — почти шепчет он. — Я буду на связи. Баджи хлопает его по плечу. Ханемия кутается в рубашку, тонкий свитер и толстовку, и это наверняка выглядит нелепо, но так он не замерзнет, а еще ему кажется, что так он не будет смотреться вышедшим из склепа на ночное рандеву скелетом. Ему плевать на холод, ему не будет жалко себя, если холодный ветер заставит его дрожать, но он может заболеть, а его болезнь — лишние хлопоты Баджи и Чифую. Юзуха пишет ему, чтобы он выходил. Тора чувствует благодарность за то, что она не звонит, — он чувствует себя куда спокойней, когда ему не нужно говорить слова вслух. Он никогда не стеснялся своего голоса, может быть, это было единственным, что ему в себе нравилось, — его голос начал ломаться довольно рано и был достаточно низким, чтобы считаться красивым, — но сейчас он чувствовал себя слишком неловким, чтобы говорить. Казутора выбегает из дома, натянув на себя куртку и закинув в карман ключи. Он прощается с парнями из коридора, чтобы сразу же улизнуть, господи, как хорошо, что он может так сделать, он бы не выдержал даже минутного разговора с ними. Юзуха ждет его внизу, — и почему-то не на мотоцикле. Она курит, прислонившись к машине такси, тонюсенькая и маленькая, в довольно коротком платье и на каблуках. Казутора почти разучился определять, насколько люди красивы, он слишком давно не задавался подобными вопросами, но она выглядит милой. И маленькой, да. Крошечной. Даже на шпильках она ниже него чуть меньше, чем на целую голову. — Привет, — улыбается она. — Сейчас заедем ко мне на десять минут, мне надо переодеться. Я только с работы. Шиба докуривает сигарету одной затяжкой и забавно семенит к мусорке, чтобы выбросить окурок. Казутора чувствует себя странно, когда они садятся в такси. Юзуха просит дать ей пять минут, после чего с очень сосредоточенным лицом утыкается в телефон и что-то печатает, иногда шепотом ругаясь. — Ну у меня же уже начался выходной, — устало стонет она. — Почему мне приходится работать по пути домой? Он не знает, как на это реагировать. Боже, как вообще поддерживать такие диалоги? Юзуха намекает, что он зря согласился, потому что она устала? Это слишком сложно. Казутора отводит глаза к окну. — Расслабься, — вздыхает Юзуха. — Прости, я немного загруженная, но сейчас отойду. — Если хочешь, я могу вернуться домой?.. — неуверенно предлагает Тора. — Не-а, — смеется она. — Я хочу переодеться и немного повеселиться. После этого Юзуха замолкает, и Казутора немного усмиряет свое сердцебиение и сбившееся дыхание. Ладно. Ничего страшного правда не произошло. Шиба не причинит ему вреда, она правда пытается помочь, она вытащила его из душащей атмосферы квартиры и ничего не требует взамен, она согласна на его тупое молчание и отрешенный взгляд. Может, ей тоже одиноко? Может, он тоже ей полезен? Квартира Юзухи огромная. Типа, реально огромная, — непонятно даже, как она живет в ней одна. — Хаккай сегодня ночует у Такаши, — поясняет она, гневно скидывая туфли, подцепляя каблуки о носок. — Так почти всегда, когда у них совпадают графики. Можешь не раздеваться, я быстро. Она вихрем проносится в комнату, и возвращается правда практически мгновение спустя, в длинном свитере явно с чужого плеча. Юзуха прыгает на одной ноге, на ходу влезая в джинсы. Казутора улыбается такой спешке, отгоняя мысли о том, что причиной может быть он: он ведь не подгоняет ее, он ничего не сказал девушке, она торопится сама. Все ведь хорошо. — Хочешь, я покажу тебе видео с котом? Он очень милый, — браво, Казутора, лучше бы ты продолжал молчать. Ты нашел самый неподходящий момент из всех неподходящих. — Ага, — радостно кивает она, и его дрожь отходит на второй план. — Обожаю кошек. И у Баджи с Чифую они крутые. Меня очень любит Хана, мы с ней всегда обнимаемся. Казутора судорожно лезет за телефоном в карман, и, блять. Телефона там нет. Мурашки на его спине готовятся прорвать кожу, как гнойные нарывы, и он моментально потеет с головы до ног, и ему нельзя ничего говорить сейчас, потому что его голос задрожит. — Что-то не так? — спрашивает Юзуха, завязывая волосы в высокий хвост. Он не мог забыть его в такси. Он не мог обронить его где-то по пути. — Мой телефон, — говорит Тора, заикаясь. — Его нет. Самое ужасное еще и то, что он вот-вот заплачет, блять, Юзуха просто хотела хорошо провести время, за что ей это, она не заслуживает. — Ты мог забыть его дома, — легко говорит она, словно ее вечер не стал хуже. — Не переживай, сейчас узнаем. Она кому-то звонит, пока Казутора жмурится до боли, чтобы не заплакать, до тех пор, пока перед глазами все не плывет фиолетовыми пятнами, а чужая прохладная рука не притягивает его к себе. — Чиф, золотце, можешь проверить, телефон Казуторы дома? — она ярко улыбается в трубку, будто бы ее могут видеть, и гладит плечо Торы. — Всё, супер. Звони тогда мне, если что. Давай, обняла, отдыхайте. Вау. Она сделала это так легко, словно вообще не парилась о том, что могла их отвлечь. Она сделала это так легко, словно всю жизнь только и занималась тем, что параллельно успокаивала невротиков и выясняла что-то по телефону. Точно. Баджи говорил, она модельный менеджер. Она занимается именно этим. Вау. Великая женщина. — А ты переживал, — Юзуха отпускает его и шутливо щелкает по носу, и Казутора тут же шмыгает им. — Прости, — выдыхает он рвано. — Ты не сильно расстроена? — Вообще ни капли, — смеется Шиба. — Если бы я расстраивалась каждый раз, как кто-то забывает телефон или ловит панику, я бы давно ёбнулась. Ты все еще хочешь поехать? Казутора думает пару секунд и кивает. Он хочет. С Юзухой, — определенно хочет.