нельзя уйти и сохранить меня, я не могу существовать и здесь, и там одновременно
Люди, забив тревогу, стали громко что-то кричать и переговариваться между собой, пытаясь понять, что только что произошло. На сцену выбежал ещё один человек, в котором я безукоризненно узнал Артура Вуда, чему поразился не меньше, чем случившемуся обмороку Матитьягу. Моя безумная тяга к нему несла мои ноги за сцену, а руки пытались отталкивать мешающих мне людей. Я видел всё как в замедленной съёмке. То, как его подняли и бездыханного унесли, пряча от моих глаз. Его такое на вид детское лицо, заволокшееся пеленой, так и осталось перед глазами, выворачивая всё моё существо наизнанку. Меня бросало то в жар, то в холод, а кости стало выкручивать, вызывая дикую боль. Я понимал, что случившееся произошло по моей вине. Всё и всегда происходило из-за меня. Я был так рад, увидев на нём следы моих просьб, которые прописал в заметках, что не сразу догадался, что это на самом деле могло значить. А потом меня словно обухом ударили по голове, и я понял… Он ничего не забыл. Он помнил меня до самых этих дней и был мне верен. Глупые надежды, что бороздили моё сердце и по новой заставляли что-то чувствовать, вели меня всё дальше и дальше по пустому и тёмному коридору, пока в один момент я не услышал резкий, до ужаса болезненный крик. Звук был настолько пропитан страданиями, что я не сразу понял, человек ли его издаёт или раненное животное. Застыв на месте, оглушённый этим криком, я не успел ничего осознать, как из находящейся передо мной подсобки, выскочил Югём. С растрёпанными чёрными волосами, в длинной серой толстовке и рваных чёрных джинсах, с многочисленными серьгами в ушах, он выглядел как рок звезда. Но всё это быстро отошло на второй план, как только из-за приоткрытой двери я разглядел согнутого на полу и воющего не своим голосом Матитьягу. Сидящий рядом с ним Артур, обнимая того за голову, что-то успокаивающе ему нашёптывал. — Лиам? — вырвал меня из оцепенения Югём. — Это правда ты? Очередной крик, переходящий в дикий плач, заставил меня съёжиться, а стоящего передо мной Югёма схватить меня за локоть и оттащить подальше от двери. — Стой! — тут же стал вырываться я. — Что с ним?! Пусти меня! Резко отпустив мою руку, но преградив дорогу, некогда хороший друг смотрел на меня с неверием, и только это заставило меня наконец-то прийти в себя. — Ты серьёзно ещё спрашиваешь?! — взвился он. — Лиам, мы думали, что ты умер! Пригвождённый его словами, я в то же мгновение ощутил уже знакомую, тянущую боль в груди, отчего с моего лица в одно мгновение схлынула кровь. Видимо заметив эту перемену и испугавшись, Югём мгновенно смягчился и хотел было подойти ко мне, но я, напрягшись, резко отшатнулся в сторону. Раздался очередной крик. — Я-я… Я могу объяснить, — с накатывающими к глазам слезами, проговорил я заплетающимся голосом, — в-всё не так, как вы думаете… Успев только облокотиться плечом о стену и сжав на груди свитер, я сделал глубокий вдох, после чего из подсобки вылетел явно взбешённый Артур. И только благодаря всё ещё трезво мыслящему Югёму, я избежал всей той волны ярости, что хотел на меня обрушить Вуд. — Какого чёрта?! — взревел он на весь коридор. — Какого чёрта ты стоишь здесь, живой и целёхонький, а не лежишь в чёртовой могиле?! Резко зажмурив глаза, я издал сдавленный стон, поверх которого услышал пытающегося успокоить Артура Югёма. — Ты хоть представляешь, что натворил?! — продолжал кричать Вуд. — Какого, я тебя спрашиваю, чёрта, ты появляешься спустя целых пять лет после того, как убедил всех в своей кончине?! — Артур, прекрати! — пытаясь перекричать взбешённого мужчину, воскликнул Югём. — Сейчас своими криками действительно его в могилу отправишь! Не видишь, что ему плохо?! Резко оттолкнув от себя парня, отчего тот, не удержавшись на ногах, упал прямо на пятую точку, Вуд взревел: — Тебе должно быть побоку до того, что ему плохо! Единственный, о ком сейчас стоит переживать, — это Мэтт! Или снова хочешь вытаскивать его с того света?! — а потом резко развернувшись ко мне и указав на меня пальцем, он добавил: — А ты лучше проваливай и больше никогда даже не думай подходить к Матитьягу! В ушах стоял дикий гул, а перед глазами стали мелькать зайчики, из-за которых безумно закружилась голова. Я не придал его угрозам никакое значение, зато отчётливо услышал то, чего боялся больше всего. Матитьягу не смог пережить мой уход так гладко, как мне того хотелось бы. И теперь не просто узнав об этом, но и воочию убедившись, я испытал такую безумную боль, что начал задыхаться, издавая странный хлюпающий звук. По моим щекам потекли слёзы, а в ушах продолжали стоять крики, которые лишь спустя время смогли привести меня в чувство. — Уходи! Открыв глаза, я увидел стоящего передо мной перепуганного Югёма. Постоянно повторяя это слово, он постепенно подталкивал меня в сторону выхода. — Лиам, пожалуйста, сейчас не время! — А потом внезапно став рыскать по карманам, он выругался и спросил: — Помнишь, как ты писал мне на фэйсбук? Сдавленно вдыхая и выдыхая, я с горем пополам взял себя в руки и кивнул, в то же мгновение услышав: — Напиши мне на него свой номер телефона, я позвоню тебе, как только смогу. Не в силах произнести слова благодарности, я лишь вымученно улыбнулся и кивнул, после чего действительно развернулся и, придерживаясь рукой за стену, стал двигаться в сторону выхода. Внутри меня продолжал разрастаться пожар, от которого, мне казалось, в скором времени сгорят все мои внутренности. Убеждённый, что больше никогда не смогу увидеть не то, что его ко мне доброту, но и самого Мэтта в целом, я лишь лил слёзы и пробирался через толпу, выходя на улицу. Как я поймал такси и оказался дома, я не помнил. Зато, стоило мне войти внутрь, я тут же увидел выбежавшую из кухни взволнованную и явно ожидавшую моего возвращения Лизу. Внимательно всмотревшись в мои глаза, сестра сразу уловила застывшую в них муку и без слов меня обняла. — Анна спит? — спросил я, для удобства сокращая имя девочки. — Она ждала тебя, но вскоре уснула, — чуть отстранившись от меня, ответила Лиза. Посмотрев в её полные сочувствия глаза, я произнёс: — Я всё испортил… — опустив голову вниз, я наблюдал за тем, как мои собственные слёзы скатываясь, падают на пол. — Что случилось? Он видел тебя? — уперев ладони мне в плечи, стала спрашивать Лиза, продолжая всматриваться в моё лицо. Кивнув, я не удержался и сполз на пол, хватаясь за голову и стараясь плакать как можно тише. Сестра тем временем, так же опустившись со мной на колени, внезапно с силой встряхнула меня, отчего моя голова несколько раз запрокинулась назад. Заставив меня буквально насильно посмотреть ей в глаза, она начала говорить: — Что бы ни случилось, что бы он ни подумал, сейчас тебе надо взять себя в руки, — видя, как я желаю вновь впасть в уныние, она снова с силой встряхнула меня и продолжила: — Лиам, послушай, он же не знает, что с тобой происходило все эти пять лет! Даже если он будет винить тебя, то будет не прав, и ты это прекрасно знаешь. Поэтому вместо того, чтобы распускать нюни, собери волю в кулак и прими наконец случившееся, так как изменить что-то ты уже не в силах. Шмыгнув носом, я всмотрелся в лицо сестры, впервые отмечая, какой взрослой и сильной она стала. Не представляя, как ей удавалось держаться все эти годы, я сдавленно выдохнул и вскоре кивнул. Улыбнувшись, Лиза помогла мне встать и, внезапно обхватив ладонями моё лицо, уже ласковее произнесла: — Думай об Аннабель и будь сильным ради неё. И, как по звонку, стоило той произнести её имя, как из комнаты сестры появилось маленькое, заспанное лицо. Потирая глазки, она медленным шагом подошла ко мне и спросила: — Почему папа глустит? Испугавшись, что та могла увидеть мои слёзы, я глупо улыбнулся и, подхватив ту на руки, стараясь сделать голос бодрым, ответил вопросом на вопрос: — Кто тебе такое сказал? — Медленно укачивая её в своих руках, дабы та скорее уснула и не заметила неладное, я добавил: — Я просто устал и тоже хочу спать, прям как ты. Не знаю, благодаря сонливости или же действительно мне поверив, Аннабель, так и не заметив моего горя, достаточно быстро уснула. Радуясь, что моё присутствие всегда действует на неё успокаивающе, я уложил её в постель Лизы и укрыл одеялом. Уже у себя в комнате, пожелав также и сестре сладких снов, я сидел на собственной постели и смотрел в чуть приоткрытое окно. Боль никуда не делась, продолжая разъедать мои внутренности, но несмотря на это я уже не плакал. Внезапно осознав, что в словах Лизы действительно есть смысл, я перевёл взгляд на висящее неподалёку от окна зеркало и, увидев там своё отражение, нахмурился. Я был эгоистом, ровно таким же, как и моя мать. Однако, именно благодаря этому её эгоизму я каким-то чудом, но смог выжить. Да, у Матитьягу и правда не было выбора. Его заставили поверить в мою смерть, и от одной этой мысли я ощущал тупую, ноющую боль. Но и у меня этого выбора не было тоже! Я с детства смирился с тем фактом, что, скорее всего, не доживу до старости и умру раньше положенного срока. Я не мог даже предположить, что спустя весь пережитый мною ужас я смогу каким-то образом выкарабкаться, и именно по этой причине со смирением переступил чёрную полосу и послушно отдался в костлявые руки смерти. Поэтому, думая об этом, я внезапно ощутил такую ярость к Артуру Вуду, что с силой сжал кулаки и скривил лицо. По какой такой причине он имел право так со мной разговаривать?! Кто он такой, чтобы осуждать меня за то, что я просто-напросто остался в живых?! Он не имеет и малейшего понятия, через что я действительно прошёл! Продолжая следить за своим выражением лица в зеркале, я уловил возникший в моих усталых, покрасневших после слёз глазах холод. Мнимая стойкость, которая возникла от моих рассуждений, дала мне надежду на то, что я смогу выдержать ещё больше испытаний, если просто возьму себя в руки. Я не хотел быть больше слабым. Не хотел плакать и мучиться, желая лишь наконец-то быть со своим любимым и проживать счастливую жизнь. Да, я эгоист. Да, я понимаю, что из-за меня Матитьягу переживал не лучшие годы своей жизни. Но это не отменяет того факта, что и я страдал. И раз Мэтт не готов быть сильным. Не способен принять реальность такой, какой она есть, то это сделаю я. …И больше никаких «Вы».***
Прошла ровно неделя, когда Югём всё-таки позвонил и назначил встречу. На этот раз особо не заморачиваясь со своим внешним видом, я оделся максимально просто. Надев на себя широкую чёрную футболку, я натянул поверх неё серое худи, а вниз же обычные чёрные джинсы. Несмотря на то что на улице уже давно была осень и время от времени накрапывал моросящий дождь, именно в нужную дату светило солнце. Поэтому, не став переживать, что замёрзну, я натянул на голову капюшон от худи и вышел на улицу. Впервые прогуливаясь на публике в таком обычном, даже спортивном виде, я предполагал, что теперь уж меня точно никто замечать не будет. Как бы не так. Взглядов стало будто бы даже больше. Я считал, что выгляжу как бомж, а люди смотрели так, будто я являюсь чем-то невообразимо прекрасным. Отвратительно. Даже Югём, стоило мне зайти в кафешку, в которой мы должны были встретиться, удивлённо осмотрел меня, вскинув бровь. — Ты точно Лиам? — уточнил он, со странной усмешкой в голосе. — Может, ты его брат-близнец? — К сожалению, это я, — без улыбки ответил я и снял капюшон, даже не заметив, как от моих слов нахмурился мой собеседник, — и у меня нет братьев, только старшая сестра. Тут же пожалев, что случайно напомнил ему о Лизе, я заметил, как Югём на мгновение замер, но, быстро переключившись, сам сменил тему: — Я всё ещё не могу поверить в то, что ты жив. Вытянув руки и положив их на стол, я поморщился и произнёс то, что давно рвалось из меня наружу: — Я тоже. На этот раз видя Югёма настолько близко, в обычной, а не стрессовой ситуации, я смог получше его разглядеть. Его лицо практически не изменилось, он выглядел всё таким же молодым и улыбчивым, как и раньше. На фоне его чёрных волос золотисто-карие глаза казались немного неестественными, даже волшебными. Не знай я его пять лет назад, то точно решил бы, что это линзы. Но даже несмотря на весь его напускной дружелюбный вид, я чувствовал витающее вокруг него напряжение и скептицизм, что выдавали его ясные глаза. Именно поэтому, решив оставить любезности на потом, я начал свой рассказ: — Что ж, я не стану вдаваться в подробности и расскажу кратко: я действительно должен был умереть, но моя мать, каким-то чудом разыскав врачей, которые согласились сделать мне сложную операцию, меня спасла. И для достоверности, дабы тот, не дай Бог, не подумал, что я вру, я встал из-за стола, стянув с себя под удивлённый взгляд Югёма худи, приподнял футболку и показал оставленный на груди видимый шрам. — Это если вдруг ты думаешь, что я тебя обманываю. Вновь сев за стол и оставив худи покоиться на моих коленях я заметил, как в нашу сторону стали коситься какие-то девушки, отчего лишь на пару секунд ощутил смущение. Однако, быстро его отогнав прочь, я продолжил говорить: — Но оперативное вмешательство, да ещё и на той стадии, в которой я находился, не могло пройти для меня бесследно. Я достаточно долго пролежал в искусственной коме, после чего учился по новой функционировать, как обычный человек. — Тебе сейчас лучше? — внезапно перебил меня Югём, заставив поднять на него удивлённый взгляд. — В смысле… Ты же теперь не умрёшь? Не желая прерываться, я проигнорировал его вопрос, решив ответить на него позже. Вместо этого я продолжил: — Первый год я восстанавливался, приходил в себя, и всё по списку. На второй год мать упекла меня в какой-то дорогой пансионат, в котором я и прожил все последующие годы. — И как мне тебе верить? — возник логичный вопрос у моего знакомого. Всё ещё таящийся во мне холод, что возник после стычки с Вудом, обаял мои внутренности, заставив меня на время задуматься. Югём не был виноват во всём случившемся, но и оправдываться за то, над чем не имел власти, я совершенно не хотел. Возможно, во мне взыграла обида или уже привычный мне эгоизм, но я ответил: — Да никак, я не собираюсь кому-либо что-то доказывать, — видя, что Югём от моих слов сильнее нахмурился, я добавил: — Все эти годы я жил в заточении, в котором ощущал себя глупым пресмыкающимся. Я не мог ни с кем общаться, ни сидеть в интернете, ни даже слушать музыку или смотреть телевизор. В моём распоряжении была лишь территория пансионата, находящиеся там книги и бумага с карандашом. На последних произнесённых мною словах я вспомнил, что в качестве доказательства у меня имеются письма, на которых я всегда ставил дату и клеил почтовые марки. Я мог бы принести их и показать при любой другой встрече, но… Эти письма всегда были посвящены одному человеку, и поэтому показывать кому-то другому, даже ради собственной выгоды, я бы не стал. Не посмел бы. — Ты изменился, — произнёс это Югём с улыбкой, отчего в уголках его глаз появилась паутинка из еле уловимых морщинок, — совсем по-другому разговариваешь, не улыбаешься и не кланяешься, как старый дед. Не очень понимая, к чему он это говорит, я с ещё большим удивлением услышал: — Мне нравится, — почесав затылок, он снова стал серьёзным. — Я верю тебе. Каждый раз вспоминая те дни, когда ты ещё был здоров, и то, как вы оба смотрели друг на друга, я не представляю, чтобы ты мог так ужасно поступить, намеренно бросив его. Услышав эти слова, я вновь почувствовал знакомую, ноющую боль в груди. — Все эти годы я не мог выкинуть его из головы, — морщась от неприятных ощущений, проговорил я, — больше всего я винил себя за то, что не знал, как предупредить его о том, что жив. У меня не было выбора, кроме как терпеть и смиренно ждать. И, будто бы поймав мою мысль, Югём вскинул брови и поинтересовался: — Кстати говоря об этом, как ты ушёл оттуда? Тебя выписали или что? — А-а, это… — задумчиво проговорил я, — так она умерла. — Кто? — испуганно переспросил Югём. — Моя мать, — равнодушно бросил я, — разбилась на машине со своим мужем. Она же подписывала договор с пансионатом и оплачивала проживание. Как только её не стало, никто уже не мог меня там удерживать, и поэтому я спокойно ушёл. Побледнев, с полными шока глазами, Югём выглядел так, словно от услышанного его вот-вот стошнит. Понимая его реакцию, я не стал больше ничего говорить, заместо чего, удовлетворённый полученным эффектом, улыбнулся и скрестил руки на груди, ожидая хоть какого-то вердикта. — Едрить меня за ногу, — поперхнувшись в кулак, проговорил он, — не представляю, как сильно она должно было тебя бесила, раз ты так спокойно говоришь о её смерти, — а потом, заметив мой взгляд, аля «Реально не понимаешь?», он тут же добавил: — Хотя, если верить твоим словам, то всё встаёт на свои места. Наконец-то закончив говорить о себе, я снова стал мысленно возвращаться к главной и насущной проблеме — Матитьягу. Я не собирался сдаваться, желая хотя бы просто с ним поговорить. Мне было страшно. По-настоящему страшно. Я ужасно боялся ему навредить. Но и не мог не признать, что сейчас, после того, как своим появлением сорвал с его медленно заживающей раны пластырь, он как никогда уязвим. Я знал это по себе. — Но всё равно, одной моей веры и слов будет недостаточно, ты же понимаешь это? — сморщив лоб и серьёзно сведя брови, спросил Югём. — Мэтт не станет слушать, если у меня не будет никаких доказательств и, кроме того… Увидев, как тот замялся, я почувствовал, как мои собственные мышцы напряглись, из-за чего я выпрямился и спросил: — Что? — Тебе не понравится то, что я тебе сейчас скажу, — предупредил меня Югём с лёгкой грустью в глазах, — Матитьягу и Артур… в общем, они пара. Сказать честно, я предположил это сам, ещё когда увидел их вместе в той ужасной подсобке, что будет мне ещё долго сниться в кошмарах. Однако, услышать подтверждение своих догадок оказалось очень… неприятно. Мой собственный взгляд, что был устремлён на моего старого знакомого в то же мгновение заволокло пеленой, что накрыла меня, как волна. Стало в одночасье тяжело дышать, а дикое желание разрыдаться подкатило к горлу. Тем не менее, решив, что буду сильным и постараюсь не плакать из-за вставших на моём пути трудностей, я с силой сжал пальцы в кулаки и спросил: — К-как… Как Матитьягу сейчас себя чувствует? Я видел в глазах напротив, что моё состояние не осталось незамеченным и боялся, что по этой причине Югём захочет меня пожалеть. Но парень, несмотря на весь свой взбалмошный характер, оказался даже более чутким, чем я предполагал и не стал бередить мои не только старые, но и новые раны. — Неважно, — честно признался Югём, — он ещё долго отходил после того концерта. Поникнув, я по привычке схватился за грудки и, сжав в кулаке футболку, тяжело вздохнул. — Ты не ответил, — проследив за моим действием, проговорил мой собеседник. — Ты же не собираешься снова умирать? — с надеждой в голосе спросил он, приподняв одну бровь. Усмехнувшись и решив не увиливать, я сказал правду: — Не собираюсь, но… Я не могу гарантировать, что то, что случилось пять лет назад, не повторится. Однако! — воскликнул я, заметив, как уже успел напрячься мой старый друг. — Перед тем, как решить вернуться, я долго подготавливал себя и заранее обошёл всех нужных врачей. Та штука, что мне внедрили в сердце, всё ещё нормально функционирует, так что замена пока не требуется. Кивнув, Югём всё же уточнил: — Но может потребоваться? Не видя смысла отвечать вслух, я лишь кивнул. — Что ж так плохо… — проведя рукой по лицу, произнёс Югём, после чего тут же добавил: — Мне так жаль, чувак, честное слово… Знал бы ты, как у меня у самого сердце из-за вас обоих разрывается! Видя такую искреннюю поддержку и участие, я невольно улыбнулся, параллельно ощутив, как стало тяжело на душе. Не веря, что заслужил такое отношение, особенно после того, как из-за меня разрушились его отношения с моей сестрой, я вновь поник, не зная, что сказать в ответ. Югём же, посчитав, что я расстроен явно по другой причине, чуть нагнулся ко мне, и, протянув руку, положил мне её на плечо, и успокаивающе сказал: — Давай так, я попытаюсь поговорить с Мэттом, но для этого мне всё же нужны хоть какие-то доказательства. Посмотри, может у тебя сохранились копии договоров, которые подписывала твоя мать? Если найдёшь, то я смогу показать их ему, и тогда у него уже не будет причин препираться. Подумав над его словами некоторое время, я согласно кивнул и не удержался от вопроса: — То, что сказал тогда Артур… Это правда? Прекрасно понимая, что именно я имею в виду, Югём тотчас помрачнел. Вновь выпрямившись и отведя взгляд, он достал пачку сигарет и, закурив прямо в помещении, наконец-то ответил: — Многое произошло за эти пять лет, Лиам. И я не буду говорить, что они прошли хорошо, особенно для Мэтта. Уже не сильно переживая из-за табачного дыма, как это было в далёком прошлом, я спокойно смотрел на поднимающуюся к потолку струйку дыма. В глазах же моих вновь стали появляться предательские слёзы. — Послушай, — внезапно ободряюще заговорил Югём, — хоть Матитьягу и отреагировал так на твоё появление, это не значит, что он не рад, что ты жив. — Действительно, — не без сарказма произнёс я. — Да нет же, — оттряхнув пепел в пепельницу, продолжил Югём, внимательно смотря мне в глаза, — честно, я очень благодарен Артуру за всё, что он сделал для Мэтта, и ты тоже должен, — указал он мне на это, покачав головой. — Однако… Не знаю даже, как правильно выразиться. Скажем так, Вуд очень сильно любит всё контролировать, и это одна из причин, по которой Матитьягу, к сожалению, может мне не поверить, даже со всеми доказательствами. Артур слишком хорошо засел в его голову и за все эти годы неплохо внушил ему мысль, что никто, кроме него самого, так сильно его больше не полюбит. Поражённый услышанным, я уже хотел было возмущённо запыхтеть, но, быстро взяв себя в руки, решил рассуждать здраво. Припоминая прошлое и то, как Артур изначально относился к Матитьягу, я без проблем мог понять, что он ему нравится. Мой Матти же, даже если и догадывался о чувствах своего начальника, то до самого конца в это не верил в силу своей наивности. Вуд всячески старался привлечь его к работе, постоянно проявлял знаки внимания и заботу, поэтому нет ничего удивительного в том, что, как только меня не стало, он этим воспользовался. Но… Даже так. Хоть я и испытывал жгучую ревность вперемешку со злостью, я не мог отменять тот факт, что Артур и правда помог Матитьягу. Он поддерживал его все эти пять лет, пока меня не было рядом. — Ты только не загоняйся, — заметив, как я погрузился в свои мысли, произнёс Югём, — да, будет сложно, но я на твоей стороне. Артур меня ещё с тех времён недолюбливает, и у нас это, как ты, возможно, мог заметить в прошлый раз, взаимно. Удивлённо вскинув брови, я спросил: — Но почему? Пожав плечами, Югём, усмехнувшись и окинув меня таким взглядом, будто одним им говорил: «Готовься», наконец ответил: — Потому что я с самого начала знал, что ты болен, — видя, как от услышанного у меня отвисла челюсть, тот скорее продолжил: — Помнишь, как ты однажды заболел и Мэтт ещё несколько дней ухаживал за тобой дома у бабушки? — дождавшись, когда я согласно кивну, он договорил: — Я не знал, чем именно ты болен, но по большому количеству лекарств в доме и тому, как реагировали твоя сестра и бабушка на внезапную болезнь, я просто сложил дважды два и догадался, что явно чем-то серьёзным. — А потом улыбнувшись корявой улыбкой, он докурил и закончил: — Надо было видеть лицо Лизы, когда она узнала, что у тебя обычная простуда. Она так облегчённо выдохнула, положив руку на сердце, что я чуть прямо не спросил, почему она так этому радуется. Словно простуда — это не так уж и плохо. — Почему же ты ничего не сказал? — до сих пор не веря своим ушам, поинтересовался я. — Так а какой в этом смысл? Матитьягу души в тебе не чаял, ты к нему относился не хуже. Да, я догадывался, что у тебя есть какие-то проблемы, но решил, что ты просто не хочешь ими делиться или даже стесняешься. В итоге оказалось, что я был недалёк от истины. Покосившись на лежащую слева от меня пачку сигарет, я на мгновение даже подумал, чтобы закурить самому, настолько сильно поразило меня то, что рассказал Югём. И не сказал бы, что я был расстроен тем, что ему удалось раскусить меня, как открытую книгу… Я был расстроен по другой причине. Мне изначально не стоило утаивать подобное, так как это было неправильно по отношению к Матти. Теперь же что-то изменить я был не в силах. — Но как всё это относится к Артуру? Югём, усмехнувшись, почесал пальцами переносицу и, лишь на мгновение закрыв глаза, ответил: — Как я и сказал, все эти пять лет были достаточно… сложными. Не только для Мэтта, но и для меня в том числе, ну, ты и сам понимаешь. — Видя, как я в одночасье побледнел, он махнул рукой, мол не парься, и продолжил: — Так вот, однажды я дико надрался и пошёл к Мэтту просить прощения, что не рассказал о том, что догадывался о твоей болезни. Матитьягу, как ни странно, отреагировал нормально, а вот Артур… Он мне тогда чуть нос не сломал. Не знаю, что именно я испытал в этот момент, так как накативших на меня чувств было чрезвычайно много. Я испытал раздражение от того, что Артур вёл себя так, словно имел к случившемуся хоть какое-то отношение; радость, что Матитьягу не стал обижаться на своего единственного на тот момент друга; вину и вселенскую печаль от того, что Югёму так же пришлось пережить не самые лучшие дни своей жизни. — Прости меня, — заметив, как за глуповатой улыбкой кроется самая настоящая грусть, произнёс я, — мне правда жаль, что всё так сложилось. Если бы я мог хоть что-то изменить, то я обязательно сделал бы это. — Не извиняйся, — в ответ бросил Югём, — ты ни в чём не виноват. В конце концов, именно ты был на грани жизни и смерти. — А потом, словно на что-то решаясь, он вдруг шумно вздохнул и смущённо спросил: — А она… Она тоже в Лондоне? Внимательно всмотревшись в чуть покрасневшее лицо, я, умилившись, улыбнулся и ответил: — Да, мы живём вместе в её старой квартире. Бегло на меня посмотрев, словно бы проверяя, не вру ли я, Югём больше ничего не сказал, кивнув. — Через неделю у Мэтта состоится выставка, — заместо продолжения диалога о Лизе, произнёс он, — за это время я постараюсь поговорить с ним один на один, дабы Артур ничего не прознал, но не гарантирую, что он станет меня слушать. Для Мэтта уже давно тема тебя стала табу. — Тут он пожал плечами, словно извиняясь, и продолжил: — На выставке как минимум он не сможет тебя избегать, так как привлечёт из-за этого к себе много лишнего внимания, а как максимум Артур не сможет тебе по тем же причинам противостоять. Он, конечно, догадается, кто дал тебе наводку, но мне, честно говоря, плевать. Смотря на Югёма с благодарностью, я пронаблюдал за тем, как он, поднявшись из-за стола, стал собираться уходить. Последовав его примеру и натянув своё худи, я в следующее мгновение оказался в его объятиях, отчего замер, невольно испугавшись. — Я рад, что ты жив. Ты всегда казался мне классным парнем, — наконец отстранившись, произнёс Югём. — Матитьягу тебе рассказал? — задал я внезапный для самого себя вопрос, вспомнив один из неприятных моментов, когда ещё лежал в больнице. — Что именно? — чуть наклонив голову вбок, непонимающе спросил Югём. — О том, кто такой Мирай? Пару секунд посверлив меня взглядом, он всё же улыбнулся и без слов кивнул, после чего пошёл в сторону выхода. Однако, будто бы что-то вспомнив, он прямо у дверей обернулся и крикнул: — Ах да, адрес и время проведения выставки скину тебе на телефон, не опаздывай. — Мы придём. Специально указав, что приду не один, я наблюдал за тем, как Югём лишь на мгновение потерялся и замер. И даже несмотря на то, что эта заминка длилась всего пару секунд, она не смогла остаться для меня незамеченной. Выйдя на улицу, я ещё какое-то время смотрел ему в спину, после чего улыбнулся и, накинув капюшон на голову, пошёл в противоположную сторону.***
К выставке я готовился как внутренне, так и внешне, решив забить на все свои комплексы и впервые воспользоваться всем тем, что имею. А именно внешностью. Несмотря на болезненную худобу, благодаря танцам моя фигура стала более подтянутой и выразительной. Я не был таким же подкаченным, как Матитьягу, но всё же имел маломальскую мускулатуру. Решив сыграть на этом, я не стал наряжаться слишком ярко, заместо чего подчеркнул свою утончённость с помощью красной водолазки с длинным горлом и обычного чёрного костюма. Волосы за время, прожитое мной в пансионате, по каким-то неведомым мне причинам стали виться. Но вместо того, чтобы их как-то уложить, я, наоборот, сделал на голове что-то вроде беспорядка, отчего чёлка кудрями падала мне на глаза. Было не очень удобно, но зато выглядело довольно эффектно. Да и Анне нравилось, так как она то и дело пыталась дотянуться до них руками и потрогать. Лиза, тоже заморочившись, оделась стильно, но не так скромно, как это сделал я. Она также была в классическом, чёрном костюме. Однако, если я пытался выделиться за счёт прилегающей к телу водолазки, то сестра, наоборот, за счёт собственного тела, оголив всё, кроме груди, которую она скрыла чёрным топом. И как бы сильно я ни переживал, что такой внешний вид может привлечь слишком много лишнего внимания, я всё же не стал ей ничего говорить. Я так и не рассказал ей о том, что виделся с Югёмом, поэтому считал, что она хотела бы спустя пять лет предстать перед ним не обычной, а красивой и эффектной, какой она и была в своём образе. Не забыв также и об Анне, мы одели её в лёгкое чёрное платьице с белым воротничком. Расчесав её длинные чёрные кудри, мы лишь слегка повязали их белым бантом, что гармонично смотрелся с её нарядом. Договорившись с Лизой, что та будет прогуливаться с девочкой в стороне, так как я ещё не был готов знакомить её с Матитьягу, предполагая, что сделаю это позже, мы приехали прямо к открытию. И как только перед нами открылись двери, я лишь на короткое мгновение испытал чувство непередаваемого страха. Я боялся смотреть ему после случившегося в глаза, боялся увидеть его реакцию, боялся, что он открыто пошлёт меня на все четыре стороны. Но вместо того, чтобы развернуться и уйти, как сделал бы это раньше, я смёл любое проявление страха со своего лица и вошёл в помещение уверенной походкой. Пряча руки в карманах брюк, я шёл медленно, виляя между другими посетителями, что с интересом разглядывали меня и время от времени задерживали взгляд дольше нужного. И если бы раньше я смутился или как минимум постарался спрятаться, то сейчас я намеренно отвечал на чужие взгляды, словно бы бросая вызов. Мне хотелось, чтобы люди смотрели на меня, чтобы они обсуждали меня, чтобы таким образом Матитьягу пришлось смириться с тем, что я действительно здесь и всё ещё жив. Я желал оказаться на первых полосах статей, в которых бы писали о его картинах и, конечно же, знаменитых посетителях. Естественно, не имея популярности за своей спиной, я мог выиграть это место лишь за счёт внешности, что я и старался сделать. Заметил я его случайно, в один из моментов, когда так же проходил сквозь толпы людей, рассматривая картины, что в корне изменились. Нет, Матти всё ещё рисовал очень интересные и завлекающие сюжеты, но, к сожалению, они выглядели слишком мрачно и отстранённо, будто бы желая отпугнуть зрителя. И все, безукоризненно, в чёрно-белых тонах. Время для меня вновь остановилось. Получив шанс рассмотреть Матитьягу получше, я, естественно, им воспользовался, не в силах оторвать взгляда. Одетый в чёрную, прилегающую к его фигуре рубашку, заправленную в обтягивающие, чёрные джинсы, он выглядел очень выразительно и не менее мрачно, чем его собственные картины. Он стоял ко мне в полуобороте, а его волосы, на этот раз уложенные, чёлкой спадали на лицо, отчего я не мог видеть выражение его лица. Матитьягу был один, держа в руке бокал с шампанским, что, скорее, был для виду, так как тот за всё время, что я наблюдал, ни разу к нему не притронулся губами. Но стоило ему поймать мой взгляд и осознать, кто я такой, как несчастный бокал выскользнул из его пальцев и разлетелся на миллион маленьких осколков. Примерно так же чувствовал себя я, когда шёл в его сторону, стараясь всячески скрыть, как мне тяжело это давалось. Краем глаза я заметил Югёма, что, увидев меня, широко улыбнулся и помахал рукой, даже не скрывая, как сильно рад меня видеть. Однако, как только он понял, куда именно я направляюсь, он лишь хмыкнул и умчался в противоположную сторону, возможно решив поискать мою сестру и убедиться, что я не соврал, когда сказал, что приду не один. Чем ближе я подходил, тем сильнее терялся и зажимался Матитьягу, в панике делая шаг назад и взглядом бегая по помещению. Боишься? Я тоже. — Матитьягу, — мягко обратился к нему я, как только оказался достаточно близко. — Нет, — грубо прилетело в ответ, — не подходи ко мне. Изначально понимая, что будет непросто, я готовился к тому, что он может меня оттолкнуть. Однако, как только я ощутил это наяву, я резко осознал, насколько тяжело мне будет позже. Было дико больно видеть, как тот, кого ты ранее нежно любил, прямо сейчас от тебя отрекается. — Матти… — не удержался я от ласковой клички. И в одночасье пожалел, что вообще позволил себе такую вольность, ибо стоило Матитьягу услышать это обращение, как он в мгновение ока побледнел, а во взгляде проснулась непередаваемая ярость. — Не смей, — сквозь зубы произнёс он, — никогда меня так больше не называй! Его слова были для меня как хлёсткая пощёчина. Обжигая, она в тот же миг надломила мою стойкость и без того хлипкую уверенность. Не представляя, как выдержать эту пытку, я на секунду позволил себе слабость, склонив голову вниз и медленно выдохнув. Это не укрылось и от глаз разозлённого Матитьягу, но, не желая получать с его стороны жалость, я хотел лишь понимания и того, чтобы он меня выслушал. — Я был уверен, что ты мёртв и подумал, что увидел призрака, — внезапно произнёс он грубым голосом, — решил, что у меня возобновились галлюцинации. А знаешь, по какой причине они у меня вообще были? — ядовито поинтересовался он, внимательно следя за моей реакцией. — Потому что я несколько лет глотал наркоту, лишь бы забыть о той ужасной боли, что ты мне принёс. — Мне жаль, — твёрдо произнёс я, стараясь держать себя в руках и не хвататься за грудь из-за болезненных ощущений в сердце, — я этого не хотел. — А чего ты хотел? Думал, что я приму тебя с распростёртыми объятиями, как только увижу? Нет, Лиам, это так не работает, — наступив на стекло и внезапно приблизившись, что напугало меня, так как я решил, что тот хочет меня ударить, он уже тише договорил: — Ты бросил меня, не позволил даже помочь, а потом заявился, будто этих ужасных пяти лет и не было. На что ты вообще надеялся? Я тебя больше не люблю. Всё, что я к тебе испытываю, — исключительно ненависть. Замерев от услышанного, я медленно и не дыша, словно меня ударили под дых, поднял взгляд. Встретившись с глазами цвета кофе и столкнувшись с той же болью, что испытывал сам, я не сдержался и резко выдохнул, в то же мгновение ощутив, как по щеке скатилась слеза. Я обещал себе не плакать. Но такой агонии я выдержать просто-напросто не смог. Матитьягу был настолько близко, что моя чёлка касалась его собственных волос, а кожей я мог уловить чужое дыхание. Я продолжал смотреть ему безотрывно в глаза, наблюдая за тем, как в них то и дело сменяется одна эмоция за другой. Он словно вёл с самим собой внутреннюю борьбу, то ли упиваясь эффектом своей мести, что несли в себе его слова, то ли же сам от них страдая. Но, что я знал точно — так это то, что он хотел видеть, как я буду сгорать от той дьявольской боли, от которой сгорал когда-то он сам, если не сгорает до сих пор. И я позволил ему это, на мгновение показав истинные эмоции, неприкрытые самоуверенной маской. А потом я с удивлением заметил, как от нашей внезапной близости увеличились его зрачки, отчего глаза стали казаться совсем чёрными; почувствовал, как тот быстро дышит, безостановочно делая глубокие вдохи и гулко сглатывая. В одночасье сгустившаяся вокруг нас тёмная аура стала светлей, а воздух, циркулирующий в наших лёгких, уже не был таким тяжёлым и отравляющим. Я ощутил внутреннее волнение. Понимая, что это нужно прекращать, иначе нас заметят или, ещё хуже, сфотографируют, я умолял себя отстраниться. Но как бы я ни старался, ни говорил себе мысленно, что поступаю глупо, пять лет нескончаемой тоски по одному-единственному человеку давали о себе знать, мешая мыслить разумно. Меня тянуло к нему с неописуемой силой. Я хотел притронуться к его коже, дабы ощутить, такая ли она горячая, как и раньше. Хотел почувствовать касание его губ к своим. Боже, как же сильно мне хотелось поцеловать его, притянуть к себе и показать, насколько сильно в действительности я не хочу его терять. Я так сильно любил и люблю его до сих пор, что готов был упасть перед ним на колени. Но вся магия случившегося момента в одночасье улетучилась, стоило мне услышать: — Папа! Резко отпрянув, я одним быстрым движением руки смахнул влагу со щеки и развернулся к бежащей ко мне девочке, даже не заметив, каким напуганным стал выглядеть сам Матитьягу и как много эмоций в его глазах пролетело за жалкие пару секунд. Начиная с сожаления и заканчивая болезненной тревогой. Всё это осталось для меня незамеченным. Вместо этого я с улыбкой поднял на руки Аннабель, что тут же эмоционально начала говорить: — Папа, ты видел, какие там рисунки? — указала она пальцем в сторону зала, из которого прибежала. Совсем недавно она научилась выговаривать букву «р», отчего стала ещё более разговорчивая и активная. — Картины, — поправил её я, мысленно разрываясь между вопросом «Где, чёрт возьми, Лиза?!» и волнением «Боги, Матитьягу точно не поймёт происходящее!». — Ах да, — кивнула она, — там картины с цветами! Знаешь, какие мне понравились больше всего? — со смехом стала вопрошать она, даже не обращая внимание на застывшего от нас в двух шагах Матти. Я же, всем чутьём чувствуя на себе его взгляд, испытывал внутренний, дикий ужас. — Подсолнухи! — воскликнула она, даже не дождавшись того, как я отвечу, да и не особо нуждаясь в этом. — Они напомнили мне… как же, — задумавшись, она наконец-то посмотрела в сторону, впервые встречаясь с шокированным Матитьягу взглядом, — точно, Ван Гок! — Ван Гог, — в очередной раз поправил её я, за что тут же увидел надувшиеся губки и озорной взгляд. Девчушка не так давно дорвалась до книжек с красивыми картинами, о которых заставляла меня то и дело рассказывать. Несчастные подсолнухи Ван Гога не были исключением. Только сейчас, собравшись с силами, я повернулся в сторону своей любви, дабы понять, что он на этот раз чувствует. И… лучше бы я этого не делал. В его глазах чёрным по белому было написано осуждение и неприкрытая ненависть, которой будто стало ещё больше. Он точно всё неправильно понял и теперь делал неверные выводы, которые я никак не мог опровергнуть, находясь в компании Аннабель. — Похожа на тебя, — голосом, что может посоревноваться холодом с Антарктидой, произнёс он, — сколько лет? Анна, догадавшись, что говорят о ней, вновь посмотрела на Матитьягу и с улыбкой ответила за меня: — Четыре! Хмыкнув, он даже не посмотрел в её сторону, заместо чего продолжал прожигать во мне дыру. Я видел, как ходят желваки на его скулах, насколько напряжена вся его фигура и, самое главное, с какой силой тот сжимает кулаки. Так, будто из последних сил сдерживает себя, чтобы не ударить меня по лицу. Я бы не удивился, сделай он это. Я бы это даже принял. Но только не при моей девочке, что ни в чём не виновата и не заслужила обрушившейся на неё ненависти. — Аннабель! — строго прокричала Лиза, заставляя Матитьягу инстинктивно повернуться в её сторону. Сестра выглядела взъерошенной, раскрасневшейся и очень взволнованной, словно та испытала только что стресс и всё ещё не смогла совладать с ним. Буквально налетая на нас, она лишь кратко посмотрела мне в глаза, после чего хотела перехватить Анну, но та заупрямилась и сильнее обхватила меня за шею. — Как ты могла убежать? — строго, но не повышая голоса, обратилась она к девочке. — Ты хоть представляешь, как я испугалась! А вдруг ты бы заблудилась или тебя забрали плохие люди? Цыкнув на неё, чтобы та не пугала ребёнка, я крепче обнял девочку, в то же мгновение услышав: — Я хотела к папе. — Всё в порядке, — успокаивающе произнёс я, обращаясь сразу к обеим. Лиза, посмотрев на меня сначала с сожалением, одним взглядом прося прощения, наконец-то перевела его на застывшего и всё ещё наблюдающего за нами Матитьягу. Без тени улыбки она окинула его строгим взглядом и произнесла: — Здравствуй, Матитьягу. Не «Босх», как раньше и даже не Мэтт. — Здравствуй, Лиза, — так же холодно ответил он, приподняв одну бровь. — Хватает же вам смелости издеваться над людьми. Ладно я, но Югём явно этого не заслужил, не думаешь? Удар ниже пояса. Однако, несмотря на то что произнесённое явно должно было сделать больно, сестра лишь гордо вздёрнула подбородок и ядовито сказала: — Ты ещё заплачь, — усмехнувшись, она обхватила меня за руку и добавила: — Здесь же ты у нас жертва, не так ли? Посмотрев на неё с ужасом, я хотел было попросить её перестать, но почувствовав, как рука, что обхватывала мой локоть, дрожит, я понял, каких трудов ей требовалось вести себя так безэмоционально. Она будто опиралась на меня, ища поддержки и защиты, на что я лишь шумно выдохнул и тихо произнёс: — Уйдём. Кинув на меня беглый взгляд, она незамедлительно кивнула. Развернувшись, я встал в полуобороте, после чего вновь посмотрел в кофейные глаза. Матитьягу также заметно потряхивало после случившегося диалога, из-за чего я не стал больше предпринимать попытку серьёзно с ним поговорить. Но прежде чем уйти, я всё же не удержался от вопроса: — Югём тебе рассказал, что случилось пять лет назад? Чуть наклонив голову вбок, Матти лишь на короткое мгновение стал выглядеть беззащитным. Однако, быстро взяв себя в руки, он ничего не ответил, вместо чего развернулся и молча ушёл, так и не дав понять, понял ли он, о чём идёт речь. Вздохнув, я последовал к выходу, прекрасно понимая, что больше мне делать тут нечего.