Марта

      Тони узнает о Марте Айзенберг, когда ему сорок три, и всего год назад он разобрался с Олдриджем, Мандарином и Экстремисом. Жарким июньским вечером ему звонит Пеппер и говорит: «Тони, тебе нужно это увидеть. Мы будем через полчаса.» — Мы? — спрашивает Тони, запаивая провода. — Милая, кого ты ко мне везешь?       Но Пеппер не отвечает, бросая трубку.       Через двадцать минут Тони приветствует адвоката Мэтью Доусона. Пеппер садится рядом и выглядит напряженной. — Итак, чем я провинился? Кто судится со мной на этот раз, и почему с этим не разбираются юристы, которым я плачу? — Мистер Старк, — ничуть не улыбаясь шутливому тону, отвечает пожилой мужчина, — если кто-то и пытается с вами судиться, я к этому ни малейшего отношения не имею. Я представляю интересы мисс Кэтрин Айзенберг. Вам говорит о чем-нибудь это имя?       Тони хмурится, сводит брови к переносице и припоминает: — Горячий доктор-нейробиолог? Без обид, Пеппс, она давно в прошлом. Не видел ее с… с двухтысячных? Что ей от меня понадобилось?       Пеппер беззлобно хмыкает, переводя взгляд на их гостя. — Мисс Айзенберг погибла в авиакатастрофе в пятничном инциденте, — поясняет Доусон, и Тони прикусывает губу. Ох. — Соболезную? Какое я к этому имею отношение? Как я уже сказал, я не видел эту женщину лет пятнадцать. — Самое прямое, мистер Старк, и, если вы перестанете меня перебивать, я поясню вам, в чем суть, — терпеливо отвечает Доусон, поднимая свой кейс на колени и доставая из него папку с документами.       Тони терпеливо ждет. — Последняя воля мисс Айзенберг заключается в том, чтобы передать вам некий накопитель с видеофайлами, которые она записывала для вас, начиная с две тысячи первого года, и попросить вас позаботиться о вашем общем ребенке. — Ооо, нет-нет-нет, увольте, — перебивает Тони и ухмыляется. — Вы хоть представляете, сколько женщин в год пытается предъявить мне претензии на тему якобы моих детей? И, на минуточку, ни один из этих детей не прошел элементарный тест ДНК. А знаете, в чем причина? Я умею пользоваться защитой. — Тони, -осаживает Пеппер, и он, вообще-то, не понимает, почему она не разобралась с этим сама. — Меня не интересует, умеете вы пользоваться контрацептивными средствами, — ни на секунду не теряя самообладания, отвечает Доусон, и Тони начинает это раздражать. — Я лишь исполняю последнюю волю своей клиентки. У вас есть неделя на то, чтобы ознакомиться с материалами, которые я собираюсь вам предоставить, и, если в течение недели вы никак не отреагируете, мы будем вынуждены отправить мисс Марту Айзенберг в приют. Я оставил свои контакты мисс Поттс. Что же, благодарю за уделенное мне время, мистер Старк, мисс Поттс. Не вызовите ли мне такси?       Пеппер поднимается с дивана, провожая мужчину, и говорит: — Мистер Хоган отвезет вас туда, куда вы скажете. — Благодарю.       Тони сверлит взглядом папку бумаг на столе и файл с серебристой флешкой, лежащий сверху. — Тони? — Зачем ты впустила его, Пеппс? У тебя же есть опыт в таких делах, дорогая.       Пеппер не выглядит так, будто ей жаль. Скорее, она немного смущена, и видеть уверенную женщину, возглавляющую многомиллионную компанию, такой растерянной ему непривычно. — Тони, давай посмотрим, что на флешке, а потом я расскажу тебе, почему привела его? Если тебе все еще нужно будет это знать.       Тони закатывает глаза, поднимая потрепанную флешку со стертыми краями (очевидно, ей очень много лет) и вставляя ее в разъем валяющегося рядом лэптопа. — Джарвис, выведи на экран содержимое этого древнего агрегата. Серьезно, она что, не могла отправить мне файлы на почту?       Он откидывается на спинку дивана, ворча, пока на голографическом экране разворачивается список… большой список с файлами. Пеппер присаживается рядом, осторожно обхватывая его руку, и Тони… Он не хочет напрягаться, но ему это не нравится. — Черт, эта дамочка записала мне все серии Санта-Барбары? Почему здесь так много файлов? — Общая продолжительность всех видеозаписей составляет пять часов и тринадцать минут, — сообщает Джарвис. — Желаете начать воспроизведение, сэр? — Начинай, Джарвис, — отвечает за него Пеппер. — С самого первого видео.       «11.01.2001. — Старк? — на экране появляется девушка в майке и пижамных штанах, сидящая на потрепанном диване в желто-зеленую клеточку. Качество записи выглядит довольно паршивым, но Кэтрин Айзенберг кажется знакомой.— Здравствуй. Если ты смотришь это видео… Ох, забудь, что я сказала. Как мне начать, чтобы это не звучало, как в слезливой мелодраме? Черт, ладно.       В общем, если ты вдруг забыл, я Кэтрин Айзенберг. Та Кэтрин, с которой ты провел горячую недельку в отеле на конференции девяносто девятого. Если это все еще не помогло тебе вспомнить, то конференция проходила в Лос-Анджелесе. В декабре. Если ты все еще не вспомнил, то ты урод.»       Тони усмехается. — Вообще-то, я помню, — говорит он Пеппер. — Она была дерзкой. — Ладно, Тони, — закатывает глаза девушка. — Просто продолжай смотреть, хорошо?       Тони послушно возвращает внимание экрану. «Дело вот в чем. Я тут родила. Девочку, если что. Мартой назвала. Я просто… Надеюсь, ты никогда не получишь это видео, и я смогу вырастить свою дочь самостоятельно. Просто на случай, если каким-то ужасно несчастливым образом меня не станет, о моей дочери некому позаботиться. Не обессудь, что не сказала тебе о ребенке. Ты вроде как не выглядишь человеком, который готов взять на себя ответственность.       Ты, наверное, хочешь спросить, какого черта я тогда пишу тебе это видео? Позавчера моя соседка умерла. Ее сбила машина. У нее есть пес. Очень тупая маленькая псинка, заливающая слюнями всех мало-мальски знакомых людей. В общем, у Бетти не было родственников. Ее друзья живут в другом штате. Они не захотели брать Рассела. И пока этот тупица стоял у двери ее бывшей квартиры и скулил, я подумала: Что, если меня не станет? Марту также, как этого глупого пса, просто выставят за дверь? Отправят куда-нибудь в приют?       У меня ведь тоже нет родственников. Моя мать умерла, когда мне стукнуло двадцать. Мои друзья… Ладно, скажем прямо, у меня нет достаточно близких друзей. И я подумала: кто будет заботиться о моей дочери после моей смерти? Поэтому вот. Я тут и признаюсь тебе в том, что утаила твою дочь.       И хотя я уже тут как бы сказала, что не считаю, что ты готов взять ответственность, Старк, я просто… Пускай это звучит, как во всех этих слезливых мелодрамах, я просто скажу это. Я знаю, что где-то там за тоннами самоуверенного нахальства у тебя есть сердце. А в нем есть место для любви. Я верю, что ты не бросишь своего ребенка, если у него никого не останется. Так что, если ты все-таки смотришь это, просто иди и делай свои тесты, я знаю, ты без них никогда не поверишь. И позаботься о Марте. Передай ей, что ее мать чертовски сильно любила ее.» — Ты уже сделала ДНК, да? — спрашивает Тони, не отводя взгляда от экрана, на котором Кэтрин в стопкадре тянется к камере. — Иначе ты бы не заставила меня смотреть это и не привела бы Доусона, — он, наконец, переводит взгляд на Пеппер и видит все по ее лицу.       Она кивает: — Мы должны забрать ее. — Сколько ей? — не то чтобы он сам не может сосчитать, но сейчас его мозг просто не настроен отвлекаться. — Тринадцать. Тебе многое предстоит узнать о ней, начиная с того, что, возможно, у нее отнялись ноги. — Ноги? — Кэтрин попала в авиакатастрофу, когда летела с мужем и дочерью в отпуск. Из семьи выжила только Марта. Самолет разбился недалеко от города. — Ох.       Тони чувствует, что ему немного тяжело дышать, но Пеппер, заключающая его в объятия, помогает.       Они забирают Марту в башню спустя два дня. Марта в коме, но состояние стабильное.       Он смотрит на худую фигурку, облепленную проводами, в кислородной маске, лежащую в медотсеке, и не может представить, как ему такое принять. — Она на меня не похожа. — Да. Потому что она почти точная копия матери, Тони. — Ага.       Он немного растерян. Он немного не в состоянии шутить, как обычно.       Он пересматривает записи со старой флешки столько раз, что почти заучивает их наизусть. Пеппер чаще всего составляет ему компанию. Она ни капли не против внезапно объявившегося ребенка. Не то чтобы он сомневался в том, насколько она восхитительная женщина.       «18.08.2001. -Привет, Старк, — говорит девушка в камеру, поправляя ее, и на заднем плане вроде бы детская в светло-зеленых тонах. А на полу игрушки. Абсолютно точно детская. Кэтрин на пару секунд выходит из кадра и бормочет: «Иди сюда, малышка».       Потом она садится на пол и устраивает крохотного ребенка в желтом костюмчике на своих коленях. Девочка пускает пузыри маме в руку и что-то бормочет. — Это Марта. Вчера нам стукнул целый год, — говорит Кэтрин, улыбаясь. — Изначально это задумывалось, как ежегодная перезапись того, первого обращения к тебе. Потом я подумала, что это бессмысленно, рассказывать одно и то же, повторяя из года в год, и менять только возраст Марты. Погоди, я вообще упоминала ее возраст в тот раз? Не важно, ты умный парень, сам сосчитаешь, если что.       В общем, я просто буду… рассказывать новости. Тогда, когда посчитаю нужным, конечно. Я тут все еще босс, что бы ты там себе не думал о своей компании и своем состоянии.       Твоя дочь начала ходить, когда ей шел восьмой месяц. Она прелесть, — Кэт ласково целует дочь в светлую макушку. — Но говорить членораздельно мы пока не научились. Хотя, думаю, это не за горами. Я снимаю крутые моменты на камеру, так что ты увидишь, как она сделала первые шаги. Так и быть, скину на флешку вместе с остальным. Надеюсь, тебе это интересно, иначе было бы очень глупо, если бы я говорила это все впустую.       За кадром звучит громкий «Ваф», и к девушке подбегает собака, вроде как бульдог или какая-то помесь с ним. Кэт закатывает глаза, когда пес начинает лизать ее ногу. — Рассел, уйди!       Малышка заливается смехом и тянет крохотные ручки к собаке. — Ладно, все, хватит на этом! Нам уже год, у нас все нормально, Тони. Пока! Рассел, фу!».       Марта просыпается спустя четыре дня. В коматозе она в общей сложности девять суток, а пробуждение… нелегкое. Им приходится выждать, пока она достаточно придет в себя, прежде чем поговорить с ней на тему: «Кто твой папочка». И это ни на секунду не легко.       А еще им приходится рассказать Марте, что ее мать и недавно обретенный отчим больше никогда не обнимут ее. Марта трясется, рыдает, психует, вызывая у них мигрени. Буквально.       «30.05.2010.       — Я не знаю, что мне делать, — шепчет Кэтрин, глядя в камеру и зарываясь пальцами в длинные светлые волосы. Общий вид у нее усталый, таким Тони был, когда не мог спать неделями после плена и Читаури. — Я не знаю, Тони. Черт возьми, мне так страшно. У Марты… Тони, с Мартой не все хорошо. Боже, — женщина закусывает костяшки пальцев, и Тони вспоминает этот жест. Он видел его всего раз, но все равно помнит. Кэт чертовски напугана, но пытается собраться.        — Я… Я не сразу узнала о беременности. Пару первых месяцев постоянно проводила в лаборатории. Я работала в команде по изучению гамма-лучей. Они думают… И я тоже так считаю, скорее всего, именно поэтому так случилось, — путается, срывается на шепот и снова начинает говорить четко она: — Те люди думают, плод облучило на ранних сроках. Тони, Марта разозлилась в школе, и у ее одноклассников началось массовое носовое кровотечение. У всех в помещении, и в соседних тоже задело. И у нее самой тоже кровь из носу так и хлестала. Я раньше замечала… всякое. Часто начала болеть голова. И у меня, и у Марты. Даже соседи жаловались. И во снах… я все время ее видела, но думала, просто сны. А после того случая в школе к нам пришли люди из организации. Черт, у них было какое-то длинное невыговариваемое название, я даже не пыталась запомнить, сказали, можно сократить до «ЩИТ»-а. Я не знаю, в курсе ли ты про них, но ты чертов Железный человек, ты наверняка должен знать!       О, он знал, конечно.       Кэтрин вскинула голову, ошеломленная возникшей в голове мыслью. — Если я умру, они вообще дадут тебе ее забрать? Боже… Они ведь не упекут ее куда-нибудь в лаборатории на опыты? Нет, это глупо… Она же не какой-нибудь Капитан Америка, у нее нет сил, которые позволяют пойти против армии в одиночку… Черт, я даже не знаю, в чем заключается эта её мутация, и на что она способна… Агент Коулсон обещал, что никто не причинит ей вреда, и что они будут только наблюдать, сопровождать, но… Боже. Нужно поговорить с ним. Я расскажу ему, что ты ее отец, просто… Да, я скажу. Он показался мне хорошим человеком, он поможет Марте связаться с тобой, если что-нибудь случится, он… Он поможет Марте связаться с тобой. Пожалуйста, защити ее, — Кэт сморгнула непрошенные слезы, потом резко утерла глаз тыльной стороной руки, и лицо ее скривилось. — Никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Старк. Я надеюсь, мы справимся…».       Коулсон с ним не связался — он умер раньше Кэт, поэтому Тони не в обиде. Он бы спросил, какого черта этот парень даже не намекнул ему, что у него где-то там есть несовершеннолетняя дочь со сверхспособностями, но да. Спрашивать теперь некого.       Тони не жалует Щ.И.Т., поэтому, когда после процедуры удочерения Марты к нему приходит некий агент Майклсон, Тони не пытается показать себя гостеприимным хозяином. Майклсону приходится ждать в приемной S.I. четыре с половиной часа.       Майклсон — надзирающий агент, прикрепленный к Марте после смерти Коулсона. Она должна отмечаться у него раз в месяц, докладывать о своем состоянии, о проявлении способностей, о любых инцидентах. Тони ненавидит пронырливость Щ.И.Т.а, но признает, что эта организация правда помогала его дочери на протяжение трех лет. Конечно, если бы Кэт явилась раньше, он сам бы нашел способ ее защитить, он, в конце концов, миллиардер и чертов Железный Человек! Но она не явилась, и они справлялись без него до этих пор.       Тони старательно игнорирует мысль, что, не будь мутации, и, если бы с Кэт все было в порядке, он бы свел свое присутствие в жизни дочери к минимуму. Но неизученные непонятные сверхспособности не дают ему просто оплатить все нужды девочки и отойти в сторонку. Он чувствует ответственность, которую Кэт на него переложила своим уходом — и он старается заботиться.       Спустя пятнадцать дней он создает высокотехнологичное кресло, управляемое голосовыми командами и подключенное к Джарвису. Марта неловко говорит «спасибо», не понимая, куда деть руки и взгляд. Тони просто пожимает ее плечо. — Пользуйся, ребенок.       У Марты параплегия — обездвиженность нижних конечностей в результате травмы позвоночника. Ее нельзя оперировать, слишком высоки риски, и Тони чувствует, будто его дочь каким-то образом вынуждена повторять его судьбу. Только у него была шрапнель в груди, а у нее в позвоночнике раздроблены косточки. Он надеется, что когда-нибудь (желательно очень скоро) у Марты появится свой собственный доктор Ву. Он надеется, что она сможет поставить дорогостоящее кресло на какой-нибудь вычурный подиум с красивой цитаткой и пойти проматывать его состояние с друзьями. На своих двоих.       Друзей у Марты пока нет. И не то чтобы она вообще демонстрировала желание тратить его деньги.       «04.05.2006.       Кэтрин на экране улыбается.       — Привет, Старк. Сегодня у Марты не день Рождения. И ничего не случилось. Я просто… Вся эта штука с записью сообщений неплохо прочищает мозг. Если я проговариваю что-то, о чем долго думала, на камеру для тебя, эта мысль перестает грызть меня. В общем, у меня тут скопилось немного мыслей, а так как ты становишься моим виртуальным личным дневником, то будь добр слушать. Боже, иногда я чувствую, что веду себя ненормально, — Кэт хихикает. Она вертит в руках граненный стакан с виски и льдом, играет, плеская жидкость к самым краям, но не давая ей вылиться. Тони тоже любит так делать. Наверное, Кэт уже пьяна, потому что улыбка у нее немного шальная.       — Я все время думаю о том, правильно ли поступила, когда не стала писать тебе слезливых писем, моля тебя взять ответственность, и требуя твои руку, сердце и почки. И все еще склоняюсь к тому, что все правильно. Но я тут решила. Если ты так и не получишь эти видосики по той причине, по которой я их для тебя записывала… Ну, ты знаешь, — Кэтрин многозначительно играет бровями.       Тони странно, что она так легко воспринимает свою возможную будущую гибель. Тони странно, что она как будто бы все время ждала, что вот-вот умрет, и при этом даже не была ничем больна. А может, так кажется только потому, что он видит ее исключительно на видео, которые она записывала на случай своей смерти. С другой стороны — он тоже любит пошутить, когда все катится к чертям.       –В общем, если я все-таки не помру до совершеннолетия Марты, я все равно отправлю тебе все эти записи. Просто чтобы ты знал о ней. Марта — чудо. Я в курсе, что все матери так думают, поэтому заткнись, я прямо слышу твои подколы.       Тони едва приподнимает уголок губ в ухмылке. Судьба — та еще сука, умеет шутить так, чтобы всем хотелось плакать.       — А потом я приму политику отражения, — Кэт отвлекается, делает глоток, морщится и задумывается: — Политика отражения… это когда ты игноришь — я игнорю и ничего не говорю малышке. А захочешь познакомиться, я, так и быть, испеку тортик для семейного ужина. Нет, лучше куплю, отравишься еще.       Кэт коротко хохочет, а потом залпом допивает остатки в стакане и с громким стуком ставит его на стол. Потом подпирает щеку рукой и снова говорит — задумчиво и тихо:       — А еще я думала. Вдруг у меня появится кто-то близкий настолько, что я смогу ему доверить заботу о Марте? Я не в плане… парня. Просто близкого человека. Подруги там, друга, не знаю. Парень тоже был бы не плох, если что. Если кто-то появится и будет не против взять на себя такое, мне назначить его опекуном в обход тебя? Или все равно попросить уведомить тебя о дочери? Сомневаюсь, что ты захотел бы бороться за опеку, если у нее будет человек, которого она полюбит, и который захочет ее воспитывать… С другой стороны, кто знает, что стукнет тебе в голову? Я думаю, я назначу этого гипотетического человека опекуном в случае своей смерти. Если буду достаточно доверять ему. И тогда… не знаю. Скажу ему отправить тебе записи, когда Марта достаточно подрастет? Или может просто попросить адвоката ошеломить тебя новостями, когда ей стукнет восемнадцать? Ноооо… это будет некрасиво по отношению к тому, кто может стать ее опекуном. Наверное, я просто все расскажу ему заранее. Про биологического отца Марты и про то, что хочу, чтобы ты узнал о ней в случае моей смерти. А он сам решит, сразу ты узнаешь или к ее совершеннолетию. Но ты точно узнаешь!       Кэт криво улыбается, почти ложась на стол и используя собственные руки вместо подушки. Она выглядит огорченной.       — Меня преследует мысль, что я могу ошибаться. Что за неделю, которую я с тобой провела, я не могла узнать тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, захочешь ли ты заботиться о ребенке. Я просто… надеюсь, моя интуиция не врет мне. Мне кажется, ты хороший человек. Надеюсь, ты встретишь когда-нибудь женщину, которую полюбишь, и которая полюбит тебя. Надеюсь, я тоже встречу человека, которому смогу доверить самое дорогое.»       Тони переводит взгляд на Пеппер — она уснула, привалившись к его боку, дышит размеренно, сопит едва слышно. У нее под рукой папка с какими-то наверняка важными документами, которые она читала прямо в кровати. Тони ласково целует светлую макушку. Да, Кэт, кое-кого встретил.       Пеппс неразборчиво бормочет что-то во сне. «- Пойду спать, — вторит ей Кэтрин тем же сонным тоном. — Завтра рано на работу. Пока, Тони.» — Джар, выключай, — тихо бросает он и сползает по подушкам ниже.       Иногда он спрашивает себя, почему продолжает пересматривать записи, которые Кэтрин ему оставила. Наверное, потому что искать подход к ребенку, который не знал о твоей причастности к своему рождению всю свою жизнь, нелегко. Наверное, потому что он пытается понять — и Марту, и Кэт. Наверстать упущенные годы. Хоть как-нибудь.       На флешке много видео, в которых Кэтрин не обращается к нему напрямую. Там просто воспоминания — первые шаги, первое слово (кто бы сомневался, что «мама», учитывая, что они единственные, кто был у друг друга), дни рождения с традиционным задуванием свечей (гостей прискорбно мало, Кэтрин, хоть и не затворничала, редко подпускала людей достаточно близко). Еще семейные поездки; дико слюнявый бульдог Рассел (Тони уверен, что ненавидел бы этого пса, если бы знал его); то, как Кэт дурачилась, снимая на камеру, когда Марта обиженно лепетала что-нибудь; простые химические эксперименты для детей, на которых Марта светит восторженной улыбкой (Тони отмечает, что нужно узнать, перенял ли ребенок от родителей любовь к науке — общих тем может стать больше).       На записях много хохота.       Тони не жалеет, что Кэтрин Айзенберг не рассказала ему о беременности. Потому что все могло бы быть по-другому. Он не уверен, что смог бы подарить этой маленькой девочке столько же любви и счастья, сколько смогла Кэтрин в одиночку. Тони не уверен, что не повторит ошибок Говарда, но он очень хочет стать лучшим отцом, чем тот, что достался ему самому.       Он засыпает с мыслями о ребенке, который спит в комнате через две двери от них с Пеппер.       Тони затрагивает тему возможностей суперсил спустя почти четыре месяца после того, как Марта официально становится его дочерью. К этому моменту их отношения все еще не кажутся отцовско-дочерними, но Тони искренне полагает, что они делают успехи.       Например, они играли в икс-бокс на прошлых выходных. Вместе. Было неплохо — этот ребенок многих мог бы обыграть, но до Тони ей все-таки далеко. Пару раз он Малышке незаметно поддался — так, чтобы не особо давить на гордость. Сейчас они обедают. Пиццей. — Пеппер будет злиться, — бубнит девочка, кусая пепперони. — Если узнает, — ухмыляется Тони, хватая «четыре сыра» и продолжая листать планшет со схемами. — Джарвис расскажет. Он никогда ей не врет. — Отмечу, что мисс Поттс хорошо заботитсяо вашем здоровье и здоровье мистера Старка, мисс Айзенберг, — доносится в ответ с потолка, и Тони хохочет, глядя на ответные кривляния дочери. — Не думаешь, что пора вспомнить о школе? В прошлую я тебя не отправлю, но найти что-нибудь поблизости могу, — предлагает Тони.       Марта пожимает плечами: — Прошлая была три года назад. Ты недостаточно хорошо изучил мои документы. Я на домашнем обучении с того случая, как… С две тысячи десятого. — Я понял. Не хочешь рассказать, что заставило тебя открыть одноклассникам носовое кровотечение? Марта поджимает губы и молчит. — Не хочешь говорить? Я не настаиваю, ребенок, поживу без этой информации, если хочешь, чтобы это было секретом. Что насчет твоих способностей? Ты научилась это контролировать? Потому что я еще вроде бы ни разу не видел тебя в своих снах, что бы это не значило. — Научилась немного, — Марта упирает взгляд в столешницу и мнет пальцы. Тони заметил — она так собирается с мыслями. — Это сложно. Я… запираю себя в клетке, когда засыпаю.       Тони не против пояснений, потому что звучит пугающе, странно, и он точно не предусматривал никаких клеток в комнате, в которой теперь живет его дочь. Марта понимает его взгляд правильно и продолжает: — В ненастоящей клетке. В клетке в своей голове. Я строю клетку в своей голове, пока засыпаю, а потом как бы захожу в нее и захлопываю. Мы с мамой придумали это. Это работает. — Почему ты должна запирать свой разум в метафорической клетке? — спрашивает Тони. — Что будет, если заснешь, не делая этого?       Марта морщится. — Это бывает… больновато. Для меня, для тех, в чьи головы я попадаю… не знаю, как это работает. Иногда становится очень больно, вызываю мигрени, а иногда последствий совсем никаких. Но когда больно… это надолго и ничего не помогает. Тогда я злюсь. А когда я сильно злюсь, может кровь носом пойти. У всех, не только у меня. Я думаю, суть в том, что я как-то могу влиять на мозговые волны — свои и чужие. Если по-научному пытаться обосновать. Но я еще не разобралась точно. — Окей, ты у нас взламываешь чужие мозги по ночам, — бормочет Тони. — И как это бывает? Утоли любопытство старика. — Ты еще не старый, — хмурится Марта, и Тони улыбается в ответ, делая глоток колы. Марта порой слишком серьезно относится к уничижительным шуткам. — Меня утягивает в чужие сны. Это не зависит от меня. Я падаю в обрывки воспоминаний, потом во всякую бредятину, становлюсь героем событий. Маме часто снились всякие штуки из фильмов. Как нападение динозавров в Юрском парке, Годзилла, монстры-пауки, всякие нападения инопланетян и восстания машин. Мы вместе дрались с китайской мафией, чтобы спасти яйцо гигантской золотой птицы, — Марта тепло улыбается, погружаясь в воспоминания о Кэт. — У мамы были прикольные сны. Но это все равно было больно, когда мы просыпались. Иногда у меня получалось держать себя в одном сне до конца, или в голове одного человека всю ночь, но это еще сложнее. И еще время во сне течет по-другому, чем в реальном мире, — Марта оживляется, рассказывая, и Тони рад видеть это, хоть ее слова и кажутся не очень реалистичными. В то же время сложно не верить, что способности у дочери все-таки есть — он на себе испытывал головные боли, когда Марта не могла принять случившееся с матерью и отчимом. И со своими ногами. Она и сейчас с трудом принимала, просто, кажется, вернула себе контроль. — Ты знал, что за ночь один человек может увидеть больше двадцати снов? И все они могут казаться прям длинными, как будто проживаешь в них по несколько дней или недель, а в реальности ты спишь ну… минут двадцать. — Так ты, получается, сама никогда не спишь? Свои сны тебе не снятся?       Марта отрицательно мотает головой. — Если запираю себя в клетке, там могут сниться сны. Мои, а не чьи-то. Но редко. К тому же я всегда понимаю, что это сон, так что, наверное, можно сказать, что мое сознание правда никогда не отключается. Обычно я просто сижу в клетке, пока не разбудят. То есть, предположим, — Марта берет бутылку колы и ставит ее перед собой. — Бутылка — это я, мое тело. Кола — это мое внутреннее я, без тела. Вокруг много других бутылок… или стаканов, — девочка берет стакан воды и пододвигает его к коле. Тони внимательно наблюдает, ему интересно, во что могут вылиться объяснения сверхспособностей на примере посуды и жидкостей. — Это другие люди, — Марта тем временем накрывает стакан куском пиццы. — Когда люди не спят, их головы закрыты крышками, как этот стакан. Но если стакан засыпает, крышка спадает, — Марта нажатием пальчика заставляет пиццу свалиться на столешницу, и оливка укатывается куда-то под стол. — Когда сплю я, это работает также, — девочка скручивает с бутылки крышку и кидает к пицце. — Но стакан продолжает стоять на месте даже с открытой крышкой, а я — нет, — Марта поднимает бутылку и доливает колу в стакан с водой. — Так это работает. На этих вещах точно не объяснить, но кола как бы входит в реакцию с водой, а по окончании реакции перемещается в другой стакан. Если не запираюсь, меня всю ночь мотает по чужим головам. Клетка — это как крышка, которую я заставляю оставаться на месте. Она запирает мой разум в теле и не дает мне вступать в реакцию, пока меня не разбудят. Когда будят, крышка сама собой закручивается, и я снова просто кола, которая не пытается лезть в чужой стакан. О, и на коле с водой можно объяснить последствия, — Марта поднимает стакан, в котором вода разбавлена колой. На просвет она лишь немного коричневатая. — Просто так эту колу обратно не вывести. Может, в условиях лаборатории это и возможно, но не для меня. Хотя моя… мой разум все-же справляется лучше, чем обычный человек с отделением колы от воды, но я все равно забираю часть воды с собой, а часть колы оставляю в стакане. Ну, я так думаю. Этим объясняются головные боли. — О боже, — бормочет Тони. — Никаких больше сравнений с едой, пожалуйста. Обычно это моя работа — взрывать всем мозг сложными объяснениями, но ты справляешься не хуже меня, а ты даже не использовала специальных терминов.       Марта неловко улыбается, тянется к коробке и достает еще один кусок с пепперони. — И каков радиус действия? Не высчитывали с Кэт? Что будет, если заснешь без этой своей клетки, когда вокруг никого не будет? — Тони зажигается исследовательским интересом. — Подожди, ты сказала, «пока не разбудят»? Ты не можешь проснуться сама?       Марта хмурится, задумывается, собирается с мыслями, стараясь отвечать на вопросы по порядку: — Если засыпаю без клетки, не проснусь, пока все люди вокруг не проснутся тоже, но это невозможно, когда живешь в городе. Тогда меня должны разбудить. Если засыпаю с клеткой, меня тоже должны разбудить, потому что я не могу открыть клетку изнутри. Это нелогично, если брать именно то сравнение, что я выбрала, потому что я сказала, что закрученная крышка моей бутылки — это я бодрствующая. Открученная — я спящая. В общем, выход — это вход, и другого варианта, кроме этой крышки, у меня нет, чтобы уснуть или проснуться. Но крышка может открутиться только под внешним воздействием, потому что горлышко винтовое. Соответственно, выход — это то, что для меня могут открыть только другие, тогда как все другие сами могут и открывать, и закрывать свои крышки. При этом то, что выход открыт, не значит, что я обязана проснуться — я могу не обращать на него внимания и захлопнуть дверь обратно. Я один раз сделала так с мамой, потому что впереди был… тяжелый день. Я не хотела идти в школу. В итоге мама будила меня еще трижды. Дверь открывалась, я захлопывала, а на четвертый раз вышла и проснулась. Мама сильно испугалась. Я больше так не делала, — Марта отводит взгляд и выглядит виноватой, грызя себя за прошлые ошибки. Тони знает этот взгляд и это состояние — поэтому он отвлекает ее. Сейчас он не чувствует, что готов вспоминать при Марте о Кэт. Когда-нибудь они дойдут до этого, но не сейчас. — А что с тобой было, когда ты впала в кому? Ты помнишь эти дни? — спрашивает Тони. В его голове начинает складываться какая-то картинка, но способности у дочери откровенно странные. Не то, что могло бы помочь в бою — хотя он даже рад, что она не будет в это втянута.       Марта кивает. — Я не помню, чтобы выстраивала клетку, но, когда потеряла сознание, оказалась в ней. Она была захлопнута и не открывалась изнутри. Получается, что и снаружи тоже. Может, мой мозг был недостаточно рабочим, чтобы реагировать на внешний мир. — То есть, твоя теория состоит в том, что, если тело повреждено, твой мозг ограждает тебя от окружающей реальности и скачек по чужим снам? Получается, ты не можешь проснуться сама. Но мы с Пеппер обычно не будим тебя, тогда как ты просыпаешься? — Пока ты не рассказал про Джарвиса, меня будил врач в той палате, в которой я лежала. И один раз Пеппер. Потом я просила Джарвиса. — Малышка, ты вызываешь у меня головную боль даже без своих способностей, — бормочет Тони, зарываясь пальцами в волосы, и смеется. — Не верится, что гамма-облучение может иметь такие разные последствия для разных людей. Может, дать твою кровь на анализы Беннеру? Может, дело вообще не в гамма-лучах? И что насчет твоего воздействия на носокровь, когда ты не спишь? — Доктору Беннеру? — вдруг пищит Марта, глядя на него огромными круглыми глазами. — Брюсу Беннеру? Ты знаешь его? — Мне больше интересно, откуда ты его знаешь, учитывая, что тебе тринадцать, ребенок, — тянет Тони, разглядывая реакцию, которую Марта показывает на его памяти, кажется, впервые. Девочка совершенно точно в восторге. — Но да, вы вообще-то живете в одном здании. Беннер в Башне.       Марта открывает рот, не находит, что сказать, и закрывает его. — Доктор Беннер работает на тебя, — бормочет она еле слышно, накрывая щеки руками. Выглядит мило. — Если бы мама знала, ты бы узнал обо мне раньше. Она бы не упустила шанс с ним поговорить. — Ну, скажем, большой зеленый парень стал работать на меня и жить здесь всего пару лет назад, так что у Кэт было мало времени, чтобы об этом узнать. — Мама мечтала работать с ним всю жизнь. Она рассказывала мне о его исследованиях, суперинтересно. Потом я сама пыталась прочитать его работы, но это слишком сложно, я почти ничего не понимала, приходилось гуглить почти каждое слово. Мама рассказывала понятнее. Но все равно он очень крут, — тянет девочка. — А Халк страшный? Доктор Беннер и Халк сильно отличаются?       Еще бы, понимать статьи Беннера в десять лет — или сколько ей там было? Он, наверное, даже в пятнадцать бы не понял. Хотя, может и понял бы, он быстро развивался. Но не в десять точно. — Кроме того, что один — хилый профессор, а второй — гора мышц крупнее обычного человека раза в три? — смеется Тони. — Это два разных существа. Все равно что Хайд и Джекилл. И Хайду лет пять. Убийственная сила и детский разум. — Боже, — восторженно пищит Марта.       Тони даже немного ревнует. Но Марта, не запертая в апатичном состоянии, чтобы сдерживать и скрывать «плохие» эмоции — это хорошо. Он хочет, чтобы ей стало легче. В последнее время у них получается все чаще и чаще. «02.03.2011. — Привет, Тони, — Кэт тепло улыбается на камеру. — Я тут скоро замуж выхожу. В июне. Послала бы тебе приглашение, но ты наверняка меня с трудом помнишь, а я относительно близко общаюсь только с твоей виртуальной версией, и то односторонне. Ты же мой личный дневник. В общем, мы явно не в тех отношениях, чтобы я могла позвать тебя на свадьбу. Не знаю, зачем вообще я записываю это сообщение. Ну, теперь у меня, очевидно, есть человек, которому я могу доверить Марту, если вдруг что-то случится. И вообще-то я сомневаюсь, что оно случится… Его зовут Джефф. Он хирург, и он… Я люблю его. Так, как никогда никого не любила, Тони. Ну, не считая Марты, конечно. Она вне всяких категорий. А еще Джефф прошел штук сто проверок — я так долго пыталась понять, могу ли подпустить его к нам, смогут ли они с Мартой поладить, полюбит ли он и ее тоже. Он хороший человек. И очень заботливый. Я знаю, звучит глупо, но такое чувство, что с каждым днем я влюбляюсь в него все больше и больше. Тони, он души не чает в Марте, как будто… Как будто всегда был ее отцом. И Малышке он нравится. Так что вот. Я выхожу за него, и я счастлива. Я надеюсь, у тебя все хорошо, Железный Человек. По телевизору выглядишь слишком веселым. Надеюсь, под напускным весельем ты не ревешь белугой. Будь добр заботиться о себе, я все еще хочу познакомить тебя с дочерью, когда ей будет лет восемнадцать. Или хотя бы шестнадцать, — Кэт пожимает плечами, мол, разница не велика. — Я знаю, что ты вроде как борец с преступностью, супергерой и все такое, но… Будь осторожен, Тони. Береги себя.».       Они решают отправить Марту в школу — Тони сомневается, что это самое лучшее решение, учитывая, что девочка сидит в пускай и самом высокотехнологичном в мире, но все-таки инвалидном кресле, а дети — жестокие существа. Но Пеппер настаивает, что запирать ребенка в башне — плохая идея для процесса социализации. А Марта, как ни странно, не стесняется кресла, и утверждает, что научилась держать себя в руках.       Они все еще не выяснили вопрос с тем, каковы ее возможности в бодрствующем состоянии, и на что она вообще может влиять, но Марта и сама не знает.       А еще она хочет пойти в школу. Поэтому Тони приходится сдаться.       Ближайшее достаточно хорошее учебное заведение, дающее качественное образование и имеющее все условия для обучения детей-инвалидов (которых там целых шесть), находится в Мидтауне, и это Школа науки и технологий. Марте приходится сдавать вступительные. Не то чтобы Тони волнуется, он уже успел уяснить, что девочка не глупа, но ему правда любопытно, каким будет результат. Оказывается, Марта вся в мать — высший балл по химии и биологии. А вот по физике показатели довольно средние.       Хэппи отвозит ее в ее первый день (а потом становится водителем, отвозящим и забирающим ее из школы всегда, и, вообще-то, не только из школы), а Пеппер жалеет, что не сможет их сопроводить из-за раннего рейса в Гонконг. Марта терпеливо сносит объятия и поцелуй в щеку, и даже обнимает в ответ.       Тони рад, что девочки поладили.       Он рад, что все идет настолько… неплохо. Он ждал куда больших проблем.       Проблемы настигают его спустя год, когда Щ.И.Т. рушится, оказываясь приютом ГИДРЫ — той самой, которая, как все были свято уверены, была уничтожена в сороковые. На самом деле, в это время проблемы настигают всех. Тони связывается со Стивом и Наташей и зовет их к себе — одним больше, одним меньше, какая, к черту, разница? Башня огромна, а он чертов миллиардер, прокормит как-нибудь. Да и где прятаться от правительства, как не под самым носом?       Роджерс приносит на хвосте пополнение — летуна со стальными крыльями. С этим еще придется разобраться. Бартон присоединяется спустя месяц, а с ним — бывшая зам. Фьюри — Хилл. Вся команда в сборе, даже с пополнением, разве что бога грома не видать. Но ему простительно, он вообще не на этой планете. Скорее всего.       Тони отводит им этаж ниже его собственного — Беннер и так жил там последние два года.       А потом Мстители принимаются выслеживать, собирать данные, шпионить и зачищать. Команда, которую собрал еще Фьюри, работает после распада Щ.И.Т., как иронично.       Марта на время отходит на второй план, становится заботой исключительно Пеппер и Хэппи, о чем Тони искренне сожалеет, когда на собрании Мстителей с обсуждением плана по зачистке очередной базы ГИДРЫ, на этот раз в Пенсильвании, узнает… новости.       Джарвис прерывает Тони, объясняющего устройство пушки, которой агенты Гидры воспользовались, когда пытались дать им отпор в прошлый раз. — Эта красотка повреждает структуру ДНК, заражает ее вирусом, который почти мгновенно… — говорит он. — Сэр, боюсь, я вынужден вас прервать, — доносится голос из-под потолка. — Джарвис, я занят, если это не срочно, переведи все на Пеппер, — бросает Тони, снова переворачивая голограмму оружия. — Это срочно, мистер Старк, — отвечает Джарвис. — Протокол: «Паранойя». Минуту назад браслет мисс Айзенберг был деактивирован.       У Тони от неожиданности дергается рука, он непонимающе смотрит на нахмурившееся лицо Стива, сидящего напротив. Тони целую секунду пытается собраться с мыслями, прежде чем выдать: — Позвони ей.       В горле почему-то пересыхает. Он боится, что сейчас начнется паническая атака (а он думал, что справился с ними) — по браслету он надел на Пеппер, Роуди, Марту и Хэппи — просто чтобы быть спокойным за их жизни. Если кто-то и мог посчитать это излишней предосторожностью, они не возразили, не после Экстремиса. — Мисс Айзенберг не отвечает, мистер Старк, — подает голос электронный дворецкий.       Тони сдерживает дрожь в руках. Марта не стала бы снимать браслет, даже если бы смогла — зачем ей это? К тому же, он не был снят, Джарвис сказал, что он деактивирован.       Тони почти забывает о Мстителях, буравящих его напряженными взглядами, почти забывает обо всем на свете, потому что черт. Черт. — Тони? — осторожно зовет Стив. — Я… — Тони встает с удобного кресла, едва ли чувствуя под собой ноги. — Продолжайте. Я… Джарвис, выведи последние биометрические данные и геопозицию, — он не успевает добавить, чтобы выводил на телефон, он растерян. Джарвис скрывает висящую над столом голограмму биопушки, и тут же выводит таблицу с показателями.       Пока Тони всматривается в них, Джарвис продолжает говорить: — Мистер Хоган и мисс Айзенберг отправились на сеанс физиотерапии девятнадцать минут назад, сэр. Две минуты назад поступил автоматический сигнал об экстренной ситуации из автомобиля мистера Хогана. Браслет мистера Хогана зафиксировал серьезные повреждения, на место уже отправилась служба спасения.       Тони сглатывает. Ему кажется, что в ушах у него — вата. Он не помнит, когда дает костюму команду собраться вокруг него, не помнит, что спрашивает у него команда — в воспоминаниях мелькают напряженные взгляды, чьи-то голоса, и приходит в себя Железный Человек только у перевернутой посреди дороги машины, из которой спасатели вынимают одного из самых близких его людей. Марты в машине нет. А кресло — есть. И Хэппи снова везут в больницу без сознания. Сейчас он хотя бы не подорван. — Тони! Тони! — кричит напряженный голос в маске, и только тут он замечает, что Пеппер каким-то образом связалась с Джарвисом. Он не помнит, чтобы принимал звонок. — Тони, милый, пожалуйста, ответь, — бормочет Пеппер, и в голосе ее слышится паника. — Тони, я уже выехала, просто подожди меня, и мы во всем разберемся, слышишь меня? Тони, пожалуйста, возьми себя в руки, ты нужен Марте! — Пеппс, я здесь, — хрипло отвечает Тони. Пеппер облегченно выдыхает, пока он пытается взять себя в руки, переворачивает смятую машину обратно на колеса и лезет внутрь, чтобы попытаться найти… хоть что-то. Хоть какие-то улики. — Я скоро, — бросает Пеппер и отключается.       На видеорегистраторе ничего, и вообще-то, это не удивительно, когда он выдран с корнем. Тони просит Джарвиса вывести последние переданные на удаленный сервер записи на внутреннюю панель костюма, и не видит ничего особенного — просто голос Марты просит включить музыку, просто Хэппи ворчит, что Кэти Пэрри с него хватит, а потом запись обрывается, и ревущий мотоцикл с самим Капитаном Америкой тормозит рядом.       Тони отдает Джарвису команду обыскать все ближайшие камеры и взломать чертовы спутники, если понадобится, но найти, куда из машины делась Марта, прежде чем снять маску и еще раз, как можно более тщательно осмотреть фургон дочери изнутри. — Судя по всему, использовалось что-то, что вывело из строя всю электронику — и в машине, и на камерах вокруг, — вслух суетливо думает он. — Должны быть очевидцы, почему не останавливается ни одна машина, почему тут не было никого из зевак, когда я прилетел? Эта штука, вырубившая электричество, деактивировала браслет? Нет, в нем особая технология, его не повредила бы такая ерунда, и браслет Хэппи все еще работает. Тогда что? Что? Черт возьми! — он не сдерживается и бьет по приборной панели железным кулаком, пробивая ее насквозь, и Стив хватает его за плечо. — Тони, возьми себя в руки, мы со всем разберемся, просто подумай, кто мог причинить вред мисс… Айзенберг? Мы найдем ее. Кто она? Она работает на тебя? Ученая? Кому она могла понадобиться? — Кому угодно! — кричит Тони, взрываясь. — И никому! Я не знаю, черт, не знаю, о ней вообще никто не должен знать! То есть, о ней знают единицы, я, Пеппер, Роуди, Хэппи, несколько человек из охраны. Директор ее школы, потому что у него чертовы документы! — Школы? — пораженно выдыхает Роджерс, выхватывая самое главное. — Она ребенок? — Она моя дочь! Ей гребаных четырнадцать, и она парализована, а ее кресло все еще лежит за моей спиной!       Стив глядит на него ошеломленно, опускает в неверии руки и убирает их с его плеч.       Тони пользуется этим, чтобы лихорадочно зарыться в провода, торчащие из приборной панели на месте выдранного регистратора, сам не знает, зачем, потому что, черт возьми, на кой ему вообще эти провода? Он поднимается с водительского сидения, стремительно обходит фургон и пробивает репульсором заднюю дверь, чтобы влезть внутрь. Кресло Марты не выглядит поврежденным, хотя и лежит на боку, но Тони не обманывается этим — он сам создавал его чертовски прочным, а браслет в последний момент работы засек у девочки потерю крови. Успевшие засохнуть капли он видит на полу и спинке кресла — их немного, но Тони тошнит от их вида.       Он видел в своей жизни столько крови, сколько многим и не снилось, но сейчас его просто выворачивает от пары капель, и такого на его памяти еще никогда не бывало. Что ж, рано или поздно все случается впервые. — Стекло выломано, ее вытащили через окно, — подает голос собранный Роджерс. Чертов Капитан Очевидность. Кажется, пережил шок от новости, что у такого, как Старк, может быть дочь.       Через несколько секунд рядом останавливается машина, за рулем которой сидит Наташа. В салоне с ней — Брюс и Клинт, а машина Пеппер и Роуди в костюме Железного Патриота прибывают с разницей в считанные мгновения. Пеппер, выскакивая из авто, без слов обнимает его за шею, прижимаясь к металлу костюма. У нее красные глаза, напряженный, но собранный вид, и Тони напоминает себе, что он не один. Такой обширной компанией супергероев (и одной очень крутой девушки, держащей в страхе целую многомиллионную корпорацию) они не могут не выследить одного потерявшегося подростка.       Все будет… все должно быть хорошо. Марта будет дома уже через пару часов — максимум.       Через шесть они выясняют только, что на фургон напали с ног до головы вооруженные солдаты в масках. Что водители других машин думали, что проводится какая-то операция по ловле преступников, потому что Хэппи какое-то время маневрировал, пытаясь оторваться, и это вообще не выглядело безопасно. Что никто не видел, кого именно вытаскивали из перевернутой машины. Что они были на четырех одинаковых тачках, взявших Хэппи в кольцо. Что все четыре машины будто испарились на улицах Нью-Йорка спустя шесть минут. Что их устройство, чем бы оно ни было, реально отключило всю электронику в радиусе пятнадцати метров от места аварии.       Тони ненавидит себя за то, что не отреагировал достаточно быстро — когда он появился на месте аварии, похитителей засекли в девяти кварталах от него, прежде чем их машины исчезли, как гребаные невидимки.       Тони ненавидит чувство беспомощности, когда все, что ему остается — прокручивать в голове совместные воспоминания за недолгий год, прожитый вместе. Он надеется, что вот-вот получит требование о выкупе, но похитители рушат все его надежды, потому что связываться с ним не собираются.       Роджерс и Клинт торчат в мастерской, в которой он бесконечно просматривает десятки камер, чтобы найти хоть что-то, указывающее на личности преступников. Соколиный глаз смотрит на него еще более потерянно, чем Роджерс, и Тони хотел бы пошутить на эту тему, но все, что он может — заставить себя перестать отвлекаться от экранов. Пеппер отвечает на нескончаемые звонки из компании, явно едва сдерживаясь, чтобы не наорать на собственного заместителя, потому что день сегодня не просто тяжелый.       А потом в мастерскую стремительно входит Наташа, и все каким-то образом становится еще хуже. У нее флешка, на которой запись похищения с какого-то телефона с неплохой камерой — но очень издалека. Тони ничего не спрашивает — он увеличивает запись настолько, насколько возможно, и максимально поднимает качество. — Боже, — выдыхает Пеппер, когда на видео в перевернутой машине прикладом выбивают стекло.       Тони впивается ногтями в кожу ладоней, когда видит залитое кровью лицо ребенка. Марта без сознания.       Наташа останавливает видео, когда в кадр попадает знак, который Тони не хочет видеть рядом со своими близкимив ближайшую вечность. На плече одного из похитителей нашивка с осьминогом. — Это ГИДРА, — напряженно выдыхает Наташа.       Тони яростно сметает со стола все, до чего дотягивается, и в мастерской стоит грохот, пока Пеппер не заставляет его остановиться, обняв изо всех сил.       Клинт вмешивается: — Должно быть, они собираются шантажировать тебя, за последние полгода мы разнесли две их базы. Значит, они скоро свяжутся с нами. Они не должны причинить ей вреда. — Мы вытащим ее, Тони, — твердо обещает Стив, и Тони хочет верить ему, но ему чертовски страшно. — Боюсь, что дело не в этом, — возражает Романофф. — Хилл сейчас пытается достать досье на Марту, которое было у Щ.И.Т.-а. Она не первый исчезнувший в последнее время пользователь особых способностей. Только в США с радаров пропало уже пятнадцать человек. Твоя дочь младше всех. — Способностей, — бормочет Клинт. — Конечно, разве у Старка может быть что-то обычное? — Что значит «особые способности»? Она мутант? В чем ее сила? — подает голос Стив. — Всего лишь лазанье в чужие сны, — выдыхает Тони, зарываясь пальцами в волосы. — На кой черт она им сдалась? — Аналитики Щ.И.Т.-а присвоили ей высокий ранг, — вмешивается Хилл, входящая в двери с тонкой папкой.- Судя по документам, они считали, что ее возможности могут со временем расшириться. К тому же существовали гипотезы о том, что Марта может не просто становиться участником снов, но и управлять ими. Мы собирались завербовать ее, когда она подрастет. У нее был большой потенциал в качестве дознавателя. Во сне люди наиболее уязвимы.       Тони едва сдерживает злобный животный рык. — Я бы не позволил ей стать агентом вашей конторки. — Сейчас это уже не имеет значения, Старк, — хладнокровно возражает Хилл. — Важно то, что ГИДРА может сделать с твоим ребенком, если мы не найдем ее.       Тони выдыхает сквозь зубы, снова разворачиваясь к экранам.       Спустя двенадцать часов с момента похищения они окончательно решают ускорить операцию с зачисткой базы в Пенсильвании — других зацепок, касающихся организации, у них все равно нет.       Спустя тридцать три часа, из которых на сон Тони тратит едва ли не три, потому что кошмары заканчиваются паническими атаками, Мстители нападают на очередной оплот ГИДРЫ. В их планах всегда сбор информации — насколько это возможно, но в этот раз он в приоритете. Так хладнокровно Тони к заданию еще никогда не приступал. Наташа выясняет, что людей, похищенных Гидрой, «переписывают», вбивая им в головы мысли о преданности организации. Тони боится думать о том, как это происходит.       Зато у них есть наводки на подразделение в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Чикаго. Которые оказываются пустышкой.       Тони воспаленными глазами смотрит запись Кэтрин от тридцатого мая две тысячи десятого. Кэт боялась, что Марту заберут, даже не известив Тони о ней. Но он не смог уберечь ее, уже являясь ее отцом. «Защити ее» — умоляет Кэт на записи. Тони пересматривает этот отрывок снова и снова, и чувство вины пожирает его изнутри. А потом его прерывают — на плечо опускается крепкая рука Кэпа. — Мы справимся, Тони, — говорит он. — Мы найдем ее. Тони продолжает смотреть на экран, не оборачиваясь. — Я должен был справиться с ее защитой до того, как ее пришлось бы искать. — Никто не мог предвидеть, что такое случится, — возражает Стив. — Расскажи о ней? Не знал, что у тебя есть ребенок, пока это не случилось. Ты скрывал ее, чтобы защитить? — Я не пытался скрыть ее от вас, — выдыхает Тони. — Я сам узнал о ней чуть больше года назад. Я скорее… скрывал ее от прессы. Ей было тринадцать, она потеряла родителей и сидела в инвалидном кресле — не лучшее время, чтобы отдавать ее на растерзание всему миру. А потом просто… не подворачивалось возможности. Марта мечтала встретиться с нашим большим зеленым парнем. — Ну, уверен, у нее еще будет шанс, — Роджерс участливо заглядывает в глаза, пытается утешить и, может быть, отвлечь. Тони видит это, но предпочитает поддаться. Хоть ненадолго. — Так. Какая она? Без ума от Халка? — Скорее, от его человеческого альтер-эго. Вся в мать. Кэтрин, — Тони кивает на экран, на котором все еще выведена запись с напуганной Кэт, — Она была влюблена в науку. У двух людей, влюбленных в науку, не мог получиться ребенок, равнодушный к знаниям…       Проходит сорок три дня, прежде чем Тони находит Марту. Сорок три дня ожидания, изнуряющих поисков, невозможности сомкнуть глаза дольше чем на пару часов. Сорок три дня кошмаров, страха, дрожащих от нервного напряжения пальцев, беззвучных слез Пеппер, выплаканных в подушку. Сорок три дня надежды.       На самом деле Марту находит не Тони, а Стив — потому что Тони пытается перепрограммировать компьютер, запустивший таймер на бомбе где-то под центром города. Тони уже предвидит заголовки новостных статей, если у него не получится. Что-то вроде: «Крупнейший теракт в истории Сиэтла на плечах Мстителей». Он занят так сильно, что пальцы печатают быстрее, чем он успевает подумать. Наташа рядом копирует всю возможную информацию с другого компьютера, и в суматохе Тони едва не пропускает раздавшийся в наушнике голос Капитана: «Марта у нас».       «Марта» режет по нервам. В горле пересыхает, прежде чем Тони сосредотачивается на деле и отдает команду: «Джар, запускай вирус!». «Есть, сэр» — отвечает ИскИн, и экраны взрываются фейерверками бегущих строк.       Тони выдыхает. -Взрыв отменен, — говорит он в гарнитуру. Потом едва слышно спрашивает: -Марта?       «Отступаем, — командует Кэп. — Тони, она без сознания. Выглядит не лучшим образом. Ей нужна медицинская помощь. Клинт, прикрой!»       Джет ждет их на поверхности, укрытый сверхсовременной системой невидимого покрова, и, как бы ГИДРА ни была хороша, технологии Тони им не переплюнуть, поэтому скрыться удается почти без труда, хотя с базы они едва выкарабкиваются под грохот пуль.       Тони перехватывает Марту с рук Стива сразу, как тот ступает на борт.       А потом едва справляется с подступающей к горлу паникой. Глаза печет, дышать становится больно, а руки дрожат, пока он осторожно опускает дочь на медицинский стол Брюса.       Марта… худее. Едва ли не в половину мельче, чем была, щеки впали, а тонкая кожа облепила лоб, скулы, ключицы и ребра. — Что они с тобой сделали, малышка? — нервно бормочет Соколиный глаз, пока Беннер берет кровь на анализ и проверяет чувствительность зрачков к свету.       Тони стоит, будто пыльным мешком огретый, и не знает, что ему делать. — Джар? — Завершаю сканирование, сэр. Выявлено крайнее истощение организма, перелом со смещением четырех ребер в стадии заживления, частичная атрофия мышц нижних конечностей. Рекомендую вызвать доктора Джонс и провести магнитно-резонансную томографию по прибытию домой, чтобы исключить любые негативные последствия для целостности позвоночного столба. — Сколько займет дорога до башни? — Один час тридцать девять минут, сэр. — Анализ крови займет какое-то время, но зрачки узкие, и реакция на свет замедлена. Слабая реакция на боль, нет реакции на речь, — устанавливая кислородную маску, говорит Брюс. — А если попроще? — вмешивается Клинт.       Брюс молчит, подбирая слова, но по лицу Тони, кажется, замечает, что он уже и так все понял. — Марта впала в коматозное состояние, — поясняет наконец доктор.       Клинт чертыхается, пока Тони осторожно сжимает тонкие пальцы, обтянутые сухой кожей. * * *       Марта ненавидит боль. Марта боится боли.       Люди, которые ее забирают — ужасны.       Марта с хрипом втягивает воздух, руки, которыми она цепляется за кушетку, на которой лежит, трясутся. Ей настолько больно, что она почти перестает ощущать это — пытается сосредоточиться на людях в белых халатах. — Я просил привезти в целости и сохранности, — морщится светловолосый мужчина, нависающий над ней со шприцом. — Безмозглые идиоты.       В стеклах его очков Марта видит собственное окровавленное лицо и огромные напуганные глаза. Ей кажется, что ее глаза никогда не выглядели такими большими. — Отпустите, — хрипит Марта. — Верните меня домой, — умоляет она. — Боюсь, вам придется задержаться у нас, юная леди, — отвечает мужчина, сосредоточенно всаживая иглу в вену на ее руке.       Марта не кричит — больно. Марта засыпает, тяжело втягивая воздух.       Прежде чем ее веки окончательно смыкаются, она видит и чувствует, как к вискам подключают датчики с белыми проводами, тянущимися куда-то в неизвестность.       Она сразу узнает это чувство — сон. Перед ней на полу террасы сидит мальчик, который сквозь прутья перегородки смотрит, как по улице гоняет мяч его маленькая сестра. Боли нет. Марта шумно выдыхает, чувствуя, как облегчение затапливает ее с головой. Контраст ощущений просто чудовищный — горящие огнем легкие и грудь, которая только что ощущалась, как нечто абсолютно сломанное, сейчас в полной норме.       Мальчик поворачивается и смотрит на Марту с удивлением. — Ты кто? — спрашивает он. У мальчика голубые глаза.       Марта не может сдержать облегченной улыбки.       Даже если этот сон принесет ей боль после пробуждения — головную или боль в груди, не важно, сейчас она рада ненадолго забыться.       Мальчика зовут Пьетро. Его сон очень длинный, теплый и пропитанный солнечным светом. Его сон — беззаботное лето.       Когда Марта просыпается, ее снова встречает боль.       Говорить почти не представляется возможным, поэтому она просто… слушает.       Слушает, как люди вокруг обсуждают показатели, слушает, как говорят об установленном контакте с близнецами, слушает, как командуют вколоть ей какие-то препараты, и боль становится какой-то вязкой. Существующей где-то на границе сознания. Марта чувствует, как будто ее тело немеет, словно налитое свинцом.       Она забывает о клетке, которую должна строить перед сном.       Она не замечает течения времени, пока погружается в сны, наполненные криками и кровью, в реальность, вязкую и не дающую сосредоточиться, в сны с чужими воспоминаниями, страхами, смехом, детством, счастьем и несчастьями, и снова в вязкую реальность, которая со временем начинает становиться четче и четче. Марта знает, что где-то есть Пьетро и Ванда, во снах которых мягче всего, когда им снится детство. Марта знает, что Ванда владеет чем-то особенным, потому что в первый раз, когда она оказывается во сне девушки, та выталкивает ее, причиняя сильную боль. Марта знает, что где-то есть Майк, которого запирали в школьном шкафчике, и который хладнокровно всаживает в своих обидчиков десятки пуль, превращая декорации сна в кровавое месиво из трупов. Марта знает, что Ванда не злая — она просто испугалась, когда почувствовала чужое присутствие в своей голове. Марта знает, что в лаборатории, в которой она лежит, есть Кейтлин (она видела чуть более взрослую, чем во сне, версию этой женщины, когда просыпалась), и Кейтлин боится пауков, часто думает о бабушке и химических реакциях в крови подопытных. Марта узнает десятки людей — если не сотни, прежде чем в реальности ее перестают кормить обезболивающими, отнимающими способность ясно мыслить. Боль все еще существует в реальности — тяжело пытаться подняться, перевернуться, иногда — выдохнуть. Но теперь куда легче, чем в первые часы после похищения.       И когда ясность ума возвращается, Марта впервые вспоминает о Тони. Перед ней снова светловолосый профессор в очках — высокий, худощавый, с вытянутым лицом. Его долго не было — ни разу за все те разы, которые она просыпалась, и снов его тоже точно не было, она уверена, она бы запомнила.       К Марте всегда подключены датчики — она уже перестала их замечать, но когда виски обжигает током, она вспоминает. И кричит. — Сосредоточьтесь, юная леди, — говорит профессор. — Ваше тело достаточно здорово, чтобы мы, наконец, занялись тем, зачем пригласили вас. — Пригласили? — всхлипывает Марта. — Вы меня похитили!       Доктор добродушно улыбается: — Одно другого не исключает, мисс Айзенберг. — Папа найдет меня, — внезапно выдыхает Марта. Она ловит себя на том, что впервые называет Тони отцом вслух, и это почему-то не так тяжело, как казалось. Слово вылетает само собой. — Он найдет меня и разнесет всю вашу лабораторию по кирпичику! — Прошло уже одиннадцать дней, юная леди, — отвечает профессор, продолжая снисходительно улыбаться. Марту мутит от осознания. — Если бы мистер Старк был на это способен, он бы уже навестил нас. А теперь давайте приступим к тестам.       С одиннадцатого дня Марту бьют током, заставляют вселятся в сны определенных людей, а не тех, в которых притянет сила, заставляют вмешиваться, контролировать, менять естественное течение событий, заставляют делать страшные вещи, чтобы узнать ответы на вопросы, заряд, заряд, заряд. У нее не сразу получается, она никогда не думала, что способна, но боль меняет ее и ее силу. Марта ненавидит просыпаться. Марта ненавидит боль. Марта ненавидит профессора Уайтхолла.       Перед каждым погружением в сон ей дают задание — узнать что-нибудь у спящих подопытных. После каждого невыполненного задания ее лишают еды и долго, методично пытают зарядами тока — не критическими, но невыносимыми.       Преобразовывать пространство снов оказывается неожиданно легко — и это отличается от прошлого, когда она путешествовала по снам в детстве. В прошлом она ни на что не могла влиять, ничего не зависело от ее желаний, сейчас же, чтобы изменить чужой сон, вызвав в нем необходимые ей декорации, нужно лишь небольшое усилие воли. Это удивляет Марту. Это неожиданно — значит, ее возможности изменились за то время, которое она провела в клетке — четыре с небольшим года. Марта узнаёт, что может сделать человека инвалидом, когда однажды ей рассказывают, что подопытный номер тринадцать проснулся пускающим слюни. Во сне Марта скидывала его с крыши высотки — много, много, много раз, прежде чем он рассказал о том, что сделал с украденной технологией. В реальности Марту выворачивает на собственную грудь, и она едва не захлебывается рвотой, прежде чем какой-то лаборант переворачивает ее на бок.       Клетка не помогает. Когда ее будят, а задание не выполнено, она получает наказание.       Марта устала. Когда ее не заставляют спать и выполнять задания, она отвлекается на мысли о Тони, Пеппер, о Хэппи, который должен быть жив — только бы жив, пожалуйста, она не переживет, если узнает, что этого хмурого дядьку убили по ее вине. Марта боится, что Тони… что отец правда никогда ее не найдет.       Когда она спит, но не выполняет задания (если удается справиться раньше, чем закончится время сна), она пытается войти во сны Ванды или Пьетро. Ванда больше никогда ее не пугается. Иногда (всего дважды) у Марты получается втянуть одного в сон другого — и тогда они могут быть втроем.       Оказывается, Пьетро не пять, и он уже давно не тот мальчик, которым Марта увидела его впервые — на самом деле и ему, и Ванде двадцать шесть, и они близнецы, и они — подопытные профессора Уайтхолла, такие же, как она.       Марта не знает, где они на самом деле находятся, она никогда не видела их в реальности, но они точно где-то рядом. Эта мысль утешает ее, когда становится особенно больно. Марта не одна.       Ванда ласково гладит Марту по голове, Пьетро сидит рядом, привалившись плечом к скамейке на террасе дома Максимофф, и Марте спокойно, когда они смотрят на закат, который может продолжаться вечно.       Близнецы красивые. Пьетро — красивый. Особенно когда солнце путается в его волосах, а глаза смеются.       Марта рада, что благодаря боли умеет теперь преобразовывать пространство сна. Иначе она никогда не смогла бы избавить двух детей от кошмаров о том, как снаряды разрывают их дом, как крепко брат обнимает сестру, прижимает к себе, прячась под железной кроватью, едва сдерживающей вес обвалившейся крыши. Марта избавляет их от вида крови, мертвых родителей с застывшими глазами, осыпающейся с каждым крохотным движением пыли, тесноты и сжимающего горло страха. Она забирает их кошмары всякий раз, как натыкается на них. Она пытается сделать их жизнь хоть чуточку легче — потому что им тоже очень, очень больно. Потому что Уайтхолл — чудовище.       Марта говорит Ванде, что скучает по дому, когда Пьетро нет рядом. Сейчас он не спит в реальности. — Кто тебя ждет там? Мама? Папа? Большая семья? — спрашивает Ванда, успокаивающе зарываясь пальцами в светлые волосы. Марта блаженно жмурится, потому что перед сном ее снова целый день били током, а руки Ванды — целебные. Она уверена, что ничего приятнее на свете просто нет. — Мама умерла год назад, — рассказывает Марта. — И папа забрал меня к себе. Он не знал обо мне, пока не получил мамино завещание. Я думала, я не смогу с ним. — Почему? — Он… сложный. Его все время показывали по новостям — всю мою жизнь. Он казался умным и крутым, но было много всего плохого, что про него говорили, и это пугало меня, когда я узнала, кто он мне. Я думала, мы никогда не поладим, и я ему не нужна, и как он вообще мог быть моим отцом? И в первое время со мной возилась только его помощница, и я была уверена, что так будет всегда. Но Тони… папа классный. Он сделал мне кресло — самое крутое. Оно не выглядит, как инвалидное, не заставляет меня чувствовать себя неполноценной — оно похоже на суперкрутой вид гоночной тачки, и в нем даже есть автопилот помимо ручного управления. — Подожди, — прерывает Ванда озадаченно. — Ты не можешь ходить?       Марта поднимает голову, глядя в красивое удивленное лицо, и отвечает: — Немного могу. То есть, могла до похищения Гидры. У меня был доктор Джонс, и физиотерапия. Сейчас… мышцы атрофируются. Я плохо чувствую ноги. Не могу стоять сама. Хуже, чем раньше, — она морщится, вспоминая о гигиенических процедурах, с которыми… непросто.– А здесь могу ходить всегда. Это же почти мой мир, несмотря на то, что он твой, — слабая улыбка касается губ, пока Ванда не кивает, отвечая такой же грустной полуулыбкой, и не продолжает движение пальцев. — Так, кресло помогло вам поладить? — Не только оно, — Марта пожимает плечами, обнимая Ванду. — Потом он звал меня играть во всякие штуки. И водил меня в свою мастерскую. Мы ели пиццу. И смотрели кино. И мультики. И он помогал мне делать уроки. А еще у нас есть Пеппер — они встречаются. — Твоя будущая мачеха? Как в сказке или.? — Или, — смеется Марта. — Она классная. Очень. Заботливая, у нее красивая улыбка, как у тебя. И она умеет ставить папу на место. Мачеха звучит злобно, не для Пеппер. Я люблю проводить с ней время. И когда мы все вместе, с папой и Пеппер, тоже люблю. Я… надеюсь, я смогу увидеть их снова… когда-нибудь. — Ты здесь не так долго. Когда-нибудь мы все выберемся. Я уверена. — Обещаешь?       Ванда кивает и улыбается.       Больше Марта не находит ее во снах. Как и Пьетро. И все становится сложнее. На двадцать шестой день Марта чувствует, что не выдерживает. На двадцать шестой день у нее почти нет сил продолжать терпеть удары тока — их теперь меньше, но они кажутся больнее, отнимают больше. У Марты нет сил ни на что. Марту тошнит от заданий — потому что ей подсовывают людей, которые все сложнее выдают свои секреты, и теперь это не просто эксперименты. Ее жертвы — не добровольцы из Гидры с безобидными ответами на простые вопросы. Ее жертвы — пленные. И их знания — то, что никто не должен знать.       На двадцать шестой день Марта принимает решение.       Женщина, которая должна быть ее следующей жертвой, всеми силами пытается защитить знания о своем друге, бывшем агенте Щ.И.Т.-а из исследовательского отдела, способном создавать невероятные вещи, но не желающем работать на благо Гидры.       Марта дожидается, когда ее уведомят о том, что женщина уснула. Марта строит клетку. И захлопывает ее изнутри. Изо всех сил.       Когда ее пытаются разбудить, клетка скрипит, но не открывается, повинуясь ее желанию. Марта сидит в темноте, ни о чем не думая. Боли больше нет. *** — Судя по данным из лаборатории Уайтхолла, кома длится уже семнадцать дней, — говорит Наташа, вчитываясь в таблицы на планшете. Тони смотрит сквозь окно в медотсек на девочку, подключенную к ИВЛ. Пеппер сидит рядом с ее кроватью и осторожно убирает с лица Марты волосы, чтобы не мешали видеть ее глаза. Толку от этого ноль — глаза у их дочери все равно закрыты, но Тони понимает желание Пеппер быть рядом с ребенком. Он сам едва смог от нее оторваться. — Слишком много, — устало бормочет он, потирая воспаленные веки, прежде чем разворачивается к Нат. — Есть что-нибудь ценное среди данных, которые ты скопировала? Что-то, на что я мог бы отвлечься? Романофф смеряет его тяжелым взглядом, прежде чем отвечает: — На сон, Тони. Просто иди и поспи. Марта в безопасности. Наконец-то. — Сон. Да. Звучит неплохо, — вздыхает Старк, снова переводя взгляд в окно. На самом деле, ему плевать на данные Гидры. По крайней мере, сейчас. Скорее всего, он все равно не смог бы на них сосредоточиться. — Только посижу еще немного с девочками.       Наташа провожает его сочувственным, усталым взглядом, прежде чем снова вернуть внимание планшету и двинуться к общему этажу.       Проходит два дня, и в состоянии Марты никаких изменений, а потом на Тони внезапно сходит озарение. Идея будит его ото сна (вопреки сложившейся за последние почти два месяца традиции, это идея, а не кошмар), и заставляет с минуту всматриваться в потолок, собирая сонм мыслей в единый организм, а затем — поднимает с кровати. Пеппер бормочет что-то во сне, но не просыпается, и Тони рад, что не разбудил ее.       Он выбирается из спальни, и, как есть, в свободных штанах, используемых вместо пижамы, проходит к лифту и спускается в медотсек.       На нужном этаже очень кстати оказываются Брюс и Нат, доверительно переговаривающиеся, и в любое другое время Тони пошутил бы над ними, но сейчас он просто говорит, потому что должен поделиться идеей: — Она сама ввела себя в кому! — Что? — вздрагивает Брюс, оборачиваясь на Тони. Ему неловко, и он краснеет, как школьник. Наташа вот не краснеет, по ней никогда не скажешь, что застал ее за чем-то смущающим. — Я о Марте, она сама ввела себя в летаргию, я уверен! Дело не в истощении или в чем-то еще. Она сама сделала это! — Думаешь, это связано с ее способностями? — подключается Нат. — Джарвис, у нас же есть записи с общих комнат в пентхаусе? Я создавал что-то такое, точно должен быть протокол, — Тони щелкает пальцами, пытаясь воскресить в памяти название — он не вспоминал об этой вещи с момента ее создания. — Протокол «Семейный альбом», сэр, — учтиво подсказывает Джарвис. — Точно, — кивает Тони. «Семейный альбом» — это про воспоминания. Сентиментальный порыв про то, чтобы оставлять в памяти компьютера лучшие моменты с близкими. Неважное Джарвис удаляет сам, он в состоянии отличить, важное — записывает, но Тони не знает, сколько накопилось записей. Возможно, много за последний год, но раньше было — едва ли, и все они точно связаны с Пеппер. Правда, у него ни разу не было времени просматривать эти «воспоминания». — Найди мне запись нашего с ребенком разговора о способностях. Тот самый, с колой и крышками, и выведи на экран. Что она говорила про свою клетку? — Включаю запись от тринадцатого октября, — отвечает Джарвис, и на плазму выводится видео, где Марта с Тони едят пиццу, обсуждая колу, крышки, клетку и сны. Брюс с Нат внимательно слушают и выглядят заинтересованно. — Думаешь, она выстроила себе клетку и закрылась в ней? Отказалась выходить вовсе? — приподнимает бровь шпионка. — Если я достаточно успел узнать Марту — да, она так и поступила, когда ее заставили снова поджарить кому-то мозг. Судя по отчетам из лаборатории Уайтхолла, ее организм перед комой не был настолько плох, чтобы погрузить ее в стазис, и искусственно его тоже не вызывали — она, очевидно, порушила им планы, и Уайтхолл потратил много времени на попытки ее разбудить. Со способностями она вполне справлялась, и, как выяснили эти сволочи, ничто не было способно причинить ей вред, когда она находилась в чьем-нибудь сне. Был какой-то случай, всего один, когда некто засекреченный, как мы уже знаем, с даром, выкинул ее из своей головы, но она просто проснулась, и большого урона это не принесло. Я думаю, что сны действительно ее место силы, там она все равно что наш Златовласка, богиня. И эксперименты этих чертовых фанатиков развили ее силу. Но после пробуждения ее только и делали, что мучали.Марта поняла, что никто не спешит спасать ее, а помощи можно ждать вечно, — рассуждает Тони. –Поэтому она предпочла запереться в пространстве, которое полностью подвластно ей, и спрятаться там до лучших времен. И теперь я должен всего лишь достучаться до нее, дать понять, что она дома, и никто больше не заставит ее страдать. — И как это сделать? — с сомнением в голосе произносит Брюс. — На речь она не реагирует, даже на твой голос, так что сможет вытянуть ее в реальность? — С этим ты должен мне помочь, невероятный зеленый. ***       МОРГ Тони разрабатывал с две тысячи девятого — даром, что никто об этом не знал. Это был один из самых долгосрочных проектов в его жизни, и он не был уверен в том, сколько еще времени и денег на него потратит, чтобы довести до ума. Сейчас это было и неважно — на нынешнем этапе технология могла сработать в вытягивании Марты из ее мира снов — вот это было важно на самом деле.       Первоначально идея строилась на том, чтобы связать программу с человеческим мозгом, поверхностно считать образ моделируемой ситуации и допрограммировать ее в виртуальном виде вручную. Первый пункт уже был частично налажен — у него получалось подключиться к системе и передавать на экран некоторые смутные образы. Но теперь следовало сделать так, чтобы система смогла не считать, а передать образ в мозг испытуемого — и с этим было уже гораздо сложнее работать.       Но разве не Тони один из самых перспективных ученых человечества? Разве он не в силах справиться с таким пустяком, когда на кону стоит жизнь его дочери?       Ему удается только спустя восемнадцать дней — без Брюса точно было бы гораздо больше, но они справляются, и Тони, как первый подопытный, чувствует запах сыра, переданный ему программой. С запахами выходит легче всего, у них есть некоторые идеи о том, как передать в голову звук, но вот картинка кажется слишком сложной задачей. Благо, до картинки он может как-нибудь дойти потом — сейчас ему хватит и голоса, чтобы разбудить Марту. Жаль, на запах пепперони она никак не отреагировала.       Однажды он наконец зовет: — Марта? Проснись, малышка, хватит спать, — к голове девочки подключены многочисленные провода, и компьютер позволяет ему переносить свой голос в ее разум. Телепатия в чистом виде. Чего еще они смогут добиться такими темпами? Только бы сработало… — Хэй, ребенок, Пеппер волнуется. Ты нужна мне.       Беннер напряженно следит за показателями мозговой активности — а они сильно отличаются от показаний просто спящей Марты. Она слышит его. Они на верном пути. Может ли она все еще сомневаться в том, действительно ли слышит его голос? Может ли она все еще думать, что находится в лаборатории? — Помнишь еще своего старика? Это я, Марти. Помнишь, ты рассказывала мне о своей клетке? Я вспомнил об этом, когда мы нашли тебя. Я вспомнил и… — Тони готов повторить всю историю, лишь бы она поверила и вышла наконец из своего добровольного заточения, но этого не требуется.       У Марты впервые за все эти чертовы дни начинают дрожать ресницы.       Потом веки медленно приподнимаются.       Тони не готов признать, что это слезы стекают по его щекам, но он благодарно улыбается, сжимая хрупкую детскую руку. — Видишь? Ты дома, детка.       Марта тяжело вдыхает воздух сквозь кислородную маску и не отрывает от него взгляда. Пеппер плачет, когда видит эту картину, и осторожно накрывает их сплетенные руки своей. А Брюс тактично выходит, давая семье время побыть вместе.       Марта жива. Она снова с ними. Тони не допустит, чтобы такое хоть раз еще повторилось. Никогда.