Телефон Доверия "Коноха"

Когда Какаши впервые столкнулся с Ирукой Умино, ему было четырнадцать, а Наруто всего пять. Родители этого маленького светловолосого ребенка были близкими друзьями отца Какаши, Хатаке Сакумо. Но никто из них не дожил до шестилетия младшего Узумаки: Минато и Кушина погибли в автокатастрофе, а Сакумо наложил на себя руки, пока сын находился дома у друзей и приглядывал за ребенком. Известие о такой скоропостижной смерти поставило Какаши на колени и скупыми слезами потекло на паркетный пол. Маленький Наруто тогда еще не до конца понял, почему его старший «братец» плачет, но сделал все, чтобы он перестал - лез своими теплыми маленькими ладошками к холодным щекам, забирался на ноги и обнимал всей своей доброй душонкой. Какаши не мог видеть Узумаки. Он похож на Минато, похож на Кушину, его дурацкая улыбка похожа на отца. На умершего прошлым летом лучшего во всей жизни друга. Слишком много для одного ребенка. Хатаке тогда встал с пола, оттолкнув мальчика от себя, и выбежал во двор, все еще сжимая уже молчащий телефон в руках. Стоявший за забором невысокий паренек примерно его лет смотрел на него во все глаза, а потом перелез через изгородь, отряхивая от травы залепленные пластырями коленки в старых синяках. Подошел к Какаши и тихо-тихо, пропитанным добротой голоском спросил: — Ты - Какаши Хатаке, да? — Ну я, че тебе? — Зло плюнул в ответ мальчик, утирая скупые слезы рукавом синего джемпера. — Я Ирука Умино, мой дедушка сказал, что мы теперь присмотрим за тобой и за Наруто. — Ирука погладил Какаши по волосам и улыбнулся, став похожим на маленькое солнышко. — Я слышал, что случилось. Мои мама и папа тоже умерли, но мне было всего шесть. Ты можешь поплакать. Это нормально. — Я не рева, чтобы плакать, — Оскорбленно прошипел в ответ Хатаке, стряхивая руку мальчишки со своей макушки и отталкивая его от себя: — Иди лучше, вон, с Наруто сюсюкайся. Переживу. Ирука скривил губы в обиженной гримасе и встал с корточек, отвернувшись от седовласого ворчуна: — Ну и не надо. Буквально через пару минут в ворота позвонили, а за ними обнаружился Хирузен Сарутоби. Тот самый, который, вроде как, был мэром города. Какаши проглотил все свои возмущения и не обращался с тех пор к Хирузену иначе, как отстраненно-почтительное «сэр». В шестнадцать маленький гений закончил обучение в школе, в восемнадцать — в университете. В девятнадцать он уже был частью военных сил, а в двадцать пять с хвостиком вернулся в страну, перестав быть человеком, которого все знали. Он отказывался рассказывать что-либо о произошедшем в войсках, поступил в высшее медицинское учреждение и получил второе образование нейрохирурга, а в двадцать восемь уже стал кандидатом медицинских наук. За все это время Какаши не виделся ни с Ирукой, ни с подрастающим Наруто, а когда по приезде в страну получил известие, что многоуважаемый Хирузен Сарутоби скончался два года назад, даже не удивился. Старый хрыч давно уже изжил себя и свои методы воспитания. Одно мужчина не понимал — как такой дед, как его опекун, смог вырастить такого доброго, понимающего и открытого человека, как Умино-сенсей. Возможно, одной из причин, по которым Какаши так упорно избегал опеки со стороны семейства Сарутоби, так радушно принявших его после смерти Сакумо, был обычный стыд. Он мог быть сильнее. Он должен был. И вовсе он не нуждался в заботе. Он гений, у него есть возможности! И в долгу он не останется никогда! И пока он работал над ними в поте лица, игнорируя человеческие позывы к теплу и пониманию, Ирука вырос в настоящий идеал. Он выучился на педиатра и вырастил Наруто жизнерадостным и веселым мальчишкой, верящим в свои мечты. Как выяснилось позже, сам Сарутоби-старший про Наруто словно забыл, оставив заботу о ребёнке в руках пятнадцатилетнего мальчика. А Какаши уже не мог помочь. Он был весь погружен в учебу. И потом ему стало стыдно за собственные решения. И каково было удивление Хатаке, когда он узнал, — нет, не про то, что его приглашают сразу в несколько престижных больниц, — что Ирука Умино собственной персоной переводится в их центр! Он тут же всполошился, перетряс всех своих знакомых, и выяснил, что таким образом Цунаде-сама замещала дыру в коллективе, оставшуюся после побега Орочимару (мерзкий дед был, чесслово). И даже выбил себе подмогу. Хотя это было несколько опрометчиво. В день приезда нового врача и выхода его на работу известный своей непунктуальностью нейрохирург даже не опоздал! Он пришел ровно в положенное время, накидывая на плечи врачебный халат, а коллеги и подчиненные только крестились - привычная форма, которую он спер из отдела работы с детьми, пропала, уступив место обычному зеленому цвету. Такой носили все ребята из отдела хирургии и реабилитационного крыла. Куда-то пропали зеленые кроксы, а вместо них обнаружились пусть старые, но вполне себе приличные кроссовки. — Кто ты, и что сделал с Хатаке?! — Первой всполошилась Анко, схватив мужчину за ворот и встряхнув, словно пытаясь вправить выпавшие мозги. — Успокойся, Митараши, бо-оже! — Какаши еле отцепил детского врача от себя (как ей только детей доверили вообще?) и поправил воротник формы: — Планы у меня сегодня. Понимаешь? Планы! Митараши всегда была слишком сообразительна и быстро сложила два и два: — Ты че, планируешь за Умино приударить? Какаши! — Успокойся, стерва. Он мой друг детства, я просто хочу поболтать. — Отмахнулся нейрохирург и обошел воющую Анко стороной, направляясь в старый кабинет Орочимару. Чутье подсказывало, что он сможет застать Ируку там. Искомый и вправду оказался на месте; сидел в совершенно необжитом кабинете с пустыми стенами и копался в записях и историях болезней прошлых пациентов. Он казался таким маленьким и таким живым в окружении этих белых стеллажей и огромного окна. Повстречавшийся по дороге Котетцу с охапкой отчетов поднял большой палец вверх, мол, все сделано! Какаши придержал закрывающуюся за Хагане ногой и скользнул в кабинет, тихо кашлянув: — Ма-а, Ирука-сенсей? Вы ли это? Врач вздрогнул, роняя на пол документы из рук, и воззрился на пришедшего с лицом полнейшего шока. Он смог только беспомощно проблеять: — К-к-ка… Какаши?! — Собственной персоной, Ирука-сенсей! Ну, — Горе-ловелас уселся на стул для пациентов и мечтательно уставился на педиатра. — Рассказывайте. — Что вам рассказывать? — Умино отмер, обиженно нахмурившись. Ага, значит, помнит, как его избегали. Нехорошо. Какаши столкнулся с внимательным и мрачным взглядом пронзающих карих глаз, которые некстати сравнил с прекрасной породой хвойных деревьев и оробел, пробормотав: — А у вас глаза… — Что с моими глазами? — С нажимом сощурился Ирука. Нейрохирург замялся и еще раз в голове прокрутил фразу «у вас глаза цвета самой дорогой хвойной древесины». Нет, бред. «Ваши глаза такие глубокие, цвета терпкого кофе»… Черт, подумалось Хатаке, а он бы выпил сейчас кружечку кофе. Позвать педиатра к нему присоединиться, что ли? — Так что с моими глазами, Какаши-сан? — Требовательно прошипел Умино, глядя на посетителя так, словно он был нарушителем границ перед драконом. — У вас вкусные глаза… — Пролепетал в ответ незадачливый врач, а потом спохватился: — То есть я не это хотел сказать! У вас, э, знаете, как кофе глаза! Выпить хотите? Не глаза, конечно! Ирука не впечатлен. Он приподнял бровь в ироничном вопросе. Какаши уронил голову на ладони: — Боже, что я несу… — Какаши-сан, если вам плохо, сходите, пожалуйста, к Цунаде-сама, отпроситесь. Таблетку от головы? — Над ним явно издевались. — Да нет, там спасать уже нечего, — Тяжело вздохнул Хатаке, вставая и признавая поражение. Ему еще надо звонить Тензо и просить выделить время в своем расписании ближе к часам семи, чтобы познакомить его с Генмой, которому, собственно, вызвался помогать. — До свидания, Ирука-сенсей… — До вечера, Какаши-сан. Нейрохирург чуть не пришиб себя дверью. Он развернулся с глазом, который грозил наползти на лоб, и попытался сформулировать нормальный вопрос. Покачавший головой с таким выражением, словно объясняет что-то глупенькому ребенку, Ирука проговорил с улыбкой на лице: — В восемь после работы пойдет? У меня сегодня под завязку, а вы задолжали мне парочку объяснений. — К-конечно! Весь оставшийся день Какаши чуть-ли не летал от счастья.

***

Восемь часов вечера подкрались незаметно, как и посвежевший не пойми с чего Ширануи. Наконец-то казанова стал оправдывать свою репутацию и, если бы не мешковатая толстовка, вполне сошел бы за модель. И, если Какаши не изменяла память, под толстовкой находилось вполне себе спортивное телосложение. Тьфу, подарила же кому-то природа симпатичное личико и силу воли. Но ни Генма, ни ворчливый Тензо, ни уставшая от этого Сакура не могли нарушить радости, поселившейся в животе Хатаке вместе с парочкой бабочек. Вот ведь… Как школьница! Ну и ладно. Когда Ямато откланялся, а коллеги-операторы убежали в центр, Какаши покосился на двери - в них замаячила фигура, знакомая ему до боли. Ирука даже спустя такое время ни капли не изменился, все также тепло улыбаясь. И даже его любовь к большим серым свитерам никуда не пропала, ведь под тяжелым коричневым пальто виднелась крупная вязка названного предмета гардероба. — Ну что, Какаши-сан, куда пойдем исповедоваться? — Насмешливо проворчал врач. — Как насчет одной милой раменной? Ичираку, она буквально тут, за углом, — Извиняющимся тоном, улыбаясь под маской, сказал Какаши, но этого не было видно, и потому он мог лишь следом прикрыть глаз, добродушно щурясь. — Идет, — С облегчением вздыхает Умино и покорно следует за провожатым. Им предстоит многое обсудить.