Молчи

Чайлд перестаёт замечать всё вокруг, концентрируя мир на кончиках пальцев. Держит Сяо одновременно крепко и бережно, разрешает задать темп поцелую — жадный, мерцающий яркими вспышками в разуме. Вокруг пустота, во рту вакуум со сладким молочным оттенком, кровью, слюной и до ужаса пошлыми, мокрыми звуками. Тело под ним растворяется и может собрать себя только в моменты, когда грязные тайны становятся реальной проблемой — жаркой волной возбуждения. «Это» теперь струится по венам, гладит по кончику каждого нерва, режет по восприятию реальности, и в конечном итоге Адепт инстинктивно толкается бёдрами вверх — жажда прижаться поближе ослепляет и глушит. Время потерянно в нехитром процессе, по завершению которого на Сяо уже нет верхней части одежды. Где эта тряпка сейчас, кто и когда успел её снять? Аякс упорно не может вспомнить, но разорванный поцелуй немного привёл его разум к реальности. Он открывает глаза, отгоняет белые точки и почти забывает вдохнуть. Адепт повторяет за ним. Масштаб стихийного бедствия ощущается кожей по ветру, воде, электричеству и давлению тёмной энергии; они потеряли контроль ещё раньше, чем осознали к чему всё идёт. До сих пор сложно поверить, что глаза не обманывают: Сяо растрёпан, смущён и уже наполовину раздет. Он сидит, опираясь на обе руки, и ногами обнимает Аякса за талию. Губы немного растерзаны, блестят влагой на частых попытках отдышаться, а в мутных глазах отражаются искры. Чайлд в сомнениях — его красота безупречна. Это точно может быть реальностью? Замирает от иррационально страха, тянет руку вперёд и легонько проводит ей от ключиц до очерченных тусклой луной выступающих рёбер. Задевает сосок — Сяо вздрагивает, машинально кусая себя за губу, и они наконец-то встречаются взглядами. Это точно не сон. «Катастрофа» У Аякса тоже сбилось дыхание, его еле заметно трясёт. Спускается дальше, напрягая все мышцы по штриху от мозолистых пальцев. Спина выгибается, рот открывается шире на особенно шумном глотке, когда Яксе приходится выдохнуть звук — чужая рука лезет за контур штанов. — У Адептов нет желаний, говоришь, — Чайлд бормочет почти про себя, его голос потерян между хрипом и шепотом. Взглядом следит за рукой, возвращает её на живот, пока Сяо ещё не дошёл к осознанию. — Интересно, а как же тогда… — Это другое, — Адепт вдыхает поглубже и закрывает глаза. Всё, это — конечная. Невнезапный стояк от трёх с половиной минут поцелуев видно слишком отчётливо, а Чайлду искренне весело со всей ситуации. — Эмоции, которые я никогда не должен был видеть? — Аякс отстраняется и смотрит как-то слишком серьёзно, хотя Сяо всё равно кажется, что он его дразнит. Он возмущённо вздыхает и сильнее сжимает колени, не давая лицу Чайлда отодвинуться на недостижимое для его клыков расстояние. — В прошлый раз мои эмоции тебя не волновали, — фыркает, но не находит, куда в такой ситуации можно спрятать глаза. Как вообще можно быть таким эгоистом? В Сяо итак сломалось слишком много всего, чтобы тратить время на обсуждение. Он не любил, а уж тем более не умел говорить о таком, зато всё, что он сейчас делает, уже должно кричать громче слов. — Я думал о тебе каждую ночь на этой неделе и, кажется, совсем уже сошёл с ума, — Аякс берёт его руку и подносит ко рту, оставляя невесомый поцелуй на запястье. Уже привыкшие к темноте глаза медленно бродят по телу, желая запечатлеть его в памяти. — Но мне так сильно нравится тебя целовать, — от следующего касания губ Сяо заметно вздрагивает. — Нравится, когда твоё тело открыто для меня вот так, а твои глаза и твой запах вынуждают забывать обо всём. — доводя мокрый след до самого сгиба локтя, он заглядывает в ошеломлённое лицо за ответом, — Что же ты сделал со мной? У Сяо, кажется, кружится голова. — Ты сам себе напридумывал, — его это всё очень, очень смущает. — Мы вообще не должны говорить о таком. — Да, — максимально приблизившись к его лицу, Тарталья опускает голос до совсем тихого шёпота. — Но здесь нас никто не услышит. Сейчас любые слова — словно гром в звенящей ночной темноте. Сяо берёт его лицо в обе ладони и пытается сдержать ими уголки губ, что бесконтрольно тянутся в глупой улыбке. — Если собрался впечатлять меня своим ртом, то это не верная тактика, — последние капли самоконтроля тают в этих словах. — Скажи мне один комплимент. Адепт сразу же хмурится и напрягается. Он, вроде бы, выражался достаточно ясно, чтобы Чайлд понял всю ситуацию. Сдаваться, однако, тот не собирается, поэтому просто смотрит и ждёт, пока в сощуренных жёлтых глазах не сгорит остаток терпения. Адепт не выдерживает. — Ладно, может твой член не такой уж… убогий, — водя взглядом по каждой из трёх маленьких ссадин на очень довольном лице, он почти обреченно вздыхает. — Доволен? — Вполне, — улыбка Чайлда слишком широкая, и злой поцелуй не проходит, оставаясь укусом на нижней губе. Быстро отстраняя от себя этот рычащий ураган, Тарталья стягивает футболку, кидает её на кровать, а затем наклоняется и целует впалый живот. В голове начинается обратный отсчёт до первого громкого стона и закатившихся глаз. Одной рукой отстраняет Сяо назад, вынуждая облокотиться спиной на прохладные доски стены, а другой тянет его штаны вниз. — Т-ты что… нгх, подожди… — Якса слишком долго соображал, приняв происходящее только за ощущением горячего языка, что уже начал линию от самого основания члена до налитой кровью головки. — Чайлд! У Сяо темнеет в глазах, а тело не знает в какую сторону двигаться — волны такие, что хочется и согнуться и выгнуться сразу. Язык изучает каждую венку и чередуется с кольцом влажных губ. Он сосёт медленно — привыкает к размеру, когтям на голой спине и сдавленным всхлипам, что мешаются с его собственным именем. Ощущения настолько приятные, что недолго забыть все проклятья, оставляя невнятные звуки как главную форму протеста. Он вроде сам просил себя впечатлить, поэтому Чайлд доволен. Его член аккуратный и очень быстро твердеющий под чавканье смазки, дыхание носом и движение рта с языком. Чем больше длины он может принять, тем сильнее его сжимают коленями — становится больно, но, к сожалению, не только поэтому. — П-подожди же… — запутав непослушные пряди на пальцах, Сяо тянет его лицо вверх, но в этот самый момент Чайлд сам отрывается, чтобы вытереть слёзы. — Ты что… — Он заметно теряется. — Плачешь? Адепт сглатывает и осматривает один мокрый глаз. — Знаешь, если бить людей по лицу… — Сам же полез, идиот, — с одной стороны, он заслужил, потому что в тот раз тоже не спросил разрешения, но кто же мог знать. Все эти ссадины — тоже эмоции, которые Сяо не должен иметь. Чайлда хочется бить, целовать и кричать на него бесконечно — самоконтроль рядом с ним отключается. Это когда-то началось с недоверия, ревности, злости, и вот они здесь. — Да я и не жалуюсь, — уверенно наклоняется вниз. — Т-ты и правда… придурок и эгоист, — возвращаясь в сладкий туман, Якса больше не тянет его, оставляя пальцы свободно лежать в волосах. Глухое «Ага», состоящее из вибраций открытого горла, звучит в голове ультразвуком — последняя мысль. Тело Сяо в океане мурашек, приливающих с каждым движением рта. Внутри и снаружи мир плавится. Это был не единственный способ сделать Яксе приятно, и самый последний по списку из тех, что хочется делать с почти сломанной челюстью, но он же не просто так эгоист. Чайлд хочет показать все эмоции сразу — самые яркие, тёплые и, вероятно, последние общие. У него не так много шансов для извинения, а у Сяо на теле ещё много не зацелованных мест. От плохо сдержанных стонов, вкуса его естественной смазки и волн возбуждения, что уже одни на двоих, боль отступает. Слюны всё равно слишком много и лишняя влага катится вниз. У Адептов, видимо, не принято иметь лишние волосы на своём теле, поэтому Чайлд получает возможность вылизать всё, что успело упасть на лобок и вернуть рот на место. — Я почт… — пальцы ног рефлекторно сжимаются — С-сейчас кончу, отой… ах! Спина выгибается, пока рот вокруг члена ещё сильнее сжимается и, будто с новыми силами, опускается вниз и обратно — пару раз было достаточно. Сквозь темноту не видно даже искры, — его ослепляет и глушит в оргазме. Все органы чувств после вспышки потихоньку включаются заново — сначала стук сердца, потом кислород и ватные мышцы объявляются мягким покалыванием. Адепт разлепляет глаза, что тоже непроизвольно намокли, и с сотого раза фокусирует их на запачканном в сперме лице. — Зачем… — шепчет на выдохе, — Ты что, проглотил? — А это опасно? — Чайлд вытирает остатки со рта и по лицу Сяо понимает, что для него, кажется, этот поступок схож с питьем демонической крови. — Вроде обычная сперма. Если бы Якса сам знал, что для таких людей входит в список «опасно», то уже давно бы воспользовался этой информацией, но, как и всегда, приходится полагаться на случай. Дыхание становится ближе к нормальному, и он возвращается в сидячее положение, убирая член обратно в штаны. Чайлд обнимает его и сдаётся осмотру ошеломлённого взгляда. — Хочешь знать, на что похоже по вкусу? — демонстративно облизывая стёртые губы, он наблюдает, как до Сяо доходит без слов. Не успевая открыть рот для вопроса, он вспыхивает и давится собственным рыком. — Молчи, — закрепляет приказ сначала укусом, а потом языком берёт пробу. Тарталья оставляет усмешку на будущее и принимает его — щекотка когтей на затылке, трение кожи о кожу и увлечённые губы. Невероятно, но раньше казалось, что их поцелуи не могут стать более грязными. Сяо вылизывает всё изнутри с таким невозможным усердием, что, кажется, пытается стереть этот вкус из всех слоев памяти. Получается, ожидаемо, слишком вульгарно — с бесстыдными стонами в рот и стуком зубов. Вязкая сперма заслуженно становится главным виновником этого мокрого ужаса. — Архонты… — шёпот Сяо превращается в новую стаю мурашек. — Тс, им лучше об этом не знать, — ответ, как и весь организм, тает под жаром и весом, казалось бы, совсем лёгкого тела. Чайлд ведёт по его губам большим пальцем и разрывает тончайшие нити из смеси уже чёрт поймёт каких жидкостей. — Хочешь продолжить? Обновляя топ самых глупых вопросов, когда-либо заданных из этого грязного рта, Сяо с опозданием замечает, что повис на нём почти полностью. — Не здесь, — возвращает нагрузку на комод под собой. Вся концентрация уходит на то, чтобы вспомнить как ногами стоять на полу, хотя его неплохо поддерживают, да и в целом, не желают далеко отпускать. Пара шагов до нужного ящика проходят под пристальным взглядом. Тут все виды масел, которые могут вообще когда-либо понадобится, коробок спичек и любопытный нос одной хитрой лисы. — А есть Гидро масло? — Чайлд обнимает его со спины и смотрит, как тонкие пальцы лезут за спичкой. — Чем оно тебе поможет? — недовольно ворчит и, задув огонёк, ветром разносит его ровно по трети свечей во всей комнате. Неожиданный свет всё равно слишком тёплый и тусклый, чтобы как-то мешать атмосфере. — Ну вообще, это великолепная смазка, — в голосе слишком простая наивность. Если Аякс реально настолько отбитый, чтобы сейчас использовать это, то у Сяо вообще нет проблем с веществами. Конечно, он так делал уже тысячу раз. Консистенция идеально подходит, но самое важное в этом — эффект. Жаль конечно, что ощутимо только владельцам Гидро стихии. — Не боишься, что у тебя отвалится член? — забирая два нужных флакона, Адепт закрывает всё лишнее. — Скорее уж ты мне его оторвёшь, — усмехается и, позволяя ему развернуться, Аякс всё равно не разрывает объятия. — Ну, или откусишь. — Обоснованный страх для того, кто считает нормальным залезать в чужие штаны и лапать без разрешения, — Сяо щурится и вопросительно смотрит наверх. У Чайлда не сказать, что есть оправдания, но выбора точно никто не давал. — Ну, во-первых, ты меня тогда выбесил, — вслед за вздохом, его тело толкают назад, вынуждая идти к кровати спиной. — И выглядел так, будто упадёшь и сдохнешь прям там, — Якса внимательно слушает, терзает губу и давит пальцами на верхние кубики пресса. — Не мог стоять вертикально, но продолжал тереться о мою ногу и шипеть так, будто я насильно тебе этот афродизиак споил. — То есть, ты был уверен, что без помощи я просто не справлюсь? — они доходят до границы матраса, но хорошего тона в голосе Сяо не прибавляется. — Я вообще думал, что ты, ну… — пока одна рука царапнула живот, вторая сильнее сжала стекляшки. Чайлд, удивительно, но не сбился с течения собственный мыслей о том, что назвать Сяо сейчас «импотентом» всё равно, что смертная казнь. — Девственник, типа… и не разбираешься. — Интересно, — оттягивая резинку серых штанов до натяжного шлепка, Сяо смотрит наверх за мгновение перед тем, как снова запустить в них свою руку. — И вот так, по-твоему, должен был выглядеть мой первый раз? Обхватывает его член ладонью и читает все реакции по красным щекам и шумному вздоху. — А ч-что, по-твоему, я должен был сделать? — Аякс нервно улыбается и чувствует себя сейчас так, будто второй раз лишается собственной. Долго он всё равно не продержится, поэтому, лишний раз проведя рукой по возбужденному органу, Адепт отпускает и одним резким движением тянет штаны с бельём вниз. Ноги выпутываются из мешающей ткани, а тело летит на кровать с мягкого толчка по груди — шанс любоваться на возмущённого Сяо с очередного прекрасного ракурса. — Не привозить в Ли Юэ контрабанду с наркотиками, — теперь на член ложится ступня, придавливая сочащуюся предэякулятом головку к напряжённому животу. — И не пытаться вообще кого-либо этим споить. Этот урок Чайлд и так неплохо усвоил, пожалев о содеянном тысячу раз. А ещё, он никогда не считал себя мазохистом, но чем неправильнее кажутся ощущения, тем сильнее он возбуждается. К великому счастью, у Сяо симптомы такие же, поэтому он берёт его за лодыжку и тянет наверх. Адепт потерял равновесие, когда по испачканным пальцам ноги прошёлся язык — сразу же вырвался, завалился назад, но поймал сам себя в последний момент. Нога до сих пор дрожит от щекотки, и он просто не может поверить, что Чайлд сделал такое… специально. Вот это уже, без сомнения, грязно, а ведь эти самые губы потом полезут его целовать. — Если продолжишь там стоять, то можно я просто сам себе подрочу? — Аякс опёрся назад, на обе руки и склонил голову в ожидании. — Что за дурная привычка тянуть в рот всё подряд, — Якса прячет смущенные вздохи за процессом избавления себя от остатков одежды. — Ты вкусный везде, — его голос становится тише, когда Сяо решает принять приглашение на оседлание бёдер. Проходит мгновение, и кожа опять касается кожи, а тепло ощущается даже душой. — А ещё, тут прохладно, — руки чешутся взять его крепче и прижать к себе так, чтобы хрустнули кости. — Не уходи больше так далеко. Полностью голые, они сидят по центру этой паршивой кровати в тенях от редких свечей. Сяо уже пожалел, что вообще их зажег. Пламя каждой — насмешливый танец, а вместо музыки только дыхание, сердце и кровь. Ладонью стирает свою грязь с его рта и даёт в ладонь оба флакончика с маслом. Ему даже волнительнее от нежных признаний, чем от режущих, по остававшейся гордости, фраз. — Смешай, — тихо командует, пока до Аякса доходит, что за бирюзовая жидкость содержится во втором. Сяо, конечно, Анемо масло в таком контексте не пробовал, но в отличии от всех остальных элементов, у него есть приятный эффект — легкость для тела и разума, а в груди сразу становится больше места для воздуха. Его обострённое чувство к подобным потокам идёт далеко не во вред. Зато контроль над тёмной энергией сейчас невозможен, и если в тот раз она не ощущалась совсем, то на этот — сочится из каждой клеточки тела. Её катастрофически много, и если бы кто-то мог это видеть, то из крыши Ваншу уже клубами бы шёл чёрный дым. Аяксу не то, что бы всё равно — он купается в ней как в родном океане. Дышит и слизывает её прямо с кожи, глотая в себя вместе с вязкой слюной. Если бы это была его комната, то все смертные в здании рисковали бы сгнить в удушающем чёрном огне. Он ставит стеклянные баночки на пол и, предварительно набрав в ладонь побольше, мажет пальцами по сжатому анусу. Проникновение завершается только сбитым дыханием и, по сути, больше ничем. — Ты когда-нибудь можешь расслабиться? — ставит одну руку назад, чтобы чужое тело без риска на него навалилось. — Прекрати сдерживаться, — Якса обнимает его за плечи и шею, утыкаясь носом туда же и нервно сопит. — Сам же просил быть нежнее, — Чайлд дразнит его уже откровенно, обязывая толкаться бёдрами вниз. — Чтобы не как в первый раз. — Н-не просил, — палец в итоге встречается всхлипом и сжатыми мышцами тела. — Какая тебе вообще разница, — Сяо это искренне бесит, а громкое хлюпанье в заднице заставляет ещё больше краснеть. — Ещё вчера назвал меня шлюхой, а с-сейчас… нгх, просто заткнись и прекрати меня злить. За всё это время нервы Чайлда, вроде бы, уже стали железными, но даже с такой тренировкой член начинает болеть. — Мы же оба знаем, что это не так, — Тарталья вздыхает и сразу вставляет второй, не встречая реакции на боль. В отличии от раза в кладовке чувствительность тела, очевидно, уменьшена, а сознание чище в разы. — А ты, значит, обиделся? — Мне плевать, — сил говорить почти не осталось. — Тогда я повторю, — поворачивает голову так, что шепот можно услышать только одним покрасневшим, но очень чувствительным ухом. — Ты моя маленькая ненасытная шлюха. — Я тебе все рёбра слома-ах… — с силой впивается в шею когтями пытаясь хоть как-то скрыть то, что сейчас слюна изо рта потечёт. Третий палец входит легко и приближает нудный процесс к завершению — дрожь и капли естественной смазки выдают его с головой. Аякс уже знает, что он просто не может самостоятельно обозначить границы — очень легко соскользнуть до безумия, но ведь надо ещё удержаться вдвоём. Каждое слово — терпение. Крышу срывает только от факта, что Сяо задыхается в собственном элементе. Тело охотно за него говорит, а Чайлд, оказывается, очень усидчивый, хотя у всего есть придел. — Вот так, хорошо, — мурлычет с улыбкой и в последний раз разводит внутри него пальцы, — Этого будет достаточно. Вытащил их, размазал лишнее масло по одной ягодице, а после раздался звонкий шлепок, и из Сяо вырвалось что-то подобное тихому писку. Волна сладкой боли застряла на кончиках пальцев и ударила в мозг. Он съежился от неожиданности и заскулил второй раз, но уже от смущения — когда до конца осознал, что с ним только что сделали. Не прошло и секунды, как Тарталья был вдавлен в кровать, лишившись всякой опоры, а обе руки были сжаты замками. — Слишком много себе позволяешь, — Сяо оскалился на ошеломлённого такой резкостью Чайлда, хотя тот даже не успел открыть рот. Сильнее сжал его пальцы и начал ерзать взад и вперёд, стимулируя, уже достаточно твёрдый член трением о влажную ложбинку между своих ягодиц. — Собираешься кончить без рук? — опомнившись после недавнего шока, Аякс поймал чистейший восторг. С каждым движением он всё ближе к оргазму, но сдаваться вот так не хочется чисто из принципа, зато Сяо помешался на мысли, что может его довести. — Будет даже быстрее, — каждое слово как плевок ядом, а движение давит на мозг. Адепт наклоняется ниже, выгибается, скалится, но не позволяет себя целовать. Безостановочно ёрзает, кусает себя за губу и внимательно смотрит, как Чайлд сходит с ума. Ему самому, безусловно, приятно до звёзд в помутневших глазах. Короткие рыжие волосы задевают яички, а смазка течёт из ануса прямо на член. — Видимо, я для тебя секс-игрушка, — Аякс обречённо вздыхает, но всё ещё крепко держит свой гнев. Кровь бурлит так, что всё внутри разрывает, но он, вроде бы, говорил сам себе, что не хочет больше быть грубым. Сяо заслуживает только нежных касаний и самых красивых цветов. Чайлд хотел подарить ему эти знания правильности как последнее и самое важное, сокровенное — навсегда одно на двоих. Радужный мир, где любая эмоция не превращается в новую ссадину, передоз и болезненный крик в голове. Здесь громко поют и свободно танцуют, не лгут и находят силы признаться в симпатии. К сожалению, этот правильный мир за пределами комнаты — слышимый, видимый только другими людьми. Для таких, как они, есть место в аду — запечатанной памяти. Сяо давно прошёл ту черту, где ещё можно было вернуться к нормальному. Поцелуи от солнечных мальчиков, мелодии жизни, поддержка фиктивной семьи будут отравлены горем и яростью. Он никогда не покажет им истину, если будет уверен, что надо потом извиняться за свою гнилую форму любви. — Ха-а чем, по-твоему, ты лучше бутылки? — рычание в губы не скрывает отчаянье в голосе. Выглядит так, будто Сяо нужен не секс, а игра с поставленным на кон рассудком, где приз — понять свой предел. — Ну, например, потому, что я могу трахнуть тебя до сорванных связок, — кровь остывает, зрачки расширяются, а вместо голоса теперь низкий, размеренных хрип. — Ты своё имя забудешь, когда задохнёшься моим. Надменный смешок проходит разрядом между губами и бьет электрическом в пах — ещё одно слово и Тарталья сломается. — Ты проиграл мне, не помнишь? — Адепт уже знает каков на вкус его гнев и где проходит граница, куда любой побоится зайти. Он знает, что выиграл нечестно, и то, что Аякса это до ужаса злит. — Тупое животное, тебе же вообще всё равно кого трахать и в кого влюбляться потом, — бешеный взгляд и движения бёдрами ощущаются вызовом к бою. — Я был полностью прав, — наклоняется, повышает тон голоса и толкается так, что колени горят, стираясь о ткань. — Твои чувства так же ничтожны, как и ты сам. Молния боли проходит по костяшкам на пальцах, запястью, локтю и с предплечья бьет в позвонки. Руки неестественно вывернуты, но лишь одна остаётся прижатой к спине — заломлена намертво. Лицо вжато в подушку, задница задрана, эхом слышится хруст, до недавнего времени целых, костей. Сяо в экстазе от такого порыва — именно этого он и хотел. — А тебе это разве не льстит? — Аякс наклоняется к уху, вдавливая его своим весом в кровать. — Как давно ты мечтал, что я вот так прижму тебя к стенке и выебу? — Глухо смеётся. — Каждый раз смотрел на нас и представлял себе это, я прав? Сяо дёргается безрезультатно, а через мгновение шипит от руки в волосах. — Тебя? — насмешливый тон повторяется. — Думаешь, сможешь сравниться с богами? Голову тянут назад до упора, вырывая с губ немой крик, а глаза наполняются влагой от чистой и яркой эмоции. Свободной рукой он рвёт под собой одеяло, пока боль превращается в адреналин. — Я их превзойду. Тарталья взбешён — это понятно по голосу. Его сила пронзает насквозь, забирает рассудок и крошит остатки души. — Т-тыа… ааах! — резкий толчок до упора выбивает из горла пронзительный крик. Адепт сначала кусает подушку, вытирая об неё же глаза и снова шипит. — Ты п-просто… н-ичтожест… нгах-а. Сообразив, что ему не нужно время привыкнуть, Чайлд выходит и снова толкается в дрожащее тело — до упора и новой порции слёз. Кусает губы, чтобы не кончить от звуков шлепков и нереального жара. Адепту остаётся драть пересохшее горло и пачкать подушку слюной — он под полным контролем своих самых больных, отвратительных грёз. Чайлд снова и снова входит в него без намёка на жалость и с большим шансом уничтожения разума — он единственный, кто способен сделать всё именно так, о чем Сяо не может и как ему не должно. — Из тебя давно нужно выбить всю дурь. За голосом следуют четыре укуса — загривок, шея и обе лопатки. Аякс останавливается и начинает по новой до звонких шлепков, синяков и, наконец, попадает по чувствительной точке — так чётко, что стон удовольствия рискует задуть оставшийся свет. Рука уходит на горло с волос, и он опять замирает, поднимая Сяо наверх. Два тела прижаты друг к другу уже вертикально, но Адепту плевать — он двигает бёдрами сам, стараясь добраться до максимума. Ему недостаточно этого и явно не хватает эмоций от руки на собственной шее — она держит его в положении, но до сих пор почему-то разрешает дышать. До порога смертельной опасности осталось всего пару шагов. Чайлду это заметно — он бесится. Кусает за шею, плечо, а после ведёт языком от мочки и по всему уху, заставляя тело сильнее сжиматься и совсем бесконтрольно дрожать. — Будешь бояться вспоминать моё имя даже в своих влажных снах, и ещё… — в ответ слышится хриплый смешок. Аякс в бешенстве бросает его на кровать и одним рывком разворачивает лицом к своему. — Я в тебя не влюблён. Обретая свободу для рук, Сяо делает первое, что по его мнению правильно — бьёт его по лицу. Красный след от пощечины шпарит кожу в тон старых ссадин и, ожидаемо, становится самым правдивым ответом на явную ложь. — Я тоже в теб… — Вот это ты зря, — Аякс повернулся к нему с таким видом, что слова застряли в растерзанном горле. — Просил же не бить по лицу. Голубые глаза, как насыщенный лёд с застывшим внутри чёрным пламенем. С таким лицом обычно не трахаются, а идут вырывать крылья ангелов, если, конечно, у всех демонов уже пущена кровь. Пальцы легко касаются напряжённого пресса, пока до Сяо доходит, что свой предел они прошли ещё в первый раз. Метка «отлива» появляется раньше, чем Аякс успевает подумать о том, что это может быть не безопасно, но в тот же момент вспоминает — на Сяо всё заживает за ночь. Регулирует мощность интуитивно и уменьшает её раза в три, надеясь не раскрошить его органы с первой попытки. Адепт в шоке смотрит на свой истекающий член и метку под ним, набирает в рот кислорода, но его вопрос, ожидаемо, ловят ещё до зачатия мысли. — Сяо, — подняв пальцами его подбородок, Чайлд закрывает влажные губы и забирает к себе всё внимание. — Смотри мне в глаза. Тон голоса явно не предлагает ему выбирать, поэтому Якса сдаётся без боя. Смотрит наверх и очень доверчиво ждёт, пока его бёдра поднимут и одним рывком толкнут член до упора. — Ахаа-аа-а, — весь ранее набранный воздух заканчивается уже на первой волне, а за ней следуют ещё три колебания из невидимых, но вполне ощутимых элементарных ударов. Сяо кусает себя за губу, глуша крик, пока о простату бьет эхо недавнего действия. Предэякулят пачкает метку, живот и течёт вниз — за край адекватного, где уже похоронена гордость, мораль и все шансы вернуться обратно к тому, куда Чайлд собирался идти изначально. Жмуриться и стонать приходится вместе, потому что Аякс чувствует всё изнутри. Он рычит, с трудом открывает глаза и быстро смекает — до оргазма Адепту остался ровно ещё один такой раз. Произведение искусства в разметавшихся волосах, дорожках от слез и глазах, где янтарь мешается с эйфорией от этого. Золотой свет путается на острых плечах, ключицах и шее, куда без раздумий летит поцелуй — спокойный и ласковый, но быстро пьянеющий в своём продолжении — пока не дойдёт до его сладких губ, где позволительно лишь терять голову. В очередном касании их языков, тёплом дыхании, но абсолютно застывших телах, скрыта последняя клятва молчания. Сяо хватает руками подушку, на которой лежит, и смотрит, как Чайлд отстраняется дальше — одной рукой держит его за бедро, а другой надёжно сжимает член у начала. «Думал, что я дам тебе кончить так просто?» Свет и пространство начинают рябить заранее, чем сознание меркнет в ярких вспышках от его тесноты. Внутри Сяо так узко и влажно, что хочется спустить в него прямо сейчас — заполнить до тех самых мест, что уже невозможно будет отмыть. Чайлд толкается, получает реакцию из предоргазменной дрожи и стона. Выходит, но не разрешает дышать, начиная вбиваться снова и снова — волны доходят до самого сердца, меняя работу на установленный ритм. Эффекты от масла сливаются и вообще игнорируют то, где чья стихия — кому, почему и как от этого должно быть хорошо. В какой-то момент Адепт чувствует, что кровать испаряется, пока тело поднимают наверх — доносят до самой Селестии и со всей силы швыряют обратно, пробивая дно Бездны, а после снова тянут к себе. Это чувство нереально, будто оргазм уже начался, продолжается и не собирается останавливаться. Спина выгнута до предела его позвоночника, когти рвут всё к чему прикасаются, а слюну уже невозможно глотать. Рот остаётся открыт, словно может найти в этой комнате воздух, не смотря на действительность, где сама суть пространства растворилась в ядовитом огне. Ещё, ещё и ещё — Чайлд сам без понятия, как продолжает держаться. Сяо сжимается так, что рискует раздавить его член прямо там, не смотря на огромное количество смазки. Из поля эмоций исчезают шлепки, запахи и оставшийся свет — последние посторонние чувства. Рука отпускает налившийся член и даёт Адепту миг осознать своё положение, где от матраса оторвано всё, что ниже лопаток — Чайлд, буквально, держит его на весу. Один прямой взгляд параллельно с ударом в простату, добивает их сразу же — сперма летит на живот и на грудь, заполняет внутри. Тело бьется в цунами из судорог, пока совсем не захлёбывается. Разум исчезает за гранью, и даёт Сяо право на то, чтобы упасть в темноту — он теряет сознание. Аякс осознаёт себя только по звону в ушах и текущим со лба каплям пота. Он давно перестал контролировать тело, но продолжает давить пальцами те синяки, что есть последствия этого боя. Отпускает, падает вниз и последними силами прижимает Адепта ближе. В черноте, под закрытыми веками, загораются пару размытых огней. Сяо вспоминает про свечи и с огромным трудом открывает глаза, ставя цель найти их, но все мысли быстро уходят — к движению в своих волосах, запахам, липкому и грязному телу, что вздымается рядом. Его голова лежит на плече у Аякса — очень мягко, тепло и даже не больно, пока импульсы мозга проходят по мышцам, возвращая их в этот мир. Кости не сломаны, но горло, поясница и задница вспоминают о случившимся раньше, — на правах самых пострадавших частей. Всё это кажется сном — тягучим, словно из сладкого мёда. Настолько нереально, что Сяо не верит ещё пару секунд, а потом приподнимается на руках, убеждая себя окончательно. Чайлд, благо, ещё не уснул, хотя был очень близко, — бездумно мнёт чёрные пряди и сохраняет искры внутри, ведь они по праву несут за собой чистейшее счастье. Тела плавятся в неге и теплоте, но глаза точно не хотят возвращаться в реальность. Приходится, конечно, открыть их для наблюдения за копошащимся Яксой, который с трудом поднимается на плохо держащих руках и рывком закидывает на них двоих одеяло. Жар сохраняется в новом объятии, сила любви на разбитых губах и дрожащих ресницах. Перья с остатков подушки везде — на телах, в волосах, а часть разлетелась по полу. Этот бардак не так просто будет убрать, но им сейчас всё равно. Они молча смотрят друг другу в глаза, а уже после на не скрытые тканью части повреждённого тела. Следы от рук и зубов, царапины, ссадины, но хотя бы без гематом и открытых кровотечений. Чем дольше они так лежат, тем больше следов Сяо находит. Его прошибает, и счастьем, и в то же время бесконтрольным стыдом. Он не знает, что нужно сказать в такой ситуации — неприятно за свои же слова, провокации и красные метки на хрупком, человеческом теле. Ему хотели дать нежность, но по итогу скатились до драки. Демон их вроде не бил, а ран у Аякса столько, что заживать будет месяц. — Чайлд, я… — сглатывает собственный страх и запинается. Голоса нет, так что получается выдавить только загнанный шепот. — Я не хо… — Тч, за что извиняешься? — Тарталья немного ворочается, укладываясь поудобнее и спокойно отвечает на встречный, но беззвучный вопрос. — Всё в порядке, мне же понравилось, — его улыбка почти не заметна за разбитой губой. — И тогда, и сейчас, — ловит искры сомнения в жёлтых глазах и убирает мешающиеся волосы за ухо, подтверждая свои же слова ещё раз. — Могу теперь хвастаться всем, что трахался с дьяволом. Якса вздыхает и невольно краснеет от этих слов. В другой ситуации он закатил бы глаза и с великой радостью выругался, но сейчас просто пытается это принять, крепче сжимает и вдыхает его запах в усталые лёгкие. Объятие становится крепче, но без лишнего риска для измученных тел. С ним хорошо лежать просто так и слушать дыхание. Минуты тянутся вечностью, пока из искажённого разума лезет потребность заплакать… от внезапного счастья. Разрыдаться у Чайлда на груди ещё раз — безумие, но уже настоящее. Внутри Сяо такой ураган из эмоций, что держаться почти невозможно, но он старается побороть это и ни при каких обстоятельствах не показывать слабость. — Почему ты… всё ещё здесь? — Я знаю, что ты не очень рад меня видеть, но… — ещё до конца предложения Чайлд слышит взволнованный вздох и ощущает, как когти легонько впиваются в грудь. — Давай немного вот так полежим, — у него тоже всё тело болит, клонит в сон, а мышцы устали, будто после отличного спарринга. — Прости за излишнюю грубость. Тарталья знает, что сорвался и очень много всего натворил — было взаимно, конечно, но всё равно немного не так, как он изначально хотел. Он ни за что бы не смог бросить его одного после такого эмоционального всплеска. Кажется, будто внутри не осталось вообще ничего. Неприятные мысли режут Адепта по самому сердцу. Он хорошо помнит свои же слова и беззвучные клятвы, поэтому держит чувства подальше. Ошибок он совершил на ещё одно бессмертие вперёд, а теперь придётся расплачиваться — отпустить, забыть и учиться жить заново. — В паре вещей ты был прав, — Чайлд опять начинает мять его волосы, доставая оттуда последние перья. — То, что я собирался с ним сделать не… — Когда ты спросил про любовь у богов, — Якса перебивает и заставляет заткнуться одним только фактом, что сам произнес это вслух. — Архонты не могут понять этого, — устало вздыхает и с трудом решает закончить. — Те, у которых есть Гнозис. К величайшему своему сожалению, он был на сто процентов уверен в том, что сейчас говорит — Сяо видел достаточно. Он знал Моракса почти всё то прекрасное время, что могло характеризоваться как жизнь. Каждое новое утро он встречал с благодарностью и продолжал отмывать руки от крови. Выдержал все последствия древней войны, разрушил себя изнутри и продолжал восхищаться им, снова и снова разбиваясь о скалы. Его смысл состоял из случайных касаний и возможности уткнуть взгляд на широкую спину. Это было легко для него, давно понятно, принято — ни шансов, ни прав, ни возможностей. — Почему ты говоришь мне об этом сейчас? — Аяксу не нравятся эти слова, ведь он уже успел убедить себя в надуманном варианте. Признать, что Чжун Ли единственный неопытный девственник в этом болоте греха, страшно, как минимум. Не может же быть, что все их вечера, громкий смех и беспрерывный поток историй о подвигах — просто долгий, но привычный для смертных этап отношений. Неужели он мог бы ускорить его в сотню раз, донеся ту бутылку до нужного адреса? Сяо не знает, что можно на это ответить — лежит, кусает себя за губу и молчит. Возможно, ему стоило думать о раскрытии этой карты чуть раньше, но с другой стороны — он в любом случае остаётся один. — Я же сказал, что не заберу его у тебя, — Чайлд хмурится так, что понятно по голосу. — Мне всё равно, — отвечает спокойно, с трудом ложится на бок, но не вылезает из сжимающих рук. — Хватит врать, — Тарталья вздыхает. — Я же знаю, что ты то… — Сердце, которое я хотел получить, сейчас у Царицы, — для большей уверенности ловит его взволнованный взгляд и дыхание. — А то, что осталось в смертном Чжун Ли, не имеет для меня никакого значения. Тяжелая правда, которую он так долго не мог принять для себя. Аякс пытается это понять — двадцать с лишним веков безграничной любви, преданности от тогда ещё целой души, а закончилось всё расставанием — без прощаний и нежных объятий. — Он так просто отдал его ей, — через силу погружает себя в воспоминания. — Он разорвал мой контракт, — единственное, что когда-то держало Адепта от срыва. — Если захочешь сыграть с этим смертным в любовь… — вдыхает побольше, разрывая внутри комок слёз. — Я не буду больше мешать вам. Аякс чувствует всё и ненавидит себя за то обещание. Только сейчас он принял в себе, что вообще не хочет никуда уходить, отпускать его дальше, чем сможет поймать и защитить от всей этой гнили. — Что мешает ему так же бросить меня? — глухо рычит, давя свою злость изнутри. — Прошу, не заставляй повторять. Это другой человек, — голос сдаётся взволнованной дрожи. — Не Архонт и не Моракс. Он — смертный, такой же как ты. Сяо должен был отпустить его в какой-то момент, и, если тогда он не умер, то сейчас сам для себя осознал: Моракс был тем, кто бросил его задыхаться в слезах и собственной карме. Оставил его одного разбираться со всеми своими грехами взамен на две тысячи лет обожания. Адепту могло хватить одних лишь «пока» и «прости», но он никогда их не услышит. Тот, кто мог сказать ему эти слова — очередной мёртвый бог, а скромный и тихий работник бюро не имеет никакого значения. — Я не хочу уходить, — Сяо дёргается от этих уверенных слов, как от удара, но Аяксу плевать. — Не хочу оставлять тебя одного, не хо… — Ты должен. Это не обсуждается, Чайлд, — он не мог разрушить жизнь двух людей, пусть даже таких ненормальных. — За всё это время я не научился быть в одиночестве, представляешь себе? В голове у Тартальи полная каша. Конечно, он не будет держать его рядом насильно, потому что этап с неуважением чувств только-только закончился. Если хочет принять свою пустоту, научиться чему-то или просто обдумать — Аякс ему точно не Бог. В любом случае, никто не хотел продолжать диалог, состоящий из «не вздумай влюбляться в меня» и «уже поздно». — Я тебя понял, — в синих глазах разливается грусть. — Но у меня ещё вся жизнь впереди, может, я сам стану бессмертным. Сяо щурится с непониманием. — Ну конечно, сто раз, — держит себя, чтобы не закатить глаза в раздражении. — Чтобы превзойти всех богов, я и не такую силу найду, не волнуйся, — Аякс тянет улыбку и толкает Сяо лбом, надеясь удобней улечься. Ноги переплетаются во что-то невнятное, пока пальцы играются лаской по напряжённым плечам. — Сначала я всех одолею, а потом построю себе трон и огромный дворец. — Ты нормальный? — у Сяо даже нет слов возмущаться. «Конечно же, нет» — они оба об этом знают. — У меня, вообще-то, большая семья, и мы вместе туда переедем, — одним рывком тащит его на себя, вынуждая растечься по телу, и гладит непослушные волосы, от чего сам тихонько мурчит. — Дам им возможность плевать на Селестию из окна, пока сам господствую над этим миром, — утыкает взгляд в потолок, пока представляет, какой должна быть высота его замка. — А ещё уничтожу всех демонов и буду помогать своим подданным, которые мне поклоняются. Их у меня будет много, ведь надо воспитывать себе хороших соперников, когда врагов совсем не останется. Заведу себе ещё кучу Адептов, и мы вместе… Тарталья решает прерваться от ощущения, что тело рядом с ним немного дрожит. На секунду он думает, что Сяо заплакал, а потом повернулся и отчётливо запечатлел в своём разуме этот момент — он тихо, почти беззвучно, смеётся. — Эй! — легонько толкает его. — Я тебе душу вообще-то открыл! — Что за бред, — Якса фыркает и с усилием держит улыбку. Таких тупых смертных надо ещё поискать, а это просто алмаз среди горной породы. Проигнорировав желание надуться от открытой насмешки, Чайлд кусает себя за губу и ведёт пальцами по его талии. — Ну, одного Адепта я себе уже нашёл, — с вызовом смотрит в глаза. — Когда это я соглашался? — приподнимается на локтях так, чтобы выразить недовольство прямо в лицо. Чайлд действительно слишком много себе позволяет. — А с чего ты решил, что я говорю про тебя? — удивлённо вскидывает одну бровь и ждёт, пока Якса не покраснеет до самых ушей. Непроизвольно втянул голову в плечи, но почти сразу сорвался. — Лицо тебе сейчас откушу, — скалится, проводит когтями по груди и кусает за разбитую щёку. — Нет! — Чайлд старается не заорать. — Тихо, тихо, не надо! — вырывается из захвата и катится на пол, оставляя Сяо одного на матрасе. — Не вздумай попадаться мне на глаза, пока не выполнишь хоть одну вещь из своего дурацкого плана, — провожает его хмурым взглядом. — Хорошо-хорошо, — Чайлд встаёт, потягивается и осматривает пространство. Вещи лежат по разным углам — футболка, трусы и штаны у кровати, кинжал в центре комнаты, рубашка и обувь у входа. С великим трудом собирает себя по кусочкам, мысленно констатируя факт, что у Яксы тоже есть плохая привычка — портить одежду в порыве страсти. По футболке размазано всё, что только можно, на плече дырки от острых клыков, но выглядит всё равно лучше, чем кожа. На теле миллиард синяков и следы от когтей, ноги болят, не желая идти по долгой дороге. Он всё ещё хочет быть с ним, но делает то, что был должен. Подходит к кровати, где Сяо сидит наполовину укрытый и смотрит куда-то сквозь реальность с абсолютно растерянным видом. Опускается на колени и заправляет двуцветные волосы за ухо. — Сяо, — обращает внимание на себя, но сразу ловит взволнованный взгляд жёлтых глаз. — А если я скажу твоё имя вот так, ты услышишь? Адепт вырывается из забвения и тянет руку к нему. Нежно гладит лицо, оставляет большой палец на влажных губах, а после тянется ближе и целует насквозь. Достаточно искренне, чтобы понять всё без слов. — Иди уже, — фыркает и убирает ладонь, обрывая последнюю боль. Отводит глаза и с замершем сердцем ждёт, пока шаги не удалятся совсем. Звук проходит по деревянному полу, лестнице и завершается на скрипе двери. Чайлд закрыл её с другой стороны и не успел заметить момент, когда очертания растворились в стене. В гостинице явно не должно было быть этой комнаты, так что оставить там память даже надёжнее. На полу догорают последние свечи, разрешая себе отражаться в мутных глазах. Сяо смотрит на самую дальнюю, пока та не затухнет, а присутствие Чайлда не испарится совсем. Он уходит всё дальше и дальше, забирая остатки тепла в мир с холодными звёздами, искусственным небом и рваными ветряными потоками, что проводят его до конца. Всё случилось так быстро и закончилось более чем хорошо, но Тарталья смог унести с собой пару важных вещей: новые шрамы, опыт в сражениях и яркую память о нём. Он уже знает, куда не хочет идти и кого рядом с собой не хочет увидеть. Мир встречает его новым днём, ласковым солнцем и знанием, что всё наконец-то хорошо. Сяо не готов его терпеть ближайшую тысячу лет, так что будет возможность придумать как его одолеть. Вероятно, тогда они будут другими, но надо сначала дожить и не поддаться слепому желанию проводить с ним так каждую ночь. Он планировал спать по половине от суток, восстановить жизненный цикл, но сейчас видит в этом лишь трату ресурсов. За всё время их обжиманий в кровати он вернул себе силы, не смотря на одну небольшую деталь — за пятнадцать часов самого крепкого отдыха, он не успел осознать, что не вспомнил потом ни единого сна.