Двери лабиринта
22 декабря 2022 г. в 20:28
Национальный военно-медицинский центр имени Уолтера Рида.
Спустя несколько месяцев после окончания рейда на Target LZ, 2003 год.
Я сижу на своей койке с закрытыми глазами. В своей палате, больше напоминающей тюрьму, чем медицинское учреждение. Кирпичная коробка изнутри была выложена плиткой. Сразу справа от входа располагался санузел, рядом с ним умывальник. Напротив входа — моя койка. У изголовья стоит тумбочка. Вот, в целом, и всё моё местное богатство.
Мне дают есть только под присмотром медбратьев, как минимум двух. Из чтива только газеты и то сборником за неделю. После того, как я забил листами бумаги туалет, книги даже под надзором не дают. Таблетки только с рук медбратьев. Бриться настрого запретили. Наверное, я выгляжу как неандерталец. С стеклянным взглядом и отросшей бородой изо дня в день либо спящий, либо сверлящий соседнюю стену.
Сам для себя я давно стал безвольной куклой, а для них — подопытной крысой.
Каждый день в одно и тоже время берут полный комплекс анализов. Потом начинается цепочка из повседневной еды и таблеток. Раз в неделю берут анализы из лёгкий. До жути неприятная процедура, когда медбратья насильно вас кладут на койку, задирают рубашку, а врач продевает иглу между ваших рёбер, чтобы попасть в лёгкое.
К такой боли привыкнуть просто невозможно.
Зато здесь, чёрт его побери, полное отсутствие звукоизоляции. Каждый раз я слышу, когда мой сосед из палаты 281 срёт, а сосед из палаты 283 стонет каждую ночь. Как-то до меня донёсся короткий разговор охранников о том, что тот парень гей.
«Господи, гомосексуалист, да в наше время,» — подумал тогда я. Первое время он меня дико бесил. Просто пиздец как бесил. Но сейчас, когда я уже месяц слушаю, как он дрочит на охранника, работающего в ночную смену, как-то пофигу стало. Теперь меня больше всего раздражает постоянная диарея пациента из палаты 281.
Замок, в котором повернули ключ, отдался по ушам неприятным грохотом, а открывшаяся дверь создала эхо, наполненное её скрипом. Первой в палату пустили тележку с подносом еды. Типичная какая-то непонятно какая каша. За ней зашли двое медбратьев.
Мне всегда было интересно, из какого рода войск этих парней набирают и как определяют соответствующую их должности степень шизанутости. Как по мне, так нужно было быть конченным психом, чтобы работать здесь каждый день. А этих двоих я видел каждый божий день.
— Знаешь, Джейсон, — без приветствия отозвался медбрат, стоящий слева. Я называю его Урод. Ну, на вид он урод, вот и имя у него Урод. Я только догадываюсь, но вполне возможно, что никто из местного персонала не носит именных бейджей. — Мы тут подумали и решили, что ты наш самый спокойный постоялец. Теперь самый спокойный, — подумав, добавил он.
— Да, — протянул Феликс. Этот парень старается особо не разговаривать, но именно его больше всего напрягает моя нынешняя неопрятность. Весь мед центр слышал, как он орал благим матом, когда я затопил комнату с помощью разорванной книги. Именно он порывался меня избить, когда я с криками перевернул на пол поднос еды. И именно ему не нравится моя отросшая борода, но Феликс без моего позволения не посмеет поднести бритву к моему лицу.
А если бритва попадёт ко мне в руки, то я тут же перережу себе горло. Потому то мне её никто и не даст. У меня даже ложка вместо вилки. Хотя и ей, при желании, я мог бы выковырить кому-нибудь глаз.
Чёртов Феликс. Знаете Феликса Ангера? Лёгкое бы отдал на то, что он чистит зубы десять раз за день. Так вот, думаю, скоро мне захочется побыть его Оскаром.
Феликс продолжил:
— Теперь, когда ты не создаёшь неприятности и ведёшь себя мирно, ты наш самый спокойный.
— Кто вам, олухам, вообще сказал, что я буду здесь постояльцем? — мой голос звучал с сильным хрипом, а всё от того, что я разговариваю от силы пару раз в день.
— Разговаривай с уважением, пацан, — сделал замечание Ангер.
— Кто нам сказал? Ха-ха-ха, — Урод смеялся несколько секунд, прежде чем ответить: — Страна, за которую ты воевал. Твоя Страна сказала, что ты здесь навсегда.
Я вздохнул и вернул глаза к потолку.
— Я воевал не за эту страну.
— А за что же ты воевал? — спросил Феликс. — Если не за Америку. Может быть за свободу и справедливость? За правду?
— Ангер, не неси чепухи. Я никогда не воевал за такие призрачные ценности. Когда люди, сидящие во главе страны, говорят о войне за свободу и справедливость, они манипулируют этими понятиями. Так легче управлять людьми. Если вы говорите о том, что ценно каждому человеку и выступаете в роли защитника этих ценностей, то простой народ проявляет к вам больше доверия. Так президенты строят свои предвыборные компании. Чтобы потом всё проебать...
Я перевёл взгляд на своих медбратьев:
— За такую херню я точно никогда воевать не буду.
— Тогда за что? Ответь, — настаивал на ответе Урод.
— До поступления на службу я был обычным нариком. Я ширялся так часто, что не мог различать дни и недели. Когда я пришёл в себя, то узнал о теракте одиннадцатого сентября. Вы же знаете, кто в этом виноват? Сложно найти американца, который бы не знал. «Я так ненавижу исламистов!» Поэтому сначала я подписал контракт, думая что смогу истребить каждого из них. Однако не так давно я осознал истинную причину, по которой я это сделал.
Я выждал короткую паузу, давая медбратьям возможность самим додумать продолжение моего монолога.
— Просто я больше ни на что не годен. Там, вне армии, я лишь никому не нужный никчёмный нарик без будущего, а здесь — пациент без шанса на выздоровление и будущего.
— А там у тебя было будущее?
— Да, было. Очевидно, что моим будущим была смерть.
— Здесь ты тоже умрёшь, господин постоялец, — заметил Феликс. — Твоё будущее никак не изменилось.
— Изменилось. Я умру от скуки быстрее, чем от грибов в лёгких. Да и тем более, — я посмотрел в дальний угол свой палаты. Медбратья проводили мой взгляд до угла и тоже туда уставились. Но они не видели того, что видел я. И они не слышали того, что слышал я. — Тем более я не задержусь здесь на долго.
— Скоро мы будем свободными…