درب النمر

Салима выдернуло из сна отсутствие воздуха. Он открыл глаза, ощущая, как испуг парализовал тело. За далекой границей неба светлел рассвет. На него отбрасывал большую тень нависший солдат. Руки его тугими сплетёнными канатами мышц держали Салима с такой силой, что хрустели кости. Салим постарался поднять руки ладонями вверх, чтобы показать проснувшемуся Джейсону, что он не опасен и у него нет оружия. Но сорвавшая с кончика носа мутная капля соленого пота, что разбилась о щеку Салима, прояснила ситуацию. Американец был мокрым как мышь, а тело его скользкое, обнаженное, в белых бинтах, обнимающих его. Повязки нужно было поменять срочно, учитывая, что Джейсона мучали кошмар и бред. В целом, это было логично, объяснимо, но несколько быстрее, чем на то рассчитывал Салим. Он думал, что сутки солдат проваляется без сознания точно. Как быть сейчас? Джейсон очень сильный, руки не трясутся, а сжимают с такой силой, что страшно. - Ты кто нахуй такой? – кричит он. Салим содрогается от того, как это громко. Соседи точно сдадут их, если Джейсон не заткнется. - Меня зовут Салим… - тихо начал мужчина, стараясь скинуть с ног сбившееся одеяло, чтобы проделать маневр. – Ты пришел раненым в мой дом… - Ты кому заливаешь, сука? – продолжал неугомонный Джейсон, скалясь сильно и открыто, с его носа и волос катился пот, он был горячим и влажным. Салим осторожно кинул взгляд в сторону, прикидывая, как далеко находится край кровати, чтобы не свалиться с нее и не наделать еще больше шума. - Джейсон… Прошу, - он отвел внимание поворотом головы в сторону, как будто кто-то зашел. Джейсон повелся, очень напряженный и потерявшийся в пространстве. Салим подвернул ногу под колени американца и одним мощным движением, как кобра, подкинул обнаженного солдата, тут же сваливая его с себя в право, подныривая под руки и наваливаясь на всего мужчину, сдавливая на кровати. Джейсон зарычал, брыкаясь, правая щека его утопала в мокрой подушке, но он не сдавался, пыхтел, барахтался, старался пинаться, совершенно не чувствуя боли, которая снова наплывала подобно морскому приливу к разодранным участкам тела. - Да что ты… Дикий! – Салим уселся сверху, растянув Джейсона на кровати, голыми стопами обвивая ноги и не давая американцу поджать их, чтобы брыкнуть, а руки с силой притянул к туловищу и зафиксировал вертящиеся запястья. – Такой маленький, и столько злости. Джейсон вдруг замер, глаза его забегали. Салим просто понял, что тот находился совершенно не здесь, а перед его подвижными напуганными глазами творилось что-то совершенно иное. Лихорадка, бред после ранений и военного стресса – норма. Единственное, что в таком состоянии солдаты могли быть опасны не только для себя, но и для окружающих. Если бы Салим был мирным, оказавшимся просто поблизости, Джейсон мог его убить – задушить, свернуть шею, прирезать… В бреду Салим мог показаться Джейсону кем угодно. В голове Османа мелькнула мысль о том, что пока Джейсон не стабилизируется хотя бы в ближайшие два дня, то его сына нужно изолировать. Джейсон смертельно опасен. - Я не виноват, - вдруг зашептал Джейсон, дергая головой. - Я знаю, ты не виноват, все хорошо, - решил подыграть Салим. Ему очень срочно нужно было, чтобы проснулся сын и помог ему сбить лихорадочный жар и остудить дурную голову солдата. Скоро утро, а Абида встает очень рано, начиная полоскать свое шмотье за стеной. Крики Джейсона сейчас были ой как не нужны. – Зейн!... - Пап? – он говорил на арабском, и видно было – парень не спал, по крайней мере не так глубоко как отключился Салим рядом с Джейсоном. – Что происходит? - Доставай медичку, под столом есть Арак*, - Зейн уже было шатнулся, но Салим остановил его. – Стой, стой, посмотри, есть ли ампула Атаракса**… Шайтан, он поднимет весь город! Зейн пошерудил в аптечке, но с сожалением воззрился на отца, покачав головой. - Плохо… Ладно, мне… - Что мне еще сделать? Что. Мне. Блять. Еще сделать? – продолжал говорить Джейсон, его звонкий мужской голос, всегда ровный, вдруг сорвался на высокой ноте, начиная скакать. – Это я ее убил… Это я ее убил! - Зейн, иди. Быстрее! Принеси мне Арак, и не мешай. - Папа, - Салим слышал в голосе своего мальчика страх и тревогу. Мужчина знал, что хотел сказать парень, он сейчас будет склонять его на то, чтобы привлечь кого-то, чтобы просить помощи и выносить эту ситуацию. Но Салим знал, внутренне чувствовал, что тогда будет полнейший… - Пиздец! Ты не понимаешь, это я отдал приказ! - Зейн, бегом, - строго рявкнул Салим, что Зейна мгновенно ветром сдуло. Салим разорвал узлы бинтов с тихим влажным треском. Разматывая мягкое горячее тело, Джейсон пока что болтал. Бинты пропитались кровью и влагой, и ужасно пахли, по крайней мере на плече точно. Хотя и не удивительно, такая рана заживает только через нагноение и Салим оценил, что не так все плохо. Организм активно борется с дырами и вырабатывает тонну антител и возобновляет кровь. Но жар необходимо сбить, иначе температура убьет его. Зейн только мелькнул рядом и ушел за дверь, все же прислонившись к стене между их комнатами, чтобы в случае чего, прийти отцу на помощь. Охрененный год перед поступлением в Лондон, просто обосраться, будет что рассказать сокурсникам. Об этом вообще можно рассказывать? Нет, конечно, нет. Так он может убить своего бедного покалеченного отца. Зейн подтянул колени к груди и обнял своими худыми мальчишескими еще руками. Из-за двери доносились непонятные разговоры, кажется, Джейсон начал громко рыдать. Младший Осман не выдержал, лицо его сквасилось, и он подключился к солдату, сдерживая даже неосторожные вздохи, боясь быть услышанным, молча утирая дорожки слез на загорелом лице. - Я убил ее, - рыдал Джейсон. – У нее вся жизнь впереди, а я убил ее… Я списал часть денег родителям… Ты видел их лица, Никки?! Ты видел их лица, ебаный ты в рот?! Салим, нахмуренный, с прикрытыми глазами старался не слушать. Лицо его бесстрастно и уверенно наблюдало за тем, как его же сухие руки ковыряются в ранах – где прижать, где протереть, где надавить и подтянуть. Он только осторожно прикрыл промежность краем пожелтевшего одеяла, чтобы снизить градус неловкости. Затем, когда выковырял и отлепил бинты и пластыри, смочил крепким алкоголем кусок ткани и принялся обтирать Джейсона ядреным поилом, чтобы сбить температуру. Плечи, руки. Джейсон оживился и вдруг начал защищаться. - Какого хрена ты трогаешь меня? Не пытайся сделать вид, что тебе хуже всех, - Салим твердо убирает сопротивление, продолжая растирать гладкую грудь, обводя тряпкой бордовые соски, спускаясь на поджарый живот. Джейсон затыкается, его лицо вдруг становится виноватым, брови сводятся и выстраивают жалобное выражение. Он продолжает мешать Салиму, постоянно стараясь перехватить его ладони или сместить контакт. - Элиз, отъебись от меня, - выдает Джейсон. - Ох… Приехали, - случайно ляпнул Салим, понимая, что сейчас начнутся выяснения личных отношений с Элиз в его лице. Тем не менее, он продолжает прослеживать тряпкой бедра, ноги, уделяя особое внимание ладоням, стопам, запястьям. Поднимает руку и несколько раз хорошо проходится по гладким подмышкам. Джейсон опрятен и чистоплотен, приятный мужчина, за исключением его помойного рта и дурной головы. Хотя, тот, кто побывал на войне, вообще не может похвастаться здоровой головой, даже Салим. С убийством человека какая-то грань в сознании стирается, без возможности сделать все как было раньше. В самую последнюю очередь Салим оставляет лицо. Пот заливает уши и теряется в волосах на висках. - Как обычно, стерва ты долбанная, - говорит Джейсон, двигая губами, при этом их уголки уплываю вниз от досады и обиды. Салим невзначай отмечает, что это был тяжёлый некогда разговор. – Твоя задача блять улыбнуться мне и обнять, а не собирать своих куриц и обсуждать, как я ебусь после заданий! - Даже так, - вступает в разговор Салим, понимая, что когда он контактирует, Джейсон сосредоточен на разговоре, и не мешает ему латать порванную шкуру. – Ты простишь меня, Джейсон? Салим знает, что такое гештальт. Ему приходилось закрывать его со своей женой, когда они приняли решение развестись, и у него была глубокая не проходящая тоска и обида за такое откровенное предательство. Тогда он познакомился с такой штукой как гештальт-терапия. Все эти штучки отлично срабатывали, причем очень даже замечательно! - Что? – Джейсон вдруг нашел лицо Салима, занятого заново бинтованием плеча. Мутный взгляд выразительных карих глаз замер на его лице. На его?.. Салим сжал тонкие губы, чтобы не выдать улыбку, потому что шаблон в голове Джейсона разорвался так очевидно, что ввело его лихорадочный мозг в ступор, откровенный и довольно забавный, учитывая как глаза его легко скашивались к переносице. Салим потрогал лоб мужчины, приложил пальцы к прохладной шее, чувствуя сильный спокойный пульс, осторожно накрыл пупок, удовлетворенно кивая. Джейсон пыхтел, наблюдая. - Я не люблю тебя, Элиз, - наконец-то выдал Джейсон, когда Салим уже прибирал все, шарясь в своем шкафу, чтобы найти приличные трусы для солдата. Не хватало, чтобы он в таком состоянии вышел из комнаты. - Я понимаю, - продолжал Салим, складывая стопкой вещи Джейсона, думая о том, что нужно подлатать то, что можно подлатать. Рано или поздно, но он уйдет, поэтому стоит приготовить вещи, чтобы в экстренном порядке можно было бы его без проблем спровадить. - Я нашел кое-кого, - голос Джейсона поменялся, стал глухим и мягким. Он как будто пытался вспомнить что-то. – Тигр не съел меня, - пробубнил он невнятно. Салим развернулся и посмотрел на уснувшего Джейсона. - Ох, приятель, я надеюсь, что ты выяснил все свои проблемы, - покачал головой Салим, обращаясь к окну на арабском, потому что если это не все проблемы, застрявшие в этой горячей голове, то им придется вообще нифига не сладко. Иракец достал свои свободные штаны и бежевую широкую футболку, оставляя вещи на комоде. Стопку из бронежилета, штанов, часов, рации и сапог он задвинул подальше под кровать, чтоб никто не трогал и не обнаружил случайно. В таких ситуациях ты становишься максимально мнительным. Хотя, Салим боялся, что на порог заявится смерть. Только он думал, что она придет, чтобы сообщить трагичную новость Зейну, о кончине его никудышного отца. Но вышло совершенно иначе. Старая зачем-то привела к их порогу этого человека. Так что Салим шепотом прочитал молитву, сделал несколько ритуальных движений руками и восславил Судьбу. И вышел из комнаты, оставляя дверь открытой. Зейн так и задремал, с подобранными коленями. Салим чуть не споткнулся об него. *говорят на арабском* - Иди еще поспи, сын, - он погладил мальчика по густым растрёпанным волосам. - Уснешь тут… Еще рано, чем займемся? – встал Зейн следом за отцом, который направился в кухню. Они развели огонь, поставили чайник. Салим с сыном накрывали утренний стол, чтобы позавтракать. Мужчина мимоходом обратил внимание на открытую дверь в гостиной, где выглядывал ковер, уже ловящий рассветные лучи яркого солнечного диска. - Зейн, после девяти сходишь в магазин, и я отправляю тебя к Тарику, - Салим ковырялся в яичнице, которую сделал на скорую руку, щедро посыпанную зеленью. - А как же арест, пап, - по сделавшемуся невинным лицу увлеченного едой сына Салим понял, что тот вдруг стал испытывать его терпение. После широкого глотка кофе, кружка неожиданно громко ударилась о стол. Зейн робко поднял глаза на серьезного отца. – Понял. - Американец опасен сейчас. Я надеялся, что он хотя бы будет лежать, - серьезно проговорил отец Зейну. – Я верю, что он не плохой человек, но в бреду он может... натворить бед. Я хочу, чтобы ты жил. - А ты? Ты о себе вообще не думаешь, - вскричал юноша, стискивая хлеб в руке. – Он тебя сегодня чуть не задушил. Ты можешь быть объявлен изменником из-за него! Ты мучаешься болью из-за… - Него? – перебил этот горячий поток отец. – Зейн, дорогой мой сын, если мы будем и в обычной жизни множить эту ненависть, война никогда не закончится. Как ты не поймешь?! Этот человек мог убить тебя, я мог убить его. И что? Его смерть не принесла бы мне ничего кроме боли от потери сына. И тебе бы не принесла ничего, если бы он убил меня. И мир в Ирак не принесла бы. Война – это не ненависть друг к другу, это политические разборки между людьми, которые ничего не смыслят в войне и вряд ли когда-то на ней были. Ты понял меня? Я учу тебя не любить врага своего и прощать его, я учу тебя принимать ответственность за совершенное дело. Зейн вдруг притих, понимая, к чему ведет разговор отец. Зейн вообще ощущал, как отец медленно поменялся, и понял, что тот мягкосердечный, немного всегда прибитый чувством вины и неловкостью папа – это вариант мирной семейной жизни. Сейчас перед ним вдруг сидел лейтенант республиканской гвардии, прямой, немного грубоватый и непреклонный, настолько взрослый, что Зейн даже сдулся под натиском такого вида отца. - Несмотря на то, что арест снят, ты обязан вернуть то, что стащил. Это твоя задача на сегодня. Сейчас в дом никого не приводить и то, что тут происходит, вообще никак не должно утечь за пределы, - Салим выразительно впился в лицо оробевшего сына, задержав руку с вилкой над своей тарелкой. - Я не глупый, папа, - подтвердил Зейн. В их завтрак снова вернулась спокойная непринужденность. – Давай вечером сделаем маклубу, только без риса и побольше зелени. Жарко есть рис. - Жаль, я собирался сделать плов к обеду. - К обеду будет самое время! И... Как он? – поинтересовался осторожно Зейн. - Плохо, но с ним все будет хорошо, время – лучшее лекарство сейчас, - отозвался отец, мягко улыбаясь Зейну. – Так, тебе необходимо сходить за продуктами, список я напишу. В аптеке невзначай скажешь, что у меня снова начались боли в плече и плохой сон, чтобы вопросов не возникало. Если предложат помощь, скажешь, что мне сейчас нужна тишина и покой. И иди к Тарику, один не ходи. Если увидишь патруль – любой – сразу позвони мне. Понял? Зейн только уверенно кивнул. Они вместе прибрали со стола, некоторое время побродили по дому, занимаясь своими делами. Салим начиркал Зейну список медикаментов, которые состояли из нескольких ампул антибиотиков, успокоительного и обезболивающего. Зейн ушел прихорашиваться к долгой прогулке с другом, в то время как Осман старший быстро сменил постель на своей кровати, осторожно перемещая с одной половины на другую спящего Джейсона. Тот был тихим, прохладным и бледноватым. Краски на его лицо пока не возвращались, да и откуда бы! Первым делом он закинул постельное в стирку на час и проводил сына, одарив его выразительным взглядом. Он отправил его через задний ход двора, вдруг обнаружив на полу яркие застывшие капли бурой крови. На цветной плитке она была не заметна, но если кто-то из военных вдруг увидит, паззл сойдется точно. Пока он убирался в гостиной, разморозилось мясо и закончилась стирка. Зейн принес два больших пакета и сдачу с крупной купюры. Салим отдал деньги сыну и велел исполнить их уговор насчет краденых вещей. - Жду тебя только вечером, на маклубу, - свистнул Салим, в ответ мальчик только махнул рукой. Пока тушилась морковь, лук, курица и специи на медленном огне, Салим достал постельное белье, критично понюхал его и осмотрел на наличие цветных пятен. Оказавшись довольным результатом, сгрузил это все в старый синий таз и вынес на улицу. Рука вдруг отнялась и повисла тяжелой плетью. Он принялся терпеливо орудовать левой рукой, расправляя на веревке длинные простыни. - Эй, абу Салим, давай помогу! – высунулась соседка Абида. Она была пожилой женщиной живого характера, а ее карие глаза всегда словно бы так и искали повода для разговора между строк. – Бедный, бедный абу Салим! Она выглядела растрёпанной, немного взбалмошной, но всегда с пониманием и мягкостью относилась как к Салиму, так и к Зейну. Может быть, из-за того, что его сын часто оставался с этой женщиной, он нахватался этой строптивости у нее. И язык оттого заострился. - Зейн, маленький засранец, ускакал, только пятки сверкнули!, - махнула она рукой в сторону, причитая. Она очень ловко разбирала белье и развешивала его на веревках, в то время как Салим вяло пытался что-то сделать левой рукой, скорее мешаясь, чем помогая. Правое плечо отнялось так сильно, что разболелась шея. Это все временно, через несколько минут его отпустит. – А кто будет помогать отцу? - Абида, я дал ему задание, не ругайтесь почем зря, - смягчился Салим, нервничая. - Да-да-да, - забубнила старая женщина, а потом зыркнула, как настоящий ифрит. – О, мужчины всегда так смягчаются, когда у них появляется женщина. - О чем вы? – вспотел Салим, спиной чувствуя катящийся от напряжения пот. Что она слышала? Но женщина только улыбалась странной улыбкой, шаркая к своему дому. - Я рада, что мужчина в тебе проснулся, после твоей мегеры-жены. И все думаю, такой мужик хороший пропадает, хоть самой хвостом верти, - она вдруг как закатилась смехом, видя неловкое смятение Салима, откровенно краснеющего под этим прожжённым взглядом старой соседки. - А я-то как рад… Не описать, - криво хмыкнул Салим, убираясь с улицы и запирая дверь. Зейна он не ждал до вечера, остальным незачем знать, что в доме кто-то есть. Мясо с морковью уже слегка пригорело, создавая ароматные шкварочки. Салим продолжил готовить плов, чувствуя как рука начинает снова работать и отвратительное тяжелое ощущение уходит. Он может сейчас обеспечить хрупкую безопасность сыну и себе. Заливает плов соленым кипятком, разводит яркие специи и вытирает руки о замусоленное полотенце, жалея, что тоже не закинул в стирку. - … ну твою-то мать… - слышится опять голос Джейсона из глубины иракского дома. Салим убавляет огонь на минимум, накрывает казан крышкой и уходит к солдату, снова нянчиться. Джейсон бледен, беспокоен, на носу и щеках рассыпались многочисленные веснушки, темные точки щетины и редкие ямки от порезов острой бритвы. Бело-серые ровные зубы, плотно смыкающиеся меж друг друга, выглядывают из приоткрытого рта. Он хмурит брови, не открывая глаз, не вырываясь из сна. Салим терпеливо присаживается на краю кровати, с усталым вздохом открывая обновленный ящик с медикаментами. - …ты даже не посмотришь на меня? – Салим молча срезает каплю и набирает полный шприц антибиотика. Джейсон снова будет сопротивляться. Уколы болючие, но прекрасно работающие в этой ситуации. – Отец… Осман замер рядом с ним. Вдруг лицо Джейсона превратилось в очень молодое, юношеское, с глубокой болью. - Ты можешь хоть раз встретить меня трезвым, черт возьми… Пап?! – срывается Джейсон. Салим скидывает край одеяла, наваливаясь телом поперек, чтобы в случае драки, Джейсон стучал по спине. Быстрый широкий мазок спиртовой салфеткой по ягодице, на которой уже виднелся небольшой синячок от предыдущего укола, и Салим роняет руку с иглой, на секунду замирая, а потом начиная вводить лекарство. Джейсон застонал, замычал так жалобно, что Салим после погладил его по плечу. Он снова плакал, поджимая губы. Слезы собирались во внутренних уголках его глаз и скатывались через нос к губам. Салим краем одеяла осторожно протер лицо, утер нос, набравшийся соплей. - Отец, посмотри на меня, - вскричал он негромко. – Я живой пришел… ты можешь посмотреть на меня?... Салим ощутил, как вдруг сердце его очень больно сжалось. Не многие мужчины стремятся стать отцами для своих детей, для своих сыновей. От этого становилось очень грустно и печально, потому что Салим сейчас сидел, и наблюдал как взрослый мужчина, держащий свою жизнь крепкими руками, выступающий против государства и врага, плачет как ребенок от ужасной несправедливости и безразличия любимых близких. На предыдущий лепет Салим не обращал внимания, у него тоже есть о чем побредить и посожалеть, но этот момент его очень сильно внутренне задело. Значит, отец-алкоголик. - Пап, умоляю… прекрати, - шептал Джейсон. Салим осторожно взял его широкие руки в свои и начал разминать пальцы, ладони, кисти. Его теплые сухие пальцы и руки проникают в чувствительные расселины между пальцев Джейсона, разминают подушечками костяшки и гладят вплоть до локтя. Джейсон затихает, прислушиваясь к ощущениям - Я знаю… что тебе все равно, - выдает Джейсон. – Но неужели ты не можешь хоть один ебаный раз… Пап, мне так это... нужно! - Джейсон, - позвал Салим, продолжая гладить его расслабленные аккуратные руки. - М? – вдруг отреагировал он, нахмурившись. - Я расскажу тебе кое-что, послушай... У одного царя в саду росла яблоня с золотыми яблоками. Заметил как-то царь, что каждый день с дерева пропадет одно яблоко, и решил он выследить вора. Когда наступила темнота, спрятался царь в густом кустарнике и стал ждать. Перед самым восходом солнца услышал царь шум, и видит: подлетает к дереву птица с золотым оперением, вся будто огнем полыхает! Схватила яблоко и улетела, а царь и опомниться забыл. Утром позвал царь троих своих сыновей и рассказал им, сказав, что тот, кто поймает ее, станет следующим царем. И вот пошел старший сын… - Салим тихо начал рассказывать одну из арабских сказок, что когда-то очень давно читал Зейну из старой детской книги. Тогда он вернулся со службы, а мальчик был так рад его видеть, так скучал по нему, что не мог оторваться ни на минуту, отказываясь засыпать. Джейсон слушал некоторое время, это было видно по тому, как двигались его глаза за закрытыми веками, как он периодически сжимал массирующие руки или направлял лицо в сторону Салима, как будто ища его на слух. Салим мягко улыбнулся, не удержавшись от легкого поглаживания по прохладной загорелой щеке. Он вдруг нашел Джейсона привлекательным молодым солдатом, про которых снимают в Америке фильмы. Салим сказал бы – типичный. Очаровательные зубы, вздернутый мягкий нос, он скорее походил на англичанина, чем на американца. Широкие густые брови и большие выразительные глаза. Такой эмоциональный. Импульсивный. И дохрена уверенный в себе. Салим принюхался, понимая, что плов уже подгорает. Голова американца завалилась в сторону, он тихо храпел, запрокинув голову и приоткрыв рот. Салим все еще качал его расслабленные пальцы в своих руках, поэтому спохватился, уложил поверх живота, и ушел на кухню. Время 20:23 - Пап! – Зейн потрепал отца по плечу. Салим поднялся, осоловело оглядываясь вокруг. Он только на пять минут присел на диван и уже не успел понять, как задремал. Под глазами залегли усталые синяки, волосы торчали в разные стороны, и пора бы уже опять по-военному постричься. Из глубин дома слышалась знакомая ругань. - Демоны меня раздерите, что опять ему привиделось? – устало потер глаза Салим, поднимаясь на ноги не без труда. Они вдвоем двинулись в ванную комнату, отворяя дверь и наблюдая картину маслом. Джейсон, обнаженный, развалился перед бочком туалета, вцепившись в ободок унитаза, прячущий голову где-то внизу. Салим быстро подошел к нему, помогая выпрямиться. Он подумал, что того тошнит. Джейсон смотрел на него неожиданно ясными глазами, с рассеченной брови собиралась кровь в морщинках у глаз, подбитая на этой же - левой стороне - губа неприятно окрасила рот. - Что ты тут делаешь? – воскликнул Салим. Джейсон слизал широким языком соленую кровь с губы. - Догадаешься или тебе подсказку дать? Ссать охота, сил нет, - проговорил Джейсон, в такт своей речи качая головой в удивительно нагло-хамоватой манере. - Я вижу, тебе уже намного лучше, - ответил Салим, поднимая брови. - Эй, парниша. Глаза не отвалятся, так долго смотреть? - Зейн, иди. - Во-во, а то вылупился как на постер в порно-журнале. Какого хрена я без трусов? – удивительно четкий и звонкий голос только и успевал раздавать команды и прояснять ситуацию. Положение точно не ниже лейтенанта, потому что лейтенант Салим так сильно узнавал этот приказной тон, которым иногда пользовался сам. – Хотя, это вот сейчас похер… Если ты меня не поднимешь, я зассу тебе весь пол! - О Аллах, - выдохнул Салим, осторожно подтягивая хмурого Джейсона. Антибиотики делали свое дело удивительно быстро, или на нем как на собаке?.. - Вот с ним и будете тряпками махать, если ты не поторопишься, - Джейсон постарался опираться на ноги. Ухватился здоровой рукой за плечо Салима, который прижал его к своей груди, словно в объятиях. Иракец замер, уставившись в стену, в то время как Джейсон молчал. – Пиздец положение… Через мгновение иракец почувствовал, как тело в руках напряглось, сильная татуированная рука сжала его плечо и больно надавила большим пальцем прямо сразу под ключицей. Хотелось избежать болезненного контакта, но Салим терпел. Джейсон запыхтел, сжал челюсть со скрипом и сморщился, запрокидывая чуть вверх голову. Раздался неровный плеск. Салим украдкой глянул сначала на лицо американца: слегка вспотевшее от натуги, скривившиеся губы и небольшие ссадины. Он видно поскользнулся или не удержался на ногах, ударившись о гладкий и очень твердый унитаз по касательной. А мог бы и виском вообще. Вот сейчас Салим поражался, как этот солдат вообще жив-то, с его дебильными идеями. Начиная от того, что он забрался к иракцам раненый, и заканчивая тем, что встал в туалет без помощи, имея сильное истощение и многочисленные раны. - Смотри в стену, мужик, - недовольно протянул Джейсон. - Мое имя Салим, - поправил иракец, недовольный неуважением этого великовозрастного ребенка. Сколько ему, двадцать семь? Салим не удержался и глянул вниз, потому что Джейсон больно долго писал, а на лице облегчения явно не читалось. Джейсон осторожно придерживал себя внизу одной напряженной рукой, направляя. Салим увидел, что струя мочи окрашена в розоватый оттенок. - Я куда сказал смотреть? – раздалось над ухом. - Если ты будешь так со мной говорить, ничего хорошего не выйдет, - Салим развернулся и уставился в близкие глаза Джейсона. Они некоторое время смотрели друг на друга, потом Джейсон отвел взгляд, сдавая позицию и подчиняясь. Салим подумал о том, что мужчина стесняется, поэтому напускает на себя агрессивный вид, чтобы к нему лишний раз не подходили. Поэтому решил смягчиться. – Я понимаю твое недоверие, но я помогаю. Пытаюсь помочь, а ты всеми силами мешаешь. - Я знаю, прости, - вдруг он сделал очень большой облегченный выдох. – Отсутствие прикрытого зада не добавляет мне уверенности в завтрашнем дне. Только морозит мне яйца. - Что с тобой? У тебя болезнь? - Не-а, мне почки подбил один гад. Господи, я надеюсь его разнесло на атомы! Сапогом прям ебнул, - цокнул Джейсон. – Не впервой, это пройдет. Мне нужно тепло и антибиотики. И я хотел бы трусы. - Я дам тебе свои, твои сохнут, - Салим дал влажную салфетку с тумбы, чтобы Джейсон протер себя и скинул салфетку в урну. – Ты можешь идти? - Да, с трудом, - они поковыляли в сторону спальни. Салим сгрузил на мягкий матрас солдата, а сам схватил вещи, которые утром приготовил для «гостя». – Сколько я был в отключке? - Да суток еще не прошло! Помаялся в лихорадке, два укола антибиотиков поставил тебе, и ты уже бродишь по квартире. Завтра, глядишь, завтрак приготовишь. - Оп-па… Я голоден, кстати. И осталось еще обезболивающее? Плечо как будто в осиннике. - Круче куриного бульона тебе нельзя. Надевай, я принесу поесть, потом поставлю еще укол, - Салим положил приготовленные вещи перед Джейсоном, который с пыхтением возекался на постели. – И принесу еще подушку под спину. И больше не вставай с кровати, это плохо закончится. Осман выразительно посмотрел прямо на ссадину на брови. Джейсон тронул пальцами. - Ебаный ты в рот, - выругался. – Я думал, только губу в полете прикусил. Понял-принял, Салим. - Я мигом. - Ага, штаны не потеряй только, - в своей привычной манере добавил Джейсон. Салим только покачал головой, натыкаясь на недовольный взгляд Зейна в коридоре. Джейсон юноше не нравился. Да и еще бы…