Фантазии на тему «Универской истории».

Миха всегда считал, что трахаться на крыше под звёздами — это какая-то сопливая романтика. И нате вам, они с Граховым на крыше одной из Питерских высоток в центре, подбухнувшие, вдоволь уже наржавшиеся над тиктоками всякими, молча лежат и созерцают звёздное небо. И Миха, оказывается, очень даже не прочь потрахаться. Как только он должен заявить об этом своём желании лучшему другу? У того коленки ещё не остыли от жопы Алины. Будь пизда лысая и её бразильская эпиляция неладны! Нахуя Грахов ему такие подробности сливает? Сука ёбаная. Грахов словно мысли его читает, Кашпировский недоделанный. Начинает какую-то песню дурацкую завывать, а сам типа незаметно так лапищу свою на живот Михи роняет и пальцами, значит, ритм отстукивает. Живот довольно урчит. Я так привыкла быть просто фоном… И на губах вкус дирола с колой… А колой они как раз вискарь запивали, ага. Миху куда-то уносит и он не сразу понимает, что пальцы Грахова уже по его ширинке нерешительно царапают. Миха считает: двадцать секунд, двадцать семь, тридцать четыре… Грахов всё елозит, ни туда — ни обратно. Вечный тормоз. Господи, он точно Михиной смерти хочет. — Давай уже, — хрипит Миха, — дразнишься тока, обломщик. Грахов сначала замирает и Миха уже готов к тому, что он свернёт на попятную, когда чувствует, как над стояком, более уверенные пальцы теперь нашаривают пуговицу. Вжикает молния. В тишине кажется, что это в Миху очередь из Калаша пустили. Сердце заходится, неуёмное. Ткань застиранных трусов совсем тонкая, а ладонь у Грахова холодная, но это мелочи. Почему ощущения в сто раз приятнее, чем когда сам балду гоняешь? Или всё дело в том, что это ЕГО рука? Грахов во всю хозяйничает, звуки становятся влажными и Михе было бы неловко за то, что как девчонка растёкся, если бы остатки мозгов не вынесло. Он умудряется нащупать внушительный бугор ширинки самого Грахова и, игнорируя протестующие ёрзанья друга, повторяет манёвр с пуговицей и молнией. Без всяких церемоний лезет в трусы. Член там такой твёрдый, тёплый, и Миха с удивлением понимает, что кончить готов именно от того, что коснулся этого члена, а не от ощущений чужих пальцев на своём собственном. Забывшись от внезапной близости разрядки, Миха не успевает заглушить предательского стона и пытается немного отстраниться, чтобы не так позорно быстро, чтобы это продлилось дольше, но Грахов внезапно валится на него сверху, сползает к паху и без предупреждения принимает в рот. Языком уздечку терзает, гадина, и Миха кончает в момент, задыхаясь. А чучело это конопатое берёт и сглатывает, не поперхнувшись даже. Миха сразу тянет его выше, не успев даже засомневаться, и тычется своими губами в его, игнорируя противный вкус собственной спермы, всё равно через секунду уже не ощущается ничего такого. Только языки, звёзды и жар тела сверху. Миха их переворачивает, опять нащупывает Граховский хер и сам устраивается между остро торчащими коленками, чтобы вернуть должок. И даже не страшно, что он никогда ещё… — Миш, не надо. Ну правда, нормально всё, — лыбится рыжий бес, глаза сияют. — Ой, всё, захлопнись, — рычит Миха и обхватывает головку губами.

･*☆*･

Позже, они снова лежат в тишине. На языке у Михи вкус виски и Грахова. Он лениво таращится на звёзды и, когда видит падающую звезду, загадывает желание. Может, если покрепче зажмуриться, вдохнуть поглубже и поймать своим мизинцем мизинец Грахова, то на этот раз, только на этот, загаданное и правда сбудется.