unusual

Кью только застегнул свежую рубашку и осмотрел собственное помятое отражение в чернеющем экране телефона. Восстанавливаться было трудно. Во всех смыслах. И для всех в мире. Страшновато было выйти на улицу, осмотреть полуразрушенный город. Страну. Мир. Но он мужественно закинул пиджак на плечи и двинулся к выходу из импровизированного госпиталя. Больше не хромая, даже руки слушались, и голова работала. — Ты нам нужен, — она настойчива, как всегда. Кью устало моргает и опускает взгляд, сталкиваясь с чужим. Пи смотрит пристально, хоть и знает, что так сурово пялиться обычно становится неприлично и немного пугающе. К тому же он то для себя все решил. — Никто не станет уговаривать тебя остаться с нами, просто он хотел тебе кое-что показать. Кью вздыхает так трагично, как только у него получается. Но все же соглашается. Раз уж Муджин так настойчив. Точнее раз уж требует от Пи настойчивости. Не стоит утруждать всех троих. Об остальных Кью не спрашивает. Об Эр старается даже не вспоминать, каждая мысль отдается холодом на коже и неприятным комом в горле. А потом Кью видит его. И ком в горле расширяется так, что дышать становится сложно. Ребенок смотрит на него большими грустными глазами. При только поднявшемся солнце алая радужка пугающе блестит, но никого из присутствующих это совсем не смущает. Он такой всегда был. Муджин легко треплет светлые волосы своей теперь уже единственной рукой. Выглядит потрепанно, но сочувствовать Кью не может. Он вообще за мгновение теряет все свои ощущения. Мир становится темным, только какой-то прожектор выхватывает ребенка перед ним. Эр не отрывает глаз от собственных рук. Выглядит напуганным, встревоженным и совершенно не знающим, куда себя деть. Кью чувствует, как собственные пальцы нервно дергаются. Сам не понимает, хочет обнять или развернуться и уйти в эту же секунду. И никогда больше не вспоминать. — Я думал, он умер. Пи за спиной раздраженно дышит. Муджин придает выражению лица некоторую строгость, осуждая за прямоту. Слов все равно не подбираются, он дергает плечом в раздражении. Но взгляда от ребенка не отводит. Эр поднимает голову впервые. Не напуганный. Не совсем напуганный. Готовый драться за себя, если понадобится. Знакомый до ужаса. — Мы тоже так думали, пока не нашли его…таким, — нынешний кандидат в президенты (уже плакат себе сделал) (потому и такой уставший) (будто бы у мира сейчас есть выбор) (какой опять план?) неопределенно машет рукой, Эр нервно отшатывается от этого движения и втягивает голову в плечи. Кью сглатывает и отводит взгляд. — Вообще ничего не помнит. — А от меня то вы чего хотите? — Кью не дурак. Совсем не дурак. Понял в тот момент, как только увидел. Мальчишка теперь сам смотрит на него, не отрывая взгляд. Под ним становится немного неуютно. Кью мнется. Неловко и неуверенно, пока наконец не вздыхает устало. Ему хочется домой. Эр смотрит, по-птичьи нагнув голову на бок. Ему ведь тоже домой хочется. Подальше от всего произошедшего и происходящего. Не думать, что он… Кью закусывает внутреннюю сторону щеки. Слишком уж много он узнал за один единственный раз, теперь думал не переставая. А на него упорно смотрел шанс попытаться чужую судьбу изменить. Он выдохнул. Они оба выдохнули синхронно. — Пойдешь домой? — Кью слегка согнул колени и протянул руку. Эр смотрел на нее слишком долго до того, как кивнуть и осторожно уцепиться за пальцы. Рука оказалась непривычно теплой. Кью потянул к выходу, тихо благодаря кого-нибудь за одиночную палату для него, есть какие-то привилегии. Стоит только начать уверенней на ногах стоять, потом найти дом. Видимо, уже для них двоих. — Эй, приятель, как тебя звать? — Кью начинает издалека, будто видит в первый раз. Будто совершенно не знает. Мальчишка легко жмет плечами, получает ободряющее похлопывание и уцепляется за штанину. Ему оказывается так удобнее. Кью ничего не меняет, только добавляет наигранно жизнерадостное и уверенное: — Тогда какое имя ты б хотел? Эр поднимает голову, отвечает что-то, только расслышать уже не удается, захватывает шум окружения. Муджин чувствует совсем легкое раздражение вместе с усталым одобрением: — За нами он так уверенно не шел.