Маленький

      Инупи встретил его давно, ещё в начальной школе. Близко они никогда не общались, но жили в одной стороне, поэтому частенько ходили вместе. Просто так, чтобы не скучно было. Знаете, эти детские разговоры ни о чём и обо всём. Инупи знал то, чего не знали порой даже близкие друзья Доракена, сам не подозревая об этом. Только вот Инуи отнюдь не был для Рюгуджи кем-то особенным. Таким, каким он был для самого Сейшу.       Их пути довольно скоро разошлись, в прямом смысле, потому что семья Инуи переехала. А потом одна за другой на юношу посыпались беды: смерть сестры и грёбаный Коко, который превратился в сплошную мигрень. Сложно даже сказать, что хуже. Потеря Акане кувалдой огрела Сейшу по голове, но влюблённость в проклятого Коконоя не давала спокойно вдохнуть, выжигая изнутри. Такая дурацкая ирония. Инупи ненавидел себя за эти ненужные мерзкие чувства, но не мог сделать буквально ничего. Многочасовые рыдания над единственной фотографией объекта воздыхания стали долбаной обыденностью. Сейшу выворачивало наизнанку, хотелось выблевать все внутренности вместе с этой пожирающей любовью. Единственная причина, по которой он всё же не покончил с собой, — это редкие поцелуи. Коконой разрешал целовать себя, не всегда, конечно, но те крупицы секунд были для Инуи настоящей драгоценностью. Он понимал, насколько жалок, но хотелось урвать хоть какую-то частичку счастья. А это были действительно счастливые моменты.       А потом отпустило. Резко, словно вся любовь разом вытекла, оставив после себя блаженную пустоту. Которая тут же заполнилась Кеном Рюгуджи. Человеком, который доказал Сейшу, что его слово, его мнение может быть важно. Как и он сам. В Доракена невозможно было не влюбиться, и Инуи охотно пополнил эти ряды. Теперь, глядя на фотографию возлюбленного, он проводил пальцами по глянцевой поверхности, частично затёртой прикосновениями губ, и испытывал лишь счастливую эйфорию вкупе с надеждой. Такой сладкой, хотя и призрачной.       Он не терял её, даже когда его в очередной раз отвергли.       «Прости, я не по мальчикам», — хорошо, как скажешь. «Мне нравится другой человек», — а вот это уже больнее, но ничего, терпимо. «Давай забудем об этом?» — ох, чёрт. Ладно. Давай. Главное, чтобы тебе было хорошо. Он как-нибудь привыкнет и к этому. Шрам на пол-лица, видимо, символизирует вечные страдания Сейшу. Что ж, наверное, кому-то суждено?       «Ты хорошо целуешься», — то, что держит его на плаву. Инупи снова и снова прокручивает в голове эту фразу, тон, которым она была произнесена, выражение лица Доракена в этот момент, и даже этого хватает, чтобы у него встал. Горечь остальных слов притупляется, а затем совсем исчезает, по мере того как быстро двигается рука в штанах. Какой позор.       «Я всё ещё могу быть рядом с тобой?»       Сейшу вновь унижается, вновь чувствует себя самым последним отбросом, но, честно говоря, Кену он бы позволил и на лицо себе наступить. От этого в животе опять сладко тянет. Инупи закусывает щеку изнутри.       А затем одно молниеносное движение, какая-то доля секунды, и могучее тело Кена Рюгуджи поверженной скалой обрушивается на холодный мокрый асфальт. Сейшу подлетает к нему, не видит мира вокруг, берёт в ладони это глупое лицо и гладит, гладит большими пальцами острые скулы, борясь с желанием их поцеловать.       — Всё будет хорошо, — бездумно шепчет он, пытаясь поймать взгляд Доракена, но тот смотрит сквозь него.       — Спасибо тебе, — наконец лучезарно улыбается Рюгуджи, на секунду фокусируя взгляд на бледном лице Сейшу. Инупи почти подаётся вперёд, чтобы коснуться губами ещё тёплой кожи, но жестокая кувалда судьбы, притихшая на какое-то время, обрушивает на него весь свой гнев в десятикратном размере.       — Я иду к тебе, Эма.       В тот тоскливый сырой вечер вместе с улыбкой Доракена померк и свет внутри Инуи Сейшу. Боль затопила всё его естество и парализовала. Наверное, все слёзы он пролил над фотографией Коко, потому что сейчас по его щекам текли только капли дождя. А может, и нет.       Сейшу нежно поглаживал скулу лежащего у него на коленях Доракена, наслаждаясь короткими моментами такой долгожданной близости. О большем и мечтать не приходилось.