***
Сложив аккуратной шеренгой все мешки, чуть дальше в поле, чем местные обыватели решились бы заходить, я огляделась, так и не встав с корточек. Что же, сожрать меня сегодня не сожрали, и не это не повод соблазнять тварей всё-таки обратить на меня внимание. Отряхнув в усмерть грязные рабочие штаны, доставшиеся мне по наследству от тети и бывшие размера на два больше, я, в последний раз взглянув на мешки, на месте которых уже, получается, в пятницу должны оказаться деньги или какие-нибудь ценности, а также новые мешки, почему то сильно пропахшие дымом и железом, потрусила к тележке, оставленной у кромки поля. Спустя пятнадцать минут я с неудовольствием отмечала, что знатно вспотела и устала. Мокрому телу стало ещё холоднее. Бр-р-р. Движимая желанием поскорее добраться до дома, я подняла телегу и потащилась по извилистой тропинке.***
Светало. Воздух резал лёгкие холодом и пах туманом и трупами. Странно, что мне еда ещё не пахнет мертвечиной. Эх, спасибо дядюшка. Он был каким-то промежуточным звеном между егерем и гробовщиком, выполняя обязанности этих призвания в обмен на деньги или продукты. Вот и мне достались его профессии в наследство, как и домик со скромным огородиком и сараем, располагавшиеся рядом с кладбищем. Удобно, вообще-то. Как удобно и то, что на мое небольшое мародёрство никто уже и не обращает внимания. Подумаешь, оборотни разрыли... Мертвым есть не надо, а мне — очень даже. До Герцога бы дотащиться...***
Странно наверное думать, что тут было красиво, но здесь действительно было красиво. Особенно мне нравились золотистые колосья, укутанные предрассветным туманом. Но и смотреть было больше некуда, поэтому колосья из года в год оставались красивыми. Когда-то, казалось, в прошлой жизни, я рисовала эти самые колосья акварелью, на неплохой бумаге, оставшейся у тётушки после того, как она бросила свою карьеру художника и переехала сюда ради дяди. Садилась и рисовала. Не боялась, что я приду в развороченную деревню, где стану жертвой хищных тварей. Обыкновенное, казалось бы, утро. Но все дерьмо начинается именно после того, как ты подумаешь, что все идёт хорошо. Вот и я подумала, а, спускаясь в небольшой овраг, увидела... Хотя нет, сначала учуяла запах ещё более гнилостный, чем исходил от моих мешков, и запах застоявшейся воды. Но откуда здесь вода, никогда ничего больше луж не было. Странно. Я аккуратно поставила телегу на землю и перевернула на бок, а она, в свою очередь, даже не скрипнула. И рыбный смрад. Пытаясь имитировать крадущийся шаг, чтобы шаги не сильно шуршали, я выглянула из-за кромки оврага. В десятке метров от меня в земле попалось закутанное в рыбацкий плащ, какой был и у моего отца, сгорбленные и булькающие нечто. Странно. Ветер сменился и до меня донёсся, помимо предыдущего амбре, ещё и рыбный запах. Никогда не любила рыбу и вот тебе пожалуйста. Я икнула. Кажется, сейчас блевану... Фигура прекратила свое занятие и зачем-то начала поворачиваться ко мне. Засунув рвотные рефлексы куда подальше, я не стала дожидаться, пока этот мерзотный незнакомец захочет со мной познакомиться, и рванула обратно вверх. Схватив тачку, потому что на ней нахрена-то(на самом деле, чтоб не спиздили)я выцарапала своё имя и фамилию, что было опасно, потому что найдут тачку — найдут меня, я бегом понеслась к окружным путям, ведущим к деревне.***
Вспотев гораздо больше ожидаемого и желаемого, я на подрагивающих ногах дошла до ступенек крыльца, бросив тачку рядышком. Кошмар, ну и пересралась я за сегодня, аж трясет. Стянув перчатки, кинув их куда-то рядом с собой, я опустила голову на сложенные руки. Голые ладони вмиг замерзли. Внезапно захотелось разрыдаться, но по словам тети и дяди, воспитавших меня, я сильная девочка, а сильные девочки не плачут, как бы херово им не было. Поэтому сильная девочка встаёт, заводит тачку в сарай, открывает дверь в дом, переодевается и идёт завтракать ужином. Не для того сильная тетушка дала разорвать себя на части, чтобы ее сильная девочка спустя пять лет оказалась слабачкой и сдохла голодной смертью. День только начинается, в конце концов.