Когда луна станет рыжей

— У нас спальных мест не лишних, — Итан достал из шкафа одеяло и две подушки, — можешь располагаться здесь. А я пойду к Розе на диван. Карл осмотрелся: спальня была не очень большой, но и мебели лишней в ней тоже не было. Только шкаф-купе, кровать да небольшая тумбочка под окном. — Зачем тебе на диван, — удивился он, снимая шляпу и распутывая волосы пальцами, — тут кроме нас еще двоих Рэдфилдов уместить можно. Итан криво улыбнулся, достал из шкафа полотенце и бросил им в Гейзенберга: — Потом на сушке оставишь. Карл закинул полотенце на плечо, и ушел в ванную. Когда он вернулся обратно, Итан уже разобрал постель и принялся заправлять одеяло. — Мне кажется, или ты чего-то боишься? — отметил Гейзенберг резкие нервные движения. — Тебе показалось, — Итан сосредоточенно запихивал одеяло в пододеяльник. — Если вдруг переживаешь, что я стану к тебе приставать, то могу пообещать, что не стану, — заржал Карл. — Лучше подержи, — Уинтерс ткнул ему в руки край одеяла, а сам принялся заталкивать противоположный. — Или ты думаешь, я тебя ночью прирежу? — ни с того, ни с сего выдвинул предположение гость. — Как бы я сам тебя не прирезал, — парировал Итан, забирая одеяло и расправляя его на кровати. — Тогда, тем более, тебе не стоит далеко уходить. А то пока ты до кровати дойдешь, я три раза проснусь и все твои планы похерятся. — Похерись сам, будь любезен, — Итан бросил в Гейзенберга подушку и, махнув рукой «разбирайся дальше сам», быстро вышел из спальни. Спустя минут сорок и три чашки чая он решил, что все же надо поспать. В спальне было тихо. Гейзенберг лежал, повернувшись спиной и замотавшись в одеяло по самую макушку. Итан быстро разделся, нырнул под свое одеяло и закрыл глаза. Через пять минут открыл, посмотрел на стену, снова закрыл. Минут через десять открыл снова. Сон не шел и Итан лежал не шевелясь, разглядывая обои на стене и прислушиваясь к чуть хриплому дыханию Карла. — Не спится? — раздалось за спиной. — Не спится, — согласился Итан, — все думаю, как тебя Роза протащить умудрилась. За спиной раздался шорох одеяла — Карл перевернулся на спину. — Есть у меня подозрение, что тут не только Роза постаралась. А если точнее, то не столько она. — С чего ты так решил? — напрягся Уинтерс. — Да ты хер поверишь, если расскажу. Сам никак не догоню, что это за чертовщина была. — Рассказывай давай свою чертовщину. Все равно не спится, — проворчал Итан, понимая, что в ближайшее время уснуть не получится. — Я проиграл в карты, — коротко ответил Гейзенберг и замолчал. Итан подождал пару минут. Продолжения не последовало. — Кому проиграл? — Да хуй его знает! — зло ответил Карл, — отирался там какой-то хмырь в этой деревушке чертовой. Сам рыжий, глаза зеленые, весь дерганый какой-то. Подсел к нам, когда мы уже набрались порядком, давай подбивать в картишки перекинуться. А кто-то возьми и ляпни: «на деньги играть любой дурак может, а вот бы на что необычное». Хмырь и предложил ставки: кто у него выиграет, тому он желание исполнит, а если проиграет, то будет за него три дня батрачить. Ну вот расселись мы, играем, значит. Мужики ржут, что кони, да и отваливаются круг за кругом. Мне поначалу всякая мелочь попадалась, думал: «всё, сейчас вылечу». Когда на последнем круге как пошла карта, я прям обрадоваться успел. А этот хмырь ебучий в последний момент четыре туза выкладывает. — И что тебе вместо него делать пришлось? Пиццу развозить? — скептически спросил Итан даже не особо удивившись тому, что его собеседник так по-глупому подставился. Гейзенберг снова зашелестел одеялом, перевернулся к Итану и выдал, словно жалуясь: — Не поверишь, по вызовам вместо него ходить пришлось. — По каким еще вызовам? — По демоническим, — еще более жалобно и почему-то полушепотом сообщил Карл. Итан принялся истерически хохотать. — Я же говорил — не поверишь, — Гейзенберг снова улегся на спину и натянул одеяло по самый подбородок. — Да нет, — прохрюкал Уинтерс, — не в том дело, — он попытался объяснить, но снова начинал хохотать, — я верю. Он, наконец, отсмеялся и сам повернулся на бок, лицом к Карлу: — Я тебе верю. Моя Роза за эти годы столько всякой чертовщины натворила, что я в любой бред сначала верю, потом прикидываю, как последствия ликвидировать и только после предполагаю, что, возможно тут подвох какой. Просто, ну, понимаешь, ты всегда был таким крутым, высококлассным спецом, прожженным интриганом и так по-дебильному подставиться. — Так кто бы поверил, что он и вправду демон? — удивился Карл, — все думали — на интерес играем. — И как теперь тебя назад отправлять, интересный ты наш? — не упустил возможности подколоть его Итан. — Самолетом, — недовольно буркнул Карл, снова поворачиваясь спиной. — Ты чего? — не понял Уинтерс. Он протянул руку и тронул Гейзенберга за плечо, — Самолеты не любишь? Так можно поездом уехать. — Могу и поездом. Узнаешь, когда первый уходит, я сразу и уеду, — тон показался не столько недовольным, сколько обиженным. — Ты расстроился, что к нам попал? — зачем-то спросил Итан. — Я вас искал, — ровно заговорил Гейзенберг, — все время искал. Поначалу активно, всех на ноги поставил, все на базе перевернул. Потом осторожничать пришлось, Рэдфилд что-то подозревать стал. Но я все равно искал. Во все командировки ездил, во все эти чертовы злоебучие деревеньки напрашивался, на все эти рагульные испытания ездил. Я не переставал искать. — Я не знал, — Итан почувствовал себя виноватым. Он ведь сразу поверил в то, что Гейзенберг не выжил и даже не попытался перепроверить информацию. Забрал дочь и уехал куда подальше. — Я думал, ты мне обрадуешься, — монотонно проговорил Карл. — Я обрадовался. — Видел я, как ты обрадовался, — горько усмехнулся Гейзенберг, — до сих пор челюсть болит. — Прости, я слегка погорячился, — смутился Итан. — Ебать, Уинтерс! Я появляюсь после стольких лет и вместо приветствия получаю от тебя тыквой по башке, — вскипел Карл. — Я тебя не узнал, — возмутился Итан. — А когда узнал, тут же добавил кулаком в глаз. — Я тебя не ждал. И ты напугал Розу. — Твоя Роза сама кого хочешь напугает, — Гейзенберг вскочил с кровати, — я вижу, что мне лучше прямо сейчас свалить, раз я тебя так раздражаю. — Карл, блять! Никто тебя не выгоняет! Куда ты попрешься посреди ночи? — Итан тоже поднялся. Ругаться лежа, когда твой оппонент стоит, сверкая глазами, было как минимум глупо. — Да похрен куда! Под кустом пересижу! — не унимался Гейзенберг, пытаясь найти в темноте, куда он бросил штаны. — Карл, успокойся! — Итан подлетел к Гейзенбергу и дернул за рукав рубашки, которую тот как раз собирался натягивать, — Прекрати этот цирк и ложись спать. Утром поговорим. — Да охуенно мы говорим, — Карл потянул за рубашку, пытаясь вырвать её из рук Итана. Тот вцепился обеими руками в ткань, как утопающий в мачту. Хозяин рубашки снова повторил попытку выдернуть одежду. Рубашка усиленной прочностью не обладала, поэтому с громким треском порвалась. Итан повалился на кровать. Гейзенберг отлетел к стене, но тут же перегруппировался и набросился на лежащего. — Ты, сука, Уинтерс! В чем мне теперь возвращаться?! — Он попытался схватить Итана за горло. Тот увернулся, подсунув вместо себя подушку. Гейзенберг отшвырнул подушку, схватил Уинтерса за ногу и потащил с кровати на пол. Тот съехал на задницу, одновременно поддевая второй ногой Гейзенберга под колено. Карл не удержался на ногах и рухнул сверху. — Хуесос недоделанный! — Гейзенберг попытался повторить маневр с удушением. — От хуесоса слышу! — Итан вцепился пальцами в нос противника и резко сжал. — Да хватит мне табло полировать! — Карл отодрал руку Итана и прижал ее к полу, — ты что, до сих пор на меня злишься? — присмотрелся он к поверженному противнику. — Злюсь, — зло выдохнул Уинтерс. Гейзенберг тряхнул головой, отбрасывая мешавшие волосы, наклонился и коснулся губами губ Итана. Тот от неожиданности непроизвольно дернулся, тут же потянулся навстречу и с жаром принялся целовать Карла, вцепившись рукой в затылок. Вторая была по-прежнему прижата к полу. Но это совершенно не мешало прижимать к себе давно потерянного и так внезапно снова обретенного дорогого ему человека. Не мешало прикасаться губами к шершавой обветренной коже на щеках, к тонкой полоске старого шрама на скуле, царапаться о жесткую щетину на подбородке, проводить языком по жилистой шее, обводить выпирающий кадык, снова подниматься вверх и ловить горячие потрескавшиеся губы, вспоминая их, казалось, навсегда забытый вкус. — Может вернемся на кровать? — целовать Гейзенберга после стольких лет было, несомненно, приятно, но легче он за это время не стал и сейчас под немаленьким весом позвоночник вполне ощутимо вдавливался в паркет. Карл вскочил на ноги, протянул руку, помогая Уинтерсу подняться, потянул на себя и рухнул на кровать, увлекая Итана за собой. Теперь он оказался сверху. Так стало даже удобнее, можно было прижаться всем телом, улавливая сквозь грудную клетку, как гулко стучит сердце, а может, сразу оба, попадая в такт. Этот стук, резонируя, отдавался в висках, бился внутри черепной коробки, расплывался волнами по телу. Под него было так уютно лежать, одной рукой зарывшись в жесткие волосы, а второй оглаживая по бедру, и целовать, словно не было этих, разделивших их лет, не было долгих мучительных дней, недель и месяцев неизвестности, не было той нелепой глупой ссоры. Впрочем, ссора пусть будет, раз из-за нее Гейзенберг в итоге остался жив. — У тебя, вроде, при перемещении рога были? — Итан с трудом отлепился от Карла и теперь сосредоточенно ощупывал его спутанные чуть влажные патлы. — Иллюзия, — заржал Гейзенберг, — хмырь тот обеспечил «правдоподобным антуражем». Пока из пентаграммы не выхожу, рога во всей красе видны и хвост на заднице телепается. А как только ты меня из нее вытаскал, так все и пропало. А ты думал, мне за это время рога наставить успели? — Ага, и хвост прирастить, — Итан снова потянулся к жестким, насквозь пропахшим табаком и крепким алкоголем губам. Рога, хвост, да хоть перья на жопе — ему было абсолютно все равно, какими украшениями обзавелся Гейзенберг, если он сам, собственнокарлово сейчас находился здесь, в его постели. Абсолютно настоящий, живой, горячий, местами даже слишком. *** — Слышь, Уинтерс, а ты помнишь, что сказал, когда тащил меня из того чертового танка? Они стояли на балконе, глядя, как внизу город медленно гасит огни. Карл вышел покурить, а Итан увязался следом и теперь стоял, прижимаясь к его боку и легонько водя пальцами по многочисленным шрамам. — Что быстрее луна порыжеет, чем я тебя первым поцелую, — ответил Уинтерс. — И чего ты так взъелся тогда? — Ты сказал, что я к тебе сам прибегу, — недовольно вспомнил Итан разговор семнадцатилетней давности. — Ну сказал и сказал. Позлить тебя хотелось. Ты же все время такой благородный был, правильный кругом. Вот и приспичило поддеть. — Поздравляю, у тебя получилось, — Итан нахмурился. — Опять бить будешь? — повернул голову Карл. — Да нах оно мне сдалось, тебя бить. — А чего недовольный такой? — Гейзенберг придвинулся чуть ближе, выдыхая дым в сторону. — Да так, — неопределенно начал Итан, — ты завтра свалишь к херам собачьим, я вернусь к привычным делам и снова пёс знает когда свидимся, если вообще еще встретимся. — У тебя своя жизнь. Не думаю, что в ней будет место больному на всю голову алкоголику с застарелым неврозом и вечным дымом от сигар. Ты, как я заметил, его не очень жалуешь. — Я, как ты заметил, его вообще не жалую именно потому, что каждый раз, когда кто-то курит в моем доме, я начинаю сожалеть, что это не ты. — Могу оставить тебе парочку. Будешь поджигать и воображать, что это я, — предложил Гейзенберг. — Нет уж, оставь себе. — А могу выкурить их сам, если разрешишь остаться. Карл сказал это так тихо, что Итан еле услышал эту робкую просьбу. — А как же хмырь? И экспериментальные испытания? Да и на базе ждать будут? — он задавал какие-то нелепые вопросы, а в голове все время билась одна-единственная мысль «Только не передумай. Пожалуйста, только не скажи сейчас, что пошутил». — А что хмырь? — хмыкнул Карл, — ему надо, пусть сам и приходит. А мне уже в печенках сидит по шизанутым магуям шляться. Они же сразу всемогущества требуют, денег дохуя и душу мне свою всучить пытаются. А на кой мне их душа? Я же не черт какой. — Ты не черт, ты настоящий демон, — негромко проворчал Итан. — Эксперименты и без меня проведут, не в первый раз. А на базу позвоню, или напишу, или еще что придумаю. Не на необитаемый остров занесло все-таки, а в цивилизацию. Они мне за последний десяток лет отпусков задолжали — на полгода точно наберется. Итан стоял, прижимаясь к теплому боку, слушая вполуха разглагольствования Гейзенберга и внутри становилось тепло и спокойно. Так спокойно ему не было уже очень давно. Пожалуй, с тех пор, как он, набравшись до зеленых белочек, рискнул и поцеловал этого шибанутого на всю голову изобретателя. -… спишь, что ли? — донеслось до него окончание фразы. — Что? — Точно спишь стоя, как лошадь, — заржал Гейзенберг, — ты вообще меня слушал? — Оставайся, — проигнорировал его вопрос Итан, — я тебе даже пепельницу куплю. Он смотрел на ночное небо, по которому осенний ветер носил темные клочья облаков, и ждал, не решаясь повернуться. — И рубашку, — попросил в ответ Карл. — Да хоть десяток. Завтра же закажу, — Уинтерс медленно выдохнул. Гейзенберг прижался вплотную к спине Итана, обнял рукой за плечи и спросил куда-то в шею: — Уинтерс, а если я тебя сам поцелую, ты меня простишь? — Только поцелуешь? — слегка напрягся тот. — Может и не только, — задумчиво ответил Карл, притягивая Итана к себе. *** Роза погасила центральный свет, зажгла свечу на комоде, раздвинула пошире шторы и уселась в кресло. Огонек еле заметно колыхался, за окном гудел ветер, из-за стены доносились негромкие голоса отца и его нежданного гостя. Время перевалило за полночь. — Ну как? Получилось? — раздалось с подоконника. Роза вскочила и подбежала к окну: там, прикрывшись шторой, сидел рыжий парень и интенсивно качал ногой. — Получилось, — девушка запрыгнула на подоконник устаиваясь рядом с ночным визитером, — они уже подрались, напились, еще немножко подрались и спать собрались, — она хихикнула, — или не спать. — А ты за старшими не подглядывай, — парень несильно толкнул её локтем в бок, — сами разберутся, не маленькие. — Да вот, как раз, потому что не маленькие, то могут, не разобравшись, еще больше дров наломать, — вздохнула Роза. — Думаю, разберутся, в итоге, — подбодрил девушку рыжий, — зря, что ли, твой отец столько лет ту фотку хранил. — Так то папа. А друг его, может быть, забыл давно и новых друзей завел. Фотку было сложнее всего достать, чтобы скопировать. Папа её в бумажнике таскает, фиг доберешься, — она задумалась, — знаешь, я у него как-то спрашивала, кто это на ней. — А он что? — тут же спросил парень. — А он сказал «рано тебе знать», — в голосе девушки промелькнула обида, — как будто я маленькая ещё и не понимаю ничего. — А ты понимаешь? — беззлобно поддел её рыжий, сверкнув зелеными глазами. — А что тут непонятного? — пожала плечами Роза, — папа иногда ночью не спал, смотрел на фотку и все с каким-то Карлом разговаривал. Вроде тот умер давно, а он у него прощения просил. Ясно же, что этот Карл ему почему-то дорог был. А как ты узнал, что он не умер? — юношеское любопытство пересилило набежавшую печаль, тем более, что якобы умерший внезапно оказался живее всех живых. — Ну я же, все-таки, бог, — расхохотался рыжий, — ты уж совсем в меня не веришь. — Я верю. Но для меня это сложно, — вздохнула девушка, — я пробовала по другим фото смотреть — ни в какую не получается. Живые, мертвые — все на один манер. — Не расстраивайся, со временем научишься определять, — парень обнял ее за плечи, — это на самом деле несложно, я расскажу как. — Ты думаешь, у них все сладится? — Роза прижалась к рыжему, глядя на пляшущий огонек свечи, — мне так хочется, чтобы папа был счастлив. — Думаю, сладится, — успокоил ее зеленоглазый, — а если будут сомневаться, мы им на Рождество котика подбросим. Как считаешь, лучше черного или полосатого? — Рыжего, — рассмеялась Роза, потянув за штору. Рыжая Луна Охотника на секунду выглянула из-за туч, осветив сидящую на подоконнике пару, азартно обсуждающую какой-то замысловатый рисунок на клочке бумаги, пробежала золотым лучом по стене, выхватила огонек сигары и два силуэта, тесно прижимающихся друг к другу на холодном балконе, погладила одного из них по растрепанным седым волосам, провела по щеке другого, хитро подмигнула и снова спряталась за тучами. — Пойдем спать, а? Я за последних пару дней этой демоновой отработки ни разу толком не прилег, — пожаловался Гейзенберг, выбрасывая окурок сигары за окно. Уже практически уснув, Итан почувствовал, как Карл подкатывается поближе и прижимает его к себе. — А вы на Рождество ёлку ставите? — спросил он сонно. — Если хочешь, поставим, — сквозь дрёму пробормотал Итан. — Хочу. И подарок в коробочке, — через секунду Карл уже крепко спал. «Будет тебе подарок в коробочке. Хоть два», — мысленно пообещал Итан, засыпая. *** Когда луна станет рыжей, Я подойду к тебе ближе, Пусть между явью и снами Пути сплетаются сами. Когда луна станет рыжей, Я тебя снова увижу, Пускай все дальше и тише Уходит время по крышам. Когда луна станет рыжей, Нам не судьба будет выжить. Мы растворимся огнями, И где-то между мирами Мы встретимся, если хочешь, Меж парой затертых строчек Утерянных кем-то книжек, Когда луна станет рыжей.