I'm not even angry. I'm being so sincere right now. Even though you broke my heart. And killed me. And tore me to pieces. And threw every piece into a fire. As they burned It hurt because I was so happy for you!
(Aperture Science Psychoacoustic Laboratories — Still Alive)
Медленно и неотвратимо на корабле начиналось второе утро после второго суда. — Z-z-z… z-z-z… z-z-z… — мерные посапывания Электроника разносились по всей столовой, прямо, как в комиксах. Парень сидел на самом дальнем от входа стуле, привалившись к спинке, и тихо-мирно дремал в ожидании, пока весь народ соберётся. Узнав о том, что почти никто здесь особенно не следит за своим расписанием, Сыроежкин в итоге тоже стал засыпать и просыпаться, как заблагорассудится. Поэтому сегодня, когда Морти зачем-то созвал всех ребят перед завтраком, он еле-еле поднялся с кровати и, так как Ирума непонятно зачем притащила его среди первых, Сыроежкин стал досыпать положенное в ожидании остальных. А взять и не явиться было нельзя: за это парень обещал «наказание, которое никому из вас не понравится». — Z-z-z… z-z-z… Он мгновенно пришёл в себя от довольно мощного удара в бочину: — Ай! — И едва не свалился со стула. — Что за блядское неуважение, — чуть слышно проворчала сидящая рядом Миу. — Ты ведь понимаешь, что с тобой даже находиться рядом неприятно? И это Я говорю, Ирума Миу. Уж я знаю толк! — Да что я сделал-то? — обиделся Сыроежкин. — Просто соснуть захотел немного, и всё! — Серьёзно, были б мы в нашем родном Совёнке, я бы тебе уже давно отметку поставила! О нарушении дисциплины, — вмешалась вдруг не пойми откуда взявшаяся Ольга Дмитриевна, стоящая, как выяснилось, рядом. Она сердито постукивала по полу мыском ботинка. — Если уж так прямо хочется — делай это у себя! В комнате! Когда никого рядом нет. — Действительно, чел, — лениво обернулся только что подошедший к ним хакер. — А если и я начну зевать тебе прямо в лицо — тебе будет приятно? Вот то-то же. — Ладно, ладно, понял я вас… — виновато почесал свой затылок бедолага. — Никакого теперь сна в людных местах. Пойду, что ли, кофеёк себе сделаю, хоть проснусь. — Всем оставаться на месте! — внезапно прозвучал из динамиков недовольный голос Морти, точно гром среди ясного неба. — Наконец-то вы в сборе и я могу начинать. Уж думал, не доживу. Сыроежкин растерянно огляделся по сторонам, будто не веря своим ушам — и действительно: все одиннадцать человек, не считая его самого, уже оказались на месте. Встревоженные, смущённые, не выспавшиеся, как и он. Помятые из-за слишком рано начавшегося для многих утра. Не ждущие и близко ничего светлого от этой встречи, но не имеющие другого выбора. «А ведь когда-то свободных мест было меньше», — в который раз оглядевшись, с тоской отметил парень. Он быстро попытался вернуть себе свой привычный настрой. «Ну, значит, просыпаться будем своими силами».***
Пока Электроник неспешно дрейфовал в своей дрёме навстречу к сладким, розовым снам, а важные новости, ради которых народ собирали, ещё даже не думали объявлять (так как собрались пока что не все), произошла ещё одна довольно-таки долгожданная встреча. Похоже, целую ночь не спавшая, с оплывшим от слёз лицом и даже позабывшая где-то свои очки, в столовую, точно сама не своя, осторожно вошла Джехи: — Всем доброе утро, — хрипло сказала она, не оглядываясь. — Воу, воу, воу… подруга, с тобой точно всё хорошо? — Даже кто-то, не обладающий особой внимательностью, вроде Чабаширы, сумел заметить произошедшие за минувшие сутки с Кан изменения. И эти изменения тревожили. — Это, конечно же, не дело Тенко, но ты выглядишь так, будто заболела или вроде того. — Спасибо. Я в полном порядке, — тихим, надтреснутым голосом ответила собеседница. Громко кашлянула. — Если тебе нужна будет какая помощь, ты только скажи: Тенко всё сделает! — не спешила отставать нарочно бодрящаяся сильнее положенного Чабашира. — Чай принесёт в постель, кофе, или ещё что-нибудь такое! По хозяйству поможет, если понадобится… — Она вдруг задумалась, затем перестала говорить о себе в третьем лице. — Ты мне нравишься. И мне очень больно смотреть, когда страдают такие хорошие девочки! А хочешь, может, я побью парня, который тебя обижает?! — Дело не в этом, — Кан помолчала какое-то время, словно бы собираясь с мыслями. На деле, однако, тянула время. Но легко уйти с тяжёлой темы не вышло: судя по её заинтересованному взгляду, Тенко по-прежнему ждала ответа, — вчера я и так позволила себе целый вечер проплакать. Из-за погибшего друга. И из-за Нацуки, которая тоже не заслуживала подобной участи. Да и никто не заслуживал, если подумать. В такие моменты буквально физически начинаешь чувствовать, как вдруг встаёт вся работа, и ничего не можешь с этим поделать. Отчего только невыносимее. И теперь я чувствую себя даже ужаснее. Я прохлаждалась там, пока вы… — Тс-с, — И Чабашира осторожно положила ей руку на лоб. — «Прохлаждалась»? Да ты вся горишь, девочка! Но это не… типа, что-то пошлое или двусмысленное, Тенко же не какой-нибудь там гадкий парень, — тут же смутилась она. — У тебя и правда температура. Боже мой. Джехи лишь улыбнулась слабой улыбкой приговорённого, шмыгнула покрасневшим, заложенным носом: — Я приходила на свою… эм-м, видимо, уже бывшую… работу аккурат к восьми даже, когда у меня бывало 38.9. Часто переношу болезнь на ногах, в этом нет ничего страшного! Просто устаёшь чуть побольше, и всё. — Твой прямой начальник, видимо, настоящий козёл! Если бы только Тенко могла с ним как следует поговорить! — Чабашира красноречиво размяла свои кулаки. — Знаешь, ну, как полагается? Я бы ему так всё объяснила! Правой, правой, левой! Нельзя людей эксплуатировать. Впервые за долгое время Кан вдруг рассмеялась. Искренне: — Джумин? Ну… он человек весьма специфичный, но я б не называла его прямо плохим. Он даже беспокоится порой обо мне, только делает это так, что… ох, лучше не надо. Просто… этот тот самый случай, — наконец, она всё же подобрала слова, понизила голос, — когда проще прийти и самой правильно сделать, чем потом десять раз переделывать всё за ним. Да ещё и выслушивать, как он при этом прав, хотя мы оба знаем, что нет… Тенко внимательно покивала: — Типичный мужлан! Знаю много таких. Ну да ладно. Если он пообещает Тенко ценить тебя больше и немного поднять заработную плату, она его всерьёз бить не будет! Просто попугает немного. Так уж и быть. Но если кто-нибудь вдруг сегодня, прямо здесь, надумает ещё нагружать тебя — ты только скажи! — Послушай, не накручивай себя, это я сама виновата, — вздохнула Кан. — Мне в какой-то момент стало душно в собственной комнате, и я открыла окно. Потом решила всё-таки попробовать перебороть себя и начать читать ту книгу, о которой нам Миу рассказывала, вдруг это поможет мне справиться горем? Время пролетело совсем незаметно: она, оказывается, очень здорово пишет и неплохо чувствует своих персонажей! А потом я даже не заметила, как уснула, и… теперь вот расплачиваюсь, — опять грустная улыбка. — Но всё будет хорошо. Мне уже куда лучше. Правда. Одна чашка кофе — и я, словно новенькая. — Тогда давай Тенко купит тебе? Сегодня — за её счёт! — Не нужно этого, я всегда при своих деньгах. К тому же… кажется, у нас тут всё забесплатно, разве нет? — А, точно… забыла, хе-хе-хех… — отчего-то смутилась и покраснела вдруг Тенко, печально опустив голову. Теперь между ними повисло какое-то неловкое молчание, и только тогда новый голос со стороны осмелился, наконец-таки, разорвать тишину: — Доброе утро. Приятно снова видеть тебя в наших рядах, — это сказала Моника. Она чуть улыбалась — но на сей раз открыто, по-доброму, как своей давней подруге после долгой разлуки. А вот стоящая рядом с той Ольга её радости не разделяла: — Джехи! Да ты выглядишь совсем плохо! — тревожно поприветствовала её вожатая. — У нас здесь не так уж и много работы, плюс, если даже будет не хватать рук, я найду кого-нибудь из ребят. Отсыпайся! — Но я готова приступать хоть прямо сейчас, — устало глядя на Ольгу Дмитриевну, ответила Кан. Кажется, с лёгким вызовом в её тихом голосе. Оля и Моника с заметным сомнением переглянулись: обе хорошо помнили, как совсем ещё недавно, видя состояние самой работящей из них аккурат после суда, настоятельно посоветовали той избегать перенапряжения, желая взять все хлопоты лишь на себя. И даже едва не поссорились с ней на этой почве. Похоже, с наступлением нового дня лучше состояние Джехи не стало. Кажется, даже наоборот. — Но тебе следует отдохнуть… — попыталась возразить Моника. — Я же уже сказала, что со мной всё нормально, — устало повторила Джехи, словно маленьким детям. — Тот отгул длиной в целый день и так стал непозволительной для меня роскошью. — Но зачем так тревожиться? Ведь за это время никто же не умер! — растерянно поинтересовалась Тенко. А потом, ещё раз хорошенько подумав над сказанным, неловко почёсывая пальцем щёку, чуть отвернулась. Кан, кажется, собиралась что-то ответить всем трём своим подругам сразу… но тут её подозвали Севен и Зен, уже давно тихонько ожидающие своей очереди чуть в стороне. Потому что они тоже за неё волновались. Так что попытка поспорить ещё раз, к счастью, не состоялась. Ольга и Моника вновь неуверенно переглянулись, коротко пожав плечами.***
— Итак, вопрос самым смекалистым: как думаете, зачем я вас здесь собрал? — похоже, на этот раз льющийся из динамиков голос позволил себе куда больше издёвки, чем ранее. — Я знаю! Я знаю! — Саёри самой первой подняла руку. — Чтобы сообщить всем нам, что отпускаешь домой?! — Хорошая попытка, идиотка. Но нет, — хмуро произнёс Морти. — Действительно, очень-очень хорошая, подруга! Главное, не раскисай сейчас. Знай — я буду верить в тебя, несмотря ни на что! — раздался ободряющий шёпот Тенко откуда-то с задних рядов. Находящиеся по разные концы зала друг от друга Юри и Моника синхронно фыркнули и закатили глаза. — Новый мотив, да? — тут же пролетел над головами не очень весёлый, тихий вопрос. Кажется, его задал Хоши. — Совершенно верно, — похвалил находчивого собеседника довольный Морти. — Правда, я думаю, большинству из вас тут же покажется, что на сей раз наш разговор пойдёт о чём-то весьма несбыточном. Вы можете сразу поверить, а можете оставаться при своём мнении, мне, в общем-то, всё равно. Но знайте, друзья: лгать вам я смысла не вижу! Ведь правда зачастую гораздо страшней и куда интереснее всей сладкой лжи, что вы можете себе… — Ближе к делу, пожалуйста! Насколько я могу видеть, тут у многих ещё дела, — сердито пробормотала Ирума, сложив руки на груди. — Да мне и самой вовсе не всралось торчать в компании ушлёпков, знаете ли. — Кхм, хорошо. В общем, я всё равно считаю, что небольшое доказательство моих слов лишним никогда не будет, — игнорируя изобретательницу, спокойно сказал паренёк. И тут же, как по мановению волшебной палочки, откуда-то из-под потолка аккурат на уровень глаз своих зрителей с шорохом опустилось огромное белоснежное полотно вроде тех, куда обычно транслируют всякие презентации. Мгновением позже с тихим механическим шорохом где-то аккурат за спинами ребят в потолке отъехал маленький сегмент, откуда тут же появился самый что ни на есть настоящий прожектор. — Вот это чудеса техники! Вот это я понимаю! — не сдержал своих эмоций довольно впечатлительный, как выяснилось, Сыроежкин. — Я прежде такое всего пару раз видел… — Тогда, я полагаю, ты же и будешь так добр прикрыть нам окна? Задёрните, пожалуйста, занавески: нужно сделать помещение потемнее, — миролюбиво попросил Морти. Искренне удивлённый местными чудесами техники Электроник, восхищённо бормочущий себе под нос: «ого, так нам сейчас кино показывать будут», поспешил исполнить сие указание. Без лишних комментариев и с куда более сосредоточенным выражением на лице Ольга Дмитриевна поспешила ему на помощь. И вот, когда все снова заняли надлежащие им места… — Возможно, вы вспомните, как почти что в самом начале нашего славного путешествия я вам гордо указывал на себя и пафосно говорил нечто вроде: «хей-хей, засранцы, этот парень добыл вас из сущей задницы, вернул на этот свет, если позволите, но он и не на такое способен»! — И его об этом ни тогда, ни сейчас никто не просил, — проигнорировав весь пафос начавшегося монолога, чуть слышно обронила себе под нос Юри. Но, кажется, организатор всё же сумел услышать тихоню, потому как следующим, что Морти произнёс, стало: — Но ведь он может и всё вернуть. Да даже больше того: сделать лучше. От вас же только и требуется. Всего-то одно. Маленькое. Убийство, — тихим, каким-то даже не своим голосом закончил парень. — Ну, и пережить суд, разумеется, — всё-таки добавил он. — У многих почему-то начинаются проблемы именно с этим моментом. Зловещую тишину, повисшую над столовой, ко всеобщему удивлению вмиг разрядила весёлая, расслабляющая тропическая музыка, донёсшаяся откуда-то из динамиков . На самом-то деле, парень и сам понимал, что мог больше вовсе не продолжать свои зловещие монологи: для тех, кто сейчас созерцал первый кадр его презентации, никаких слов уже не требовалось, чтобы пробрать их до дрожи. А для тех, кто находился на этом кадре, можно и вообще заканчивать. Тому, кому это по-настоящему необходимо, всё может оказаться понятным и без лишнего сотрясания воздуха. Одной лишь картинкой. Тихоню словно пригвоздило к её месту, на лбу и на спине Юри проступил ледяной пот, а сердце пропустило удар. Даже Моника, вечно неприступная Моника, и та пробормотала себе под нос нечто не особо разборчивое и отвернулась, прикрывая лицо ладонью. А с первой фотографии прямиком в глаза своей растерянной публике улыбчиво смотрели все четыре участницы старого доброго Литературного Клуба, как новенькие. Словно не было сейчас никакой убийственной игры, и не было смерти одной из них, и не было взаимной ненависти… Но это даже не половина всей сути изображённого. Ибо и сам антураж фотографии оказался весьма необычным. Быть может, всем остальным это ни о чём и не говорило. Всем, кроме троицы, оставшейся от изображённой на фото четвёрки. А позади тех, других, счастливых четырёх девушек сейчас с шумом гулял Фестиваль. Всё на этом празднике жизни было, как полагается: ночь, весёлые костюмы, и огоньки, и фейерверки, и какие-то непонятного вида сладости в руках. Даже забавные костюмы по типу хеллоуинских, и те присутствовали на каждой девочке, ну, кроме Нацу, которая, очевидно, решила, что переодеваться в подобное — это ниже её королевского достоинства. На фото она единственная была в своём повседневном и чуть-чуть хмурилась. Но даже за этим строгим и, казалось бы, недовольным взглядом таилась тёплая, счастливая, робкая улыбка. Рантаро осторожно сжал руку застывшей Саёри и чуть слышно, почти девушке на ухо, вдруг произнёс: — Я знаю, как они это делают. Вспомнил. Такой мотив уже встречался на моей памяти, говорят, явление нередкое: сейчас он заявит, что взамен одного убитого можно будет вернуть из мёртвых одного усопшего по желанию. Скорее всего, в него переоденут нанятого актёра. Это довольно жалкое и нелепое зрелище, мне рассказывали. — Бери выше, морячок! — хмыкнул Морти, довольный полным отсутствием проницательности у собеседника. — Ещё раз заявляю для тех, кто не в курсе: все кадры — настоящие, не фальшивка. Могу отдать на освидетельствование вашему хакеру, если хотите: наверняка он хорошо фотошопом владеет и сможет отличить подделку от оригинала. Люсиэль промолчал. Теперь в ход пошли и остальные снимки: пока все они представляли собой праздных, уже хорошо всем знакомых девушек посреди некоего пышного мероприятия, именуемого в простонародье «Фестивалем». Музыка продолжала играть, призывая каждого расслабиться и улыбнуться. На одной фотографии кое-кто из участниц Клуба кормил семью кроликов в, видимо, местном зверинце. Другая, на следующей, с пафосом на публику читала, скорее всего, свои собственные стихи. Народ был восхищён или, как минимум, крайне доволен. В нижней части кадра, около самодельной сцены виднелся хорошо заметный лес поднятых рук. На третьем снимке, третья, пыталась проглотить за раз столько сладостей, сколько сможет вместить её рот (Ирума одобрительно свистнула). Четвёртая же на четвёртом сидела где-то под луной, возле большой раскидистой ивы, на берегу, в обнимку со своей самой любимой, что мирно прикорнула у неё на плече. И обе тихо улыбались мимолётному счастью. На пятой изображалась некая сцена посреди горячих источников, где из нарядов на половине собравшихся девочек имелись лишь, разве что, их застенчивые улыбки, а в руке у одной из них виднелась наполовину приговорённая бутыль саке, но Морти очень быстро тот кадр пролистнул. Кажется, этого не должно было здесь находиться… — Ты не понимаешь, — с потемневшим лицом, лишённым эмоций голосом вдруг проговорила Саёри, пока осторожно освобождала свою руку. — Того, что вы видите на фотографиях, на моей памяти никогда не происходило. У нас не было таких праздников. Мы хотели участвовать в школьном Фестивале, Моника очень хотела, это правда, но… этого так и не случилось. Потому что мы попали сюда. А это… — она очень быстро кивнула в сторону презентации. — Будто бы другой мир. Я не знаю, как или почему, только в нём… всё иначе. И его обитатели счастливы, — она еле-еле держала себя, чтобы не разрыдаться. — Другой, лучший мир, в который один или одна из вас вот-вот смогут получить свой счастливый билет, чтобы занять там своё законное место! Ну, разве ж не прелесть? — Торжественно провозгласил Морти. — Только и надо-то, что не попасться. Всего пара простых махинаций с её законными владельцами, и подобная технология доступна для меня, Морти Смита… никаких полуправд и обмана! На этой сочной обёртке вы видите ровно то, что и получаете по итогу! Естественно, вариации для каждого из вас могут и отличаться. Я покажу ещё пару из них, но не все! Нужно же сохранить хоть какую-то интригу, а? На следующих кадрах для онемевшей от удивления публики очень уж быстро промелькнули ещё несколько занятных изображений под счастливую музыку. На первом фото гордо красовался Рантаро, стоящий на огромной яхте в довольно тесной компании из двенадцати обворожительных девушек в разноцветных купальниках. Каждая из незнакомок или слишком явно, или не особенно уловимо, но всё-таки походила на него самого. Все они дружно, а местами и немного пошло, улыбались снимающему. На следующем кадре промелькнули Электроник и Шурик, усердно работающие над неким изобретением. Из-за скорости перемотки многие так ничего и не разобрали, но у Ирумы, кажется, на непонятные успехи гениев советской инженерии уже потекли слюнки. Красивой точкой на сегодня стала фотография, на которой поначалу большинство не заметило ничего необычного: просто Севен, Юсон, Зен и Джехи весело проводят время у кого-то в весьма со вкусом обставленной квартире. В компании вместе с ними имелась и ещё пара незнакомых для большинства людей, но, что сильнее всего смутило собравшихся зрителей, так это тот факт… на снимке оказалось сразу два Севена. Вернее, хотя второй человек всё же немного отличался от знакомого всем Люсиэля, да и одет он был по-другому, сходство оказалось намного заметнее, чем просто «очень-очень большое». — О-откуда они… — кажется, хакер едва не обронил свою челюсть. — Все снимки были взяты мною из открытых источников! — гордо провозгласил Морти. Затем наступила неловкая тишина. Очень неловкая. — Кроме одного, ну там, это, короче, долгая была история… — Я обязательно её выслушаю, когда придёт время, — тихо ответила Моника, бесшумно проведя пальцем по горлу. — Для тех же, кто оказался обделён вовсе или кому, на ваш скромный взгляд, тут показалось очень мало подробностей — милости прошу включить ваши планшеты! Каждому вот-вот упадёт его персональный, очень ярко и чётко прописанный ответ на вопрос: «зачем или почему я должен совершить это?». Останется только придумать, как! И не погибнуть в процессе. Удачи и до скорых встреч! После этих весёлых слов голос снова пропал, вся техника исчезла точно также мгновенно, как и появилась, а атмосфера в столовой сделалась просто мрачнее некуда. Даже завтракать уже никому не хотелось.***
Утренний приём пищи у всех сегодня прошёл, преимущественно, в одно время, но в столовой стало даже тише, чем весь день вчера, когда народ приходил раз в пару-тройку часов от силы по двое — по трое. Никто больше не имел желания ни с кем разговаривать. Похоже, что всё настроение на «побеседовать и поделиться свежими новостями» ушло сейчас вместе с организатором. Каждый готов был задать себе один и тот же немой вопрос. Народ молча вставал и уходил в свои комнаты, иногда не съев даже и половины. Столовая пустела довольно быстро. Юри, и без того привыкшая проводить бОльшую часть своего времени на этой земле в отстранённых раздумьях и ни с кем даже не контактируя, сама не заметила, как помещение почти опустело. На неё тоже внимания никто обычно не обращал, если на то пошло, так что всё было честно. Конкретно сейчас тихоня отстранённо глядела в пугающе-тёмный экран своего выключенного планшета, лежащего на столе перед ней. Готовая его вот-вот включить. Она была благодарна, что снова осталась одна, но, в то же время, руки её дрожали, пока она отстранённо гоняла весь оставшийся рис по тарелке. Сейчас аппетита у неё не было вовсе. Загадочная темнота безжизненного экрана манила. «Мир, где никто из нас не погиб. Мир, где нам чужды страдания. Каким бы он мог стать для меня, этот другой, странный мир?» «Каким бы он стал для Неё?» Этот вопрос без ответа мучительно болел в её сердце ещё с самого начала той убивающей все остатки смирения презентации. И эта боль перекрывала все другие потребности. «Могу ли я сейчас увидеть её там, снова, всего один лишь раз, на фотографии?» … «Мне бы только узнать, что она была счастлива…» Большего и не надо, честно. Дрожащая, словно в старческом треморе, рука длинными тонкими пальцами потянулась к устройству. Юри чуть слышно прошептала самой себе: — Всё будет хорошо. Я только… — Нельзя. Она сама не заметила, как чья-то чужая, осторожная, но крепкая хватка сомкнулась на запястье дрожащей тихони. — Нельзя, — ещё раз мягко повторила Саёри, глядящая на подругу ничего не выражающим взглядом. Простушка постаралась улыбнуться. Не вышло. — Ведь, даже если ты попадёшь туда, всё это уже будут совсем другие люди, лишённые нажитого вместе с тобой — настоящей тобой — жизненного опыта. Это как пустые оболочки чего-то до боли знакомого. От этого тебе станет потом только больнее. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Просто есть такое слово: нельзя. Юри с благодарностью обернулась к Саёри. По спине у неё шли мурашки. Тихоня за всю свою жизнь не припомнила, слышала ли хоть что-то настолько глубокое и пробирающее её до кончиков пальцев от своей самой недалёкой подруги. Скорее всего, это был первый раз. Саёри бережно поправила ей бинты, сползающие с лица почти что в тарелку: — Если ты мне разрешишь, я просто заберу твой планшет, чтобы тебя не смущало. Могу даже отдать кому-то другому, если ты мне не доверяешь. Не переживай, он будет в хороших руках! Тихоня ничего не ответила. — И да, надо сделать уже что-нибудь с этим кошмаром у тебя на лице! Я сама в этом ничего не понимаю, но… нам только нужно найти того, кто умеет менять бинты. Пойдём скорее, поспрашиваем ребят! — Спа-, спасибо тебе, — чуть слышно ответила Юри. Особенно учитывая всё, что между ними случилось, подобного она явно не ожидала.***
Время до обеда, проведённое в заботах о своей (во всяком случае, она поймала себя на том, что всё ещё смеет немного надеяться) близкой подруге, пролетело для Саёри совсем незаметно. По дороге из комнаты Юри к себе она успела пересечься также ещё и с Рантаро: бредущий куда-то по своим делам Амами поинтересовался, всё ли с ней хорошо. Они немного обсудили случившееся. Она старалась не подавать никому из них вида и пока как-то боялась поднимать всерьёз данную тему с кем-то ещё, но всё это время бедняжку действительно волновали планшеты с находящимися там мотивами. Что будет у неё, Юри или даже Моники, Саёри примерно могла бы представить — их общее счастливое «никогда» вместе с Нацуки для каждой из участниц Клуба должно быть, в целом, очень похоже. Менялся только «главный герой». Скорее всего. Девушка хорошо знала, что Моника — человек весьма волевой и на подобные искушения поддастся едва ли. Несмотря ни на что, Саёри всем сердцем верила в бывшую Президента: та не позволит так просто собой управлять. Быть может, даже планшет не включит ещё довольно долгое время. Сама Саёри Монике в этом плане очень завидовала: как раз она-то едва держалась, чтобы не посмотреть в свой. Банальное любопытство, смешанное со страхом неизвестности. Боже, да если бы не забота о ком-то ещё и отвлекающие разговоры, то уже б давно это сделала! Сорваться было очень легко. Наверное… Сейчас её планшет лежал на тумбочке в комнате и тихо ждал своего скорого часа. Но сильнее всего из оставшихся участниц Литературного Клуба Саёри беспокоилась из-за Юри. Вот кому проще всего сейчас будет сорваться. Вот кого недавние события задели заметнее всех… Она глубочайше сожалела, что пошла на поводу у тихони и позволила той всё-таки оставить устройство себе. Юри очень тщательно и доходчиво объясняла, что на её злосчастной приблуде ещё слишком уж много полезных функций. Таких, например, как огромная библиотека крайне интересных тихоне книг в электронном формате, или большая коллекция аудио для успокоения её уставшей души. Юри ведь божилась и клялась ей, что больше ни зачем этот дурацкий планшет не включит! Никогда-никогда! Правда-правда! «Зачем я только пошла у неё на поводу…» Другие ребята тоже её здорово беспокоили. Никто ведь особенно не собирался делиться сокровенной информацией с остальными. Даже Рантаро пока что молчал. Какое именно красивое будущее они там «придумали» для него? А для других ребят? Для Тенко, Рёмы и Миу? Для Севена, Зена или Джехи? Для Оли и Электроника (хотя в способность навредить хоть кому-то, помимо себя (сдуру) со стороны последнего ей верилось очень и очень слабо, но всё-таки)… Всё то, что она ЗНАЕТ и о чём лишь догадывается — это только вершина айсберга. Ведь желания, чаяния и мечты большинства находящихся здесь людей были для Саёри всё ещё не известны от слова совсем. Подумав хорошенько, она даже в тех, о ком знала, не была уже настолько уверена. «Но ребята ведь не причинят друг другу вреда?» — тихо спрашивала она саму себя, положив руку на сердце. Ответа не было. Даже её вечно уверенное в человеческой доброте нутро сегодня почему-то упорно отмалчивалось. «Хотя бы на наших девочек здесь я могу положиться…» Примерно вот с такими вот угрюмыми мыслями Саёри и сидела на обеде в столовой. Одна за своим столиком. Людей почти не было. И, вопреки её обычно весёлой и всегда голодной натуре, сейчас есть совсем не хотелось. Пища, которая совсем недавно показалась бы умопомрачительно-вкусной, сегодня словно растеряла все свои свойства и была на языке, точно бумага. На душе стало как-то совсем уж противно. Между тем, вокруг неё явно что-то происходило: кто-то только что прошёл мимо в сторону кухни, Саёри как-то не обратила внимания, кто же именно. А потом все разговоры поблизости, являвшиеся для неё не более, чем фоновым шумом, вдруг прекратились. В помещении повисла абсолютная, мёртвая тишина. Даже сидящая рядом со своей извечной компанией Миу перестала болтать свои пошлости и смеяться. Она тоже напряглась. А на фоне сплошного безмолвия — тихий без двух минут шёпот от Моники, доносящийся откуда-то с кухни: — Я СКАЗАЛА. ПОЛОЖИ. НА МЕСТО. По спине Саёри пробежал холодок, а на голову словно вылили ведро ледяной воды. Ведь такого тона от своей самой спокойной, самой изящной и самой гордой подруги она раньше ни разу не слышала, за всю свою короткую жизнь. Да, Моника, порою, и правда могла ненароком вспылить (правда, Саёри заставала подобные моменты по пальцам одной руки). Любая из них могла, дело житейское. Но этот вот голос… он больше походил уже на тихое рычание, чем на разговор человека. Угрозу в самой неприкрытой форме. Судя по мнению большинства окружающих её личностей, Саёри никогда не разбиралась в людях. Но что-то в данный момент ей упорно подсказывало одну простейшую вещь. И спорить с этим чувством очень уж не хотелось. Чем тише звучит предупреждение, тем сильнее опасность. Сердце пропустило удар. Не разбирая дороги, девушка бросилась в кухню. Чтобы застать там картину, которая враз выбьет остатки её светлой веры в подруг. Едва заметив новую, незваную гостью, Юри обернулась к ней. Судя по всему, виновато. Во взгляде тихони из-под бинтов сквозили хорошо заметные обречённость и паника. Одними губами, беззвучно, она даже, вроде бы, попросила прощения. За то, чего самая наивная и светлая из них никогда не должна была увидеть. Моника стояла спиной ко входу и пока, наверное, не услышала только-только вошедшую. Что, впрочем, не было удивительно: её нынешнее занятие явно доставляло ей немалое удовольствие, чтобы отвлекаться вдруг на разные мелочи. В её руках была рука Юри. А в руке Юри — нож. Как Саёри узнает позже, тихоня попыталась проникнуть на кухню и как можно незаметнее добыть себе новое оружие, взамен старого, утраченного на Суде. В своём плане Юри не учла, разве что, одного: на «месте преступления»-то её уже поджидали. Специально или так получилось, только Монике в последний момент удалось своей бульдожьей хваткой вцепиться воровке аккурат в руку. Буквально. И Юри оказалась поймана на горячем. — Я, м-может… п-просто хотела отрезать себе кусок хлеба, и в-всё?.. — неуверенно полюбопытствовала тихоня, видимо, в надежде хоть так отвертеться. — Мясницким ножом? Да, конечно. Рассказывай, — соперница оказалась непоколебима. Юри ничего не ответила. — Ты знаешь, где у нас что лежит. Не первый ведь день здесь. Молчание. Очень, очень виноватое молчание. Но руку она не разжала. — ОТПУСТИ. ЧЁРТОВ. НОЖ, — не спешила сдаваться бывшая президент, яростно выплёвывая слова. Лицо Моники исказила крайне недобрая усмешка, на лбу показалась вспухшая венка. А после она начала (или всё же продолжила?) делать то, из-за чего в груди у Саёри мучительно защемило, а на глаза вышли слёзы. — Или я сломаю твою чёртову руку. Серьёзно. Юри чуть взвизгнула, когда «старая подруга» уверенно и методично, явно получая кайф от процесса наказания, продолжила неестественно выворачивать её рабочую руку — ту самую, где по-прежнему находился нож: — Не… дождёшься… Обстановка между девушками уже накалена добела. — Не отвлекайтесь на меня, дамы. Продолжайте делать то, чем и занимались. Рёма неторопливо прошёл между ними, в опасной близости около ножа. Он достал с полки майонез и тут же побрёл обратно. Немного постоял аккурат возле огромного (особенно для его размеров) лезвия, зажатого в дрожащей руке, которое запросто может проломить его голову одним ударом с одного же неловкого движения любой из соперниц… но, видно, всё-таки передумал, пробормотал что-то себе под нос и ушёл восвояси. — Не совсем поняла, что это было, если честно, но… — Моника снова оскалилась. — Надеюсь, у тебя развита амбидекстрия. Потому что работать своей любимой рукой в ближайшее время ты точно не сможешь. Если меня не послушаешься. — Я… — сквозь боль и слёзы, сверля обидчицу взглядом, исполненным ненавистью, Юри собиралась что-то ответить, но Моника вновь оказалась первой. Осталось только провернуть и надавить, ещё совсем немного. До щелчка. — О, так ты думаешь, что мне будет слабо? Это зря. Твоё-то лицо я уже разукрасила… Саёри ахнула. Она буквально физически ощутила, как что-то внутри неё словно сломалось, разбилось. Почти что услышала хруст. «Это была ложь! Так той, кто повредил лицо Юри, стала…» Она не дала себе завершить эту страшную мысль, резко рванув вперёд: — Хватит! — И потянула разгневанную обидчицу на себя, неистово, что есть силы, едва не давясь собственными слезами и осознанием горькой истины. — Хватит. Хватит! П-пожалуйста, не надо обижать её! Перестань, перестань, перестань!!! — отчаянно закричала бедняжка. Моника явно не ожидала подобного нападения из-за спины, и потому, пойманная врасплох, содрогнулась, выпустив Юри. Но также, может быть, и на автопилоте, от неожиданности, бывшая Президент сделала и кое-что ещё.ХРЯСЬ
Не веря своим собственным ощущениям, не веря в целом ничему, что сейчас происходит, Саёри опустилась на задницу, аккурат на грязный клетчатый пол кухни. Её правая щека пылала, на побледневшем как мел лице пестрел след от пятерни. А над нею угрожающе возвышалась так горячо любимая некогда Президент с по-прежнему занесённой рукой: — Она это заслужила. Не влезай в процесс воспитания. Пожалуйста. Глупышка собралась было что-то ответить, только застрявший ком очень уж мешал в горле. Саёри ничего больше перед собой не видела. Она даже представить не могла, чем закончится теперь столкновение двух самых дорогих для неё людей. Лишь отдалённым уголком своего сознания понимала: прямо сейчас, сколько она ни старайся, кровопролития не избе… — Так! Это что такое?! — звонкий голос Ольги резко ворвался в её отчаяние. И, судя по всему, та была очень зла. — Как это понимать?! На глазах у собравшейся публики, без лишних церемоний вожатая схватила вдруг Монику за ухо и резко потащила прочь с кухни, сквозь зубы приговаривая: — Не посмотрю, что ты у нас главная звезда отряда и моя почти коллега! Будешь писать объяснительную. Нет, три! Это позорище. Ничего не желаю знать! — продолжала сыпать гневными фразами Ольга Дмитриевна, готовая убить ими кого-нибудь наповал. Её уже немного более спокойный, прояснившийся взгляд остановился на Юри. Оля печально вздохнула. — Ты тоже пойдёшь со мной. Расскажешь мне, в чём там у вас дело. И брось уже этот нож. Для чего он тебе? Изрядно ошарашенная, тихоня повиновалась. Грозной поступью вожатая следовала прочь, таща за собою виновницу. — Ой… ай… ай-ай-ай, — чуть слышно причитала покрасневшая Моника тоненьким голоском. — Ну, ухо, ухо-то отпусти, Оля, больно!.. — Отныне, для тебя — Ольга Дмитриевна. Саёри по-прежнему сидела на полу и глядела перед собой невидящим взглядом, самой же себе напоминая какую-то сломанную куклу, которая больше никому не нужна здесь: поиграли и бросили. Щека всё ещё сильно саднила. Девушка по-прежнему ничего не понимала. И не хотела понимать. Кажется, кто-то помог ей подняться. Когда оцепенение хоть немного, но отпустило, перед ней оказались Ирума и Электроник. Сыроежкин виновато почёсывал голову: — Прости. Миу сказала, что мне стоит решить этот конфликт по-мужски, раз никто больше не может! Ну, я согласился. И позвал нашу вожатую, как всегда делал. Похоже, Электроник говорил что-то ещё, как обычно весело и немного сбивчиво. Вот только девушка его больше не слышала. Значение чужих реплик больше не доходило до неё. Ничего не доходило: нет чёткой картинки и понимания, всё будто в тумане. Она кое-как ответила своей натянутой улыбкой и, немного пошатываясь, рассеянно побрела между столами, в сторону выхода. «В этих ужасающих обстоятельствах я не могу защитить даже самых близких для меня людей, даже друг от друга. Разве так сложно просто не ссориться?!». Она глубоко вздохнула, осознавая собственную ничтожность даже перед подругами. «Что же мне тогда делать дальше? Да и зачем…» Поток её меланхоличных размышлений о тщетности собственного существования прервался в одном метре от выхода. Когда на хрупкое плечо вдруг опустилась непривычно тяжёлая рука. И сжала. — Что, эти сучки не слушаются тебя, да? — послышался усмехающийся голос Ирумы. Почти в самое ухо. — Они и не будут. Саёри убрала её руку и очень устало обернулась на собеседницу: — Ты будешь сейчас издеваться надо мной, как обычно над всеми, да? На что Миу протяжно выдохнула, а после вдруг потёрла своими пальцами усталые, прикрытые веки: — Обычно я не разжёвываю такие элементарные вещи кому-нибудь настолько подробно… ну, кроме совсем уже тупеньких, — она чуть оглянулась на оставшегося позади прибирать столы старого знакомого, беспечно улыбающегося обеим дамам. — Так он вообще помрёт, если один останется. Ты с него пример не бери, недалеко пойдёшь. Невинных овечек всегда убивают первыми. — Я всё ещё не очень тебя понимаю… — Саёри чуть-чуть наклонила голову набок, явно заинтересованная. — Они тобой пользуются, — Ирума задумалась, помотала головой утомлённо. — Не, сорян, не тот случай. Да и что им с тебя? Но они с тобой не считаются. Не видят в тебе авторитета. И это факт. — Но у нас в нашем Клубе я ведь была самой настоящей заместительницей..! — Хуйня это всё, — изобретательница перебила обиженную собеседницу, не думая даже дослушивать. Презрительно сморщилась. — К тому же, одна из них даже так поглавнее тебя получается, вроде бы? И схуяль Монике тебя слушать? Вот скажи мне. Ты хочешь, чтоб они перестали драться? Сложили перед тобой свои белы рученьки? Да срать она на всё это хотела. С колокольни! — Я… — тут Саёри, действительно, растерялась. — Знаешь, — вдруг понизила свой голос Миу, глядя ей прямо в глаза. — Я тебе сейчас скажу что-то, чего ты никогда больше от меня не услышишь. Ведь с самого моего попадания сюда меня дико эта лярва выбешивала! Потому что мне всегда были противны такие вот люди. Командный голос, совесть нации, лучший работник месяца всегда и во всём, хуё-моё. Но знаешь, что мне в этой Ольге действительно нравится? — Нет… — Я же прекрасно вижу, бля, какая она на самом деле ссыкуха. Боится ничуть не меньше, чем мы с тобой, а то, иногда, даже и больше. Но если вдруг всерьёз рявкнет, все в штаны наложат. И тут же побегут исполнять указания! Вот как сейчас было. Ты понимаешь? Может, действительно, в этом — её талант? Саёри рассеянно покивала. — Ещё раз, мне-то глубоко похуй на все ваши любовные распри! Хоть переубивайте друг друга там. Просто меня бесит, что ты целый день болтаешься, точно грустное дерьмо в проруби, и от одного твоего унылого вида меня аж тошнит. Это вроде бы прерогатива вашей любительницы ножей, не воруй её фишку, — Ирума гордо усмехнулась, уперев руки в боки. — Не говори таких вещей про Юри! — бедняжка обиженно сжала свои кулаки, сердито уставилась на собеседницу. — А ты заставь, — Миу игриво щёлкнула глупышку по носу. — Не словами. Поступками. Ибо до тех пор, пока у тебя в голове бабочки, цветочки и подобное им дерьмо, ублюдки вроде меня постоянно будут вытирать обо все твои мечты свои ноги. Так жизнь работает . — Я просто хочу, чтобы девочки опять подружились! — вскричала Саёри. — Т-только и всего… — она потупила свой некогда упрямый взгляд в пол, робко свела указательные пальцы обеих рук. — К-как было раньше. — Может, и раньше так было, просто ты не желала этого замечать? Молчание. — Слушай, надо доносить своё мнение не только пряниками, как ты это делаешь. Иногда нужны плётки, наручники, ну… подобная им хуйня, — Ирума вдруг мечтательно закатила глаза к потолку. — У меня-то всё это давно уже есть, поебать как-то. Вспоминаю свою давнюю мечту и мой первый поход на порнокастинг. Просто заявила им, что буду сниматься и возражений не потерплю! Уходить наотрез отказалась. Помню, как они меня хуями тогда обкладывали… где ж мои шестнадцать лет, а. Саёри рассеянно глядела на пустившуюся по морям светлых воспоминаний Миу, забавно почёсывая голову. Щека уже почти не болела. — Быть немножко… грубее, да?..***
— Авокадо хочешь? — Рантаро с искренним интересом взглянул на подругу. — Давай… — ответила ему Саёри. Впрочем, увы, без особого энтузиазма. Шло уже время ужина, и двое случайно пересеклись в столовой. Амами решительно подсел к своей товарке по несчастью и собрался хоть чуть-чуть поднять ей настроение. Он в такие моменты прежде пару раз уже её подкармливал, так что этот раз не собирался быть исключением. В столовой кроме них никого пока не было. Даже извечно, казалось бы, там обитающие Ольга, Джехи и Моника куда-то запропастились. А обеих своих «боевых подруг» Саёри вообще с обеда не видела. — Я взял два, но, кажется, не рассчитал свои силы… — и парень дурашливо почесал голову, протянув девушке один из фруктов (явно более аппетитный), что были в его руках. Затем вновь стал серьёзнее. — Ты сегодня целый день сама не своя. Что такое? Это из-за мотива? Саёри с благодарностью взглянула на неожиданный подарок и приняла его: она-то минут двадцать уже просто давилась здесь безвкусными чаем, потому что не имела большого желания после злосчастного ужина куда-то ещё идти и совсем не представляла, что дальше делать, а спать ей пока не хотелось. Как и, что неожиданно, но факт — встречаться со старыми подругами. Ни с одной из них. «Они ведь действительно даже не подошли ко мне после этого, даже ничего не сказали… может быть, Миу была права?» — Я… ну, в общем, да, — уклончиво отозвалась Саёри. Ей совсем не хотелось посвящать своего нового друга в истинное обличие её давних подруг (потому что, вроде как, в столовой его в тот момент не было). Она и сама-то всё ещё была в некотором шоке, чтобы спокойно обсуждать это с кем-нибудь. Судя по подозрительному взгляду Амами, он уже что-то понял, но давить не стал, за что собеседница оказалась ему весьма благодарна. Вместо этого парень спокойно ответил: — Ну, я давно уже на подобные выходки со стороны наших организаторов не ведусь — слишком уж неправдоподобное обещание, чтобы верить. Кого они этим собираются развести? — Он фыркнул, сложив руки на груди. Как минимум, робкий отблеск неискренности в глазах своего друга Саёри всё же заметила. Даже если он и правда не верил увиденному, реальная возможность этого ему всё-таки была интересна. Она не собиралась его винить. На сегодня уже достаточно обитающих здесь людей сняли перед ней свои милые маски — и даже если ей не всегда нравилось то, что под ними, Амами, во всяком случае, по-прежнему спешил показать, что считает её своим другом. От тех двоих такой роскоши больше не было. Да и, если хорошенько подумать, была ли когда-нибудь в принципе? Саёри могла сейчас навскидку припомнить не один десяток раз, когда сама кому-нибудь из них пыталась приподнять настроение, и здесь, и тогда, в Клубе… но чтобы девочки, видя её печаль, хоть раз подходили к ней с добрым словом? «Да нет… они всё как-то друг с другом больше». Поэтому, хотя полученная ею пощёчина уже давно прошла, израненная гордость заживать и не думала. Было довольно обидно и неприятно. Всё ещё. — А я свой мотив пока не посмотрела, — в конце концов, робко призналась она. — Мы можем устроить «кинопоказ» вместе, если когда-нибудь возникнет такое желание, — Рантаро спокойно пожал плечами. И чтобы подтвердить искренность своих слов: — А я тогда свой покажу. Но только, чтобы честно! Баш на баш. Понимаешь? Никто не сливается в последнюю минуту и не передумывает, когда настаёт его очередь. Такая вот сделка с дьяволом! — Да-а… хорошо… когда-нибудь. Но не сегодня! М-может быть. Прости, настроения нет. — А знаешь, что всегда поднимало настроение почти всем моим сестрам? — в глазах Амами заплясали какие-то весёлые искорки. — Нет. Что же? — вдруг с явным любопытством подалась вперёд девушка. Рантаро заговорщицки огляделся по сторонам: никто ли его не подслушивает, никто ли не видит. В столовой оказалось по-прежнему пусто. Тогда он нарочито таинственно сам потянулся вперёд и, жестом подзывая Саёри ещё ближе, прикрыв рукой рот, вполголоса произнёс: — Пойми меня правильно — я просто не хочу, чтобы за нами построилась километровая очередь из желающих. Зачем портить этот прекрасный вечер? Но. Хотя это не является моим прирождённым талантом, все мои сестренки отлично знают, насколько превосходный я делаю маникю… …договорить он так и не смог. По кораблю разлетелась тревога. — Моника? Ты хотел сказать что-то про Монику? — тщетно старалась Саёри перекричать сирену, зажимая уши. — При чём здесь она?! — Что? — Что?.. Амами вернулся в своё прежнее положение. Вздохнул, возвращая себе серьёзный вид. А потом произнёс обычным, спокойным голосом: — Вернёмся к этому позже. Хотя для трупа пока рановато… гм. Мне кажется, у нас новые неприятности. — Пожалуйста, только не русалочки опять! — взмолилась Саёри, поднимая глаза к потолку. — И чего нам теперь с этим делать?.. — Я думаю, всё так же, как и в прошлый раз: собраться на палубе! А там видно будет. Саёри вздохнула. Но делать уж нечего, надо идти.***
— И чё ты мне тогда сделаешь?! Может быть, раз на раз без твоих всяких приблуд выйдем? — Гордо предложила Ирума, громко икнув и яростно уставившись прямо в планшет, который держала в одной руке. В свободной пятерне находился полупустой гранёный стаканчик с плещущимся внутри золотистым содержимым, точное происхождение которого на глаз определить не представлялось возможным. Большой круглый шарик льда позвякивал о стеклянные стенки, лениво перекатываясь из стороны в сторону. — Да этот боксёр с одного удара ляжет. При прямом боестолкновении без излюбленных им спецэффектов даже ты сможешь уделать его, Тряпка-кун! — Спасибо за комплимент, конечно, но… я же просил не называть меня так хотя бы на людях! — угрюмо заныл обиженный Сыроежкин, который плёлся за Миу, таща на себе какую-то большую коробку с кучей хлама внутри. Их скромная процессия направлялась аккурат к краю борта. — Как скажешь, Ссанина-Рукоблуд-кун. — А это вот вообще неправда! К тому же, ещё обиднее. — Мне можешь не пиздеть. Я достаточно видела. Примерно такую сцену застали поднявшиеся на борт Саёри вместе с Рантаро. И, судя по всему, они прибыли последними: все остальные давно уже собрались здесь. Едва отставшая от прочих парочка поднялась на поверхность, присоединяясь к коллективу, мучительные звуки сирен прекратились. И стал слышен вопль Миу. Хороший вопрос, что же лучше… — И вы нас позвали сюда только, чтобы смотреть на её глупое выступление?! — сердито провозгласила Чабашира, кивая на разгневанную Ируму. — Там у меня и своих дел хватает. Мне думалось, уж случилось чего! Тенко хочет обратно. — Сначала я, конечно, терпел, — игнорируя самую боевую, устало заговорил Морти, чей голос теперь по всему кораблю разносили динамики. — Но всему в этой жизни наступает предел, не так ли? — Он хмыкнул. — Посмотрите за борт. Оцените всё, что они сделали. Те, кто ещё не увидел причину всеобщего беспокойства, с интересом подошли к перегородке. Саёри горько вздохнула. Рантаро сокрушённо покачал головой. Севен удивлённо присвистнул. — Нет, ну это уже свинство какое-то, в самом деле, — негромко произнёс Зен, с отвращением глядя вниз. …когда им открылся вид на плавающий на воде около корабля различный мусор: какие-то полиэтиленовые пакеты не пойми с чем, огрызки и очистки, пустые пластиковые бутылки, деревянная ножка от стула (?), машинное масло и безумное множество альбомных страниц, в основном — с чертежами и подписями. Кое-где, правда, был виден текст. Много текста. Кажется, Джехи догадалась первой: — Т-только не говори мне… — схватилась она за сердце, говоря и без того хриплым, но теперь ещё и упавшим голосом. — Т-ты ведь не?.. Э-это… — Давай просто будем честными, подруга, — хлопая Кан по плечу, Ирума спокойно фыркнула. — Второй том «Соли и Сахара» оказался полной хуйнёй. Мне жутко не нравилось, куда ведёт эта история, с самого его, блядь, начала. Мир ничего не потеряет, если его не увидит, поверь, — Миу победоносно икнула. Её собеседница стала белее мела. — Потеряет или нет, а было множество способов сделать это куда более, гм, гуманно, — угрюмо отметил Хоши, поправляя свою извечную шапочку. Он грустно покачал головой. — Природу-то зачем обижать? Она тебе ничего не сделала. И даже одарила необычным талантом. Вроде как. — Да потому, что я это могу! Что, не поняли?! — Ирума обдала своих слушателей крепким запахом алкоголя. Довольно продолжила. — Этот мелкий пидорас, который держит нас здесь, вроде бы как-то заявлял, что достал нас прямиком из могилы или типа того. И что никакие проблемы с законом, сколь жёстко бы он с нами ни обходился, ему тупо не светят! Потому что нас как бы и нет! Юридически. Припоминаете? Народ стал переглядываться и закивал. Неуверенно. Морти же, видимо, включил максимум доступного ему терпения, дабы со спокойным видом дослушать сей опус и не перебивать свою «злейшую вражину». — И этот человек наивно полагал, что он переиграет нас? Наивно думал, что он враз обойдёт МЕНЯ, Миу Ируму?! А вот хуй тебе. Да, людям может быть абсолютно похуй на нас, как на участников смертельной игры, и по разным причинам… но вот защитники природы тебя теперь попросту ВЫЕБУТ, мой дорогой! Так обращаться с их любимым мировым океаном?! Все тут же услышали тяжёлый, скорее, просто уставший, чем обречённый, вздох со стороны организатора. — Юная леди, позвольте-ка мне всё же спросить: а сколько вы выпили?! — подбоченившись и принюхавшись, вожатая сделала несколько резких шагов в направлении своей жертвы. А после за один лишь миг она вырвала из рук поражённой Миу стакан с алкоголем и вылила его содержимое прямиком в мировой океан. Нерастаявший ледяной шарик одиноко плюхнулся следом. — Сыроежкин! — Ольга Дмитриевна мгновенно перекинулась на оставшегося соучастника. — Понятия не имею, кто у вас в паре главный и по каким дням, но ты же должен был следить за ней, чтобы такого не происходило! Она всё-таки девочка! По природе слабее тебя, и способная на необдуманные решения! А если ты решил воспользоваться этими слабостями… — Да если бы… — донеслось очень тихое от Ирумы. — Так вот, — игнорировала вожатая, — если ты решил воспользоваться этими слабостями несчастной девушки, то я очень. В тебе. Разочарована. Звучало, как приговор. Едва не выронив из своих рук коробку, перепуганный Электроник попятился: — Да я только убедил её убраться чуть-чуть в её комнате! Там дышать стало невозможно. Ну а дальше… оно как-то само получилось, и… — Так. Ближе к делу, — вот теперь уже не стал дослушивать усталый Морти. — С этого момента во избежание всяких неприятностей у нас будет ещё одно правило. Вернее, мы чуть дополним старое: сигнал тревоги по всему кораблю зазвучит не только в случае, если за бортом вдруг окажется человек. На любой хлам, выброшенный с корабля, сирена тоже отреагирует. Будет такой же «приятный» звук, как и недавно. А я не стану отключать его где-нибудь сутки. Как вам понравится? И, не став дожидаться ответа, паренёк вновь отключился. — Вот пидорасина… — А я кое в чём с ним солидарен, — довольно промурчал Хоши. — Следует уважительнее относиться к тому, что нас окружает, — кивнул Зен. — Иначе в один прекрасный день нас всех сожрёт Настоящее Морское Чудовище! — Не выдержал Севен и посмеялся собственной шутке. — А после у него будет огро-омное несварение… — А всё-таки! — Несчастный Сыроежкин уже едва держал свою ношу, его ноги подрагивали, руки же были напряжены до предела. — Что нам с этим-то теперь делать? Я этот короб обратно по лестнице не потащу! — Ну, здесь поставь тогда, что уж мучиться, — с лёгкой тенью сочувствия вдруг сказала вожатая. Она немножко посмеялась себе в кулачок. — Что у вас там вообще? Кирпичи? — Да в основном херня всякая, — пожала плечами Ирума, мгновенно словив на себе злобный взгляд. — Вроде той, что пришла мне на пьяную голову, когда нечем было заняться, а потом я её делала, делала и не доделала. И теперь вряд ли буду. Или просто устройства, которые нахуй никому не нужны! Магнит для вторых носков; попытки разработать уникальный состав алкогольного напитка, от которого ты трезвеешь; голосовой модулятор или, там, карманные солнечные часы на плохую погоду. Короче, всякие штуки для лохов. Мне всё это даром не надо! Оно настолько тупое, там принцип действия даже ребёнок поймёт. Можете разбирать и ломать на здоровье, если хотите. Я пока пойду и вздремну. На этих словах изобретательница сладко-сладко потянулась, а после все только её и видели.