Шестнадцать Затерянных

You think I'm stupid 'Cause I played a game for far too long I'm stupid, nah, you're stupid You think I'm a sucker, like a pawn you play Breaking all the rules, I'm a sucker Nah, you suck So let's play your game, I'm crazy I followed you home, I'm crazy I watched you eat, I watched you sleep You know I'm fucking crazy

(Butcher Babies — Controller)

— Потому что я люблю тебя, идиотка. Несколько нескончаемо-долгих мгновений весь зал в немом молчании глядел на мрачно улыбающуюся тихоню. Нацуки же, которой и предназначалось сие признание, выглядела так, словно из неё выбили весь оставшийся воздух. В полнейшем недоумении девушка немного приоткрыла свой рот, а пальцы её рук слабо подрагивали. Бедняжка даже, кажется, позабыла, как говорить. — Но разве… нет, я не верю! — кое-как пробормотал, наконец, Электроник. — Такое вообще бывает? Они же обе… ну, вы знаете… — Девочки тоже иногда «ходят по двое в баню». Если ты понимаешь, о чём я, естественно, — мрачно хмыкнула Юри, съедая беднягу при помощи одного только взгляда. — Хотя, мне кажется, уж ты должен. Судя по его ответной реакции, Сыроежкин либо весьма умело сделал вид, либо правда не понял. Но на всякий случай притих. — Хотя, в моём конкретном случае всё ограничивалось только простыми фантазиями, — искренне вздохнула виновница. — У нас с ней никогда не было той самой близости, которой бы мне так хотелось. Жаль, очень жаль. — Да я вообще впервые… от тебя слышу, — кое-как вернув контроль над собой, выдавила Нацу. Ей хотелось ударить свою лучшую подругу. Сильно, больно, несколько раз. Изодрать это наглое самоуверенное лицо в тысячу мелких ошмётков своими крохотными ноготками. Впервые в своей маленькой жизни Нацуки ощутила острейшее, отчётливое желание избить кого-то до полусмерти. Но вместе с тем ей почти настолько же сильно захотелось понять Юри, выслушать. Не может всё быть просто так! Надо попробовать найти хоть какое-то объяснение, немного остудить свою голову. Ей сложно оказалось объяснить свои чувства. — Вам обеим внимательности не занимать. Что тебе, что нашему так называемому, — Воздушные кавычки. Едкая усмешка. — «Детективу». Господи, а как же ещё называть ситуацию, когда человек готов безвозмездно выслушивать твоё дерьмо ночами напролёт? Не ест и не спит, думая и гадая, всё ли с тобой хорошо? А если тебе плохо, часами сидит рядом, волнуясь до глубины души и просто надеясь хоть как-то смягчить твою боль. Будь то всего лишь потребность поправить край одеяла, или подать стакан воды, или ещё какая необходимость… а что же в ответ? Уходите, даже не попрощавшись. Я просто устала от всего этого. Мне больно и я очень зла. — Нет… нет, — чуть слышно произнесла Саёри со своего места, давясь слезами. — Я… я не верю тебе. Это неправда. — Ах, да? И что именно? — Тихоня моментально сократила расстояние между ними, плавно приблизилась и нежно приподняла ладонью подбородок своей собеседницы. Нагло глядя той прямо в глаза, с прежним непроницаемым выражением на лице, она заговорила. — Наверное, кое в чём Моника в своё время была права. Боже, какая же ты тупая. Водить тебя за нос оказалось довольно забавно… детектив, да? Я даже перестала скучать на какое-то время. Ах, мы все друзья, бла-бла-бла! Поэтому немножко жаль сейчас раздавить твои голубые мечты. — … Глупышка приоткрыла рот, пытаясь что-то ответить, но Юри осторожно положила свой указательный палец ей прямо на губы: — Тс-с-с. Не надо очередной банальщины в духе «верю — не верю». Мы не в сериале, где все живут долго и счастливо. Люди иногда совершают дерьмо, так бывает. Что до меня, я просто собиралась уйти вместе с ней, — девушка печально кивнула на Нацу, — если мой план сработает. Что ж, было близко. Где-то неподалёку Люсиэль многозначительно хмыкнул. — С чего ты вообще решила, что я бы пошла с тобой? — чуть слышно выплюнула Нацуки, сжимая дрожащие кулаки. А далее… заметив в её голосе сталь, Юри вздрогнула, словно от хорошей пощёчины. — Я тебя ненавижу. — Отчаяние зачастую толкает нас на самые ужасные вещи. Но нет — значит, нет, — тихоня грустно помотала головой, пожала плечами. — Насильно мил не будешь, так что дело хозяйское. Заканчивайте уже поскорее всё это, я не могу больше вас видеть. Со странным выражением на лице Юри отстранённо наблюдала за дальнейшим процессом. В её глазах как будто застыли слёзы, но на губах прорезалась улыбка: грустная, лёгкая и немного самодовольная. Медленно, неуверенно и даже чуть нехотя, однако голосование начиналось. Первый человек сделал свой выбор, указывая преступника. Вместе с нажатием на самый очевидный для всех результат время подсчёта голосов начало свой обратный ход. Второй человек мигом присоединился. Затем — тре… — Стойте! — вдруг во весь голос закричала Саёри, настолько громко, что даже закашлялась. Она оглядела притихший зал. Застывший, словно на «паузе». — Это неправильно! Внутри у неё всё дрожало.

***

Этим же днём, несколькими часами ранее. — Здорово, — тихо цедя сквозь тесно сжатые зубы, Юри снова и снова обдавала лицо ледяной водой, включив кран на полную. — Замечательно. Я в полном порядке. Не помогает. Она закрылась в дамской уборной и провела там уже минут десять, пытаясь хоть как-нибудь успокоиться. Рука невольно дрожала, так и просясь к полюбившемуся ножу, спрятанному где-то в одежде. Да, с недавнего времени тихоня вновь стала носить тот с собой, просто на всякий случай. Ей так намного спокойнее среди толпы людей. Тем более, пропажи на сей раз никто пока не заметил — столовых приборов было гораздо больше. Возможно, парочка не очень глубоких порезов здесь и там смогли бы помочь ей снять накопленный стресс также, как в старые времена. Вот только перед глазами до сих пор стояло взволнованно-удивлённое лицо Нацуки. Которая, естественно, так и не поняла причины столь внезапного побега ближайшей подруги прямо посреди откровенной беседы. Но всё-таки круглой дурой Нацу тоже не была: свежие порезы на руках она заметит. Всегда замечала. И снова будет очень ругаться, а позже не сможет из-за этого спать. Этого Юри хотелось бы в последнюю очередь. Хотя, скрывать нет смысла: подобная забота была ей также очень приятна и трогала до самых глубин тёмной души. Но сейчас девушку просто потряхивало, в буквальном смысле. Сердце стучало, как сумасшедшее. Она довольно долго пыталась припомнить, когда же ещё могла ощущать подобный прилив эмоций. Ничего в голову не приходило. Даже во время былых сцен в Литературном Клубе… порою бывало близко, но будто не то. Нет, как человек Юсон ей даже немного нравился — наверняка куда больше, чем добрая половина всех, находящихся здесь. Он заработал себе плюс в карму тем, что начал проявлять искреннюю заботу о её лучшей (и самой любимой) подруге. Но в этом был и страшный, главнейший минус: Юри ни за что не захотела бы отдавать свою возлюбленную кому бы то ни было. Этого она и боялась. Именно это сейчас так страшно мучило, жгло её, рвало изнутри. А потому, когда только-только пришедшая в себя после возвращения на корабль Нацуки недавно начала что-то о нём рассказывать, живо и увлечённо, глядя ей прямо в глаза… тихоне это было, словно удар по зубам. Хороший такой, резкий, после которого будет болеть ещё очень и очень долго. Очень сильно болеть. Не в силах больше сдерживать слёзы, она опять согнулась над раковиной. Всё тело дрожало, как треморе. «Ведь он для неё теперь — нечто гораздо большее, чем ты». Можно ли это как-нибудь изменить? Убрать, так сказать, проблему? Здесь для себя Юри могла видеть лишь один, самый быстрый, очевидный и дико банальный способ. Простой и надёжный, как швейцарские часы. Можно ли постараться вернуть их с Нацуки общение на прежний уровень, не прибегая к роковым решениям? Вопрос крайне хороший. И настолько же сложный. Ибо признание со стороны Юри всё только усугубит — Нацу и так вся запуталась в этих чёртовых отношениях, лишние волнения ей явно сейчас ни к чему. Но тут рождалась ещё дилемма: вынесет ли тогда тихоня постоянно играть незаинтересованную сторону? Улыбаться и кивать, слушая очередные рассказы подруги. Смеяться вместе с ней. Вовремя скрывать свои слёзы. Судя по тому, что она пережила только что, это может стать тем ещё испытанием. А ещё она обещала во что бы то ни стало приглядывать за Нацуки, так что… видеться придётся довольно часто. — Как там говорят? «За своё счастье нужно уметь бороться»? — тихий, сухой, нехороший смешок. Теперь ей даже стало немножечко легче — сейчас, когда Юри оказалась на пороге принятия одного крайне важного и сложного для неё решения. Тихоня крепко сжала дрожащие кулаки, взглянула на мрачное отражение в зеркале. На её скромный вкус, выбор вполне очевиден. — Тогда… я…

***

И вновь — Зал Суда. — Это неправильно! И я смогу доказать! Каждый в помещении бросил свой недоверчивый взгляд на сжавшуюся Саёри. Большинство глядело сердито и с явным осуждением. — Послушай, та стерва уже во всём нам созналась! Да и никто другой не смог бы этого провернуть, кроме неё, с таким-то очевидным мотивом и алиби у каждого из нас! — вдруг выпалил Зен. Он с жаром взмахнул рукой. — Чем быстрее мы с ней покончим, тем меньше нам будет больней. — Парень невольно поморщился, приподнял руки. — Народ, я не скотина, если что. Просто стараюсь мыслить, исходя из ситуации. Эта тварь моего друга грохнула! — он опять сорвался на крик. Юри молча улыбнулась в ответ. — Да и потом, — задумчиво, с явным сожалением добавила Джехи, глядя на красующийся в уголке девайса, что встроен в каждую кафедру, убывающий таймер. — Мы сами не заметили, как уже начали голосование. Времени осталось чуть меньше минуты. Что на подобную вольность скажут организаторы? Где-то над их головами, подав признаки жизни едва ли не с начала всего суда, протяжно вздохнул Морти: — Отданные голоса обратно не возвращаются. Зен, Электроник и, внезапно, Люсиэль, заранее уверенные в своём правильном выборе, всё-таки неловко переглянулись. На всякий случай. — Однако, — продолжил вдруг паренёк, — что до остальных, решайте за оставшееся время, стоит ли вам её выслушать. Если ответ большинства окажется положительным или же у обеих сторон будет поровну, я дам вам ещё немного поразмышлять. Если нет — на этом и разойдёмся. Поехали. Времени на долгие прелюдии уже не осталось: таймер показывал тридцать с чем-то секунд. Выбор, стоит ли доверять свои жизни в хлипкие ручонки рыдающей Саёри, должен быть молниеносным. — Извини, но я пас, — первой отозвалась Джехи, с состраданием глядя на девушку. — Я помню наш первый суд. От тебя и на этом не так, чтобы много помощи. Ещё раз прости. Я просто говорю, как оно есть. — Мы, эм, по часовой стрелке, да? — потягиваясь, спросил хакер. — Тогда я уже отдал свой голос. Мы с Зеном против. Всё вполне очевидно. Чтобы не тратить лишнее время, актёр угрюмо кивнул. Очередь подошла к Нацуки. Полностью игнорируя всех здесь присутствующих, трясущаяся от гнева, она обернулась к тихоне, стоящей рядом: — Это чёртово расследование, да и после него, ты… тебе хватало наглости лгать мне прямо в глаза, — Нацу плюнула подруге в лицо. Развернувшись к слегка опешившей публике, ледяным тоном добавила. — Насколько это было легко, а? Мне просто интересно. Но я воздерживаюсь. Юри отвернулась, вытираясь рукавом и ничего не говоря. Её позиция во всём этом и так уже более чем ясна. Следующей стала Моника. — Выслушаю, — коротко и спокойно сказала вдруг бывшая президент, одарив стоящую рядом Саёри слабой полуулыбкой. Та робко улыбнулась в ответ. Дальше взял слово Амами: — Не так уж и часто, но… порой она говорит что-то дельное, так что и я поддержу, — уверенно хмыкнул он. — Тебя, мой друг, околдовала женщина, — неспешно протянул Рёма. — Я не позволю подобному вновь случиться со мной. Как мне кажется, ответ уже всем ясен. Против. — Тенко всегда очень рада, когда смелые девочки берут в руки всеобщую инициативу! Вперёд и в бой же, моя Саёри! — Весьма ободряюще воскликнула Чабашира. — Не слушай всех этих плохих людей обоего пола! — А чё, мне доставило, какую она ересь на прошлом суде несла, про сердце, ну там, хуё-моё. Было в этом что-то забавное! Хоть поржём с неё. Я тоже «за», — быстро вставила Миу. — Я уже выбрал, что против, — стоящий рядом Электроник сделал на всякий случай парочку шагов прочь от Ирумы. Задумчиво почесал подбородок. — По-моему, тут всё уже очевидно. — Всегда уважала различного рода самодеятельность, — тихо заметила оказавшаяся самой последней Ольга. — Если девочке хочется выступить — пускай выступит. Почему нет? На этом их круг замкнулся. И в то же мгновение таймер явил нули. В Зале повисло гробовое молчание, пока Морти не заговорил вновь: — Нога в ногу идёте. Итак, по моим результатам, в команду «не продолжать дебаты» вошли Джехи, Зен, Севен, Юри, Рёма и Электроник. Далее вести обсуждение согласны Саёри, Моника, Рантаро, Миу, Тенко и Ольга. Один человек воздержался. А это означает, вас поровну. Продолжению суда быть. Тихоня чуть слышно выругалась. Довольно ёмко и очень грязно. А после сделала шаг навстречу «главной сопернице», и, пылая неподдельной яростью, сквозь зубы продолжила: — Ну, вот кому ты это шоу здесь устраиваешь, грязная эгоистка? Спасаешь меня? Не надо меня больше спасать. Я хочу этого финала ничуть не меньше, чем все из вас. Я устала. И, как правильно заметил один наш знакомый, в момент всеобщего сбора на палубе меня не было. Из этого вполне логично можно заключить, что у меня и только одной меня могло быть достаточно времени на… Саёри внимательно вгляделась в свою подругу. Даже заранее зная верный ответ, это будет непросто. Потому что они сейчас на пределе. Обе. Лишь крохотная случайность отделяет каждую от нервного срыва. А если слишком рано сорваться, они могут достаточно поспешно подойти к заключениям, которые… «…так». Стараясь призвать на помощь все остатки самоконтроля, Саёри прервала свой поток размышлений. И резать по живому ей сегодня тоже придётся. Обязательно. От этого осознания ком застыл в горле. Но… делать это лучше спокойно, осторожно и не спеша. В противном случае люди не так поймут, или что куда хуже. Потому что тихоня тоже готова была сорваться. Она предельно напряжена. — Сейчас ни капли лжи в твоих словах нет, — чуть слышно ответила детектив, перебивая подругу. Юри покровительственно кивнула. Словно матёрый убийца, дающий поймать себя. — Но это и не вся правда. — Ты врёшь, — слишком быстро ответила Юри. Её нервы уже натянулись до максимального их предела, и всё же она старалась не срываться на крик. Пока что она держалась. — То есть… какие твои доказательства?! Народ заворожённо следил за их, в общем и целом, подозрительно спокойной беседой. — Не «доказательства». П-пока ещё, — довольно осторожно сказала Саёри. У неё создавалось ощущение, что она ходит по тонкому льду. Смертельно тонкому. — Но в файлике было указано, что смерть наступила мгновенно. В какое же… м-м-м… мгновение она произошла? — Что?.. — тихоня застыла, невольно чуть выдохнув. Но по её на миг изменившемуся выражению лица стало заметно, что этот, казалось бы, безобидный вопрос зацепил её за что-то крайне, крайне болезненно. Позади шевельнулась вдруг Нацуки. Она в этот миг будто тоже о чём-то задумалась, и весьма напряжённо. — Бог ты мой, да разве же это имеет значение?! — Юри надрывно хмыкнула, махнула рукой. — Я увидела нашего будущего покойника возле бассейна, позвала вниз и убила его там, где никто не увидит. Чтобы не смел отбирать МОЁ самое дорогое. Потом для пущей уверенности добавила в дело немножечко яда, пока ситуация позволяла. Чтобы сбить след. «История с ядом — правда». Медленно, медленно и крайне осторожно Саёри ответила: — Пока все были на палубе и боролись с русалочками, освободив место для всякого нехорошего, у тебя было от силы минут пятнадцать. Едва ли больше, а, мне кажется, даже меньше. Рёма не даст соврать, потому что с его слов я и взяла эти вот циферки. Ну, о-очень приблизительно, конечно. Наверное, я бы вообще сократила их до десяти. Десять минут. Как промежуток, что указан в предполагаемом времени смерти. Теннисист, довольный подобными рассуждениями, с явным интересом и уважением кивнул горе-детективу, не смея перебивать. Шоу оказалось весьма увлекательным даже для скептиков. — Допустим, — Юри, сложив руки на груди, неуверенно отвернулась. — Но я не понимаю даже, к чему ты всё это. Давай-ка уже заканчивать. Саёри проигнорировала: — Встретить бедного Юсона там, у бассейна… ну, или ещё где-то, а после под милым предлогом отвести его в укромное место и затеять с ним драку… он всё-таки мальчик, пусть и не самый сильный. К тому же, если верить тому, что говорит файлик, у него есть много ушибов и даже один перелом. Это жестоко. Противостояние могло быть… просто у-ужасающим, — бедняжка поморщилась. — Но мы не видели никаких следов бойни в столовой, — не очень уверенно ответила Нацуки, на несколько мгновений даже забыв про всю свою ненависть. — К т-тому же, — она словно собственным словам не поверила. — Если всё и впрямь было так ужасно, как описывает файл, то почему никаких повреждений не было на тебе, Юри? Едва ли он стоял и, ну, ты понимаешь, просто ждал, пока его изобьют так жестоко. Тихоня сокрушённо молчала, отказываясь комментировать сказанное. — Если только это не какая-то эротическая практика с избиениями, зашедшая вдруг далеко! — попробовала разрядить обстановку Ирума. — А если… — вдруг Юри кровожадно оскалилась. Облизнулась. — Это она и есть, а? Эй, идиотка, — собрав все остатки своей решимости, тихоня тут же обернулась на поражённую Нацуки, — я просто показала ему всё то, чего он бы с тобой никогда не увидел, сколько бы ни прожил на белом свете. Знаешь, ну, напоследок. Отвела в свою комнату и хорошо-о его там успокоила! Чтобы не просто убить, но ещё и увести от тебя. Как ощущения? Немного ревнуешь, да? Теперь-то ты сможешь понять. — О, так ты тоже фанатка всей этой хуйни с наслаждениями в страданиях, подруга?! — опять оживилась Ирума. Её огонёк в глазах быстро потух, когда она поймала на себе чужие мрачные взгляды, и особенно — взгляд от Нацу. — Я, ну, просто давняя поклонница той серии фильмов, «Восставший из Ада», вы же понимаете, наро-од… — Эта тварь ещё и издеваться над нами будет! Я сейчас сам убью её, — с потемневшим лицом Зен направился было в сторону Юри, — за моего дру… а?.. Он был остановлен за руку ловким Севеном: — Погоди-ка! — тревожно ответил вдруг хакер. — Во-первых… что-то мне подсказывает, что стычка один на один с такой, как она, вообще не будет полезна для кожи твоего лица, о которой ты столь усердно заботишься! Но это не главное. Типа, серьёзно?! Подобрать расклеившегося Юсона (это если учесть, что он каким-то чудом избежал влияния русалок, хотя потенциально был весьма им подвластен), убедить его на какие-то сомнительные увеселения или что у них там типа было! Отвести к себе, грохнуть, а потом ещё пойти искать яд в мою комнату, где ты абсолютно ничего не знаешь! Это был первый и, я надеюсь, последний раз, когда дверь оставалась вот так открыта. А яд не то, чтобы стоял на самом виду, чувак. И в конце ещё и отнести всё в столовую, чтобы подготовить там сцену! За десять или даже пятнадцать минут? Серьёзно?! Она же врёт! Теперь, — он с благодарностью и даже заметной неловкостью взглянул на Саёри. — Я это вижу. — Кажется, мы все побывали под её чарами, но даже этого не заметили, — резюмировал Хоши, всё столь же непроницаемо. — Какая опасная женщина. Правда, остался не менее важный вопрос: с чего бы тогда Юри вообще так поступать, если это правда? — Я, кажется, серьёзно недооценила тебя, — Джехи глядела на Саёри с искренним удивлением. — Ещё раз, прошу, прими мои извинения. — Может быть, я убила его по-другому и при других обстоятельствах, какая теперь-то разница? — зло огрызнулась тихоня на всю толпу. — Раны, указанные в файле, врать вам не станут. Раны, которые нанесла ему именно я. Про раны была чистая правда. Это отчётливо видно по недрогнувшему лицу. Потому что Юри снова казалась спокойной, как никогда. Но всё-таки, даже сейчас, глядя на эту полубезумную улыбку словно бы совершенно незнакомого ей человека, потерявшего абсолютно всё, и стараясь при этом не захлебнуться собственными слезами, Саёри не сделала ни шагу назад под напором соперницы. Они приблизились друг к дружке вплотную. — Я нанесла ему эти раны, — точно упиваясь сама собой, сначала шёпотом, а потом нараспев, повторяла Юри. — Я нанесла, я, я! По буквам вам повторить? Когда уже всё это кончится?! — Она говорит… как бы это ни было горько, но, кажется, п-правду, — полушёпотом подтвердила Саёри. Вокруг девушек повисла зловещая тишина. Тогда детектив снова заговорила. Нехотя, будто через себя. — Но также и не совсем. Она… говорит про все раны, кроме одной. Взгляд Юри вмиг изменился. Сейчас в нём мелькнуло нечто по-настоящему пробирающее, зловещее. Неважно, что было или не было раньше. Теперь этот человек правда сможет убить. Теперь этот человек готов и жалеть не станет. Саёри проигнорировала, собравшись и продолжая говорить. Слёзы душили, но она не замолкала: — Именно поэтому ей… — девушка всхлипнула, — ей и нужен был яд. Чтобы создать опасения. Это как фокус! Иллюзия, вот. Мы не могли спокойно осматривать тело, не убедившись: вдруг оно было ещё токсично? Юри оказалась как раз тем человеком, кто предположил это. На самом деле всё… Саёри говорила, давясь слезами и даже не замечая, что происходит в считанных сантиметрах возле неё. — …всё, и яд, и ещё одна вещь, были нужны ей только для… Сбивчивые рассуждения глупышки вмиг прервал чей-то знакомый вопль: — ЁБ ТВОЮ МАТЬ, СМОТРИ ВНИМАТЕЛЬНО, ОНА ЖЕ СЕЙЧАС!.. Саёри рефлекторно вздрогнула и всем телом напряглась, ощущая под своим горлом прохладное, острое лезвие. — Только скажи ещё хоть одно слово, сука, — прошипела Юри дрожащим голосом аккурат в ухо своей оппонентке. Держащая оружие рука, надо сказать, дрожала сейчас не меньше, как и всё её тело, — тогда мой список трупов пополнится свеженьким. Мне сложно сдерживать себя, и, если ты не проголосуешь за меня тотчас же и мы не закончим, я опять это сделаю. Случайно или нет, лезвие чуть-чуть надорвало кожу на шее будущей жертвы. Двое по-прежнему стояли, не шевелясь. — Думаешь, мне нравится то, что сейчас происходит? — в этом чужом, севшем голосе не было ничего от прежней Саёри. Той, которую все любили и знали. Той, над которой иногда немножко посмеивались и к которой уже так привыкли. — Тогда вперёд. — Опять ты превращаешь Суд в чёртов цирк… давай уже, хватит паясничать, — едва ли не с мольбой вдруг ответила Юри, не думая отступать, но и не решаясь пока на Главный Шаг. Она по-прежнему держала нож возле горла подруги. Взгляд тихони сделался нервным, почти паническим. Вся публика также застыла в тревожном молчании, понятия не имея, как среагировать так, чтоб не усугубить ситуацию. — Я тоже уже устала, меня давно от всех вас тошнит. Ненавижу шумные сборища, и ещё меньше мне нравится, когда я не могу с них уйти. Не заставляй доводить до греха в очередной раз. Ведь, я повторюсь, сколь далеко идущими ни были бы твои планы «всех здесь спасти», они — только розовые мечты. Ты чёртова эгоистка до мозга костей, Саёри. Давай уже здесь и сейчас с тобой дружно признаем: с момента звонка тревоги все были на палубе. Они могут подтвердить это. Там не было только меня, тебя и Рантаро. У вас двоих есть хорошее совместное алиби, которое смогла подтвердить также Ольга. А у меня — ничего. Это я всё проделала. Больше — физически некому! Саёри ничего не ответила. — Ну же! Давай! Просто кивни, рукой шевельни или подай ещё какой знак, что ты приняла, наконец, мою версию! Потому что, а какие у нас есть альтернативы?! Хватит смущать народ. Может быть, вообще прикажешь нам подозревать тебя, Электроника или, боже упаси, Нацуки? — С чрезмерно широкой улыбкой она оглядела затаивший дыхание зал. Немного наклонив голову и растягивая слова, слащаво продолжила. — Потому что, по твоей недалёкой логике, эти люди первыми оказались около тела, а значит, они — преступники? Вот как ты всегда рассуждаешь, да?! — При всём моём уважении, это было бы в корне неверно, — вдруг тихо отметил Хоши. — Насколько я помню, в правилах говорилось про трёх человек, исключая преступника, которые должны найти мёртвое тело, чтобы прозвучало объявление о нахождении, — деловито поправила очки Кан. — Пока людей будет меньше, анонс попросту не сработает? — Всё верно, — сухо подтвердил Морти. — Как здорово, что хоть кто-то здесь иногда читает правила… учитесь у Джехи, дамы и господа. Последняя чуть заметно смутилась, потупив свой взгляд. — Вот именно, Саёри! — тоном победителя вновь заговорила уже-не-такая-тихоня. — Оповещение срабатывает автоматически, сразу после появления троих свидетелей. Никто из них не может обернуться преступником. Они самыми первыми оказались в комнате с телом. Нацуки, Электроник и ты — невиновны. И никак не можете быть виновны. Это сделала я. Не сам же он себя так избил? Сдавайся. — Вообще-то, — очень тихо, но крайне уверенно сказала вдруг оппонентка. — Способ избежать это правило есть. И ты хорошо его знаешь. — Кх!.. — Юри выглядела так, словно ей только что зарядили под дых. С размаху, не сдерживаясь. — То есть, что за новую ересь ты там несё-ошь? — она постаралась вернуть хоть частичку от прежней уверенности, очень-очень нервно усмехнулась. — Да, — снова заговорила Саёри, невольно затаив дыхание. Она старалась не замечать этого, но нож стал царапать её по шее гораздо сильнее, грозясь вот-вот оборвать объяснение навсегда. Она и сама не хотела его продолжать: с каждым последующим мгновением, с каждым новым словом что-то словно мучительно больно умирало внутри неё. В горле разрастался огромный комок, в животе всё скрутило от обжигающего холода. Потому что сейчас Саёри шла против своей близкой подруги. Потому что тем самым она (не как детектив, но как человек и как просто надёжный товарищ) предавала одну из них. Ужасно предавала. Как правило, подобное уже не прощается. Но на другой чаше весов — жизни! Много жизней. Все жизни остальных. Вот так и получается: много в обмен на всего одну. Выбор без выбора. — Способ избежать твоё… это вот… п-правило… Девушка снова заплакала. Казалось, все её слёзы давно уж закончились, высохли, как два ручейка в пустыне. Но — увы и ах: — О-он есть.

***

«…человек, во время оповещения оказавшийся среди тройки свидетелей в комнате рядом с мёртвым телом, может оказаться преступником». «Если до этого мертвеца видел кто-то ещё». — Тогда… я… … … … счастлива. Противные крупные капли, летящие с неба, продолжали обжигать своим холодом её обнажённые руки и шею. Порыв ветра пронзил девушку насквозь и наверняка в её нынешнем, полуживом состоянии запросто сбил бы ту с ног, не стой она уже на коленях. Обычно в такую погоду Юри предпочитала сидеть дома в обнимку с какой-нибудь увлекательной книгой и не высовываться дальше, чем на крытый балкон, и то при крайней надобности, но, что ж… похоже, сегодня судьба распорядилась с нею немного иначе. Лицо тихони давно сделалось холодным и мокрым. Слёзы или простая вода? Сказать трудно — должно быть, всего понемногу. Она набирала в грудь воздух, пока не начинало обжигать лёгкие. Успокоиться. Сейчас нужно лишь успокоиться и взять происходящее под свой контроль. Тогда ситуацию ещё можно будет спасти. «Я ведь обещала приглядеть за ней, правда?» Нервный смешок. Во все другие дни сталкеринг — это нечто из разряда не очень хорошего, а иногда и откровенно скверного явления. Сегодня может статься так, что он спасёт чью-то жизнь. «И кто же будет делать это, если не я?» Грустная, чуть обречённая улыбка. Бережно зажать, а после приподнять его нос, затем — касание ледяных, влажных губ. Отсутствие ответа. Долгий, спокойный выдох. Новый вдох. Ещё раз, пока не станет лучше. Пока она не почувствует хоть какой-то прогресс. Давай, ну!.. «А это означает, что я счастлива счастлива счастлива счастлива счастлива счастлива СЧАСТЛИВА СЧАСТЛИВА СЧАСТЛИВА СЧАСТЛИВА!!!» Юри уже давно и довольно сильно трясло от переизбытка эмоций. Её всё устроило бы так, как есть. Правда. «…» «…» «…» «…только, пожалуйста, не умирай… прошу, не надо…» Она и сама бы сейчас уж не вспомнила, как именно выудила молодого человека обратно на берег. С её-то не особенно развитой мускулатурой это оставалось полнейшей загадкой даже для самой Юри. Ибо в былые времена тихоня точно не хватала с неба хороших оценок по физподготовке, когда или если вообще посещала эти ненавистные ей уроки. Хотя и являлась одной из самых высоких и физически развитых девочек в классе (но спорт — всё равно не её). Или так было до момента настоящей опасности. Откуда взялись в ней все эти силы, чтобы поднять наверх целого (пускай и достаточно худенького) взрослого человека, при том не свалившись к нему самой, для неё до сих пор оставалось тайной, покрытой мраком. Наверняка тело будет болеть очень сильно. Завтра. Когда всё закончится. Сейчас же в нём не ощущается даже капли усталости. Спасибо, адреналин. Хотя в глубине своей до смерти перепуганной, трепетной души тихоня уже понимала, что всё не закончится хорошо. И продолжала упорно гнать прочь эти мысли. «Но ведь… обычно утопающие так себя не ведут. Они всегда барахтаются, поднимают какие-то волны вокруг себя, шум». Нацуки, даже очень быстро убегающая, всё равно услышала бы. И обязательно бы постаралась прийти на помощь. К тому же, даже в самом глубоком месте бассейн этот всего лишь примерно по шею среднего человека. В обычном случае утонуть здесь мог бы разве что Рёма. И то, только если бы очень сильно этого захотел. Поэтому версия с утоплением явно не сходится. «Но почему тогда ещё Юсон продолжал лежать на воде лицом вниз и не шевелился, уткнувшись головой в злосчастную перегородку?! Паника сковала его движения? Какой-нибудь нервный припадок? Паралич?!» Юри понятия не имела. И потому, не задумываясь, почти на полном автомате стала делать молодому человеку искусственное дыхание, чтобы хоть как-то вернуть в него жизнь! Как только вытянула обратно на поверхность. Рот в рот. В фильмах всегда помогало. В книгах… тихоня как-то упускала этот момент. Проклятие! Почему не работает?! Она уже с пару минут отчаянно пыталась вновь вернуть Киму дыхание жизни. Тело рядом с ней, под ней по-прежнему не спешило проявлять каких-либо признаков улучшения. Не получалось. — Живи же! Живи, твою мать! — Теперь она трясла безответного Кима, что было сил. Не самый действенный способ, но часто в кино помогало и это. А в жизни ей пока не доводилось научиться подобному. Как и оживлять мертвецов, если на то пошло. — Браво, браво, какой декаданс, — саркастичные хлопки из… недр её одежды? Сама не до конца понимая, что делает, Юри зачарованно вытянула на свет свой планшет. Оттуда на неё уже нагло глядела довольная, ухмыляющаяся физиономия Морти: — Немного неловко вышло, да? Не хотелось прерывать ваш французский поцелуй на таком интересном моменте, но, хей, сколько вы там этим уже занимаетесь? — Парень взглянул на руку с воображаемыми часами. — Минуты три? Пора прекращать, пока всё это не перешло, ну, типа, какую-то грань. И так самая долгая на моей памяти сцена после титров. Вот только время бежит. — Именно поэтому я не могу сейчас сидеть сложа руки и слушать тебя, — промокшая от дождя насквозь, холодная, продрогшая и злая, огрызнулась Юри каким-то даже не своим голосом. — Чего тебе надо?! — Ну-у… — собеседник вдруг ненадолго задумался, подперев кулачком подбородок. Хотя, скорее всего, только наигранно: очень уж комично со стороны это выглядело. — Между нами, я тоже отнюдь не спец по оказанию первой помощи. Но так, как ты это делаешь… точно убила бы бедолагу. По счастью, ему такой исход уже не грозит. — Ч-что ты име..? Раньше, чем поражённая тихоня успела закончить вопрос, наглый собеседник просто выключил связь, оставив ту наедине с простым осознанием. С шокирующей догадкой. — Нет, это не может быть правдой! — хотела она гневно прокричать в тёмные небеса. Вышел лишь сдавленный, хриплый писк. — Я отказываюсь сдаваться. Снова нависнув над бездыханным телом, Юри решила попробовать сделать своему «пациенту» непрямой массаж сердца. Вдруг это оживит её «спящего принца»?! Посидела немного, пощупала пульс. Отсутствует. Сердце тоже не бьётся, плюс, парень больше не дышит. Значит, вроде бы можно. Раз, два, три. Надавила, как следует. В груди у бедняги что-то только что хрустнуло. «…чёрт». «Это нехорошо». Юри так и осталась сидеть на молодом человеке, ничего не понимая и зачарованно смотря в одну точку перед собой. Если бы это повлияло на его пробуждение и всё можно было обернуть неудачной шуткой, как в каком-нибудь глупом аниме! Вот только Юсон не спешил открывать глаза. А также шевелиться, дышать или же проявлять какие-либо другие признаки того факта, что он всё ещё жив. «Но… тогда почему? Что с ним произошло? Почему умер так быстро?! Просто упал в воду и… всё. Вдруг перестал шевелиться. Если это не утопление и несколько секунд назад всё было с ним в полном порядке… я просто не понимаю». Но тут она всё же заметила. Ярко-алый, свежий след, который ранее попросту (наверняка из-за особенностей расположения) пропустила мимо своего внимания. Вернее, столь ужасающим было даже не повреждение, а след крови возле него. Само-то «место трагедии» оказалось довольно маленьким. Неудивительно, что Юри поначалу его проглядела. Теперь она ясно видела лишь один способ, как всё могло произойти. Самый очевидный и самый простой. — Но… это ведь… так нелепо, — тихоня собралась было закрыть своими руками лицо и, раз здесь больше никто не увидит, отдаться на волю эмоций под холодным чёртовым ливнем. Сейчас, когда всё было кончено. Однако, она быстро поборола в себе это желание. Потому что… — Неправильно. Нет, это ещё не конец. Тихоня сжала дрожащие кулаки и постаралась успокоить дыхание, усмирить своё разбушевавшееся сердце. Рано. Пока ещё рано предаваться отчаянию. Если она собирается уберечь от неминуемого наказания самого дорогого для неё человека, разумеется. Она кое-как поднялась на дрожащих ногах, и, пока не совсем понимая, что именно делает, постаралась схватить в охапку (теперь уже наверняка) мёртвое тело. Если Юри собирается спасти, освободить любимого человека от всего этого, то нужно действовать прямо сейчас. Другого такого шанса не будет. Пускай абсурдный и довольно безумный, план, состоящий почти целиком из сплошной импровизации (всё оставшееся место в нём занимали попытки запутать следы НАСТОЯЩЕГО преступления), медленно и уверенно стал вырисовываться перед глазами. Теперь необходимо собраться и, по возможности, успокоиться. Девушку по-прежнему порядком трясло. Крепко держа в своих озябших руках мокрого и холодного мертвеца, она медленно брела вниз по лестнице. С двоих рекой стекала вода. Странная сигнализация всё ещё шумела в ушах. Судя по отзвукам той суматохи (Юри не совсем понимала, что вообще происходит), все собираются сейчас на другом конце корабля. Для тихони подобный расклад только на руку. Да, вероятность встретить кого-то внизу, во время подготовки плана, всё ещё вполне высока, да и тревога в любой миг вдруг может улечься, тогда народ начнёт возвращаться назад. Юри издала тихий смех. Вот так. Вроде бы, вполне истерический и безумный. Хорошо. Если наткнётся на кого-нибудь прямо сейчас, можно будет спокойно признаться, что это она убила несчастного Кима. А там и на мотив наплести. Да и способ придумать. Потому что она достаточно сумасшедшая для всего этого. «Самое главное — это не упасть в грязь лицом, когда будешь падать лицом в грязь». И тогда она спасёт самого важного для неё человека! И они, может быть, даже вместе (учитывая особенности мотива) смогут покинуть этот чёртов корабль! Так трудиться над составом «своего» преступления захотелось даже сильнее. Да, можно попробовать вжиться в эту занятную роль, выжать из неё полный максимум! Ведь у Юри просто нет выбора! «Я пообещала присматривать за тобой… извини…» По дороге вниз тихоня несколько раз случайно выпускала из трясущихся рук несчастное тело. При этом она крепко ругалась себе под нос. Её всё ещё здорово лихорадило. Таким образом, от бедного трупа скоро ничего не останется! Впрочем, запоздало порадовалась вдруг Юри, это даже неплохо, если полученные мертвецом в процессе подготовки плана случайные повреждения помогут сбить следствие с правильного пути. Потому что тихоня где-то читала, что синяки, полученные мёртвым телом СРАЗУ ЖЕ после смерти, ещё в первые минуты, пока труп, так сказать, тёпленький, и пока не начался процесс окоченения или вроде того, зачастую довольно сложно отличить от травм, полученных ещё при жизни. Среди них едва ли найдутся опытные патологоанатомы или вроде того. Любой недочёт она сможет обернуть себе же на благо. Если хорошо постарается. С подобным знанием её полная теперь отчаяния жизнь даже вдруг стала немного светлее. Вот только над поведением своим надо бы поработать и, желательно, взять себя в руки! Успокоиться для большего отыгрыша беспечной психопатки, если придётся. Верно. Успокоиться действительно надо. Зато потом можно будет устроить хоть целый потоп из слёз и рыданий, лишь бы это «потом» вообще было. — Я буду с показным удовольствием плясать на их могилах, если придётся, но ты… ты обязательно выживешь. Со мной или без меня.

***

Чужая рука осторожно легла на напряжённое плечо тихони, чуть сжала его. — Хватит, — смертельно уставший, тихий, но уверенный голос. Юри вздрогнула и рефлекторно развернулась с ножом в руке, оставив побледневшую Саёри в покое. Кто нашёл в себе смелость приблизиться к ней?! Готовая обороняться до последнего и отстаивать свою правду любыми средствами, девушка выставила верное оружие аккурат на обидчика. Истерика, паника и отчаяние застлали испуганный взгляд. — Зачем ты это сделала? Перестань, — крепко сжав направленное прямо на неё лезвие в своей хрупкой ладони, Нацуки отодвинула «линию прицела» чуть в сторону от себя. От тесного соприкосновения с острой, заточенной сталью с её руки уже капали маленькие тёмно-алые струйки, но лицо девушки не выражало страха или даже мучения. Оно вообще ничего сейчас не выражало. Нацу только чуть сморщилась, словно от зубной боли. — Я не такая глупая, как ты думаешь. И тоже уже всё поняла. Игра окончена. — П-ф-ф. Мне даже любопытно стало, дура, о чём это ты гово… — Юри постаралась отреагировать настолько же нагло и бесцеремонно, как почти весь предыдущий суд, но уже совсем скоро всё её показное безразличие попросту пало под натиском настоящих, так тщательно скрываемых ею эмоций. — Г-Господи, у тебя кровь идёт!.. Нацуки никак не отреагировала на эти слова. Когда её подруга в панике отпустила своё оружие, оно с оглушительным звоном упало прямиком в небольшую красную лужицу, медленно собирающуюся возле их ног. В Зале висела мёртвая тишина. Тогда Нацу снова заговорила, устало и отстранённо: — Та «единственная по-настоящему важная рана», о которой немного ранее попыталась сообщить нам Саёри. По-видимому, она находилась на голове, в районе виска. Ведь это место оказалось столь небрежно прикрыто с помощью волос и резинки, что будто кричало обратить на него всё наше внимание. Но мы этого не сделали. Вернее, не так: не смогли. Была огромная вероятность, что тело после применения яда токсично, а способа подтвердить или опровергнуть подобное на ходу у нас не было. И мы не стали его детально осматривать. Именно поэтому рану и спрятали таким образом. — З-зачем ты им это рассказываешь… — Юри поражённо застыла перед подругой, прикрыв рукой рот. По ней было отчётливо видно: из-за навалившихся переживаний тихоня сейчас едва держит себя в руках, готовая вот-вот заплакать. Нацуки опять игнорировала: — Должно быть, ранение было получено Юсоном ещё во время падения. Один точный удар в нужное место, и… — девушка шумно сглотнула, — …это действительно довольно нелепо. Единственным, обо что можно было удариться во всём чёртовом бассейне, были те разделительные дорожки, которые барахтались на воде. Обычно они довольно безвредны, хотя синяк о них поставить и можно, если неосторожно купаешься. У меня, по крайней мере, такое когда-то случалось. Возможно, ускорение свободного падения помогло. И громадная неудача. Ибо упади он хоть немного, на пару сантиметров или даже миллиметров левее или правее… вероятно, Юсон сейчас был бы жив. Немного помятый, грустный, но всё ещё с нами. И ничего этого бы не происходило. — Так это… — Зен непонимающе уставился в сторону рассказчицы. Он не верил. Вернее, всё же не так: не хотел верить услышанному. — Получается, вы ищете меня, — Нацуки грустно ему улыбнулась. — А ведь я даже не понимала этого. Честно. Ну, поначалу. Искала вместе с вами преступника, готовилась отомстить. Весьма иронично, — она пожала плечами. — Но потом история Юри всё меньше стала сходиться с, эм, делом, добавить сюда кое-какие попытки рассуждать от Саёри, воспоминания о нашем с ним расставании, и… я до всего дошла. Сама. Хотя поначалу и здорово сомневалась. — Это объясняет, откуда же у Юри в нашем весьма ограниченном таймлайне нашлось время на манипуляции с телом и с ядом, — задумчиво кивнул Люсиэль. — Фактически, на её руках уже оказался готовый мертвец. Печально это… — И вот почему смерть наступила мгновенно… — с заметной болью в голосе довершила Джехи. — Но-о… она ведь всё ещё может лгать вам всем. Прямо сейчас. Пытаться сбить вас с моего следа! А почему бы и нет, собственно?! Вы ничего про неё не знаете! — Юри озадаченно почесала голову, осматривая толпу и очень неловко всем улыбаясь. Тихоня крайне неумело пыталась скрыть подступившие слёзы. — Тогда какой смысл вообще прятать рану? — мрачно ответила Моника. Её лицо стало серей самой тёмной тучи, а тело за кафедрой здорово напряглось. Но ледяной, металлический голос не выдавал и капли беспокойства за её чуть отрешённым взглядом. — Почему именно эту, а не другую? Потому что кто-то не хотел, чтобы мы её видели. — Но… — Заткнись. — У меня остался всего один вопрос к тебе, Юри, — Нацу, между тем, обернулась к своей близкой подруге. В Зале опять повисло гробовое молчание. — Почему… ранее, во время всего суда… зачем ты так хотела, чтобы я тебя ненавидела? Тем более, если это была неправда. — Потому что даже это гораздо лучше, чем заставлять тебя плакать. Снова. — … — Я просто хотела, чтобы мы с тобой сбежали отсюда… — чуть слышно добавила Юри, виновато глядя себе под ноги. — Но, знаешь, даже если бы ты отвергла мою кандидатуру и ушла одна или с кем-то ещё… я тоже была бы счастлива. Всё нормально. Потому что ты не заслуживаешь всего этого. Нацуки устало выдохнула, ненадолго прикрыла глаза, а после подошла ближе. Она подняла свой взгляд на тихоню и бережно, с застывшей на лице обречённой полуулыбкой стала утирать её слёзы здоровой рукой: — Опять печёшься о своей маленькой плаксе, да? Какая же ты эгоистка. Знаешь, даже если бы всё прошло по намеченному тобой сценарию… когда всех вокруг, кроме меня, казнили бы, я бы о чём-то, да догадалась. И это… как по мне, немного не то, с чем можно спокойно жить там, снаружи. Вместе или же нет. Даже если поменять всё. Смогу ли я принять такой огромный «подарок»? Как ты можешь это представить? Только не ври себе, хорошо? Закроем Литературный Клуб и откроем новый, музыкальный, где будем лишь ты и я? И никого больше туда не впустим. — Нацу невесело усмехнулась. Продолжила, спокойно и тихо. — Нет, спасибо. Я не хочу становиться причиной подобной трагедии. Не хочу, чтобы из-за меня опять гибли люди, не хочу всегда убегать. И это моё решение. — … Юри поражённо смотрела на собеседницу. — Так что, похоже, пришла нам пора попрощаться. Нацуки с грустью оглядела собравшихся. — Простите за все неудобства, ребята. Кажется, я была той ещё занозой в одном месте, да и характер у меня не подарок, девочки не дадут соврать. Приглядывать за этим ребёнком было сплошное мучение, правда? Но я старалась исправиться. Честное слово. Ответом ей послужила смущённая тишина. Тогда Нацу повернулась к подруге, застывшей у неё за спиной: — Саёри, я… не знаю, что надо говорить в такие моменты. Ситуация очень уж сложная. Но я бы точно так же поступила на твоём месте. Ты всё делаешь правильно. Не говоря более ничего лишнего, они обнялись. Лицо горе-детектива давно уже успело распухнуть от слёз. — Моника. — Да? — сдержанно отозвалась ей бывшая президент. — Я много нелестного о тебе наговорила. Думаю, за кое-что из совершённого тобой до сих пор злюсь, и сильно, но, знаешь… — Нацуки неловко усмехнулась себе под нос. — Сейчас-то какой мне смысл строить из себя Мисс Невинность? Мы с тобой оказались не так далеки друг от друга, во всех смыслах. Видишь? Я и сама хороша. Мораль: не зарекайся. И я не хочу забирать боль обиды с собой, поэтому прощаю тебя. — Всё нормально. Я понимаю, — бесцветным голосом ответила Моника. — Спасибо. Девушки быстро пожали друг другу руки и разошлись. — И последняя, — Нацуки даже позволила себе улыбнуться чуть больше, чем ранее. Будто специально так долго ждала. — Но уж точно не по значению. Она уверенно пошла к тихоне. От удивления Юри даже шагнула назад. — Знаешь, вот я тут пытаюсь вести себя круто и всё такое, чтобы не упасть в грязь в свои последние минуты в этом мире, — пожаловалась Нацуки, немного склонив голову набок. — И, кажется, все слёзы давно уже выплаканы, а внутри осталась лишь пустота. Там нечему больше страдать. Но вот в чём вся штука: лицо у меня всё равно мокрое. Снова. Я чувствую это. Так бесит. — Она подняла опустевший взгляд на тихоню. — Скажи, я опять разрыдалась, да? — Нет, у-у т-тебя… к-кровь носом… наверное, это нехорошо. И нам надо врача… Нацу лишь сухо ей усмехнулась: — Сейчас-то чего уж. — … — Дура-дурой, да? — А? — Юри не поняла такой быстрой смены вопроса. Нацуки снова вздохнула: — Я же ведь постоянно ныла тебе, и даже видела, как ты страдаешь, но, чёрт, толком не понимала, насколько всё плохо. Вернее, догадывалась, да вот… блин, моя лучшая подруга, у которой большие проблемы с общением, наверное, просто выражает так свою дружбу и привязанность, потому что не умеет иначе и никто не может показать ей, как надо делать, да? Даже если это местами немного странно и вызывает некоторое беспокойство. А оно вот как получилось, бывает же? Тихоня неуверенно улыбнулась в ответ. — Если бы всё сложилось иначе, знаешь… мне сложно дать точный ответ, — Нацуки озадаченно помолчала. — Типа, у меня до этого никогда и не было отношений, но вот теперь я узнала, что те, кто пытаются вступать в них со мной, делятся на два типа людей: тех, которые в них умирают… и тех, которые готовы убивать из-за этого. Хм. А ведь из этой фразы получился бы забавный монолог для какой-нибудь смешной передачи, особенно, если добавить туда что-то вроде «А у вас часто такое бывает?». — Опять молчание. Долгое, долгое неловкое молчание. — Наверное, я бы ответила, что мне надо немного подумать. Вся до кончиков ушей покрасневшая, словно варёный рак, Юри с грустью отвернулась чуть в сторону, не зная, как реагировать. — Но я, уходя, не хочу оставлять тебя с незаживающей раной на сердце. С тебя их и так сегодня было достаточно. Поэтому прости меня, пожалуйста, ещё раз за всё, и… эм-м… — Нацуки и самой сделалось вдруг крайне стыдно от того, что она хочет сказать. — Пока я не передумала… надеюсь, тебе не будет слишком отвратителен вкус моей крови. Т-только не подумай ничего пошлого!.. — Ч-чего?.. Вместо ответа Нацу крепко-крепко зажмурилась, схватила свою несчастную подругу за воротник и, раньше, чем та осознала, что вообще происходит, резко и грубо притянула опешившую Юри к себе. А после их губы слились в долгом и страстном молчании. … … … — …шестьдесят шесть! Шестьдесят семь! Шестьдесят восемь! ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯ-А-А-АТЬ!!! — Ирума оказалась единственной среди наблюдателей, кто получал от этой сцены своё извращённое удовольствие, даже не пытаясь скрывать. - РАУНД! — громогласно провозгласила она, когда девочки, наконец, отпустили друг друга из крепких объятий и чуть отшагнули в разные стороны. — Вот так надо! Ты это видел, видел?! — кричала она Электронику, но тот уже лежал в обмороке, и потому не услышал. Стоящая неподалёку вожатая показательно отвернулась, дабы не глядеть на весь этот возмутительный срам, столь ярко выпирающий против привычных ей ценностей и устоев. Но время от времени всё-таки оборачивалась, поглядывая одним глазком. Когда Юри, наконец, отпустили, она ощущала себя, словно опьянела, при том очень сильно. Её заметно покачивало. Сердце колотилось о рёбра с удвоенной скоростью, в ушах всё шумело от прилившей к голове крови, напрочь сбившееся дыхание было не перевести, и… у неё так сильно дрожали ноги, что ей пришлось опереться на кафедру, чтоб не упасть. Она утёрла с лица чужую кровь и с благодарностью взглянула на Нацуки. Всё сладостное томление от момента (помимо приближающегося финала, естественно) для Юри здорово омрачал тот факт, что во время непосредственно близкого контакта в воздухе рядом с ней витал хорошо ощутимый запах знакомых лекарств, которые принимала подруга. «Так вот почему ты была так спокойна и так уверенна, даже сейчас…» Но, увы, взамен обретаемым смелости, решительности и безрассудству Нацуки неминуемо теряла из-за них самое ценное — своё здоровье. От этого осознания сердце Юри мучительно сжалось, пропуская удар. Её-то было не обмануть: во время их продолжительного акта любви подруга едва на ногах держалась. Она вся вдруг оказалась неестественно-бледная, вспотевшая, и точно упала бы, не поддерживай её партнёрша. Да и кровь из носа — это тоже уже звоночек. Хотя — тихоня быстро осадила себя — как правильно заметила сама Нацу, сейчас-то уже какая разница? — Ну, вот и всё, — Нацуки чуть отступила, моментально мрачнея. — Я не знаю, что ещё можно сказать или сделать… — Если не возражаешь, эм, к-хм, — она и сама не поверила, когда из-за своего места в её сторону подался вдруг Рёма. Никто из находящихся в зале также не смог припомнить, когда они видели Хоши смущённым. Хотя бы даже немного. Вот как сейчас, — обычно я стараюсь крепко запоминать то немногое из приятного, что мне сделали люди. К счастью, долго перечислять не приходится. Так вот. Когда мы оказались здесь, ты стала относиться без пренебрежения даже к пустому, сломленному судьбой и жизнью человеку вроде меня. Я говорю про тот костюм, за который до сих пор благодарен тебе. Поэтому если есть желание в последний раз выговориться… я смогу тебя выслушать. Мне знакома чужая кровь на своих руках. Ибо мне приходилось лишать жизни некоторых плохих людей. Правда, в отличие от твоего случая, они оказались нечисты на руку. Но их было много. — М-м-м, — Нацу смущённо почесала голову, глядя на собеседника. — А мне всё казалось, что ты сидел в тюрьме за что-нибудь безобидное. Вроде политзаключённого. — Эм-м, нет. — Прости, — неуверенно сказала она, — может, я и хотела бы поговорить, но у меня уже нет сил на всё это. Буквально физически. Какое-то время она продолжала неловко глядеть на маленького человечка, как будто бы ища в его взгляде прощения. Рёма пожал плечами, выдал ей усталую улыбку: — Может, тогда в другой раз? Нацу ответила тем же: — Непременно. — К-хм, если вы все уже, наконец-то, закончили! — донёсся вдруг сверху зевающий голос Морти, и прямо из-за кафедры Нацуки появились два огромных извивающихся металлических щупальца. — Преступление всё равно есть преступление, сколь бы дурацкими или сбивающими вас с толку ни были обстоятельства его совершения. Если по итогу чего бы то ни было разоблачённый на суде человек оказывается напрямую повинен в смерти погибшего, наказание для него является лишь равноценным. Глаз за глаз, зуб за зуб… убийство за убийство. Исключений из этого правила нет. Девушка с презрением поморщилась, прикрывая себя руками: — Если это лишь вопрос транспортировки, можно ли мне своим ходом? — Хорошо, — подумав немного, всё-таки согласился парень. — Маленькая чёрная дверь в конце зала. Там не пропустишь.

***

Время казни! Виновный: Нацуки *ДАННЫЕ НЕ ОБНАРУЖЕНЫ* Наказание: Cute Girl’s Battlefield (Трек: BONES UK — Black Blood) Довольно неожиданно, но маленькая дверь в дальнем конце зала выводит меня в подобие школьного коридора. И то не просто коридор абы какой школы: раковины с питьевыми фонтанчиками, ряды многочисленных шкафчиков, пол в эту противную клеточку, да даже, чёрт возьми, запах… Всё это — всё, всё до последней детали ужасно напоминает мою старую, богом забытую школу. Мне только интересно, как они это сделали? Сначала я боялась, что здесь мне предстанет какая-нибудь стрёмная комната с различными орудиями для пыток, опасными химикатами или вроде того. Как было у того, первого мальчика. Не вспомнить сейчас его имя. Ну да ладно. Наверное, ад у каждого свой, персональный. В голове вообще хоть шаром покати: должно быть, дело в дурацких таблетках. Не стоило сразу глотать всё, что осталось. Сердце теперь ужасно болит, будто вот-вот разорвётся! Проклятье. И всё-таки, под этой довольно хорошей (убийственной даже) дозой… так забавно. Я больше ничего не чувствовала. Бродила по этому проклятому залу, словно в тумане, говорила там что-то, пока могла, только тело вдруг сделалось ужасно тяжёлым, как после целой ночи без сна. Я сделала всё, чтобы ничего не почувствовать! Всё, чтоб финал мой прошёл для меня безболезненно! Но вот это чёртово место… господи, ты бы знал, как я его ненавижу. Всегда ненавидела. Ну почему именно сюда?! Пока я слепо бреду куда-то вперёд, не разбирая дороги, звенит чёртов школьный звонок. В это мгновение все коридоры заполняются гоготом и весёлыми криками столь ненавистных мне когда-то людей. Давно позабытое чувство сильнейшей обиды и ненависти восстаёт в самых дальних чертогах моего разума, и именно в этот момент на задворках сознания вдруг начинает играть та давно позабытая, старая песня. Моя мама когда-то очень любила её. И это всё, что осталось о ней на память после того, как её вдруг не стало. Довольно забавно, что прямо сейчас…

I can't kiss without biting You can't hold me without fighting I'll let you stay, but I won't let you sleep

Мысли прерываются вдруг оживлением, возникшим на горизонте: это из всех дверей-классов на перемену выходят ученики или то, что должно ими быть. Пустые коридоры вмиг заполняются шумом голосов, топотом и человеческими силуэтами. От неприятных воспоминаний меня невольно передёргивает. Я говорю «силуэтами», потому что не очень получается разобрать фигуры и лица. Меня мутит, я практически не вижу тех, кто передо мной. Всё двоится. Для сравнения, эффект чем-то напоминает то, что ты чувствуешь, когда пытаешься разговаривать на улице с кем-то в очень жаркий, погожий день. Глядишь прямо на человека, но позади него раскалённое солнце, лица не видно, и сколько ни вглядывайся… только глазам сделаешь хуже, да ещё голова заболит. Эти люди… ученики, кое-кого из которых мне даже удаётся вдруг опознать — невольно: по словам, жестам, даже манере движения. По той, старой жизни я знала их довольно неплохо. К моему глубочайшему сожалению. Мои бывшие одноклассники. Мне всё ещё не особо понятно: они настолько умелая подделка? Или это один из многочисленных моих ночных кошмаров, а я всё ещё сплю? Может, я уже умерла? Да какая разница. Люди — или то, что могло ими быть — начинают медленно, но уверенно обступать меня. Разумеется, куда же без этого. Знакомая мелодия по-прежнему продолжает тихо играть где-то на задворках воспалённого сознания.

And I'll kick you when you're leaving I'll leave you nothing to believe in This being loved thing, it's not for me

Одна из этих богатеньких девочек во главе обступившего меня сборища вдруг гордо делает шаг вперёд. Я хорошо её знаю и по-прежнему помню, кто она: мой худший ночной кошмар на все времена, начиная с младшей школы. Только вот имя что-то вылетело из головы. Сейчас я даже собственное, похоже, с трудом могу вспомнить… всё тело очень-очень болит. Она всегда была довольно сильно похожа на Монику, эта гадкая девочка. Такая же умница-разумница, красавица и отличница, всеобщий пример для подражания и любимица каждого. Но за прилизанным фасадом, как это довольно часто бывает, скрывается настоящая мерзость, дрянь. Наша бывшая Президент Клуба никогда не делала мне подлянок в открытую, и даже не смеялась надо мной у всех на виду… хотя, это тоже не даёт ей права называть себя хорошим человеком после всего. По моему личному мнению. Не-Моника надменно указывает на меня и громко говорит что-то. Из-за шума в ушах и всеобщего гогота слов не разобрать, но люди смеются. Они продолжают говорить ещё, но я их не понимаю. Да и не думаю, что хочу понимать. Лишь на задворках обиженного сознания время от времени, снова и снова невольно возникает одна и та же мысль. «Почему пройти сквозь все эти ужасы должна была именно я, а не они? Разве я этого заслуживаю?» «Почему?» «Почему? За что?!» Однако, другая мысль снова и снова меня успокаивает: пускай говорят теперь всё, что им хочется. Любые свои гадости и тухловатые остроты про мою нищую семью, слухи про осточертевшие уже домашние побои, или даже упоминают ненавистного отца-алкоголика… они уже не смогут сделать мне больно. Теперь я победила их. Ведь я больше ничего не почувствую.

'Cause I like it on my own Slowly turning into stone You know it's not cool to be happy

И, хотя ничего удивительного в том, что толпа вдруг окружает теснее и, словно загоняя в угол, начинает зажимать около шкафчиков, я не вижу, мне всё-таки опять становится страшно, когда они тянут сюда свои многочисленные руки. Очень страшно. Дрожащие кулаки невольно сжимаются, всё моё тело словно бы лихорадит. Чем я смогла бы ответить им, что тогда, что сейчас?! Их так много… Вот проклятье. Разум заволакивает сильнее. Мне всё ещё дико больно. Будь прокляты эти таблетки. Я вытираю сжатым кулаком мокрое лицо и обнаруживаю там кровь вместо влаги. Ладонь резко дёргает, колет: похоже, случайно полученная от Юри рана по-прежнему даёт о себе знать. Оказывается, всё это время на полу аккурат вслед за мной, точно прочерченная красным пунктиром, багровела хорошо заметная влажная линия, что протягивалась в комнату наказания аж от самого входа. А может быть, и ещё раньше. — Глядите, глядите-ка, как она кровоточит! Снова указывают на меня, и вновь сквозь шум в ушах, сквозь завесу мутнеющего рассудка с трудом, но пробивается чьё-то довольное, наглое гоготание. Всё помещение вмиг содрогается от новых приступов отвратительного хохота. Сердце уходит в пятки. Когда вдруг, готовая просто провалиться со стыда прямо здесь, чтобы уже, наконец, взять и подохнуть окончательно, не дожидаясь развязки, всем назло… я замечаю посреди толпы однотипных манекенов ещё одну девушку, одиноко стоящую в стороне. «Нет… ведь таких чудес не бывает!» «Это не можешь быть ты…» «Или?..» Мои мысли, кажется, даже ненадолго вдруг проясняются, мне становится куда лучше, когда я подбегаю к Юри и просто-напросто обнимаю её. Крепко. Чтоб никогда больше не отпускать. Ни за что на свете. — Ты всё-таки смогла явиться за мной! Забери меня отсюда, пожалуйста! Давай просто уйдём, так, как ты и хотела! К чёрту все правила или принципы, хватит! Я… я была глупая! Очень! — бездумно воплю, вцепившись в её одежду, прижавшись к ней всем своим содрогающимся телом и умоляя о возможном спасении. — Спасибо тебе! Спасибо! Только, пожалуйста, забери меня! Давай не будем больше здесь остава… … … … Резкая, колющая, уверенно разрастающаяся боль где-то в районе груди. Конечности начинают неметь. Я слишком поздно замечаю у неё в руках что-то острое и даже не понимаю: удар-то, он вообще был, или же я сама… — …а-а-а-кх-х…

Think there's a hole where my heart went Black blood dripping on the carpet 'Cause, no, your romance, it don't fool me

Я потрясённо отступаю от неё и с полным непониманием гляжу сначала на собственную одежду, уверенно покрывающуюся неспешно растущим тёмно-алым пятном где-то в районе груди. Потом перевожу поражённый взгляд и на саму «Юри». Ну, правильно. Как можно быть такой глупой?! Всего лишь очередная безликая кукла, вот кто она. Одна из множества находящихся здесь подделок, у коих даже лицо нормально не прорисовано, а только полунамечено, если вообще есть, вроде как у каких-нибудь персонажей заднего фона из почти любой манги. И, если повнимательнее осмотреться по сторонам, то можно наглядеть ещё где-то с пяток таких же. Как минимум. Просто… внешне немного похожа, вот и всё. Мои колени дрожат, и я медленно опускаюсь на холодную плитку серого пола, закрывая глаза.

So just don't waste Nobody else waste Just don't waste your time with me So just don't waste Nobody else waste Just don't waste your time with me.

***

— Эм-м, вообще-то, — Морти задумчиво почесал свой затылок, оглядывая притихший зал, — у нас тут было запланировано ещё целое шоу с ней, но-о… короче… — похоже, он был реально растерян. — что-то пошло не так, и она умерла раньше намеченного. Когда отчего-то приклеилась к той странной кукле. Сердце не выдержало или вроде того. Всё отменяется. … … … «Всё отменяется». После этих мрачных слов связь была выключена, парень пропал… и всё, что могло бы иметь хоть какое-то значение во всей её оставшейся жизни, по мнению Юри, тоже. А виноваты в этом были два простых слова. «Она умерла». Тихоня и сама не заметила, как именно в её дрожащих руках за время представления снова успел оказаться злосчастный нож. Но факт оставался фактом. Теперь для неё всё кончено. Целого мира, смысла всего её существования больше нет. Поэтому, пока ещё никто на неё не смотрит, без лишних колебаний направив смертельное остриё себе аккурат в грудь, туда, где находится сердце, Юри позволила поднимающейся из самых тёмных её глубин мрачной, нездоровой эйфории в последний раз охватить себя, чтобы… — К-к-к-х-х, — воздух вылетел из в удивлении раскрывшихся губ тихони, словно из проколотой шины, когда она согнулась пополам после мощнейшего удара в живот. Нож снова улетел в неизвестном для неё направлении. Рядом стояла Моника. С более мрачным лицом, чем когда-либо, на котором теперь медленно, но уверенно и только для единственной зрительницы появлялась нехорошая полуулыбка: — Пора уже перестать потакать своим жалким инстинктам, животное. Не так давно ты довела человека до слёз своей тупостью. И, что ж, раз уж здесь больше некому, а простых слов ты не понимаешь, видимо, придётся мне тебя отучить. Ещё один ловкий удар, на этот раз — в нос. Под кулаком Моники что-то едва слышно хрустнуло. Мягко говоря, крайне потрясённая и сбитая с ног (во всех смыслах) Юри шлёпнулась на пол, отлетев и ударившись головой о соседнюю кафедру. — А это — за прошлый суд. С меня тогда был должок, помнится. С нечитаемым выражением на лице бывшая президент присела возле поверженной жертвы, грубо схватила её за голову и даже пару раз успела ударить лицом о стойку: — Хватит позорить себя. Порой я могу что-то стерпеть, но это не длится вечно. Хватит позорить себя. Прежде, чем начать действовать, ты вообще думаешь головой? Хв-… — повторяла она перед каждым ударом. …пока поражённые Рантаро и Зен не оказались самыми первыми рядом, чтобы попробовать взять непредвиденную ситуацию под свой контроль. Потому как то, что начиналось со своевременной, пускай и чуть грубой, попытки немного осадить человека и спасти его от себя же, довольно быстро перешло в избиение. При этом — крайне жестокое. Создавалась стойкое ощущение, что Моника очень долго терпела и теперь даже не собиралась сдерживаться в своих яростных порывах. Однако, во время первой же и довольно неловкой попытки актёра остановить её, девушка просто приподняла свои руки раскрытыми ладонями вперёд, и, с выражением полного спокойствия на лице, медленно отшагнула чуть в сторону. Амами растерянно почесал голову: — Это, конечно, здорово, что тебя так беспокоят интересы Саёри, но ты ведь и убить человека могла. Стоит быть малость осторожнее с собственным гневом. — Я просто вовремя преподала ей урок хороших манер. По знанию различных границ допустимого, — спокойным и даже немного менторским тоном произнесла Моника, сверля собеседника каким-то пустым, мрачным взглядом. Который мгновенно исчез, как только она закончила. — Кто-то ведь должен был? Тихоня долго-долго глядела на свою обидчицу, пристально, снизу вверх, по-прежнему облокотившись на кафедру покойной подруги. Ладонью она прикрывала разбитую часть лица. В её взгляде читалась жгучая ненависть, когда Юри чуть слышно произнесла: — Я… поняла тебя… А после, лишь на уровне дуновения лёгкого ветерка в июньскую тёплую ночь, с её губ сорвалось ещё одно, довольно грязное, хлёсткое слово. Но этого уже никто не услышал. Теперь практически вся оставшаяся публика с заметным удивлением и оживлением собралась возле Юри. Народ стал тревожно переговариваться между собой, пытался узнать состояние раненой — возможно, ей всё-таки необходима первая помощь? И снова началась суета. Во всём этом балагане после большого кошмара Амами, отошедшего чуть в сторонку от общей возни, напрягало только одно: он до сих пор не услышал ничего от Саёри. Что странно — она бы непременно вступилась и уж точно не стала б молча наблюдать за дракой ближайших подруг, особенно настолько жестокой и неравной. Не такой человек. Рантаро вообще не припомнил, когда в последний раз ТОЧНО видел глупышку во всём этом хаосе. До казни? И ведь верно: стоило только хорошо осмотреться, чтобы понять… сейчас её в Зале не было. Вообще. Как испарилась. Правда, кроме него пропажи ещё никто не заметил. Пока что. «Как бы не стало уже слишком поздно… снова». Вновь нечто нехорошее засвербело в его нутре, на уровне уже давно позабытых умений и старого опыта. Амами ведь раньше участвовал в таких играх. И взгляд, которым Саёри неотрывно смотрела на этот жестокий мир практически всю вторую половину суда уж точно, давно был ему знаком. Взгляд сломленного человека. Взгляд человека, который, даже если ему было дико больно внутри, всё время улыбался и пытался нести все эти тяжести в одиночку на своём горбу, чтоб стать верной опорой для каждого, честно, пытался, но… он не справился. И больше даже не считает нужным сдержать слёзы. «Она себе этого не простила». Ужасное осознание вдруг ударило ему в голову. Конечно, «радовать» остальных этой новостью сейчас наверняка только лишнее — у них и без того своих забот тут хватает. К тому же, это ценное время. Оно уже сейчас может истекать, и та жалкая, но всё-таки пара минут, пока его выслушают, наговорятся между собой, решат, что делать… «…это может стоить ей жизни». — А мне не хотелось бы потерять кого-нибудь ещё раз лишь из-за собственной глупости. Недолго думая, Амами поспешил к лифту.

***

— Пожалуйста… просто дай мне уйти. Она перехватила его удивлённый взгляд своим, лишённым жизни, уже стоя за перегородкой на носу корабля. Руки, надо же, предательски дрожали и почему-то даже теперь не желали отпускать дурацкие перила, намертво в них вцепившись. Хотя сама Саёри давно и твёрдо приняла это судьбоносное во всех смыслах решение для себя. Ведь если причина большинства неурядиц, а также страдания столь сильно любимых ею подруг по клубу, да и прочих ребят на борту — в её некомпетентности, несостоятельности как детектива или, что куда важнее, как человека, проблему надо срочно решать, чем быстрее — тем лучше. Ведь по такому бесполезному, жалкому существу здесь даже плакать толком никто не станет. А если и станут, то это очень быстро закончится. Ведь так только лучше. Ибо какую такую пользу своими действиями лично она, Саёри, смогла принести здесь общему делу? Сотрясая воздух, без умолку болтать про вечную дружбу, как клоун, публике на потеху? Ну, хорошо. А на деле что?! То-то же. Одна из её (ещё с пару часов назад!) ближайших, поклявшихся в вечной дружбе подруг наверняка сейчас так зла на неё (не злой человек вряд ли станет приставлять тебе нож прямо к горлу), что новость о гибели этого бесполезного недо-детектива Юри только обрадует. Юри имеет право её ненавидеть. Юри имеет право хотеть этого всеми фибрами своей израненной, несчастной души. Что же до второй из них… ну, как бы Нацуки там ни говорила, предательство остаётся предательством. Саёри лишь взяла и обрекла этого доброго, крайне отзывчивого и беззащитного человека на верную, безоговорочную погибель. Можно сказать, убила своими руками. Ибо невелика разница. Главное, почему?! Нацу ведь этого никак не заслуживала. Никто не заслуживал. «Она до последнего даже не понимала, что здесь происходит, на этом ужасном суде…» Саёри невольно всхлипнула. Слёзы душили её. Холодный, почти ледяной ветер порывами толкал её в спину, словно подгоняя: быстрее, вперёд! Ну! А тёмное, непроглядное, чуть ощетинившееся небольшими волнами море под её ногами всей своей спокойной громадой зазывало несчастную — ещё всего один шаг, и я приму тебя. Все эти мучения кончатся. Ты уже сделала достаточно. Оставь сожаления! Только вперёд. В горле застрял отвратительный, солёный ком из страха, жалости к себе и сожаления, пока ветер грубо ерошил волосы. «Нацуки ни в чём не была виновата. Это я. Я убила её!» И даже вот здесь, в своём самом последнем шаге, эта бесполезная девушка опять смогла напортачить! Потянуло же её отклоняться от намеченного маршрута и оставлять предсмертную записку у себя в комнате. Над содержанием пришлось изрядно поломать голову и даже разорвать пару черновиков. Если б не это, момент не был бы настолько бездарно упущен! Однако вот теперь один из самых близких для неё людей во всём этом «путешествии» застаёт свою подругу в… крайне неловком положении. Как же нелепо. — Всё должно было быть не так, — не слыша ответа от явно поражённого собеседника, Саёри отвернулась. Закрыла глаза. Вздохнула. — Но это правильное решение. Прости за все неудобства. Я больше никогда не буду обузой, честное слово! Только… дай мне не облажаться ещё лишь один раз. Позволь мне умереть. Когда Саёри вновь открыла глаза, набравшись смелости бросить на друга самый последний на свете, полный неловкого сожаления, прощальный взгляд, она заметила нечто, находящееся далеко за пределами всех возможных её ожиданий. Лицо девушки невольно вытянулось. — Вот оно как, да? Тогда… — Амами уже стоял рядом, держась за злосчастную перегородку также, как и она. Свежий ветер поигрывал его волосами, когда он глядел в бесконечное море. Тогда Рантаро вдруг усмехнулся чему-то, — не возражаешь, если составлю компанию? Спросил он довольно беспечно, вот только… немного смотреть в глаза избегал. Если бы это был кто-то из более давних её друзей, кого она очень хорошо знала, вроде, например, той же Юри… Саёри бы с уверенностью предположила, что человек врёт. Или, по крайней мере, говорит не всю правду. Лукавит. Но сейчас нет времени опять играть в детективов! Да и зачем, если её друг вот-вот сбросится?! — Что?! — Изрядно опешила она, едва не отпустив поручень окончательно, но тут же встрепенувшись и махая только свободной рукой. — Но ведь ты же убьёшься! Так нельзя. Я тебе запрещаю! Саёри, недовольная, покраснела. Амами чему-то загадочно улыбнулся. Подумав немного, он всё же ответил: — «Так нельзя»? Знаешь, если кто и имеет право устать от всего этого здесь, то я. Не подумай, я не ною или вроде того, по жизни терпеть не могу сор из избы выносить. Но в этот движ с игрой я изначально вписался, чтобы сестру отыскать. А затем пришлось дойти до конца. И что, как ты думаешь, они мне сказали? — … Саёри удивлённо молчала, чуть-чуть склонив голову, явно захваченная внезапными откровениями. — А ничего, — Амами подарил ей ещё одну, на сей раз печальную улыбку, почёсывая затылок. — Просто, на правах одного из победителей, любезно отправили играть в следующую! Вот только память подрихтовали, чтоб лишний раз не выпендривался. Ну, это здесь уже я со временем, по чуть-чуть, кое-что вспомнил. — То есть, — как ей показалось, Саёри собиралась задать крайне глупый вопрос, но в силу своего природного любопытства не задать не могла. Да и отступать теперь поздно, — сюда, к нам тебя отправили обманом, после того, как ты там честно со всем уже справился? Довольно обидно, на самом деле. Знаешь, я бы тоже печалилась. — Нет, то было ещё до этого. Гораздо, гораздо раньше, — Рантаро отмахнулся от воспоминания, словно от назойливой мухи, немного поморщился. — Как я конкретно сюда попал, для меня всё ещё немного тайна, покрытая мраком. В искреннем удивлении девушка невольно прикрыла ладошкой рот, глядя на него: — Прости, я… правда не знала, что всё так… ещё плачусь здесь! Ты, наверное… наверное… господи, извини, — кое-как смогла завершить она. — Да всё нормально. Что было, то прошло, — тихо фыркнул Амами, глядя в ночную даль. — Надеюсь, хоть с сестрёнкой всё стало в порядке… — неловко отозвалась глупышка. — Этого мне знать не дано, — искренне ответил Рантаро, печально покачав головой, — когда я всеми силами искал её, один источник информации проговорился, что след сестры ведет к некому крайне сомнительному типу… который не нашёл ничего лучше, кроме как вписаться в такого же типа игру. Там, где я когда-то жил, подобные мероприятия были чем-то сродни подпольным развлечениям среди золотой молодёжи, которая может себе позволить. Так вот. Я мог. Тогдашнему мне не пришло в голову никакого более здравого решения, кроме как вписаться в сей движ и там уже разобраться, допросив подлеца прямо на месте. И ведь вписался же, пустоголовый… Повисла очень-очень долгая, полная сожаления, пауза. — И как вы с ним поговорили? — А никак. Он погиб первым, буквально в тот вечер. А дальше всё завертелось… — Ужасно, — положив свободную руку на сердце, Саёри глубоко о чём-то задумалась. Долго пыталась найти слова и всё же неловко продолжила. — Прости меня. Я знаю, что я совсем не тактичный и, наверное, не очень хороший человек, ведь тебе больно вспоминать это… но… твоя сестрёнка… мне так давно хотелось спросить, почему ты её потерял? — Сам часто задаюсь подобным вопросом. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, у меня была гора родительских денег, отцовский новенький катер и куча свободного времени, чтобы увидеть весь свет. Я хотел повидать всех остальных сестёр, раскиданных по земному шару. Это, ну… — Рантаро чему-то смутился. — Долгая история, на самом деле. Не думаю, что тебе интересна вся моя родословная. Так вот. Естественно, среди всех прочих у меня была и так называемая «любимица». Самая младшая из них, что просто никогда не спрашивала моего мнения и везде таскалась за мной, как тяжкий груз. Тогда это дико бесило. А на одной из очередных промежуточных остановок в нашем пути я снова решил посетить некое, скажем так, злачное место. Как выяснилось уже позже, она увязалась за мной, ничего нового. На тот момент мне было почти всё равно. Но она не вернулась. Мне стоило быть куда осмотрительнее! Этот ребёнок на меня полагался, хоть и заявлял неоднократно обратное. Я проявил себя не только как отвратительный старший брат, но и как гнилой человек. — … Саёри зачарованно молчала. Судя по её потерянному виду, целиком погрузившись в этот печальный рассказ. Тогда Рантаро крайне неловко продолжил: — Вообще, всё её поведение, какой её помню, манера жестов, походка; незамутнённый взгляд на вещи, да даже то, как она говорила — ужасно мне напоминает… — тут молодой человек невольно осёкся и замолчал. — Что напоминает? Нет ответа. — Или кого?! — Снова молчит. Девушка почти начала обижаться за столь долгое игнорирование. — Я знаю этого человека? Знаю-знаю-знаю? Это кто-то из наших ребят? Скажи по секрету! — Проехали, — Амами загадочно улыбнулся, закатив глаза, — но если на этот раз всё наконец-то закончится, и закончится хорошо, чему мне очень хочется верить, мне обязательно хотелось бы вас познакомить. Ты очень ей понравишься, Саёри. — Сестрёнку надо найти, — едва-едва слышно, гораздо больше себе, чем кому-то другому, глупышка добавила, — я не могу оставить в беде такого хорошего человека. Не должна оставлять. Она решительно сжала кулаки, невольно выпустив поручень… и чуть не улетела вниз, из-за очередного порыва ветра. Амами крепко подхватил её за руку: — Ну, это уже слишком далеко идущие планы. Извини, но нам приходится быть реалистами: самим бы уцелеть. — Пока я жива, я постараюсь сделать так, чтобы никто из нас больше не умер! — Саёри решительно взглянула ему в глаза. Рантаро даже невольно чуть отступил, но руки он не разжал: — А как же твоё… — Амами, вооружившись лёгкой полуулыбкой, быстро перевёл взгляд с девушки вниз, на море, а после — обратно, на неё же. — …ну, сама знаешь. — А? — похоже, та поначалу искренне не поняла его. Но позже задумалась. — Вот скажи мне… — Да? — Я хороший человек? — Мы все здесь полны дерьма, — Рантаро пожал плечами. — В большей или меньшей степени, прости уж за прямоту. — Но это не тот ответ! — пока собеседница сверлила его крайне пристальным и уверенным взглядом, Амами сам невольно задумался: осознаёт ли эта наивная девушка, что обладает куда большим потенциалом, чем сама думает? «Ну, если нет, — мгновенно подумал он, — так даже к лучшему», — Я имею в виду, что… может быть, не совсем буквально, но… я только что убила подругу, при том одну из тех, ближе кого у меня людей не было! Она до последнего полагалась на нас и верила моему выбору. А я её так предала. Могу ли я теперь вообще звать себя человеком и смотреть в глаза всем остальным? Ведь этот случай совершенно дурацкий, никто не был в нём виноват… — Рантаро снова вдруг удивился, когда заметил, что во время почти всего её монолога из голоса несчастной Саёри пропали хорошо знакомые нотки слезливости. Зато вместо них появилась сталь, — …она умерла просто так. А я потеряла капельку своей человечности. — На самом деле, подобная ситуация — скорее, нелепое исключение из общих правил, — рассеянно признался Амами. — Огромнейшее. Обычно убийца хорошо осведомлён о том, что и зачем он совершает. До последнего изворачиваться и давить на жалость — самая верная тактика среди таких. Тебе нельзя расслабляться под их напором ни на секунду. Ты всё сделала абсолютно верно, просто ситуация идиотская. Иначе сейчас тебе НЕКОМУ было б смотреть в глаза. Выбор ужаснейший, но другого у нас просто нет! Знаешь, как говорил один мой знакомый? «Без злого капитана матросы не выживут». Порой кому-нибудь приходится брать на себя эту роль. — Я всё равно отказываюсь верить! — потерянно проговорила Саёри. — То, что произошло совсем недавно, это кошмар, но… эм-м… ты ведь и сам ребят видел! Разве может хоть кто-то из них взаправду УБИТЬ? Это не абы что. Они же такие славные. Рантаро сердито закатил глаза и причмокнул: опять она за своё. Впрочем, на сей раз он решил воздержаться от споров с женщиной. Ведь это — дело крайне неблагодарное, особенно, когда она думает, что права. Иногда проще подыграть и идти дальше. Поэтому вместо бурной реакции молодой человек решил тихо поинтересоваться: — Между прочим, а как ты вообще сама дошла до… ну, знаешь, правильного ответа? Никто поначалу вроде бы не дошёл, а ты дошла. Глупышка глубоко вздохнула: — Это произошло не сразу. Сначала мне не давала покоя резиночка на его голове. Очень уж некрасиво и грубо приделана! Я девочка, я в этом толк знаю. Мы не могли трогать тело, боялись, что на нём яд, но… получается, тут два пути. Или Юсон сам так кошмарно её заплёл — но ведь у него раньше была одна, наверное, он знал, как надо? А даже если нет, выбрал бы вариант посимпатичнее: та совсем страшненькая была. А он всё же шёл на свидание! Значит, её специально налепили (скорее всего, у Юри просто других запасных под рукой не оказалось, а те, которые ещё были, мы бы узнали), уже после смерти, чтобы что-то припрятать под волосами? Что именно? Рану, которую мы не должны были увидеть? Но почему? И как её можно получить? Догадка появилась при взгляде на фотографию и когда Нацуки сказала, где именно они в момент прощания располагались. Там рядом ничего, кроме этих разделительных дорожек, попросту нет. Когда нам подтвердили, что яд не был использован, лишь в качестве отвлечения, я стала ещё активнее думать в том направлении. Да и история Юри потом между собой стала всё меньше сходиться, и я окончательно приняла версию удара в висок. Потому что это может быть быстро, безболезненно, и-и-и… — Саёри неловко замялась, отчего-то чуть-чуть покраснев. — В общем, не то, чтобы я слишком уж часто размышляла об этом в каком-нибудь скверном ключе. Просто немного знаю, и в-всё! Правда-правда! — Довольно неплохо для новичка, — Амами попытался немного скрыть своё слишком уж явное восхищение. — Знаешь, я бы сказал вот как: если нашу игру сейчас наблюдают — почти уверен, что так оно и есть — ставки на тебя по сравнению с первым делом немало возросли. — Наверное, это хорошо. Только вот я не хочу всего этого. Больше всего на свете я хочу вернуть старый Литературный Клуб, где все были живы и всё было хорошо, а самой главной проблемой у нас считалась подготовка к школьному фестивалю! Мне так это нравилось. Я не хочу, чтобы кто-нибудь ещё умирал! Хочу только закончить эту ужасную «игру», и как можно скорее. Я знаю, что все этого же хотят! БЕЗ жертв! — отчаянно закричала она в тёмное звёздное небо. Рантаро прикрыл глаза и со знанием дела покачал головой. Всё может оказаться не так просто, как кажется. Гораздо-гораздо сложнее, ведь организаторы всегда найдут лазейку в чьё-нибудь запутавшееся сердце. Но об этом лучше думать в своё время! Ибо здесь и сейчас он, пусть даже с помощью небольшой хитрости и пары довольно удачных манипуляций, своей цели всё же добился. Этой холодной ночью, сразу после второго суда и казни, их НЕ стало меньше ещё на одного человека. Пространство разразил тихий, напоминающий раскат грома, шум. — Ой, что это? Будет дождик?! — вдруг встрепенулась Саёри. — Я думаю, больше похоже на мой голодный живот. С самого завтрака ничего во рту не было, — немного неохотно признался Амами. — Так это не дело! И ты всё молчал?! Пойдём скорее, я тебя чем-нибудь накормлю! — Ну, если вы так желаете… Когда они уже благополучно добрались до лестницы, ведущей на этаж с каютами, Саёри неловко обронила, растерянно глядя в пол: — Спасибо тебе.

Конец Второй Главы