Что первее?

Хорошенько побив говно ведром, Дилюк решился пожарить его с маслом. Оно красиво блестело под солнечными лучами и выглядело гладким как сосательная конфетка. Кухня была маленькая: стояла небольшая плита, ржавые кастрюльки, сковородки и железные кружки, из которых уже несколько лет воняло какой-то непонятной хуйнёй и больше ничего. Всё в доме выглядело очень тупым, особенно сам Дилюк, решивший предаться воспоминаниям о бабушке. Это была обычная старушка, от которой за километр несло запахом старины и чем-то жаренным. Она постоянно носилась по дому в поганом зелёном платке. От него у бабушки были всегда сальные волосы черного цвета с белыми корнями. Рожа была у нее ужасно красная и потная, на щеках жили впадины размером с лунный кратер. Бабушка постоянно чмокала губами и издавала что-то наподобие "Бубубубубубубу". Она спала в маленькой комнатке. Туда можно было попасть прямиком из кухни, если миновать прибитый к стене палас. Кровать стояла почти впритык к двери, на стене красовался красный ковёр, из которого летело неимоверное количество пыли. Свет проникал через малюсенькое окно, но в доме всё равно было серо и темно. Как раз в этой самой нищей комнатушке Дилюк обнаружил свою висящую на верёвке бабушку. Она ужасно воняла, её обычно красное лицо стало каким-то зелёным и белым одновременно, по телу ёрзали мухи и непонятные маленькому Дилюку белые субстанции. Он притронулся к ним, и они полопались. Часть белых червячков начали возиться, а мухи неистово жужжать, разлетаться и стукаться о стены. В этот момент красноволосый чудик первый раз так сильно напугался, что попытался вылезти через окно, но застрял там и просто орал. За то время, пока его не нашла папаша, мухи искусали все пятки мальчику, а тот лишь непонятно мычал и жевал сопли. От этих воспоминаний стало грустно и больно. Дилюк скучал по пыхтящей потной бабке, но от мыслей отвлекло шипящее в масле говно: на нем начало образовываться некое подобие, как любят говорить многие повторы из тик токов, <<хрустящей корочки>>, намекая на готовность блюда. Красный стал шаркать вилкой по сковороде, царапая покрытие, и вываливать дерьмо на белую потресканную тарелку с голубой каёмочкой (ему казалось, что такие тарелки есть у каждой второй бабушки в доме). Дилюк проткнул слепленные им шарики, вытянул губы и положил на высунутый язык. "Чявк, хрум, чявк, хрум, хрум", - тщательно молол говно зубами и размазывал его о нёба. К горлу рефлекторно поступала желчь из желудка. Организм пытался защищать себя, пытался оставить внутри что-то человеческое, что делало его отличным от собак, которые жрут своё же высранное дерьмо. Но Дилюку было похуй. Месиво таяло на языке, рыхлилось на зубах, обжигало пищевод, а желудок бурлил и пытался протолкнуть эту поебень обратно. <<Мы то, что мы едим>>, - но он не ощущал себя говном, вообще не понимал, зачем что-то делает. В его мозгу происходило какая-то абстрактное отстранение от материального мира, ему хотелось чистого скипидара, залезть в канализационную трубу и жевать крысьи хвосты. Дилюк настойчиво не хотел думать и делать. Выжрав половину, его снова вырвало. Из носа потекла кровь, вероятно, что от нервов и давления. Сегодня опять плакать.