tea.

В аэропорту Рино Ибо арендовал внедорожник «Ауди», совсем такой же, который был у него в Нью-Йорке. От аэропорта до их конечного места назначения было чуть больше пятидесяти километров, не больше часа в дороге, если трасса не будет слишком загруженной; по-хорошему, они могли просто заказать трансфер с водителем, но Ибо настоял на личной машине. — Что, если мы захотим куда-нибудь съездить? Пусть даже в магазин за продуктами, будет лучше, если у нас будет машина, — альфа как раз занимался тем, чтобы разместить их вещи в багажнике авто. Он был просторный, и два небольших чемодана более чем легко помещались в нем. Сяо Чжань был с ним согласен; он не подумал об этом, и хорошо, что об этом думал Ибо. Было во всем этом приятное ощущение спокойствия: он знал, что может ни о чем не волноваться, пока рядом альфа. — Лао Ван такой предусмотрительный, мне так повезло, — зарываясь носом в воротник пуховика, омега прятал смущенную улыбку. Он не кокетничал, честное слово, то, что это выглядело именно так, была не его вина. — Вот именно, говори об этом чаще, — Ибо чувствовал глупое удовлетворение от того, что его старания оценили. Их куртки забавно шуршали, стоило ему обнять омегу за талию, где-то там, под слоем наполнителя, точно была его талия. Целоваться на холоде было немного глупо и не очень удобно, губы могли обветриться, но никого из них эти мысли не останавливали. Сяо Чжань неуклюже порылся в кармане куртки — это были самые удобные карманы в его жизни: в них помещалось все, кажется, даже Орешек влезла бы в один из них, и еще остался бы второй. На дне лежал небольшой стик бальзама для губ; гипоаллергенный, со слабым запахом вишни, он приятно ложился на зацелованные губы. Окинув альфу взглядом, Сяо Чжань, недолго думая, провел средством и по губам альфы. На всякий случай. Тот забавно пошевелил губами, смирившись с непривычным ощущением, и на всякий случай коснулся губ омеги легким поцелуем, всего лишь прикосновением. — Поехали. Дорога не была слишком загруженной, но Ибо все равно ехал не торопясь. Впереди, казалось, было слишком много времени, пусть и всего десять дней, но и этого было достаточно, если они проведут это время вместе. За окном простирались горы, то и дело покрытые высокими деревьями, вечно зелеными, заснеженными сейчас. Здесь было много горнолыжных курортов, он узнал об этом в самолете из разговоров других пассажиров, и возможно, они даже займутся чем-то таким. Сяо Чжань предполагал, потому что совершенно не знал, куда конкретно они едут и что будут там делать. Даже место прибытия он узнал только в аэропорту — Ибо настойчиво скрывал от него все подробности и даже его чемодан собирал сам, чтобы не дать омеге раньше времени понять, что его ждет. Омега и правда не догадывался, то и дело склоняясь к мысли, что они полетят куда-нибудь к морю или океану на какие-нибудь теплые острова. Новобрачные ведь часто летают именно в такие места — жить в бунгало на берегу, отдаваться любви в жаркие ночи? Но вокруг были только горы и снег, и такой вариант, если честно, нравился ему куда больше, чем соль океана на коже и тропическая жара, прибивающая к земле. — Какао хочется, — он тихо вздыхает, кажется слишком поддавшись атмосфере. За окном будто все еще Новый год, хотя он уже прошел даже по лунному календарю, но атмосфера волшебства заставляла желать тепла и уюта, горячего какао и пледа. — Какао? — Ибо едва не пропустил чужой вздох за мерным гулом дороги. Щеки омеги порозовели от тепла, едва ли он, конечно, успел замерзнуть, пока Ибо складывал их вещи в машину, но жар печки и теплый пуховик, кажется, окончательно разморили его после долгого перелета. — Мгм… или горячий шоколад, — Сяо Чжань расплылся в улыбке, придавшись фантазии об уютном вечере, когда за окном — снег и сугробы, а в руках чашка горячего и сладкого. Понять его мысли можно было по блаженной улыбке и чуть прищуренным глазам. Ибо невольно усмехнулся, понимая, что выбрал идеальное место для их медового месяца. Оно точно понравится омеге. Проехав прямо еще с пару минут, альфа чуть сбавил скорость, мягко входя в поворот. — Мы приехали? — Сяо Чжань сделал единственное предположение, когда машина остановилась у покрытого снегом небольшого двухэтажного домика. Они ехали сюда? — Еще нет, это кафе, там точно есть какао или шоколад. Подожди здесь, — и в самом деле: если приглядеться, над входом висела соответствующая вывеска, а на парковке чуть в стороне стояла пара машин. Должно быть, это был своеобразный привал для туристов, которые долгое время провели в пути. Волнение, гуляющее в теле вспышками тока, успокоилось. Он так хотел узнать наконец, куда они едут, что совсем не подумал о возможных остановках, тем более, что причиной этой остановки стал он сам. Надо же было ляпнуть, что хочет какао. И ведь все равно Ибо последовал его желанию. Альфы не было меньше десяти минут; машина все это время тихо урчала, чтобы не пришлось выключать подогрев и она не начала остывать на холоде. На самом деле на улице было лишь немногим ниже нуля, но чувствовалось значительно холоднее. Он вернулся с высоким стаканом и крафтовым пакетиком размером с ладонь, точно для печенья. — Держи, — Ибо проскальзывает в салон, торопливо передавая старшему стаканчик, чтобы скорее закрыть дверь и не впускать холодный воздух. — И печенье. Сказали, вкусное. Сяо Чжань глупо смотрел на голубой стаканчик с силуэтами гор, будто наспех нарисованных акварелью, и невольно улыбнулся. — С тобой я совсем забываю, что мне уже тридцать, — и ведь в самом деле: последний, кто так же естественно выполнял его глупые желания, был папа в далеком детстве омеги. Он делал это, скорее всего, потому, что и тогда желания маленького омеги не казались сложными или невыполнимыми. И ведь, должно быть, Ибо столь спокойно потратил время на стаканчик какао именно потому, что это просто стаканчик какао. Хотя… Сяо Чжань знал, был почти уверен, что даже более сложные вещи не смогли бы отпугнуть альфу. — Не понимаю, зачем ты это вообще помнишь, — удобнее устроившись в водительском кресле, альфа повернулся к старшему, невольно улыбаясь в ответ на его смущенную улыбку. — Чжань-гэ выглядит на двадцать. Он, конечно, не поверит, что выглядит на двадцать, но никто другой тоже не верит, что омега в самом деле старше. Ибо ни капли не врет. — Правда? — любопытно выгибая бровь, Сяо Чжань смеется, кажется и в самом деле воспринимая это исключительно как флирт, и именно поэтому продолжает: — Я выгляжу моложе тебя? Тогда, может, мне стоит называть тебя Бо-гэ? — Это первое, что приходит омеге в голову, но, видя, как глубоко вдохнул альфа и чуть потемнел его взгляд, что-то внутри невольно отозвалось жаром. — Почему молчишь? Бо-гэ не нравится такое? М? — он чуть склоняет голову набок, кажется еще не до конца понимая, что именно он делает, но стоит Ибо тихо рыкнуть, осознание накрывает его будто ушат холодной воды. Он не просто флиртует, он буквально провоцирует альфу и, кажется, очень даже успешно, учитывая, насколько густым стал его запах всего в одно мгновение. Его заводит это. — Закрой свой рот, — голос Ибо сходит на рычащий шепот, от которого в груди становится горячо, и даже формулировка, которая в любой другой ситуации была бы обидной, лишь отозвалась жаром в теле. Альфа подается вперед, сокращая расстояние между ними до пары жалких сантиметров, горячим дыханием обжигая губы, будто желая поцеловать и в то же время сдерживаясь, зная, что если сделает это — не сможет остановиться. — Закрой свой рот и посиди так, пока мы не доедем, потому что я не хочу вытряхивать тебя из пуховика на заднем сидении в минусовую температуру, — его взгляд горит и обжигает не хуже слов. Дыхание спирает в груди от того напряжения, которое повисает в машине. Кажется, одно неосторожное движение — и его в самом деле вытряхнут из пуховика и возьмут прямо здесь, даже не перебираясь на заднее сидение. — Договорились? Альфа требовательно выгибает бровь, будто желает получить послушный ответ, но Сяо Чжань лишь тяжело сглатывает, облизывая пересохшие от горячего дыхания губы, шепотом выдыхая: — Все как скажет Бо-гэ, — на секунду кажется, что он довел его — довел альфу, потому что тот утробно рычит и все же сдерживается, вдыхая глубоко сгустившийся запах чужого возбуждения и желания. Он хотел бы сорваться, но они у самого входа в кафе, и даже с учетом подогрева в машине слишком холодно для спонтанного секса. И он сдерживает себя, хоть и с огромным трудом, коснувшись кончиком носа чужого, и отстраняется, возвращаясь к вождению. Сяо Чжань садится ровно, внутри испытывая непривычное волнение и предвкушение; он все еще возбужден, даже его белье слегка намокло — настолько происходящее было горячо, и все же послушно затыкается, отпивая свой горячий какао. Домик был похож на небольшой уютный коттедж; к входной двери вела деревянная лестница, да и сам он был полностью деревянным, отчего внутри стоял специфический аромат. Камин в гостиной приветливо потрескивал, несмотря на то, что дом отапливался и даже полы в каждой комнате были с подогревом, камин был самым настоящим, подтапливаемым древесиной, лежащей рядом, отчего атмосфера внутри получалась совершенно особенной. В спальню вела крутая лестница, хотя спальня, — по сути, второй открытый этаж, — даже не являлась отдельной комнатой: почти все пространство под крышей занимала кровать, а из окна у изголовья открывался вид на не замёрзающее озеро и редкие сосны у берега. — Тебе нравится? — это был глупый вопрос. Стоило им войти, Сяо Чжань сбросил куртку на пол, обходя все небольшое пространство — гостиную, совмещённую с кухней, и поднялся на второй этаж, попутно заглядывая в ванную. — Это потрясающе, — омега даже не преувеличивал, он в самом деле считал так, больше всего жалея, что не взял с собой ничего для рисования, только скетчбук и карандаш, хотя это ведь их медовый месяц, когда бы он рисовал… — Как ты нашел это место? Хайкуань? Хорошо, что они додумались взять камеру: он сможет сделать снимки и потом, вернувшись домой, запечатлеть это время на холсте. Обжигающий поцелуй касается шеи, заставляя вздрогнуть; он и не заметил, как Ибо поднялся наверх, накрывая ладонями бока и целуя шею снова. — Нет, хотя он помог с организацией. О нем мне рассказал Цзы Тао, извинился за то, что не сможет прийти на саму свадьбу и посоветовал присмотреться к этому месту, — Сяо Чжань глупо улыбается, слушая чужой рассказ и поворачиваясь в объятиях лицом к альфе, чтобы обнять за шею. Цзы Тао и в самом деле расстроился, что не смог прийти, — его поездка в Китай так неудачно совпала с датой их свадьбы, и все равно он внёс свою лепту. — Здесь потрясающе, — улыбка тонет в поцелуе, а тонкие пальцы омеги касаются чужой шеи, зарываясь в волосы на затылке. Ибо любит, когда он делает это, урчит, будто большой кот и прижимается ближе. Хочется ещё чуть-чуть увлечься, потерять счёт времени, отложить на потом ужин, душ и сумки, которые нужно разобрать. Лёгкое возбуждение не давало покоя ещё с их разговора в машине, а стоило углубить поцелуй до откровенного — и вовсе все дела перестали быть важными. — Не так быстро, сначала душ и еда, — если бы кто-нибудь сказал Сяо Чжаню, что именно Ибо будет тем, кто отложит секс на потом, он бы никогда не поверил, но стоило вспомнить о том, что это их первая брачная ночь, первая близость в качестве супругов… возможно, поэтому Ибо откладывает — хочет сделать все правильно. Сяо Чжань тоже хочет, но слова вырываются сами. — Как скажет Бо-гэ, — пальцы сильнее впиваются в его бока, почти до боли, но эта боль приятна. Он и подумать не мог, как сильно это обращение заводит его теперь уже мужа. Альфа подается вперёд, больно прикусывая губу, будто наказывая этот непослушный рот, но Сяо Чжань не может перестать улыбаться. Кончики пальцев щекочет будто от разрядов тока, стоит представить, что будет, если назвать его так в постели, когда Ибо и без того едва держит себя в руках. Он сорвётся. Определенно, сорвётся. — Иди первым, я достану вещи из сумки и посмотрю что есть в холодильнике, — попытки выглядеть послушным терпят полный крах. Ибо звонко шлёпает по заднице, будто точно знает, о чем старший думал ещё секунду назад, предостерегая, но что толку. Он скрывается в ванной первым, пока омега, как и обещал, заглядывает в холодильник. Ибо явно постарался — все видимые поверхности были заставлены контейнерами с готовой едой. Полноценный сбалансированный рацион на каждый день. Иногда они заказывали такое домой, когда Сяо Чжань слишком увлекался написанием картины и проводил дни напролет в своей маленькой мастерской. Ибо не мог позволить ему пропускать обеды и ужины или заказывать из раза в раз лапшу или пиццу. Такой внимательный. Вещи из чемодана так же быстро переместились в свободный шкаф. Они не брали слишком много — нет нужды. Как минимум три дня займет течка — к чему брать лишнее? Он успевает ещё раз обойти домик, прикоснуться к деревянным стенам, выглянуть во все окна, будто не веря, что пейзаж за окном реальный, и даже забросить небольшую щепку в камин, слушая приятный треск дерева. На улице неотвратимо темнело, зимой в целом темнело довольно рано, но включать свет совершенно не хотелось. Языки пламени танцевали в камине, бросая тени на стены, отчего все вокруг будто пронизывало волшебство. — Так стемнело, — Ибо вышел из душа почти бесшумно, хотя, казалось, каждая досочка здесь издавала звуки. — Теперь твоя очередь. Он даже не был удивлен, найдя омегу у камина. Ему и самому он пришелся по душе, и стало немного жаль, что нельзя сделать такой в квартире, разве что искусственный, но он и близко не походил бы на этот. — Да, я быстро, — отрываясь от созерцания пламени, откидывая голову назад, Сяо Чжань невольно улыбается. Ибо казался ужасно домашним с влажными, растрёпанными волосами, в привычных пижамных штанах — он знает, что на голое тело. Отсветы огня играли тенями на его обнаженной коже, тонули в изгибе мышц, добавляя глубины, подчёркивая редкие капли влаги. И почему ему достался этот альфа, как он это заслужил? Скрываясь за дверью ванной, омега находит собственное отражение в зеркале. В нем ведь ничего особенного, ничего, что можно было бы считать необычным или уникальным, ничего, что сам он мог бы смело назвать красивым, и все же… И все же Ибо его полюбил. Ибо считал его красивым. Альфа и сам засиживается у камина. От него тянет жаром и специфическим приятным запахом, которым он все не мог надышаться. Плюшевый ковер у камина был как нельзя кстати, и он хотел бы побыть здесь ещё вместе с омегой, хотя бы пока его волосы не подсохнут, прежде чем подняться с ним в спальню. Ибо слышал, как скрипнула дверь ванной, как босые ноги ступали по деревянному полу. Он был достаточно теплым, чтобы позволить это, и все же что-то внутри хотело надеть на омегу носки. Какой-то дурацкий рефлекс. — Бо-ди… — носки явно были бы лишними, думает альфа, обернувшись через плечо назад и цепляясь взглядом за обнаженные колени. С этого положения омега казался ещё более высоким и тонким. Его ноги были обнажены, и только верхнюю треть бедра прикрывала рубашка. Кажется, его, альфы, рубашка. Не давая понять, есть ли под ней белье, но вот что точно было — два тонких кожаных ремешка, огибающих бедра, будто браслеты. Одно и второе. — Что это? — голос казался ниже, чем он рассчитывал, но что он мог сделать. — Портупея, — омега невольно двинул ногой, чуть сгибая в колене, отчего край рубашки чуть приподнялся, впрочем все ещё не показав ничего лишнего. — Тебе нравится? Все такой же глупый вопрос. Он знал, что нравится, именно поэтому так смело купил подобное и надел это сейчас. Он знал, что Ибо понравится. Ему ведь нравятся его ноги — тонкие и длинные, и хрупкие щиколотки, которые он бесконечно целует, закинув себе на плечи, бедра, которые мнет в любой удобный момент. Колено согнулось ещё чуть больше, будто приблизившись к альфе, что тот воспринял как призыв к действию, подаваясь навстречу и целуя гладкую кожу. Слишком гладкую. Пальцы невольно коснулись голени, все такой же гладкой. Раньше так не было. — Тебе нравится? — вопрос, явно касающийся не портупеи. Сяо Чжань так старался быть сегодня идеальным, чтобы ни одна мелочь не испортила впечатления от его внешнего вида, его наряда и украшений на теле. Он не делал такого раньше, хоть и знал, что многие омеги стремятся быть идеальными всегда, удаляя волосы едва ли не везде ниже бровей. Ибо никогда не акцентировал на этом внимание, кажется, просто не обращая его на это. И все же сейчас казалось до глупого важно получить какой-то ответ, вот только и сам омега не знал, какой именно. Будет жаль, если Ибо не понравится, и все так же жаль, если понравится слишком сильно, — Сяо Чжань знает, что начнет зацикливаться из-за этого. — Да, — альфа улыбается, ведя кончиком носа от колена к первому ремешку, сдавившему бедро. — Но раньше мне нравилось не меньше, — прихватывая зубами кожу у портупеи, он ладонями оглаживает голени кончиками пальцев, щекоча под коленом. — Но больше всего мне нравится, когда тебе комфортно. Такая глупость, хочется сказать, но вовсе нет. Сяо Чжань уже знает это, знает, что когда чувствует себя комфортно, он более расслаблен и открыт, более уверен в себе, и это нравится Ибо особенно сильно. — Вот как, — он и сам едва сдерживает улыбку, стараясь быть смелым и упираясь пальцами ноги в грудь альфы, заставляя чуть отодвинуться. То, как послушно Ибо следует его требованию, заводит их обоих. — Так сильно любишь меня? — Люблю, — Ибо не добавляет слов, которые могли бы подчеркнуть насколько. Всю степень его любви выражает взгляд. Кажется, что потемневшие зрачки ловят отсветы огня, вот только сам огонь остался за спиной альфы. Ему достаточно смотреть на омегу перед собой, до невозможного прекрасного, как никогда уверенного в себе, и от этого ещё более сексуального, чем обычно. Чужая уверенность вызывает невольную улыбку. Он ведь так любит. Так сильно любит. Не меньше, чем любит сам Сяо Чжань. Разве могло такое случиться. — Тогда поцелуй меня, — он улыбается, но улыбка его выглядит игривой и будто шкодливой. Альфа порывает подняться, но кончики пальцев, все так же упирающиеся ему в грудь, давят снова, не позволяя, и альфа слушается. Омега продолжает упираться ступней ему в грудь, едва вздрагивая, когда ладонь альфы касается нежной кожи на подъёме. Ибо склоняется перед ним, оставляя короткое прикосновение на тонкой ступне, поднимаясь выше к острой косточке сбоку, целуя снова и снова. Он уже делал это, правда, немного в другом положении, отчего ощущения были совершенно другими, и близко не похожими на эти. Влажный язык касается ещё теплой после душа кожи щиколотки. А может, все дело в горящей внутри страсти, что грозила вот-вот затопить их. Поцелуи медленно поднимались выше, как и руки все норовили коснуться мягкой кожи бедра, пробраться кончиками пальцев под тугой ремешок портупеи. — Щекотно, — Сяо Чжань проронил, кажется, без малейшего намёка на то, что это правда, вместе с тем снова упираясь ступней альфе в грудь и надавливая чуть сильнее, заставляя спиной опереться на стоящее рядом кресло. — Держи свои руки при себе. Ибо мог лишь послушно отпустить чужие ноги, цепляясь взглядом за покрасневшую кожу бедра — и когда только успел вцепиться так сильно, наверняка ведь останется синяк. — Так не терпится? — кончики пальцев ноги очертили впадинку на грудине, огибая напряжённый сейчас пресс до самого низа живота, останавливаясь у напряжённого члена, натянувшего ткань штанов. — Очень, — Ибо и не собирался отпираться, даже больше — вот-вот он и сам бы намекнул на то, как сильно ему не терпится. — Так что останавливает Бо-гэ? — Сяо Чжань едва успевает договорить — звук его голоса тонет в урчащем рыке альфы, а сам он дёргает омегу за ногу, заставляя обрушиться сверху, оседлать себя. — Что ты за несносный омега! — Ибо все продолжает утробно порыкивать, кажется, впервые столь ярко и характерно, а Сяо Чжань не может сдержать довольный смех, закидывая руки альфе на плечи и теснее прижимаясь к напряжённому члену. — Не могу остановиться, — Сяо Чжань не врёт. То, как Ибо реагирует на это обращение, заставляет его тело дрожать в предвкушении. Хочется спросить, называет ли его так кто-нибудь ещё и всегда ли он реагирует именно так, но хочется верить, что все дело именно в нем. — Бо-гэ… Ладони альфы до боли впиваются в ягодицы, там тоже останутся синяки, он знает и все равно выгибается в пояснице, будто желая получить больше. Член в таком положении прижимается к такому же возбуждённому члену Ибо, отчего по телу проносятся искры, будто электрические разряды. Он заваливается ещё чуть больше на альфу, сильнее обнимает за шею, пряча лицо между шеей альфы и собственным плечом, так удачно, почти касаясь губами его уха и томно вздыхая от напряжения. Вздох получается ещё более глубоким, стоит альфе чуть замахнуться и шлёпнуть его по ягодице. Звук от удара по обнаженной коже даёт понять, что рубашка окончательно задралась или альфа сам задрал ее, чтобы добраться до его тела, не важно. Второй шлепок отзывается задушенным мычанием и коротким движением бедер по инерции от шлепка, отчего омега лишь больше притерся к члену альфы. — Бо-гэ так жесток, — он вздыхает шепотом и наконец стонет от очередного, третьего, шлепка. Звук от него оглушительный, но нет и капли боли или так только кажется, потому что член стоит, а смазка медленно стекает на бедра. А ведь это даже не течка. — Ты закроешь свой рот? — фраза так хорошо вписывается в ситуацию, так хорошо звучит его рычащим голосом, но омега не может сдержать глупой улыбки. Почему-то даже грязные разговорчики Ибо во время секса звучат слишком мягко, а сейчас и вовсе немного отчаянно, будто он в самом деле надеется, что омега закроет свой рот и перестанет его провоцировать. — Бо-гэ не нравится? — улыбка не сходит с губ, даже когда рык в груди альфы нарастает с новой силой, а шлепок заставляет вздрогнуть. — Тогда заставь меня замолчать. Он очень надеется, что Ибо это в самом деле сделает, и выдыхает с облегчением, когда тот чуть спускает влажные от их смазки штаны, даже не пытаясь снять их, и толкается в чужое тело, чуть надавливая на бедра, чтобы омега опустился до основания. Низ живота слабо тянет от столь резкой наполненности, но удовлетворение затмевает собой все. Стон получается задушенным, будто хнычущим, а бедра едва заметно подрагивают, двигаясь из стороны в сторону. Ибо даёт ему немного времени привыкнуть, хоть и знает, что омега достаточно возбуждённый и мокрый, чтобы не навредить ему. Сяо Чжань окончательно обмякает на груди альфы. Он так давно ждал этого, едва сдерживался последние полчаса, хотя сам же завел эту игру. Колени ослабли от острого удовольствия, почти перестав держать тело, но Ибо этого даже не заметил, чуть выше подтягивая чужие бедра, и, крепко сжав, толкнулся снизу, вбиваясь в дрожащее тело. Ремни портупеи натянулись, сжимая кожу бёдер, особенно ярко ощущаясь на внутренней стороне бедра, слишком чувствительной сейчас. Перед глазами темнело от множества ощущений, накрывших его с головой, прикосновений портупеи к коже, крепких ладоней альфы, впившихся в его бедра, его члена с уже чуть набухшим узлом, все резче входящего в его тело. Напряжённый до боли член не переставая тёрся о пресс альфы, как и соски неприятно касались ткани рубашки, стоило омеге прижаться к чужой груди. Он изнывал от множества ощущений, не в силах ухватиться за что-то одно, сосредоточиться на чем-то, лишь не переставая стонал. Не было сил, даже чтобы кричать, и он сладко вздыхал на ухо альфе, кажется повторяя то самое, что будоражило Ибо. — Укуси меня, — Сяо Чжань выдыхает все так же тяжело, его ведёт и слегка шатает от мощных толчков альфы. Слова, кажется, теряются в звуке влажных шлепков плоть о плоть, но Ибо прекрасно слышит каждый выдох омеги. — Укуси меня, Ибо. Ибо ведёт не меньше, особенно теперь, когда Сяо Чжань просит его об этом. Они говорили об этом, говорили, что омега не против метки, что согласен на нее после свадьбы, и теперь, когда свадьба осталась позади, они мужья и это их первая ночь в новом статусе, Сяо Чжань просит укусить его. Все внутри зудит от потребности сделать это — вцепиться зубами в чужую шею, пометить, присвоить его себе раз и навсегда. Но Ибо думал, что они обсудят это снова, просто чтобы убедиться, что омега не против, что это взвешенный шаг. — Укуси меня, Бо-гэ, — Сяо Чжань скулит, а Ибо подаётся вперёд раньше, чем в самом деле успевает осознать свои движения. Тянется дальше, чтобы вцепиться зубами в загривок. Это место кажется ему самым правильным. Сяо Чжань скулит, сжимаясь на чужом члене, и кончает, пачкая живот альфы. Его бьёт крупной дрожью от каждого толчка спермы, будто все нутро выкручивает, и он воет от удовольствия, когда альфа кончает следом, изливаясь глубоко в него, запирая узлом сперму. Вкус крови на зубах слегка пугает, стоит помутнению сойти. Он не помнит, как долго сидит так, впившись зубами в загривок омеги, но вряд ли дольше пары секунд. Сяо Чжань все ещё дрожит, его бедра судорожно сжимаются, из лёгких то и дело вырывается слабый, уставший стон. Ибо требуется пара минут, чтобы осознать все: Сяо Чжань будто из его самого порочного сна, все то, что они творили здесь, и метка. Метка, которую он поставил, пойдя на поводу возбуждения и жажды, его собственнических порывов. Перебирая влажные волосы у загривка омеги, он сжимал его в объятиях, пока узел не опал, а старший не выдохнул, уставше и удовлетворённо. Так мило. — Все хорошо? — Ибо немного переживал, о многом на самом деле, но больше всего о метке. Она все ещё немного кровила и наверняка ужасно болела. — Все хорошо, — Сяо Чжань же, кажется, не переживал вообще. Он был слишком обессилен, чтобы переживать, уткнувшись носом в плечо альфы и прижавшись губами к горячей коже. — Все хорошо… — Мы не поторопились? — конечно, было поздно рассуждать об этом сейчас, все уже было сделано, но Ибо испытывал волнение. Могло же случиться так, что Сяо Чжань тоже потерял голову от возбуждения. — Я хотел этого, ты же знаешь, — приходится найти в себе силы, чтобы оторваться от чужой груди и заглянуть альфе в глаза. Он был так взволнован, будто сожалеет о случившемся, но омега понимал, что это не так. Конечно, Ибо не сожалел, он был счастлив и все же не мог перестать волноваться. — Хотел быть твоим мужем, хотел носить твою метку, хотел родить твоих детей. Хотел в тот момент, когда сказал тебе «да». Сейчас ничего не изменилось. Сяо Чжань смотрел в чужие глаза, кажется впервые говоря столь откровенные вещи. Он говорил слова любви раньше, но это… Это было иначе. — Я… — Ибо не мог найти нужного слова, не мог оторвать взгляд от чужих уверенных глаз. Он хотел бы сказать: «Я люблю тебя», но едва ли это могло бы донести омеге все те чувства, что он испытывал в этот момент. Кажется, названий половины этих чувств альфа и сам не знал, как он мог объяснить их. — Я знаю, — их знал Сяо Чжань, и ему на самом деле не нужно было слышать о них. Он знал все это. Знал, глядя в глаза альфы, знал, видя его поступки и отношение. Ибо научил его любить себя, может быть, ещё не до конца, но он близок к этому как никогда. Ибо научил его ценить себя, показал ему новую жизнь, показал, что он чего-то стоит. — Я тоже, — омега улыбается, искренне и безумно нежно, отчего глаза мило щурятся, губами касаясь чужой улыбки.

***

Ибо прижимается ближе к омеге, носом касаясь кожи загривка у самой метки, щекотно обнюхивая кожу. Пока что здесь самый сильный запах. Запах занятого, помеченного омеги. Со временем, когда метка окончательно заживёт, а на ее месте останется лишь шрам, этот характерный аромат станет естественным для омеги. Самым вкусным для Ибо и кричащим об опасности для других альф. Цзаньцзынь сказал бы, что это звучит ужасно, потому что омега практически теряет свой чистый, естественный аромат, напитываясь запахом альфы. Сяо Чжань и без этого пах им уже давно и слишком сильно, но сейчас это было совершенно иначе. — И как долго ты планируешь это делать? — альфа даже не заметил, как давно омега проснулся, настолько поглощённый его ароматом и своими мыслями. Сяо Чжань проснулся не так уж и давно, но причиной этого в самом деле были лёгкие прикосновения кончика носа к шее. Загривок все ещё слабо болел и был чувствительным, хоть и прошло уже два дня, а его запах становился все более насыщенным и ярким, и дело было не только в интенсивном аромате кардамона, что буквально стал его собственным наравне с чаем, дело было в приближающейся течке. — Надеюсь, ближайшие лет пятьдесят, — Ибо улыбается немного глупо, что прекрасно слышно в его голосе, и прокладывает уже излюбленный им путь вокруг метки губами, сцеловывая с кожи необычно вкусный аромат, слишком яркий сейчас, отчего ведёт ещё сильнее. — Я не собираюсь столько жить, — омега стонет, пытаясь повернуться в объятиях лицом к альфе. Он все ещё не открыл глаза, если честно, чувствуя себя слишком лениво и все ещё сонно, хотя спал вряд ли меньше десяти часов. — У тебя нет выбора, — Ибо помогает ему повернуться, снова подтягивая ближе к себе за поясницу, и, огладив ягодицы, закинул чужое бедро на себя, сплетая ноги. Ему бы сейчас прижаться ещё чуть ближе, толкнуться в тело омеги, довести его до оргазма, заставив провалиться в сон от усталости, но течка начнется не позднее, чем этим вечером, а скорее — и вовсе к обеду. Он вполне может подождать момент, когда старший сам его об этом попросит. Вместо этого он находит губы поцелуем, ладонями возвращаясь к талии все тем же путем, оглаживая ягодицы вновь. — Сходим сегодня к берегу? — Сяо Чжань шепчет между ленивыми поцелуями, едва ли не прикосновениями губ друг к другу. — У тебя хватит сил? — альфа чуть отстраняется, выскальзывая рукой из-под одеяла, чтобы поправить торчащую прядь волос, заправив за ухо омеги, кончиками пальцев касаясь лба, стараясь понять, поднялась ли температура. В течку он всегда ужасно горячий, будто в самом деле плавится от страсти и возбуждения. Сейчас, кажется, температуры ещё не было, и они, возможно, в самом деле успеют прогуляться, прежде чем тело начнет гореть, а сам омега — изнемогать от желания. — Мы только туда и назад, а если я устану, ты понесешь меня на спине, — он улыбается, подаваясь навстречу ласковым прикосновениям чужой руки. Его глаза все так же закрыты, кажется, он уснет сразу после фразы, продолжая спать, пока течка не заставит подняться, но нет. Будто собравшись с духом, Сяо Чжань открывает глаза. Они кажутся чуть поплывшими, но все ещё вполне осознанными, и Ибо поддается мимолётному порыву, целуя чуть теплый лоб омеги, переносицу и кончик носа. — Конечно, — он шепчет между поцелуями, потому что, конечно, он понесет. Это будет довольно забавно выглядеть, учитывая габариты их зимней одежды, и все же он понесет. Завтрак проходит в постели, стараниями альфы совершенно без труда. Он потратил время лишь на то, чтобы заварить омеге чашечку чая, а себе — кофе. Сяо Чжань в самом деле кажется уставшим и обессиленным и все же уверенно надевает свой теплый костюм, влезая в ботинки. Его чуть ведёт, стоит резко выровняться после одного, и Ибо заставляет его сесть на невысокую тумбу у входа, помогая надеть второй ботинок. Тот даже не сопротивляется, здраво расценивая свои силы. И куда им только гулять, но все равно они настойчиво идут. Тропинка от домика к самому берегу прочищена местным смотрителем и протоптана их собственными следами — они ходили к берегу вчера вечером перед сном, и с того времени нового снега не появилось, хотя и без этого его было более чем достаточно — чуть выше щиколотки. Сяо Чжань сам себе напоминал пингвина — он лениво топал чуть впереди, держась за руку альфы, чтобы не потерять координацию, хоть и был уверен, что этого не случится. Почему-то на улице его сонливая слабость будто отступила — осталась в тепле дома, не рискнув выбраться в настоящую кинематографическую зиму. Дышать стало легче, будто холодный воздух, пробираясь в лёгкие, вынимал из него все ненужное, унося на выдохе. Всю его ленивую сонливость, жар тела, будь в нем печаль или тоска — наверняка и ее унесло бы на одном дыхании, но ничего не было. С Ибо почему-то ничего такого вообще не случалось. — Все хорошо? — Ибо уточняет по инерции уже раз в третий за их прогулку длиной в десять минут. Обычно, чтобы дойти до берега, хватает и пяти, но Сяо Чжань шел слишком медленно, лениво перебирая «лапками». Добравшись до воды, он опустился на корточки, кончиками пальцев трогая ледяную воду. В этом озере она не замерзает даже зимой. — Да, — омега оборачивается, улыбаясь широко, очень нежно. Он все ещё немного взъерошенный — опять пошел без шапки, но тут даже Ибо бессилен и позволяет, пока нет ветра и температура лишь немногим ниже нуля. — Такой воздух потрясающий, так хорошо. Он хотел бы запомнить это ощущение, привезти его домой и передать через картину, которая стала бы памятью об этом времени. Такой же памятью, как была и «Окинава», только счастливой. Краем глаза он видит чужие движения — Ибо отходит чуть в сторону, замирает на секунду и присаживается сам, делая ещё несколько фото омеги на фоне озера и гор. — Хватит снимать меня, лучше фотографируй вид, чтобы дома я мог нарисовать это, — он улыбается и даже не удивляется, когда Ибо делает ещё несколько снимков. — Я фотографирую самый красивый вид здесь, — опуская камеру, альфа улыбается, приподнимая уголок губ, и, если честно, вообще не врёт. Горы и озеро — это круто, но видеть Сяо Чжаня, улыбающегося так ярко и искреннее, — это намного лучше. Он невольно вспоминает то время, когда они только познакомились. Тогда омега почти не улыбался, лишь скромно приподнимал уголки губ, что вызывало только чувство боли. Как много времени прошло тогда, прежде чем альфа увидел его настоящую улыбку — широкую, безумно красивую, полную счастья. Сейчас хотелось запечатлеть это. — Ты ужасен, — он смущается, как и каждый раз, когда Ибо делает глупости. Поднимается на ноги, подходя ближе к альфе и заглядывая в небольшой экран, просто чтобы убедиться, что, кроме него, там есть ещё хоть что-то. — Молодые, сфотографировать вас? — их окликает пара несколько старше их, должно быть, возрастом их собственных родителей. Улыбчивая и очаровательная, стоящая чуть в дали, все на той же пропинке. Встретить других туристов здесь было не так уж сложно, хоть территория и охранялась, жители других домиков то и дело бродили теми же тропками, а если подняться на ближайшую гору по туристической тропе — там можно встретить в разы больше людей — они поднимались только раз, чтобы увидеть озеро с высоты, и успели нарваться на две экскурсионные группы. Появление пары не было совсем уж неожиданностью. — Такая красивая пара! У вас должно быть много снимков, — более улыбчивый, вероятно, омега, пошел чуть ближе, навстречу к ним, вцепившись под локоть за альфу, чтобы он не отставал. Ибо и в самом деле передал им камеру, наблюдая, как та из рук омеги перекочевала в руки альфы. Тот, кажется, и не предполагал, что может быть как-то иначе, окинув аппарат взглядом и принявшись что-то настраивать под себя. Цзаньцзынь объяснял им «базовую базу», когда отрывал от сердца один из своих фотоаппаратов, больше подходящих как раз для любительской съёмки. Никто против не был на самом деле, потому что сами не слишком заморачивались технической стороной процесса, делая снимки буквально в семейный альбом, на память. — Так хорошо, будто молодожены, — омега поглядывал то на своего альфу, все пытаясь глянуть, что там получается, то на саму пару, что, неловко помявшись, все же расслабились, обменявшись улыбками, прикосновениями рук, а после и объятиями с лёгким поцелуями и прикосновениями кончиками носов. — Я угадал? — заметив смущённые улыбки и чуть заалевшие щеки молодой пары, тот, кажется, только больше обрадовался. — Да, мы приехали сюда в свадебное путешествие, — Ибо и сам чувствовал странное смущение. Он уже давно представлял Сяо Чжаня как будущего мужа, а теперь он уже просто муж. Окончательно и бесповоротно муж. — Хорошее место выбрали, — впервые за все время говорит именно альфа, протягивая фотоаппарат Ибо и едва заметно улыбаясь, стоит им нетерпеливо пролистать получившиеся снимки, которые даже на таком экране выглядели впечатляюще. — Тридцать лет назад мы оказались здесь точно так же; тут еще не было этих домиков, жить приходилось чуть дальше, в ближайшем городке. Сейчас, конечно, совсем удобно стало. Им, вероятно, и в самом деле не меньше, чем Вэйшену или родителям Ибо, и все же они выглядят совершенно влюблёнными и гармоничными. «Надеюсь, спустя столько лет мы будем выглядеть так же», — мысль проскальзывает в голове каждого, и каждый верит, что будет именно так. — Мы живём в домике чуть выше по склону, зовите нас, если захотите пофотографироваться, этот дедуля очень хорош в этом! — омега широко улыбается, похлопывая мужа по плечу, будто гордится его умениями больше, чем сам альфа, что наверняка именно так и было. Сяо Чжань неловко улыбается, не зная, как стоит отказать, потому что отказывать, казалось бы, и не хотелось, и дело не только в снимках. Почему-то эта пара показалась ему очень милой, и он был бы не против послушать их истории из жизни. Что-то подсказывало, что этому омеге есть что рассказать, вот только… — В ближайшие дни им это вряд ли понадобится, — альфа сам лишает их необходимости неловкого отказа, и от этого становится ещё более неловко. Неужели даже на открытом воздухе так заметно, что у него вот-вот течка?.. — Не смущайтесь, — омега улыбается только шире, вот уж кого, а его это точно не смущает, да и старшего альфу, должно быть, тоже. — Мы здесь всю зиму живём, так что заходите в любое время на чай, сделаем вам памятных фото, тем более такой повод — свадебное путешествие, — звучит ровно настолько мечтательно, чтобы спросить, как прошло их собственное свадебное путешествие здесь же, но тридцатью годами ранее, и Сяо Чжань наверняка ещё спросит, просто чуть позже. — Обязательно зайдём. Они возвращаются в домик почти сразу, расставшись с парой. Сяо Чжань чувствует, как нарастает жар в теле, о чем сообщает альфе, и они торопятся вернуться, успевая как раз ко времени. Первый стон вырывается из груди, как только закрывается входная дверь. Омега тяжело опускается на ту же тумбочку, на которой еще час назад Ибо надевал ему ботинок, и тянет язычок замка на куртке вниз. Ему ужасно жарко в пуховике. — Давай я помогу тебе, — Ибо убирает чужие руки, расстегивая замок, и, стащив рукава, оставляет куртку бесформенной кучей за спиной омеги. Не больше минуты уходит на то, чтобы стащить с него ботинки, а стоит поднять глаза, альфа натыкается на обнаженную грудь, — поддавшись чувству жара, Сяо Чжань почти успел стащить с себя и кофту. — Мне так жарко, — он тихо стонет, едва ли не запутавшись в вырезе кофты, и все же стаскивает ее, ероша волосы, оставляя болтаться на предплечьях. — Давай, иди ко мне, я отнесу тебя в постель, — снимая кофту с рук и отбрасывая ее сверху на пуховик, альфа тянет чужие бедра ближе, чтобы удобнее подхватить его на руки. Сяо Чжань послушно подается навстречу, закидывает руки на плечи, безвольно повисая в сильных руках альфы. — Да, отнеси меня в постель… Бо-гэ.