tea.

Просыпаться от лёгкого поцелуя, коснувшегося плеча, стало чем-то привычным, как и в целом ощущение тесных объятий. Оказалось, Ибо любит обниматься, особенно сильно во сне, прижимаясь со спины большой ложкой и отказываясь отпускать до самого утра. Сяо Чжань, впрочем, быстро к этому привык. Да и как иначе — он сам разрешил Ибо остаться в ту ночь, не имея ничего против объятий, и альфа, естественно, остался. В ту ночь и в следующую, а потом как-то совершенно естественно увел омегу в собственную спальню, по пути подхватывая и Орешек, чему последняя была крайне рада. — Доброе утро, — затылок покрывается мурашками от низкого, сонного голоса альфы. Нос проходится вдоль макушки, вдыхая яркий, теплый запах омеги — он делает это каждый раз, кажется даже не осознавая до конца, прижимает Сяо Чжаня крепче к себе и глубоко вдыхает. Так смущающе и в то же время так приятно. Держит пару секунд в удушающе крепком объятии и чуть ослабляет, позволяя вдохнуть. — Доброе, — Сяо Чжань не может сдержать сонной улыбки. То, как Ибо жмется к нему, трётся носом о загривок, сонный и ласковый, — он был совсем не похож на того альфу, которого омега привык видеть. — Орешек уже убежала, пора вставать. — Ещё две минутки, — вторая рука настойчиво пробирается под боком старшего, заключая в крепкий плен, из которого уже не выбраться. Это кажется забавным — то, как Ибо каждое утро противится необходимости вставать с постели, торгуется, просит еще пять минут, точно ребенок. — Ну же, Лао Ван, отпусти меня, я сварю тебе кофе, — омега лениво хлопает по чужим ладоням, сцепленным на его животе, но Ибо даже не думает поддаваться на уговоры. Дразнить друг друга слишком быстро вошло в привычку. Ибо каждый раз шел на поводу, начиная дразнить в ответ, еще больше напоминая собой неугомонного ребенка. Он, разумеется, уже давно не ребенок, но каждый раз Сяо Чжань с тревогой вспоминает, что Ибо все еще двадцать четыре — он так молод и юн. — Не нужно, — но Ибо, вопреки ожиданиям, не принимает его шутливый вызов. Прижимает скованного объятиями омегу ближе к себе, хотя, казалось бы, куда ближе, и мягко целует загривок, сводя на нет любое желание дурачиться. — Давай позавтракаем не дома? — Почему? — щек касается слабый румянец. Все же привыкнуть к подобному оказалось сложно. Ибо не позволял себе ничего «слишком». Он свободно брал его за руку, но он и раньше мог сделать это, когда омега не хотел заходить в какой-нибудь магазинчик или кафе, и, даже переходя дорогу, мог спокойно прихватить его за руку, чтобы не потерять в толпе и Сяо Чжань не отстал. Сейчас, пусть он и стал позволять себе чуть больше: ленивые поцелуи по утрам в знак приветствия или прощания перед уходом на работу, в благодарность за ужин или кофе, — он не делал ничего, что могло бы показаться омеге лишним или слишком настойчивым. Даже эти легкие поцелуи в плечи и шею по утрам смущали просто безмерно, но не казались лишними, скорее даже наоборот — очень уместными здесь и сейчас. — А почему нет? Хочу побаловать Лао Сяо, — Ибо улыбается — это слышно в его голосе, мягком и чуть игривом. Наверняка, ощутив градус чужого смущения, решил его чуть разбавить. Очередная черта, что сейчас казалась Сяо Чжаню идеальной: то, как альфа понимал его состояние. — Дресс-код — удобная одежда, у нас… сорок минут на сборы. Ибо возится за его спиной, ослабляя объятия, чтобы приподняться и коснуться губами все еще алого от смущения виска старшего. Он уходит в первую очередь на кухню, где Орешек уже сидит возле миски в ожидании завтрака, а Сяо Чжань стыдливо прячется в подушку. Он привыкнет ко всему этому, разумеется, привыкнет, но нужно немного времени. Конечно, если Ибо сам не перестанет делать все эти смущающие вещи — такое ведь может быть? Наверняка может. Эйфория начала отношений всегда отличается от привычки находиться рядом и повседневной рутины, когда отношения перестают быть чем-то новым. Сяо Чжань знает это на собственной шкуре. Ибо возвращается через пару минут, когда из кухни доносится характерный звук скольжения миски по полу. Игриво хватает омегу за ногу через одеяло, заставляя барахтаться от неожиданности, и скрывается в ванной, напоминая о том, что, если Лао Сяо продолжит лежать, Ибо вернется к нему и они никуда не пойдут. Звучит слишком неоднозначно и от этого еще более смущающе. Это заставляет перестать прятаться в подушке, садясь в разворошенной за ночь постели. Взгляд сам собой натыкается на картину — ту самую, которую он «подарил» Ибо. Он в самом деле повесил ее напротив кровати, возможно, даже смотрит на нее каждое утро, как и обещал. Из ванной комнаты доносится звук воды, и это почему-то тоже его смущает. Одно осознание, что за тонкой стенкой альфа совершенно обнаженный принимает душ. Звучит так, будто он мог бы принимать его одетым. Сяо Чжань накрывает лицо ладонями, хлопает себя по щекам, надеясь изгнать все эти дурацкие мысли из головы. Получается плохо. И вот теперь он сбегает из чужой комнаты сам, едва ли не спотыкаясь через Орешек, что, довольная, шла в спальню, наверняка надеясь получить порцию ласки родителей. Впрочем, даже их отсутствие в постели не останавливает ее от желания снова забраться на нее по свисающему одеялу и устроиться на одной из подушек. Они слишком сильно ее разбаловали. Слишком.

***

На улице было солнечно, хоть от этого и не становится теплее — чувствуется скорое приближение осени, что заставляет Сяо Чжаня плотнее запахнуть любимый серый кардиган, но это едва ли помогает. Прохладный ветер пробирается под одежду, касаясь тела, что несказанно бодрит. Горячего чая хочется как никогда сильно. Он мысленно прикидывает, куда именно они могут идти — в этой стороне не так много кофеен, и большинство из них по утрам слишком нагружены, чтобы надеяться хоть на один свободный столик. Впрочем, Ибо останавливается достаточно быстро у знакомой уже Сяо Чжаню кондитерской. — Здесь ужасно много людей по утрам, — это констатация факта: через стеклянную витрину оба они более чем прекрасно видят количество посетителей у стойки. У них нет и шанса. — Да, но я знаю, что здесь есть свободный столик, — уверенности Ибо можно только позавидовать. Он крепче сжимает чужую ладонь, переплетая пальцы, и открывает дверь, пропуская омегу вперед. Тепло и сладкий аромат выпечки окутывают, подкупая войти и попытать удачу. Хозяин, по обыкновению стоящий у стойки заказов, улыбается новым посетителям, будто узнал знакомые лица, хотя Сяо Чжань уверен, что это не так. Он был здесь всего раза три, и с таким сумасшедшим потоком клиентов его едва ли запомнили бы. В целом он не ошибается — его здесь в самом деле не помнят, но вот Ибо… Ибо уверенно ведет его в самый дальний угол, к последнему столику у витрины. Небольшая табличка с надписью «reserved» наталкивает на определенные догадки, которые быстро подтверждаются, стоит Ибо сдвинуть ее к самому краю и чуть отодвинуть ближайший стул, предлагая омеге сесть. Сяо Чжань готов поклясться, что до сегодняшнего дня в списке услуг кафе не было резерва столиков. — Как ты это сделал? — в голосе куда больше неверия, чем удивления, но даже это Ибо воспринимает как комплимент, чувствуя себя удовлетворенным и подтягивая свободный стул ближе к омеге, желая сидеть рядом, а не напротив. Официант не дает времени ответить — подходит к ним, забирая более неактуальную табличку и предлагая меню. Последнее, впрочем, тоже не актуально. Сяо Чжань уже давно выучил его едва ли не наизусть, зная, что именно здесь самые вкусные булочки синнабон во всем Нью-Йорке (по его скромному мнению). Ибо охотно поддерживает чужой выбор и сам выбирает чай — черный с кардамоном, себе заказывая уже привычный капучино. Сяо Чжань невольно повторяет про себя: «Кардамон» — что-то чертовски простое, знакомое ему, так и крутится на языке, но ускользает. Кажется, приправа, но он все же не слишком уверен, полагая, что сможет вспомнить, когда принесут чай и он услышит запах. — Узнал, что внук хозяина — фанат гонок, — Ибо отвлекает его от размышлений, отвечая на вопрос, о котором сам омега уже успел забыть. — Ты что, обменял столик на свой автограф или что-то вроде? — это первое, что приходит в мысли старшего. Догадка больше походит на сюжет романа или дорамы, совсем никак не вяжется с реальностью, но глядя на альфу, который усмехался одним уголком губ, Сяо Чжань, наверное, не удивился бы, окажись это правдой. — К сожалению, мой автограф ещё не обладает такой властью, а вот билет на первую в этом сезоне гонку — вполне, — омега был достаточно близок, стоит это признать. Как и стоит признать тот факт, что Ибо рассчитывает, что рано или поздно его автограф будет обладать именно такой властью, если не больше. — Тем более мне пошли навстречу, стоило сказать, что я хочу порадовать своего омегу, который очень хочет позавтракать здесь. А вот это уже смущает, заставляя прикрывать глаза ладонью. В голове всплывает картинка того, как Ибо пытается уговорить владельца оставить для него столик, подкупая билетом на гонку, как аргумент используя омегу, которого он просто обязан впечатлить. Ибо, разумеется, ничем ему не обязан и даже впечатлять его уже поздно. Он уже достаточно впечатлен и давно покорен этим альфой. — Откуда ты знаешь? — он задает вопрос из своего «убежища», так и не отнимая ладони от лица, но даже это не мешает альфе придвинуться еще чуть ближе, упираясь носом в висок в коротком прикосновении — не больше. — Я подписался на твой «Инстаграм», — звучит настолько довольно, что Сяо Чжань невольно стонет, жалобно и даже чуть стыдливо. Он давно удалил свою старую страничку, желая начать новую жизнь, о которой не будут знать его старые друзья. Прошлое должно оставаться в прошлом. Но не планировал показывать ее Ибо, желая оставаться безликим автором для немногих подписчиков. Впрочем, когда количество последних перевалило за сотню, стоило догадаться, что это дело рук Ибо: если он подписался на эту страничку, наверняка следом за ним пришло какое-то количество его фанатов. — Это подло, — он искренне верит в это, потому что Ибо нагло воспользовался информацией оттуда, чтобы… что? Получается, чтобы сделать ему приятно и привести на завтрак в кондитерскую, где он в самом деле очень хотел бы начать свой день. Очень подло. — Ничего не знаю, — Ибо не ведет и глазом, чуть отодвигаясь, оставляя омеге больше личного пространства, отчего смущение немного отступает, позволяя опустить ладонь и взглянуть на альфу. Он в самом деле казался довольным собой — понимал, что смог удивить и даже порадовать, и отрицать это было глупо. — Спасибо, — Сяо Чжань сдается. Делать вид, что все это не было для него приятно — откровенное вранье. В конце концов, все написано у него на лице и отдает сладостью в запахе — он знает. Ибо заслужил благодарность — он хорошо постарался. — Принимаю благодарность поцелуями, — впрочем, Ибо остается самим собой и снова подается ближе к омеге, в самом деле рассчитывая на поцелуй. Он прикрывает глаза, будто маленький, и ждет: не желает смущать старшего больше — так понимает это омега, но медлит с пару секунд. В помещении множество людей, он смущен и все же пересиливает себя, прижимаясь коротким поцелуем к щеке альфы, и тут же отстраняется, будто это их первый поцелуй. Как раз ко времени, когда официант возвращается с их заказом. На стол опускаются две ароматные булочки, огромная чашка капучино, почти что ведерко — Сяо Чжань клянется, он даже чай такими объемами не пьет, а тут кофе, и куда более аккуратная чашечка для него. Ароматный пар обжигает обоняние, заставляя мурашки рассыпаться по телу. Он знает этот запах. Маслянистый, пряный, отдающий перцем. Поворачиваясь к Ибо медленно, даже слишком, Сяо Чжань натыкается на заинтересованный взгляд. Он сделал это специально, разумеется, специально, как иначе. Пар, что поднимался над чашкой чая, пах совершенно так же, как комната Ибо по утрам — ими. Черный чай, пряный, с щепоткой перца, листом эвкалипта и чем-то цитрусовым — так это чувствовал омега; на деле оказалось, что у этого аромата есть вполне четкое название — чай с кардамоном. — Тебе нравится? — он задает вопрос, будто от него зависит слишком многое, и осознание этого заставляет сердце биться чаще. Разумеется, от этого зависит многое — они ведь встречаются, правда? И Ибо, должно быть, хотел знать, нравится ли его запах омеге, вот только спрашивать такое прямым текстом… Сяо Чжань едва ли ответил бы на такой вопрос откровенно, но в данном контексте… — Да, нравится, — он говорит про чай, исключительно про чай, но даже у Ибо краснеют кончики ушей. — Мне тоже, — и хоть Сяо Чжань не спрашивал, знать ответ на этот вопрос тоже хотел. Они в самом деле хорошо сочетаются. Завтрак затягивается почти на час. Сяо Чжань сопротивляется, когда Ибо предлагает повторить заказ, потому что синнабон в самом деле оказывается вкусным, как и чай, и даже его поллитровый кофе. «У тебя остановится сердце», — омега в этом искренне уверен, но спорить с Ибо бесполезно — им снова приносят булочки и чай с кардамоном — теперь две чашки, потому что альфа тоже хотел попробовать… их. И как только не стыдно говорить такое. Судя по его виду — не стыдно совершенно. На улице чуть теплеет — прохладный ветер затихает, и солнце начинает слабо припекать, заставляя щуриться от яркого света. Ибо снова натягивает на него кепку, желая скрыть от палящего солнца, уже не такого обжигающего, как летом, но все еще безжалостного. Им нужно вернуться домой, а кому-то самое время собираться на работу — он и так перенес тренировку на вторую половину дня, освободив утро, чтобы сводить омегу на небольшое свидание. Он не большой эксперт в подобном, и на свидания как таковые он тоже никогда не ходил — едва ли можно назвать свиданием ужин, который был только прелюдией к сексу. С Сяо Чжанем же это было самым настоящим свиданием. — Ибо, — легко дергая альфу за руку, старший привлекает чужое внимание. Очень хочется сказать очередное «спасибо», потому что такого свидания, под прикрытием завтрака у него еще никогда не было, но этого слова и так было слишком много. Сяо Чжань решает говорить на языке самого альфы. «Принимаю благодарность поцелуями», — он сказал это в шутку, но ведь в каждой шутке есть доля правды, да? Сяо Чжань подается вперед, кажется впервые с той самой ночи целуя альфу. Это обескураживает, но всего на несколько долгих секунд, давая омеге время насладиться собственной инициативой, чтобы в следующее мгновение ощутить крепкую ладонь на пояснице и тесные объятия. Прохожим, кажется, совершенно плевать на происходящее: они обтекают замершую парочку без капли недовольства, и от этого градус неловкости не переходит допустимых границ, даже несмотря на то, как быстро поцелуй становится откровенным. В воздухе медленно растворяется сладкий запах черного пряного чая. В самом деле вкусного.