tea.

— Я все ещё не могу поверить, — резюмирует альфа, проходя мимо стойки и заказывая два капучино едва ли не на бегу, завидев свободный столик, что для часу дня — большая редкость. Падая на мягкий диван, парень поднимает глаза на чуть отставшего друга, что, казалось бы, не испытывал того же восторга, но Исин знал: он счастлив как никогда. — Ты-то что! Сегодня я собирал чемодан и все ещё не верил, — Ван Ибо усмехается своей коронной чуть кривой ухмылкой и растекается на диване напротив. Он в самом деле счастлив, хоть и не прыгает до потолка, потому что его успех ожидаем. Как бы это ни прозвучало. Ибо посвятил всего себя мотоспорту, выиграл далеко не одну гонку. Он хорош, полон амбиций и желания побеждать. Все, чего он добился, стоило ему огромных усилий. Он просто не мог «не». — И почему всегда многомиллионные контракты срывают такие засранцы, как ты? — Исин смеётся и пинает чужой кроссовок под столом. — Сам засранец, а я на это положил годы жизни, — Ибо отчаянно отбивается, и завязывается шуточная драка, пока официант не приносит их заказ. Ибо поворачивается к юноше в униформе, благодарно кивая, и обрывок фразы, сказанной за соседним столиком, ввинчивается в мозг, будто все это имело к нему отношение. — Я давно хотел сказать тебе, но ты был так влюблен, черт. Нам давно нужно было расстаться, — альфа, сидящий буквально спиной к спине с Ибо, говорит с сожалением, но в его голосе нет и капли искренности. Омега напротив же сжимает тонкими пальцами маленькую чашечку с чаем, и не нужно быть гением психологии, чтобы понять — его сердце сейчас крошится в пыль. Ибо медленно отворачивается от чужого столика, но былого веселья больше не ощущает, что бросается в глаза другу, заставляя чуть отклониться в сторону и окинуть взглядом соседний столик. Альфа, сидящий спиной к ним, и омега, высокий и тонкий, очень красивый, хочется сказать, но очень грустный сейчас. Там явно происходит что-то важное. Исин ничего не слышит, но, судя по лицу омеги, происходящее не из приятного. Альфа говорит что-то ещё; Исин видит только его затылок, но более чем уверен, что его слова далеки от утешения или хороших новостей. Омега почти плачет, но все ещё держит себя в руках. — Чжань-Чжань, ты должен меня понять: все давно перестало быть… интересным, — зато все более чем отлично слышит Ибо. Это не его дело, он знает это, и разговор этот совершенно не касается его. Это нормально — влюбляться и расставаться, в этом нет ничего страшного, но чужие слова… их просто нельзя пропустить мимо ушей. — Нам скучно вместе: ты занимаешься своим саморазвитием, домашними делами, хобби, мы так мало проводим времени вместе, даже секс стал скучным. Мне не хватало искры, накала, чтобы срывало крышу… А Сюань — он другой, я не смог устоять. — Все нормально? — Исин склоняется ближе к другу, потому что тот, кажется, слишком увлечен чужим разговором, а ведь это приватное дело пары за соседним столом. Хотя, скорее, бывшей пары, и если Ибо все понял верно, омегу сейчас не просто бросают, а окончательно разбивают гордость. — Да, нормально, — приходится заставить себя оторваться от спинки, чтобы быть дальше и не слышать этого, потому что это не его дело и чужая гордость — тоже. Омега справится, все справляются, и все живут дальше с этим опытом. Это нормально. — Просто… — Я не хочу, чтобы ты винил только меня, потому что мы оба виноваты, понимаешь, ты ведь тоже не прикладывал достаточно усилий, — чужие слова выбивают остаток приличий, заставляя Ибо выдохнуть недоуменное: «А?». Он оборачивается, не пытаясь скрыть, что все слышит и даже вникает в чужой разговор, отчего стыд испытывает, пожалуй, только Исин. Пара же не обращает на него никакого внимания, и альфа усугубляет ситуацию окончательно, доводя до момента, когда дороги назад уже нет: — Я намекал тебе, говорил о том, что мне нравится, что бы я хотел, да и в постели тоже… Ты мог бы изменить хоть что-то, почитать статьи или книги для омег, посмотреть видео в конце концов… Ибо с трудом сдерживает желание накрыть ладонью чужую макушку и хорошенько макнуть мерзавца лицом в стол, потому что… Это разве нормально? Возможно, он не так уж опытен в отношениях, но это едва ли тянет на норму. Окей, они не сошлись в быту и в постели — это нормально: все люди разные, и не все друг другу подходят, но то, что делает альфа, заставляет Ибо сжимать зубы, сдерживая рык. — Ты прав, — омега едва заметно приподнимает уголок губ в улыбке, и эта улыбка разбивает сердце — настолько много боли в ней. — На самом деле это не важно, я тоже… Я тоже хотел расстаться. Это ложь. Это понимает альфа напротив него, понимает Ибо, даже Исин, слыша только смутные обрывки, понимает — омега врёт. Но эта ложь скорее во спасение, пока от его гордости осталось хоть что-то, маленькие крупицы. И эта попытка — глупая, да, — все равно вызывает уважение. — Правда? Ты хотел меня бросить? — но альфа лишь смеётся, не желая даже подыграть и закончить происходящее, будто намеренно желая уничтожить омегу. — Тогда, должно быть, ты подготовился и сможешь забрать свои вещи из моей квартиры уже сегодня? Нашел новую? Или поживешь у друзей? — смех разбивает надвое, и если это чувствует Ибо, что происходит с омегой — он не хочет даже представлять. — Чжань-Чжань, я же знаю, когда ты врешь, и знаю, что ты любишь меня. Врать о том, что планировал меня бросить… Кому ты нужен… «такой», чтобы додуматься бросить меня, Чжань-Чжань? То, с какой уверенностью альфа говорит эти слова, — последняя капля. «Кому ты нужен» — Ибо хочется взвыть, потому что такое он не ожидал услышать в реальной жизни, не важно в чей адрес. Он не знает ситуации, не знает их и их жизнь, но, видя, как омега срывается и по щекам молча текут первые слезы, он знает без сомнений: этот альфа недостоин даже говорить с ним. И его это не касается, совершенно и абсолютно точно, но оставить все как есть Ибо не может. И он поднимается. — Ибо… — Исин шикает тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, потому что видит по лицу друга, что сейчас случится что-то. И не ошибается. — Чжань-гэ, я слишком рано? — он тычет пальцем в небо, потому что омега кажется чуть старше, а называть его «Чжань-Чжань» не хочется до зубного скрежета, и подходит к соседнему столику так, будто только пришел, а не сидел здесь и слушал все, что лилось из чужого рта. Улыбается мягко и полностью игнорирует альфу, чье лицо обрело презабавное растерянное выражение. Омега вздрагивает, поднимая глаза, чуть хмурится, потому что понятия не имеет, кто это, а Ибо наконец рассматривает чужое лицо. Омега в самом деле очень симпатичный, тонкий и хрупкий. У него большие глаза, влажные от слез, блестящие в свете солнца, и маленькая родинка у уголка губ. Очень трогательная. — Я все испортил, да? Думал, он уйдет, как только ты скажешь ему… — Ибо говорит намеками, глядя в чужие глаза пристально, и надеется, что омега примет его помощь, потому что просто встать и впечатать альфу лицом в стол казалось ему недостаточным. Он заслужил испытать такое же унижение. — Кто ты такой? — последний же заметно нервничает, потому что стоящий у стола альфа давит. Его запах тяжёлый и удушающий, полный плохо контролируемой злости, и мужчине некомфортно. Некомфортно уже только от того, что стоящего перед ним альфу можно было описать фразой: «с кем не стоит связываться». Его цепь, болтающаяся на черных рваных штанах, тяжёлые армейские ботинки, серьга в ухе, похожая на крест, и взъерошенная копна черно-синих волос совершенно не внушали доверия. Он не был трусом, но, увидев такого в подворотне, предпочел бы обойти стороной. Откуда Чжань-Чжань мог знать такого альфу? — А как ты думаешь? — даже излюбленная кривая усмешка сейчас больше походила на оскал. Хотелось соврать, сказать: «Я тот, кому нужен этот омега», но эта ложь должна быть не только его инициативой. — Мы встречаемся, — омега, кажется, отходит от потрясения, цепляясь дрожащими руками за последнюю соломинку, точно утопающий, и ведь он в самом деле почти утонул. — Чушь, он же… — Омега, который достоин большего, чем такой мудак, как ты, — Ибо перебивает, потому что слушать и дальше — опасно. Он не уверен, что не сорвётся и не попадет в новостные сводки за драку и дебош в кафе. Поэтому чуть ближе подходит к омеге, протягивая ладонь. — Чжань-гэ, идём, у нас были планы на вечер, и я хочу успеть перевезти твои вещи. — Да, ты прав… Омега в самом деле встаёт, вкладывает свою ладонь в чужую и сжимает с такой силой, что становится немного страшно. Он цепляется за совершенно незнакомого ему альфу как за последнюю надежду покинуть это место «целым». И они уходят, держась за руки и притираясь плечом друг к другу. Высокий. Омега в самом деле высокий, что бросается в глаза не сразу, но даже Ибо, что никогда не комплексовал из-за своего роста, понимает, что без своих ботинок проиграет пару сантиметров; и в то же время, стоя рядом, это едва ли ощущается, потому что омега слишком хрупкий. Его талию, кажется, можно обхватить ладонями — и пальцы коснутся друг друга. Истерика накрывает его на парковке, куда омега шел совершенно бездумно, ведомый незнакомым ему альфой. Дыхание сбивается, и слезы текут бесконечным ручьем — это пугает, потому что такое Ибо видел достаточно редко, но вряд ли с ним могла случиться паническая атака, и эту проблему он решает так, как умеет: осторожно накрывая плечи и прижимая к себе. В нос забивается чужой запах, горчащий на кончике языка, в нем чувствуется страх и отчаяние, и это нормально — в данной ситуации это нормально. И даже несвойственная омегам горечь — всего лишь след его теперь уже бывшего альфы, который со временем выветрится, вот только собственный запах омеги… Ибо вдыхает, пытаясь понять его, но чувствует только терпкий, вяжущий страх. — Тише, ты должен успокоиться, — это едва ли помогает, но Ибо особо и не надеялся. Он гладит дрожащую спину и чувствует влагу на своем плече. Футболка впитывала слезы, липла к телу маленькими каплями, а омега в его руках дрожал. — Если он увидит тебя, то все поймет. — Не важно… — едва разборчивое мычание в плечо и голос, полный отчаяния. Они ушли из кафе гордо, но сердце омеги уже было разбито. Болело и кровоточило. — Важно. Твоя гордость — это важно, — Ибо спорил так, будто важно это было именно ему, хотя ещё полчаса назад даже не знал этого омегу. Не знает и сейчас, но вот он плачет на его плече, и это подразумевает под собой некоторую ответственность. — Ты дал ему понять, что потерять его — пустяк; если он увидит твои слезы, поймет, что смог задеть тебя. — Это не важно, он все равно поймет. Мне некуда идти. Я не найду квартиру за полдня — это невозможно, и друзья… все мои друзья — и его тоже… Он узнает, — отрываясь от чужого плеча, омега почти переходит на крик — настолько эмоционален, но запала не хватает надолго, и он затихает, сжимая пальцами ткань чужой футболки. — Мы были вместе три года… у меня не осталось ничего своего. Осознание этого било едва ли не сильнее, чем факт измены и все унижения, сказанные бывшим любовником. У него ничего не осталось. Он жил в квартире альфы, пользовался его банковской картой, работал, конечно, да, но работа в самом деле больше походила на хобби и приносила гроши, и сейчас сумма его накоплений была ничтожно мала. Он прожил эти три года содержанкой, занимался бытом и тем, что приносило ему удовольствие, и, ожидаемо, в итоге остался ни с чем. — Ты катался когда-нибудь на мотоцикле? — Ибо переводит тему, потому что говорить что-то — лишнее. Он не сможет сказать ничего, что в одно мгновение изменит ситуацию, поэтому он решает делать. — Что? — такая тактика работает более чем отлично, потому что «Чжань-Чжань» замирает чуть растерянно, и даже слезы, кажется, перестают течь. — Давай я помогу тебе надеть шлем, и адрес его квартиры тоже нужен. Сначала заберём твои вещи, а потом придумаем, что делать дальше, — омега только сейчас понимает, что они стоят посреди парковки не просто так. Мотоцикл, стоящий рядом все это время, приветливо мигает фарами в ответ на снятие сигнализации, а альфа накрывает его руку и подводит ближе, будто боясь, что он сбежит, но нет. Бежать некуда. — Ибо! — поистине разъяренный крик из-за спины застает врасплох. Омега вздрагивает, цепляясь за руку альфы, ища в нем защиту, а Ибо, кажется, даже не удивляется. — Твою мать, что ты сделал? — Хорошо, что ты пришел, найди мне грузовик — нужно забрать его вещи и перевезти ко мне, — Исин зол до чёртиков и совсем не потому, что его бросили в кафе, но это мелочи, куда важнее решить проблему омеги, и Ибо начинает с малого, доставая из багажника запасной шлем. — Ибо! — Исин рычит, не сдерживая себя, а омега заметно сжимается. Это нормальная реакция для омег, они все это знают, но все равно Ибо подтягивает того ближе, закрывая собой и вкладывая в холодные руки шлем, просто чтобы занять их чем-то. — Тебе улетать послезавтра, квартира уже сдана, он не сможет остаться там. Зачем ты вообще в это полез? Тебе своих проблем мало, еще лезть в чужие отношения? Исин беснуется, едва ли не хватая себя за волосы. Он все понимает, разумеется, он понимает, почему Ибо ринулся защищать незнакомого омегу, и понимает, почему хочет ему помочь: он альфа, и это его инстинкт, но этот омега — взрослый мужчина, и он явно в состоянии решить свои проблемы сам, без посторонней помощи, а у Ибо своя жизнь, которая вот-вот должна совершить один из важнейших витков в его карьере. — Не заводись, лучше ищи грузовик, — Ибо только отмахивается, что злит ещё больше. Исин рычаще вздыхает и, достав телефон из кармана, в самом деле набирает номер. Это кажется странным, особенно для омеги, потому что ещё минуту назад этот альфа, Исин, сходил с ума от злости. Его запах не давал дышать, заставляя тело дрожать, а сейчас он послушно выполняет чужую просьбу, хоть и пинает камушки, найденные на асфальте, так, будто пытается пробить ими чью-то голову. Но беспокойство тускнеет, стоит почувствовать на своих ещё влажных щеках чужие ладони. — Меня зовут Ван Ибо, а тебя? — Ибо заставляет омегу смотреть на себя, большими пальцами стирая слезы с кожи, и это кажется настолько нежным, что глаза снова наливаются влагой — дурацкая реакция организма. — Сяо Чжань, — он выдыхает тихо, стараясь в самом деле не заплакать снова, и смотрит в глаза напротив, горящие и искренние, с милыми морщинками в уголках. — Сяо Чжань, поехали со мной в Америку?