Ханган не была озером, но из всех рек Сеула напоминала его больше всего. Мирное течение, приютившее все вечерние огни мостов, небоскребов и случайных автомобилей, возможно, даже свет уже угасших звезд, ещё помнящих голоса жителей Корё. Было что-то ироничное в том, что Ханган - место встречи не только людей, но и времен.
Наверное, поэтому, несмотря на вечерний холод, Хачжин уже второй час стояла у его берега, выбрав себе наиболее пустынный уголок. Она не боялась темноты, простуды или агрессивных пьяниц. Она боялась забыть. Снова.
В этом мире её колено не болело, но по привычке девушка перенесла вес на левую ногу, опускаясь на промозглую землю. Небольшой крутой склон вел к самой воде. Если встать максимально близко к его подножию, то легко спрятаться от гуляющих по широкой дороге вдоль парковой зоны.
Глянцевая поверхность реки лизала острые камни мелкими журчащими волнами, будто приветствуя гостью, а немного дальше разноцветные неоновые лучи, как длинные нити, вели к высокому мосту под немым черничным небом.
«Если тебе будет грустно, построй маааааленькую молитвенную башню. Такой хватит. И помолись небесам обо мне, а я буду молиться о тебе, у тех башен, которые стоят у твоего старого дома. Помнишь, мам?».
Хачжин слабо улыбнулась, вспоминая, как смешно Сеуль хмурилась, когда надоедливая прядь волос лезла на нос от ветра, мешая говорить.
Она подняла с земли увесистый темно-серый булыжник и постаралсь поставить его на самую гладкую сторону так, чтобы уменьшить наклон на поверхности. Через пару минут сверху появился ещё один камень, поменьше, с забавно торчащими краями.
Хачжин поставила на него маленькую круглую свечку с ароматом лаванды и дубового мха.* Тихий огонек уютно горел, согревая озябшую девушку одним своим видом. Сложив ладони вместе, Хачжин закрыла глаза, повторяя про себя древние молитвы о материнском благословении к небу.
Она не видела, что наверху, прислонившись плечом к одному из деревьев, корни которого рыхлили землю склона, на неё смотрел молодой человек в черном пальто и с длинной челкой.
Он не делал попыток подойти к ней, не хотел нарушать это хрупкое мгновение, потому что она в этом мгновении нуждалась. Ну а он нуждался в уверенности, что с ней все будет в порядке.
― Помнишь в детстве я учил тебя стрелять из лука?
Утреннее солнце заливало холодным светом кабинет, подобно императорскому ханбоку обвалакивая темную фигуру отца, стоявшего к нему спиной.
Кьянван медленно выдохнул и поднял голову, но «император» даже не повернулся, чтобы увидеть его поклон.
― Вы тогда были в командировке в Нью-Йорке.
Один из тех дней, за которые Кьянван почти любил свое детство. Редкие визиты отца скрашивали атмосферу тягучей тоски в доме. Её веяло от всего, что люди называли прекрасным: экслюзивные платья от именитых дизайнеров, часы Michael Kors, звонкий паркет и…конечно же, украшения. Но только от тех, которые принадлежали его матери. А вот его собственные были совсем другими. Начиная от самых первых неброских нефритовых колец до тончайших павлиньих перьев всех оттенков граната, сапфира и лазурита, невесомо обнимающих пальцы ―все они приносили ему покой.
Он превратил свою комнату в мастерскую, и при первой возможности просился на фабрики, когда Хан Дэсон выезжал туда для личных консультаций с ювелирами. И, когда маленький Кьянван смотрел, как крупинки солнечного света мерцают под полупрозрачными гранями камней ― будто под замороженным шелком ― ему казалось, что у него внутри тоже становится больше света.
― Любой мастер, будь то ювелир или лучник, должен уметь видеть то, что находится в его руках. Не так, как другие люди. И не позволять солнцу ослепить эти глаза. Иначе стрела сорвется, а камень треснет, превращая произведение искусства в прах.
― Я думал, ― Кьянван криво улыбнулся, понимая, к чему клонит отец. Эта была их первая «очная ставка», после того, что произошло с Хачжин в ресторане. ― Мастерство в том и состоит, чтобы научить видеть не только глаза.
― Чем выше твои навыки, тем строже выбор инструмента, ― Хан Дэсон повернулся к сыну, внимательно изучая его реакцию. ― Женщину тоже можно назвать инструментом. Она звучит по-разному, в зависимости от того, как ты с ней обращаешься. Но что в этом толку, если этот инструмент изначально тебе не подходит? Не делает тебя сильнее?
В этом и была разница между ними. Для Хана Дэсона любовь была слабостью, для которой он определял рамки и границы. Ещё год назад Кьянван, наверное, попытался бы последовать его пути, но не теперь. В отличие от своего отца Кьянван строил для любви храм, и в нем черпал силу.
― Именно поэтому, в этом мире или в каком-то другом, ― мужчина продолжал, но вдруг прервался на несколько секунд, прикрыв глаза, словно от кратковременной боли. ― Я бы не поступил иначе с женщиной, которую люблю. Я бы снова женился на твоей матери, обменяв жизнь любимой женщины на собственное сердце. А здесь речь не только о госпоже Го, но о людях, которые ей дороги. Хочешь сказать, ты слишком эгоистичен для такой жертвы?
Порыв ветра взъерошил его волосы, пробираясь ледяными ладонями к ребрам, проверяя на прочность сердце. Но Кьяван не двигался и даже не делал попыток застегнуть пальто, и потому холод спокойно гулял между его складками, играя с ними и забывая о девушке внизу.
— Я не буду угрожать тебе или пытаться устранить эту девочку специально. Но и защищать этот союз я тоже не намерен. У него слишком высокая цена. И в случае твоей ошибки заплатить её придется нам всем.
Ветер добрался до горла, впился в него, словно нашептывая заключительные слова его отца в тот день:
— Да, ты мой сын, и наши кланы много от тебя ждут, они зависят от тебя, как и твои братья. Но я бизнесмен, мой мальчик. И как бы дорого мне ни обошлось сохранение нашего наследия, я позабочусь о том, чтобы устранить любую помеху.
Хачжин торопливо сомкнула ладони вокруг хрупкого огонька. Пока он горит, её воспоминания тоже не погаснут. Её хотелось задержать течение времен, хоть немного продлить эту точку пересечения, в которой она оказалась.
Но огонек неумолимо гас, а тонкие пальцы все чаще пропускали дыхание вечернего города. Хачжин бессильно уронила руки, которые точно ударились бы о камни, если бы не были пойманы чужими теплыми ладонями.
― Так быстро сдаешься?
Говорят, встреча с любимым человеком способна вызвать аритмию, но вот в его присутствии сердце всегда успокаивалось, и она почти забывала о том, что больна.
Кьянван сложил её ладони вместе, придерживая их одной рукой, а второй ― подвинул свечу в более безопасное место на камне. Она снова разгоралась.
― Почему не дождалась меня в больнице? Или ты пошла меня искать, но как всегда попала в приключение и потерялась?
Он выпрямился и помог девушке подняться, придержав за талию. Хачжин почему-то вспомнила, как сумасбродно напала на целую шайку головорезов в лесу, пытаясь спасти Ван Чжона. Если бы Со тогда не появился, их история закончилась бы прямо там, на реплике про тушенку.
― Куда бы я ни пошла, я знаю, что я не одна. Вы всегда меня находите, ― жизнерадостно заявила она, непроизвольно приблизившись к парню.
Её улыбка растерянно погасла. Темные воды Ханган затихли, уступая огни ночного города чернильному океану его глаз.
― Всегда.
Когда он снова её поцеловал ― страстно, чувственно, отчаянно до горечи на губах ― она прижалась к нему, обвивая тонкими руками его шею, вдыхая его запах, такой родной, что девушка преступно позволила себе раствориться в этой минуте. Все её пугающие видения и страхи поблекли, и душу заполнила любовь, успокаивающая, врачующая и теплая. В его руках она была на своем месте.
― Так что с тобой произошло? Тебя кто-то напугал?
Негромкий, низкий голос вернул её из мира грез на берег реки.
― Я знаю, что у вас проблемы из-за меня, ― вздохнула Хачжин. ― Не хотела напрягать, и…
Кьянван легонько чмокнул её в губы, затавляя замолчать.
― Самая глупая мысль за сегодняшний день.
― Вы и сами знаете, о чем я говорю.
― Сколько раз я должен сказать, что ты не должна ни о чем беспокоиться?
Для Со это всегда было почти предательством. Ничто не ранило его больше, чем недоверие. А её недоверие разбивало его на мелкие кусочки. Но что могла она сделать своими слабыми руками, кроме как обнять его, пряча собственные слезы и неподъемную ношу воспоминаний придворной дамы Дамивона где-то в складках его шерстяного пальто.
― Сеуль, она…― Хачжин не хотела говорить ему об этом, но просто не могла не рассказать, потому что чувствовала, что душа вот-вот пойдет трещинами. А тут он, её близкий и понимающий Со, которому можно расказать абсолютно всё, который всегда находил время на её проблемы. ― …больше я её не увижу.
― Почему?
Кьянван с тревогой заглянул в её глаза, успокаивающе поглаживая по плечам.
― Я вспомнила свою прошлую жизнь. Я просто не предтавляю, как теперь…― голос Хачжин оборвался, горло снова сжалось. ― …я пришла сюда, чтобы помолиться о ней, потому что не знаю, как ещё я могу помочь. Она ведь там совсем одна.
― Но разве не этого она и хотела? Чтобы ты меня нашла и все вспомнила.
Она не знала, как ему это удается. Видеть спрятанные на поверхности судьбы мудрые вещи и рассказывать о них, как о чем-то повседневном. Как же она по нему скучала.
― Да и что значит время и пространство, когда надо найти любимого человека?
Сердце внутри затихло на несколько секунд и сжалось, как пружина, а собственное дыхание стало громче трассы неподалеку.
Он же не…не может помнить?
― И вы бы нашли меня в другом мире, если бы я вдруг…потерялась? ― едва слышно прошептала она, боясь поднять на него взгляд.
― Я не собираюсь вас тут терять, но, если сказал, что найду, значит найду.
Конечно же мурашки её выдали, и, конечно же, Кьянван, к счастью, решил, что девушка просто замерзла, слишком долго гуляя вдоль реки.
Когда он отвез её домой, ей страшно не хотелось выбираться из машины. Девушка так и не решилась сказать ему о том чувстве, которое казалось таким всеобъемлющем, что её грудная клетка с трудом справлялась, и только надеялась, что её проницательный принц всё поймет без слов.
Несмотря на поздний вечер, Хачжин чувствовала себя невесомой, как лесная фея. Она танцевала на кухне, разговаривая с коробочками чайных трав на полке, удивляясь, как вообще умудрилась попасть в больницу из-за какого-то обморока.
Её отвлек телефонный звонок, раздавшийся из сумки, как гром в небе. Дисплей моргнул и отобразил неизвестный номер. Однако голос на другом конце трубки звучал очень знакомо:
― Госпожа Го, вы на связи?
― Господин Хан Динхван…добрый вечер, ― Хачжин поставила коробочку с мелиссой на место. Эйфория внутри исчезала вместе с её запахом.
― Что-то случилось в компании?
― Пока ничего страшного. Вы выпьете со мной кофе на правах моего недавно обретенного?
― Прямо сейчас?
Хачжин услышала, как сквозь тягучий блюз машинного радио Динхван осуждающе цокнул языком.
― Вы считаете меня садистом? Как насчет вечера воскресенья? И, кстати, где вы живете? Я могу заехать за вами около шести.
Девушка колебалась. Она все ещё не знала, может ли верить этому человеку. Станет ли он в этот раз другом, на которого можно будет положиться, или обернется ещё более страшным врагом, чем его сделала королева Ю почти тысячу лет назад? Тем не менее, с другого конца трубки раздалась реплика, которая прервала её размышления:
― На самом деле, речь пойдет о вас… Я только еду из больницы, из которой вы так по-сказочному сбежали, прихватив все туфельки с собой. Но вместо них мне дали кое-что другое ― информацию о вашем диагнозе.
― Но…зачем? ― Хачжин сильнее стиснула телефон, досадуя на проклятую хитрость Ван Ё, которая, увы, никуда не делась за несколько веков.
― О, я уже словно наяву вижу ваши огромные, полные ужаса глаза. Мне даже немного обидно. Вы круассаны любите? Говорят, миндальный круассан творит чудеса с переживающими девушками. Всегда мечтал увидеть это своими глазами.
― Вы меня напугать решили?
― Небеса меня сохрани. Кстати, есть новости о Кьянване. Так что, выпьете со мной кофе? Обещаю, надолго не задержу, у меня завтра важная встреча.
Возможно, дело было в каком-то рефлексе, заставляющем её бросаться на защиту любимого человека, но в этот момент Хачжин без запинки назвала парню адрес. Чай она так и не выпила.
***
Колючий ночной воздух пускал волнами тонкую ткань блузки и бодрил сильнее любого энергетика. Енми оперлась локтями на ограду балкона и с наслаждением откинула голову назад, подставляя шею холодному ветру.
― Или вы надеваете мой плащ прямо сейчас, или придется пойти на свидание с врачом с воспалением легких в ближайшие два дня.
Енми только фыркнула, повернув голову к стоящему рядом Бэкхену. За весь вечер он выпил всего пару бокалов шампанского, и, возможно, по этой причине стоял сейчас с таким усталым и обеспокоенным лицом вместо того, чтобы позвать её танцевать или забраться вместе на крышу, или что-нибудь натворить.
Она не знала, сколько коктейлей уже выпила, но ей давно не было так весело. Словно невыносимая боль, мучившая её неделями, вдруг пропала от тройной дозы анальгетиков.
― А я думала, все рассказы о ваших донжуанских приключениях ― правда. Вы всегда такой зануда, или это мне так повезло?
Бэкхен подавил вздох. Дон Жуан в его голове хитро подмигнул и напомнил, как соблазнительно её изящная шея смотрится на фоне россыпи ночных огней, каким пьянящим зельем может стать клубная музыка в тандеме с его любимым яблочно-пряным виски, разливаясь по венам, как жидкий огонь, как…
Молодой человек заставил себя собраться и вспомнить, что перед ним Ли Енми. Но пришлось признать, что в этом и была проблема.
― Вы так стремитесь пополнить мой романтический список?
Девушка выпрямилась так резко, что тяжелые кудри ударили её по лицу и тонким плечам.
― Какое самомнение, однако. Как у вас с такими манерами он вообще появился?
Бэкхен закатил глаза, осторожно взял девушку за локоть и потянул на себя, держа наготове пальто, но Енми, явно не ожидавшая такого жеста, потеряла равновесие и упала прямо ему на грудь, уткнувшись носом куда-то чуть ниже кадыка.
Она тут же отстранилась на пару сантиметров, но Бэкхен напряг руки, и его спутница не смогла сдвинуться с места.
Девушки всегда интересовали его только поверхностно. Он был спообен оценить их красоту, как и ценность картин в музее, но ни одной из них ещё не удавалось проникнуть глубже, в его мысли и сердце. И потому он всегда так расслабленно чувствовал себя среди роковых красавиц любой страны.
Их главное оружие ― очарование ― ложилось у его ног, как домашняя кошка, и втягивало когти.
Он настолько привык к этому, что сейчас, вдыхая её парфюм, не успел осознать, что делает, и опомнился только, когда его губы были уже в миллиметре от её лица. На пару секунд он мог ощущать её сердцебиение, а потом Енми резко оттолкнула его и отошла назад, гневно сверкая глазами.
― Кажется, вы меня неправильно поняли, господин Хан. Я в состоянии о себе позаботиться ― я вам это уже говорила.
Сейчас Енми выглядела абсолютно трезвой. Воинственно подняв голову и выпрямив спину, она казалась особенно привлекательной, пытаясь защищаться и оставаясь абсолютно беззащитной одновременно. И он бы обязательно рассказал об этом в кругу своих друзей, если бы не жгучее желание спасти её, ото всех, даже от самого себя.
― Думаю, это вы меня неправильно поняли, госпожа Ли…
― Мне даже неинтересно, о чем вы там думали. Я благодарю вас за неравнодушие, но мне пора. Приятного вечера.
Она схватила свою сумочку и скрылась в танцующей толпе, не дав молодому человеку даже шанса что-то ответить. Вперые женщина победила его его же оружием.
Разблокировав смартфон, Бэкхен набрал номер своего личного охранника и попросил незаметно проследить, чтобы госпожа Ли благополучно добралась до дома.
Вечеринка была в самом разгаре. В его любимом клубе, где примерно половина моделей здесь были его знакомыми. Сейчас они, заметив, что парень остался один, приветливо улыбались ему и махали, называя «мой оппа», приторно растягивая последний слог.
Прежний Бэкхен обязательно бы ответил на это приглашение, выбрав самую утонченную, и отвез бы её в более тихое и красивое место или наоборот, в роскошный, но не лишенный вкуса отель.
Однако сейчас все его мысли были заняты совсем другой танцовщицей с таким пронзительным взглядом, что ускорял пульс даже из его воспоминаний.
***
Оживленный офис, торопливые, вежливые приветствия и поклоны, запах американо, в которое ещё не добавили лед, с примесью краски для картриджа, скрип крутящихся сидений и целое море белоснежной бумаги с острыми краями.
Он должен был признать, что «дворец» стал более суетливым, чем раньше. И все равно здесь он чувствовал себя гораздо уютнее, разве что скучал по этому восхищению в глазах своих подопечных, которые ещё не знали про волшебные летающие железные машины.
На этом месте размышлений Чжи Мон ойкнул, потому что в его руку врезался какой-то ёж.
― Ой, я прошу прощения! ― дочь генерала Пака, Пак Хоашин, испуганно покраснела, прижимая к груди фиолетовый кактус в горшочке.
Чжи Мон сверил его колючки с теми двумя, что остались на его манжете, и только пожал плечами, рассеянно улыбаясь.
― Все в порядке, юная леди. Из всех врагов, которые могут встретиться на пути, кактусы, пожалуй, самые милые.
― Ещё раз извините, просто господину Хану Чонгмину срочно нужен кактус для вдохновения. Вот и пришлось мне…
Хоашин удивленно замолчала, потому что Чжи Мон прыснул со смеху и уже хохотал во все горло.
― …бежать в магазин за пищевым красителем.
Она действительно не понимала, как может быть таким смешным такое важное дело, как попытка вдохновить другого человека, не заметила Хоашин и ласковой грусти в глазах своего собеседника, когда тот вытирал выступившие от смеха слезы.
― В общем, я пойду. Хорошего дня.
Чжи Мон ответил на её поклон, наблюдая, как удаляющийся черный хвост танцует в воздухе, как знамя на ветру.
Генерал Пак никогда не отличался хорошими манерами, заставляя его, Чжи Мона, внутреннего эстета падать в обморок почти каждый день. Но вот девочка у него выросла славная. И все так же поддерживает любые выдумки беспечного Ына, незаметно направляя их в правильное русло.
Да хранят тебя небеса, Сундок.
― Я смотрю, ты уже привык к новому дому?
Хан Дэсон решительно вышел из лифта навстречу другу в компании Лим Суен.
― Господин Сон только пришел, а ты уже собрался загрузить его работой по самую макушку? ― госпожа Лим была единственной женщиной компании, которой было разрешено критиковать главу в присутствии окружающих. Разумеется, она пользовалась этим правом крайне редко.
― Не беспокойтесь обо мне, госпожа. Мы достаточно давно знакомы с вашим супругом, чтобы он не сомневался в моей выносливости.
Чжи Мон подмигнул «императору», и тому пришлось приложить усилия, чтобы скрыть улыбку.
― Идем, я представлю тебя сотрудникам.
СEO «Хансан» подтолкнул часовщика к двери в конференц-зал, пока тот не сказал ещё чего-нибудь «интересного».
В зале, по его распоряжению, уже собрались все ведущие топ-менеджеры, их помощники и непосредственно те сотрудники, которым предстояло стать подопечными Чжи Мона или Сона Донгу, как его величали в этом временном измерении.
― Как вам всем известно, любая фирма, будь то крупная корпорация или квартирный офис, проходит несколько стадий развития, которые определяют срок её жизни, ― как только Хан Дэсон начал свою речь, Чонгмин со вздохом закатил глаза к небу, придумывая, чем бы развлечь самого себя, чтобы не заснуть. К сожалению, в этот раз никаких хэнд-аутов под рукой не было, поэтому идею с оригами пришлось отложить. Зато рядом стояла ничего не подозревающая Пак Хоашин.
К счастью для Чонгмина, она не видела, как коварно заблестели его глаза, когда парень обнаружил, что если поднять левую руку вверх, то можно незаметно провернуть несколько забавных манипуляций с её волосами. По его мнению, это была вполне достойная месть за все те разы, когда ему не удавалось увернуться от черного хвоста неугомонной девушки.
― …этот проект станет ключевым в процессе становления той стратегии, которая нам необходима. Если все пройдет благополучно, то вероятно уже к маю мы сможем серьезно повлиять на диверсификацию портфеля не только сеульских, но и мировых инвесторов. В нашу пользу, разумеется. В этом году, ― Хан Дэсон сделал знак своей ассистентке, и на проекторе появился макет одного из дворцов Сонгака в эпоху Корё. ― Мы решили обратиться к истории нашего государства и воссоздать время правления первого императора этой эпохи. Реализация проекта планируется в январе, но пусть вас не обнадеживают временные рамки ― у нас много работы. С этого дня господин Сон Донгу, доктор исторических наук и заслуженный мастер часовых дел, будет работать с нами и направлять вас к будущему успеху. В мое отсутствие, можете обращаться не только к моим сыновьям, но и к нему. Вам все понятно?
― Да, господин!
Дружный хор голосов слился воедино, и Сону Дэнгу явно послышалось звонкое «Да, Ваше Величество», отскакивающее от каменных стен.
