Игра со смертью.

Вместе с Гермионой, мы бродим по Хогсмиду в поисках подходящего наряда. Она всё примеряет платья, одно за другим, в очередном магазине, и, кажется, ей ничего не нравится. Интересно, кого так хочет впечатлить? Крама? Я невольно ухмыляюсь, заметив её, в розово-пурпурном платьице. Красивое, нежное, точно у принцессы. Оно идёт ей, бант из шёлковой нити подчёркивает стройную талию девушки. Очевидно, в нём она будет блистать. Все парни головы свернут вслед. Не только Крам… Мерлин! Хватит думать о нём, если бы этот самодовольный болгарский засранец умел читать мысли, наверняка загордился бы собой еще сильнее. — Непривычно. Но тебе идёт. — Пытаясь скрыть ревность, произношу я. И правда. Гермиону я видела до этого в основном в школьной, строгой форме. Она даже не пыталась её как-то подшить или добавить разнообразия. Тёмная, клетчатая юбка, белая рубашка, жилет. И дурацкий шарфик выполненный в оранжево-бордовом цвете. От Гермионы всегда почему-то пахло книгами, и, если бы не её милое, детское личико, я бы восприняла её за МакГонагалл. Держу пари, лет так через тридцать, она будет походить на её реинкарнацию. Не удивлюсь, если станет учительницей. Она как маленькая старушка, что её вообще может связывать с амбициозным, целеустемлённым Крамом?! Мерлин! Забудь, Бэлла, забудь, дыше глубже. Ты сама сказала, что вы расстались и пообещала не злиться. Даже дала ей полную волю встречаться с ним. В те редкие дни, когда мы выбирались куда-то помимо Хогвартса, Гермиона в основном носила джинсы и пулловер. И, конечно, кроссовки. Я никогда не видела её в туфлях, поэтому светлые, переливающиеся от блёсток, лодочки на её ногах, выглядели крайне непривычно. — Только не навернись. — Бормочу я. — Мне идёт?! — Идёт?! Ты такая красивая, Гермиона! — Не скрывая своего восхищения, но тщётно пытаясь скрыть ревность, отвечаю я. — Тебе не просто «идёт». Ты очаровательна. Вместо ответа, она радостно улыбается и крепко обнимает меня, едва не упав. — Теперь бы только разобраться, как на них ходить. — Шутит она, поправляя непослушные волосы, напоминающие собой воронье гнездо. — Научу. — Обещаю я, и кручусь в своём платье у зеркала. До пят, с вырезом до колена. Шёлковое, красное, облегающее фигуру. Одним своим видом оно бросает вызов всему несколько пуританскому нраву Хогвартса. Подчёркивает изящные плечи воздушными, прозрачными рукавами, усыпанными стразами. На ногах красуются блестящие босоножки с бантом. — Бэлла… — Гермиона с неподдлельным восхищением смотрит на меня. — Выглядишь, как королева. «И у королевы должен быть король.» — Проносится в мыслях, но я молчу. Интересно, есть ли зелье, которым можно выгнать Крама из головы?! Он появляется в мыслях слишком не вовремя. Оплатив покупки, мы возвращаемся в гостинную, где я подшиваю своё платье и слегка обрезаю его, что бы не навернуться. Последующие несколько дней, в перерывах от учёбы, я пытаюсь научить Гермиону ходить на каблуках. Её движения выглядят очень несуразно, и над ней дружно смеются ребята, но я упорно напоминаю ей держать осанку и делать маленькие шажки, слегка приподнимая платье. Ночь перед святочным балом самая сложная. Еще накануне я погладила платье и приготовила обувь. А с утра начала возиться. У меня от недосыпа ужасные круги под глазами, которые я пытаюсь убрать огурцами, и, отчаявшись совсем, наношу зелье, в котором не уверенна. Его рецептом со мной любезно поделилась Чжоу, а варили мы с Гермионой. Надеюсь, хуже не станет. Наношу увлажняющий крем с алое (порой магглы способны на изобретение уникально полезных вещей!), слегка потрескавшиеся от холода губы, лечу скрабом, после наношу бальзам и красный карандаш, подчёркивая контур. На глазах — холодные, коричневые, едва заметные тени и тонкая стрелка. Прокрашиваю длинные, пушистые ресницы тушью, которую спёрла у одной из старшеклассниц, которую попросила вместо денег за гадание. Она была совершённо новая, в упаковке. Теперь моя. Я распускаю недавно окрашенные, всё еще влажные волосы и наношу красный лак на пальцы ног, затем и рук. Последний штрих — увлажняющий крем для тела с запахом какао и розы и эффектом сияния. Ныряю в платье, прошу Гермиону застегнуть змейку и брызгаюсь стойким парфюмом с ароматом кофе, мёда, ванили и корицы. Зимний аромат с почти прозрачным шлейфом. Кажется, готова. Нет! В последний момент вспоминаю о браслете, подаренном отце и серьгах с настоящими бриллиантами внутри. Теперь точно всё. Еще раз покрутившись у зеркала, я выхожу из гостинной и направляюсь ко входу в зал, где Рон и Гарри оживлённо что-то обсуждают. — Бэлла! Ты не видела Гермиону?! — В голосе Гарри слышны нотки беспокойства. — Да брось. Наверняка, рыдает, что её никто не позвал. — Отмахивается Рон. — Я бы на твоём месте не была так уверенна. — Отвечаю, услышав стук каблуков. Дружно, мы обрачиваемся к лестнице. Крам стоит в нескольких метрах от нас, держа под руку виновницу наших сплетен. Мерлин! Натягивая улыбку, я смотрю на эту парочку. И думаю только о том, как он хорош. Как он хорош в этом красном пиджаке и чёрных, классических брюках. Его кожаные туфли отлакирофаны до блеска. Руки в белых перчатках. А взгляд — прямой. В чёрных глазах читается некий вызов. Он лишь на секунду смотрит в мою сторону, после чего проходит в зал, едва не задев плечом. — Ты это видел?! — Ошарашенно спрашивает Рон. — Это же она… И Крам! — Нужно было быть решительнее. — То ли себе, то ли Рону, говорю я, замечая Фреда. — Какая красивая! — Парень улыбается мне во все 32, после чего поправляет выглаженную рубашку. — Да, очень… — Не сводя взгляда с Чжоу, отвечает Гарри. И моё сердце невольно пропускает удар. Гарри сейчас похож на довольного кота. Сколько надежды в его глазах, он даже не пытается её скрыть. Но Чжоу уходит с Седриком, лишь утешительно помахав ему ладошкой. — Вот дерьмо. — Ругается Рон. Кажется, настроение еще недавно смеявшихся парней, в край испорчено. Но деваться некуда — по традиции правило первого танца достаётся чемпионам. И, пока Фред суетится вокруг меня, угощая сливочным пивом, я невольно поглядываю на широкий круг. В плавном, красивом темпе вальса, кружатся чемпионы. Крам с лёгкостью подхватывает Гермиону, и, задержав её в воздухе, осторожно опускает на скользкий паркет, не обращая на меня никакого внимания. Значит, так, да?! Я залпом выпиваю бокал. Затем еще один. И, только кончается мелодия, едва ли не тащу Фреда в круг, где, вслушиваясь в ритм, вывожу круги, стараясь при этом улыбаться. О, что это? Крам хмурится, прожигая меня ненавистным взглядом. Неужели самолюбие болгарского чемпиона задето? Мелодия сменяется на более ритмичную, и я, слегка приподняв подол платья, начинаю отплясывать, распустив волосы. Фред, заметив это, улыбается, стараясь держаться как можно ближе ко мне. Он копирует мои движения, подпевая музыке. — Слышишь, красотка?! Я мигом, за напитками и сразу вернусь! — Подмигнув мне, отходит он, а я отплясываю сама, стараясь игнорировать недовольный вгляд МакГонагалл. — Неплохо танцуешь. — Раздаётся хриплый голос за спиной. Я резко оборачиваюсь. Крам стоит передо мной, сжимая бокал с вином в руке с такой силой, что, кажется, тот сейчас лопнет. Он отпивает несколько глотков прежде, чем поставить на разнос. Приподнимаю бровь и с вызовом смотрю на него. — Что умолкла? Или ты откажешь в танце чемпиону? — Боюсь, твоя партнёрша будет не в восторге. Некрасиво, Крам. — Фальшиво улыбаюсь ему. — С каких пор тебя волнуют чьи-то чувства? — Он рывком прижимает меня к себе, схватив за талию. В глазах загораются огоньки. Заметив недоумение в глазах, Виктор усиливает хватку, отводя дальше от центра круга. И, усмехнувшись, приподнимает мой подбородок. — Так тебе больше нравится?! — Шёпчет на ухо он. А затем, отпускает, заметив в глазах страх. — Ну, же. Давай станцуем. Тебе же так нравилось, разве нет?! Он оборачивается и что-то говорит на болгарском своим ребятам. Один из них начинает напевать мелодию. Ту самую, что мы слышали на озере в запретном лесу. Разведя руки в стороны, он ударяет себя рукой по колену, затем начинает, считая удары барабана, отбивать ритм ногами, не сводя при этом взгляда с меня. " Эй, молодая Петрунка! Мы искали везде, Но нигде не нашли. Круга, что бы потанцевати, Кроме твоей деревни» — Слышны голоса парней. Усмехнувшись, я смотрю Виктору в глаза. Я не покажу ему своей ревности. И своего страха. Молча, я начинаю повторять его движения. Полные страсти, огня, задора. Весь он, облачённый в красную рубашку, напоминает собой пламя. Непокорное, всепоглощающее. «Где Петрунка да хороводит, Где Петрунка ведёт хоровод. Где парень молодой, Да в этот хоровод придёт» «Присоединится к пляске» — Ритм ускоряется. Крам резко приподнимает меня за талию, закружив. «Но не выйдет в середину он. Он найдет ее с само начала, Что бы встати рядом с Петрункой.» Он опускает меня на землю, усмехнувшись и тут же хватает за руку, прижимая к своей груди. От его рук на запястье остаются следы. «Да с ней же потанцевати. И парень горячий да молодой. И начинаются пляски. И скука сразу долой.» — Прекрати. — Сквозь зубы произношу я. — Что ты устроил?! — А ты? Зачем весь этот цирк? Терпи теперь. — Хмуро произносит он. — Хотела этого?! Ты этого добивалась, да?! Что бы я едва не приполз к тебе?! — Приполз. — Глядя ему в глаза, произношу я. — Сучка. — Шёпчет он, хватая меня за талию снова. Прижимает к себе настолько крепко и жадно, что слышу, как бьётся в груди его юное сердце. Он запускает ладонь мне в волосы, слегка сжав их. И снова смотрит в глаза. — Нравится? — Что ты собрался делать?! Меня ищет Фред. — Боюсь, уже не ищет. — Виктор усмехается. — Спать пошёл… — Что ты с ним сделал?! — Всего лишь оглушил. Всё это — для тебя. Тебе ведь нравится танцевать?! Наслаждайся. Нас теперь не потревожат. Можешь сказать мне, что хотела. — Его дыхание обжигает кожу. Я хватаю его за воротник, усмехнувшись. На костяшках его пальцы замечаю следы алой крови. — Нравится делать людям больно? — Когда меня вынуждают. — Отвечает он, усмехнувшись. — Так что ты хотела мне сказать, Бэлла?! Твой взгляд был громче слов. «Ой, как увлечённо пляшут. Ой, пляской как увлечены. Что стёрты даже подошвы, Что стёрты даже подошвы. Но неуклюжий парнишка, Забрызганы грязью сапоги. И падают на землю, С волос её цветы.» — Только трус будет трогать тех, кто слабее. — Называешь меня трусом? — Он усмехается, жадно целуя мою шею. Оставляя на коже лёгкий укус. Из его хватки не вырваться. Что хуже — я не хочу вырываться. Заметив это, Крам окидывает меня полным страсти, взглядом. — Неужели сдашься? «Закончились уже пляски, Все разошлися домой. И всё лежит веночек, На траве примятой, но живой. Эй, молодая Петрунка. Мы искали везде, но нигде не нашли. Круга, что бы потанцевати, Кроме твоей деревни.» — Хочешь, что бы сдалась? — А ты хочешь, что бы я остановился? — Шантаж? — Ультиматум. — Крам усмехается. — Я не отдам тебя ему. Мёртвой хваткой вопьюсь, но не отдам. Не доводи до этого, Бэлла. Ты совсем не знаешь меня. И вряд ли хочешь узнать меня, настоящего. — Угроза? — Предупреждение. — Он касается моей руки, слегка ослабляя хватку. — Ты заигралась. Предлагаю поговорить в другом месте. Не услышав ответа, он выводит меня из зала на лестницу, и, усмехнувшись, проводит ладонью по моему лицу. От этого прикосновения бросает в дрожь. — Чего ты хочешь, Виктор. — Это более, чем очевидно. Тебя. — Как же Грейнджер? Как же твоя алая женщина? — Мне не нужна ни одна, ни вторая. Хочешь быть моей? — А ты? Будешь только моим? — Смотрю ему прямо в глаза. — Я не посмотрю в сторону других. — Твоя зацикленность на мне льстит. Но это больше похоже на болезнь. — Как и твоя на мне. — Отвечает он. — Я люблю тебя, Бэлла. — И я тебя тоже. Лгу, не зная, зачем. Я слишком устала быть одинокой. А его помешательство на мне… Оно скоро пройдёт. Такие, как он, быстро забывают. Знала бы я только, что, солгав ему, определила свою судьбу… Скорее всего бы, молчала.