Your co-worker

Грохот опрокинутого подноса из зала действует на ТК не хуже электрического импульса; бросив готовку они буквально в два прыжка преодолевает расстояние до двери. В голове торнадо из страха и неутешительных догадок. Она поранилась? Снова упала в обморок? Кто-то из посетителей устроил скандал? А вместе со всем этим — крохотный, стыдливый проблеск радости: сегодня вечером, перед самым закрытием закусочной, никто, кроме ТК, не мог прийти ей на помощь. «Ну и сукин же ты выкидыш», — догоняют единственные связные мысли, когда ТК влетает в зал. Затуманенный обзор проясняется лучезарной улыбкой y/n: та елозит по столику размокшими салфетками и, по всей видимости, побеждает клиента в игре «кто больше извинится». Кажется ничего, кроме её фартука и чашки, не пострадало. Чего не скажешь о ТК. *** — Тупица. — Так, ну хватит. Сегодня ты назвала меня так больше раз, чем я тебя за всё время. Дверной колокольчик провожает робким звоном последнего клиента. Y/n продолжает ворчать, а ТК тихо посмеивается: знает — заслужили. В служебной аптечке не нашлось ничего, кроме пустой бутылки антисептика и таблеток от отравления, так что y/n чертыхалась всё больше и больше. — Хэй, расслабься, а? — ТК находит опору у стола и продолжает наблюдать за тем, как мечется y/n. — Это всего лишь небольшой ожог. Зато надеть перчатки, чтобы прибрать расплескавшееся из фритюрницы масло, этот «небольшой ожог» всё-таки помешал. Как всегда: руки ранятся в самых неудобных местах. А ведь если бы ТК не сорвались к y/n (буквально как ошпаренные) — этого удалось бы избежать. — Y/n, да сядь ты уже. Ответ — шипение и очередное «тупица». ТК вздыхает: они обречены. Теперь она копошится в своём рюкзаке. Спустя несколько мучительных мгновений вытаскивает оттуда упаковку пластырей, за которой тянется спутанный провод наушников. ТК, уже понимая, что им не отвертеться и что уборку придётся оставить на завтра, смиренно вздыхает и развязывает фартук. Как раз в эту секунду к нему поворачивается y/n. — Ха-ха, полегче, тигр, — деланно покашливает она, сквозь смех добавляя что-то несвязное про «не такое вот исцеление». ТК никак не могли предположить, что именно с этого момента и возьмут своё начало их с ней локальные около-пошлые шуточки. Не то, чтобы они о чём-то сожалеет… Y/n подходит достаточно близко, чтобы ТК растерялись и машинально выставили вперёд руку. Она тут же берёт её, избегая касания к ожогам, и разрывает зубами упаковку пластыря. — Фсехда быво, — обрывок летит точно в лужу масла на столе, — интересно: чего ты эти напульсники каждый день носишь? ТК смотрит вниз и сжимает пальцы: — А, это… Они у меня со школы, — пытается сохранять непринуждённый тон и тянет руку обратно к себе. — Я играли на ударных в старших классах. Слушай, может я сами всё-- — Вот как? — y/n пресекает попытки сопротивления на корню, крепче сжимая их запястье. На миг кажется, будто она пробегается оценивающим взглядом по их предплечьям и дальше; местам, где точно не было ожогов… — В любом случае — снимай. Они мне мешают. — Ээ… — ТК старается отнять руку уже не заботясь о том, что она это заметит. — Давай я лучше… — Сни-май! ТК цокает и сдувает с глаз чёлку. Порой y/n невыносима, даже когда пытается проявить заботу. Не тратя больше времени они поддевает первый напульсник пальцем и тянет его, приглушенно шипя, когда из-за резкого движения ткань шоркается о повреждённую раскрасневшуюся кожу. Видя это y/n тоже втягивает воздух сквозь сжатые зубы. Если ТК не будет осторожны — она, скорее всего, стукнет их по лбу. — Всё из-за меня… — выдаёт она в конце концов, виновато прикусывая губу. Попытки ТК возразить тут же прерываются слабым шлепком по наклеенному пластырю. — Стоп, — не выпуская их руку из хватки она наклоняется ближе, чтобы её рассмотреть, — а это откуда?! ТК торопливо нащупывает рядом напульсники, вспомнив, почему так не хотели их снимать. — Ну, я тут ещё задолго до тебя работали, — нервно посмеивается ТК, пряча руку за спиной, — и не всегда были аккуратны. Фритюр, духовка… запястья от них страдают больше всего. А ты знаешь, как народ любит картошку… Разобрать выражение лица y/n затруднительно, поскольку сейчас ТК активно прячет своё. — И ты… носишь эти штуки для защиты, или чтобы шрамы прятать? ТК кивает: — И то, и другое, — они уже собирается натянуть напульсники обратно, но вдруг останавливается и мнёт их в руках. — Я… не хочу, чтобы люди решили, будто у меня какие-то проблемы. Ну, ты знаешь… селфхарм, или… — Понимаю. Душный воздух на кухне сгущается неловким молчанием и давит на виски. Судя по всему в голове y/n мечутся мысли, которые она вряд ли планирует озвучить: скрытые козырьком глаза, ямочка на щеке и плотно сжатые губы явно это показывают. ТК, не зная, куда себя деть, поднимает взгляд на часы и прочищает горло: — Что ж, нам бы закругляться потихоньку… — Угу, — отзывается y/n, но как только ТК подходит к двери она что-то замечает на свету. — Стоять, ТК! Ты что же, и майку устряпали?! ТК хмурит брови и оттягивает ткань, касаясь подбородком груди. — Ах, блин… — Если и там ожоги — я тебе за пластыри счёт выставлю, — всерьёз или нет, но y/n звучит раздражённо. — Я пойду закроюсь, а ты пока раздевайся. ТК давится воздухом и словами: на попытку соскочить с помощью фраз «за пару часов я не умру» и «я приеду домой и займусь всем самостоятельно» y/n оперативно припоминает, как накануне ТК жаловались, что в их квартире всё ещё нет аптечки. Эта мелкая зараза. Когда не надо — её память работает на ура. Дождавшись её ухода в зал и позвякивания ключей ТК с большой неохотой стягивает с себя майку, умудряясь зацепить заодно и шапку. Что-то неприятно стягивает кожу во время движений, и они уже знают наверняка: y/n снова будет ворчать. А пока звук её шагов неумолимо приближается — ТК комкает в руках снятую майку, борется со жгучим желанием провалиться под землю и задаётся единственным закономерным вопросом: …что, чёрт возьми, сейчас происходит?