Два года спустя
«напиши, как доберёшься».
Это заставило Геррита широко улыбнуться от недавних воспоминаний. Несмотря на то, что Ханнесу было почти тридцать, тот заставлял Геррита чувствовать себя живым. Это помогало заслонить те чувства, которых у него быть не должно было. «Почти дома», — написал он в ответ Ханнесу, сунул телефон в задний карман шорт и остановился у окна своей комнаты. Оно было закрыто, хотя, уходя, Геррит оставлял его чуть приоткрытым. Он подёргал выступ вверх, но безуспешно. Геррит выругался шёпотом. Всё это могло значить только одно: кто-то из родителей заметил, как он уходил, и теперь его ждёт большой скандал. А ведь сегодня приезжает из Гамбурга Крис, и Геррит так не хотел, чтобы он видел его снова в плохом настроении. Крис и без того, приезжая после сессий, вечно разруливал неприятные ситуации, а сейчас, работая продюсером, он и в рабочее время получает достаточно стресса. Геррит хотел бы его избавить от этого, но он сам — одна сплошная проблема. Выхода не оставалось, кроме как заходить через дверь и будить свой будущий кошмар. Он нажал на кнопку звонка, и до противного громкие и звонкие птичьи голоса разлетелись по всему дому. Через минуту послышалось тяжёлое топанье и раздражённый мат отца. Геррит глубоко вздохнул, настраиваясь на ссору. …которой так и не случилось. Отец хмуро и сонно посмотрел на него, впуская, что-то невнятно проворчал (Геррит разобрал только «утром разберёмся») и ушёл в спальню. Правда, уже и без того было утро — Геррит вышел из дома Ханнеса в четыре — но, видимо, слишком рано и темно для того, кто возвращается с работы около полуночи.«Всё в порядке? Никто ничего не заметил?»
— почти сразу прислал Ханнес. «Нет, — успокоил его Геррит, — всё тихо. Спасибо за сегодня. Ты был прекрасен». Конечно, на самом деле наутро его ждало целое представление, но Ханнес не был тем человеком, которому хотелось рассказывать. Ханнес был лёгким, позитивным, звонил, когда хотел, чтобы Геррит приехал, подготавливал всё необходимое и становился в открытую позу. Ханнес не говорил много о чём-то личном вроде семьи, переживаний, плохих днях на работе, и рассказывать ему о том же самом не имело смысла. Геррит быстро разделся, принял душ и ушёл спать. Стоило ему сомкнуть глаза, как в его комнату открылась дверь, а с него самого был сдёрнут плед. — Час дня уже, подъём! — слова ударили по ушам, и Геррит поморщился, перекатываясь на спину. С трудом открыл глаза, потому что веки были тяжелее золота. — А теперь говори мне, где ты шлялся всю ночь и почему папе пришлось открывать тебе дверь с утра пораньше! — Нечего было закрывать окно в моей комнате, — огрызнулся он и закрыл глаза обратно. — А дверью пользоваться не учили?! Что мы думать должны? Не спи, когда разговариваешь с матерью! Геррит цокнул языком. — Вы с папой в таких ситуациях вообще не думаете. Я был у парня, отстань. — Не у того ли, с которым тебя неделю назад видели? Он хоть знает, сколько тебе лет?! — догадалась мама. Геррит промолчал. Хотелось щёлкнуть пальцами и выкрикнуть «Бинго! Он не знает» ей назло. — Да его посадить надо! Я так и скажу твоему отцу, что ты по ночам бегаешь к какому-то педофилу. Пусть он что-то с тобой решает — пожалеешь, что домой вернулся. Она стояла, опершись на дверной косяк, и шумно дышала от злости. При этом крылья её носа забавно раздувались. Геррит усмехнулся, не сдержавшись, но тут же сделал полное сарказма лицо. — И что он решит? Станет меня отпаивать той хренью, как лет семь-восемь назад? Удивительно, как его самого не посадили… Ой, точно, никто ведь не сообщал в полицию, правда? Потому что я ничего не понимал, а Криса он вырубил. Будет удивительное совпадение, если об этом узнают, когда отец будет писать заявление на Ханнеса, не так ли? — она уже замахнулась, чтобы ударить Геррита по щеке, но он увернулся, вскочил с кровати и продолжил говорить. — А какой там возраст согласия по закону? Вроде бы четырнадцать, мам. Мне кажется, в мои шестнадцать тебя не должно касаться, с кем я трахаюсь. Выйди из моей комнаты и дай поспать уже! Та разъяренно закивала и взялась за ручку двери. — Я уйду, хорошо. Но папе я слово в слово передам твои слова! Мать громко хлопнула дверью, из-за которой через секунду продолжилось «трахается он с Ханнесом, видите ли, к чему всё воспитание привело!». Геррит упал на подушку, но спать больше не мог. Он сразу же открыл мессенджер и написал своему тридцатилетнему любовнику. Так прошло несколько часов. Не выходя из комнаты ни для водных процедур, ни для обеда, Геррит прозалипал в телефон. Ханнес просил фото, скидывал свои, предлагал купить новые игрушки для постельных игр, и Герриту почти удалось забыть о том, что сегодня будет. Только когда предложение сегодня вечером развлечься пришло одновременно с отцом, он вспомнил. Оглянулся по комнате, бросил телефон в ящик стола, наскоро оделся и застелил постель — как раз к тому времени, когда начались причитания по поводу «наш сын раздвигает ноги перед здоровым педофилом». Вот какого черта она выдумывает то, чего нет! Кто ей сказал, что «раздвигает ноги» именно Геррит? Чушь собачья! Вскипая от злости, он метался по комнате, наводя порядок, чтобы претензий к нему хотя бы по этому поводу не было. Был слышен громкий матерный разговор, который, казалось, кончится нескоро. Отец кричал, что ему после рабочего дня нет дела до того, кто трахает их сына, и что если она так хочет — пусть выгонит Геррита из дома, и на это ему тоже будет плевать. А потом Геррит услышал Криса. «За что вы его выгонять собрались?» — спросил он удивлённо, и тирада жалоб понеслась во второй раз. Было даже странно, что в комнату Геррита до сих пор никто не вломился, но, впрочем, выйти ему всё равно придётся: ему нужно поесть перед походом с Ханнесом в клуб, где он будет очень много пить. В самый неподходящий момент, когда мама начала высказывать по поводу того заявления, которым Геррит пригрозил, он распахнул дверь и не глядя направился в ванную. На затылке чувствовались три пары глаз, и хотя бы две из них были как минимум удивлёнными. — Эй, ты ничего мне объяснить не хочешь, сопляк? — первым нарушил молчание отец, пока Геррит умывался. Он подошёл и закрыл перед ним кран. — Объяснить не хочешь, что ты там за заявы на меня катать собрался? В ответ Геррит молча поднял кран обратно и принялся чистить зубы. Крис тоже молчал, и на этом моменте сердце начало неприятно ныть. — Нет, посмотри на него, он меня игнорирует! — выплюнул отец. — Ты не охерел тут, говорю?! Краем глаза Геррит видел, как Крис вешает на стул рюкзак и проходит мимо него в свою комнату. Дочистив зубы, он прополоскал рот, вытер лицо полотенцем и дал ответ, которого от него всё это время ждали. — Охерел, пап. Весь в тебя. После пятисекундного молчания отец схватил Геррита за футболку, в лицо прилетел кулак, две руки отбросили его в кафельный угол. Челюсть зашлась болью, словно сломанная, даже несмотря на то, что Геррит никогда ничего не ломал и не знает, как это, а перед глазами рассыпались искры. Он прижал к месту удара обе ладони, замычал, сожмурил веки, застыл от невозможности вдохнуть. Страшно, больно, обидно. Если бы только Крис не прошёл мимо… Еще минуту Геррит не двигался. Недалеко звучали какие-то мамины возгласы, но ощущения застелили всё вокруг туманом, и зрение и слух притупились. Затем вибрацией по полу отдались приближающиеся шаги, Геррит приготовился к новой боли, но холодные тонкие пальцы настойчиво убрали его руки от челюсти и стали её осторожно ощупывать. Каждое прикосновение жгло огнём, Геррит шипел, норовил вернуть руки на место, и в один момент кожи коснулась мокрая ватка. Глаза почему-то заслезились, и слезы покатились по щекам. Пальцы стерли лишнюю влагу и продолжили обрабатывать челюсть. Это были мамины пальцы, не Криса. Крис даже сейчас не пришёл. Это было больнее, чем удар в челюсть. — Хватит реветь, — шикнула на него мать, — ты хоть думай, что несёшь, идиот малолетний. Крису всё равно. Крису плевать. Хоть убьют Геррита — ему будет плевать. Слезы катятся сильнее. В голове всплывает воспоминание. » — А что важное ты хотел сказать мне, чего я не знал? — поинтересовался Геррит, отставляя пустой стакан из-под кофе в сторону. Он помнил то сообщение. — Что ты от меня получишь по своей полной опилок башке, если еще хоть раз приблизишься к краю крыши, — Крис сузил глаза и слегка поднял уголки губ, словно насмехаясь над ним. Но Геррит точно знал, что насмехаться Крис не может. — Да это я и так знаю, — отмахнулся он. — А серьезно? — Да ну… Это к делу отношения не имеет. Я просто запаниковал и не знал, чем до тебя достучаться, чтобы ты ответил. Геррита накрыла волна стыда, и он почувствовал, что краснеет. — То есть, ты это придумал? Нет такого, чего бы я не знал? — Очень даже есть, — Крис отрывисто засмеялся. — Ты много чего не знаешь. И не всё ты готов узнать сразу.» Крис так и не сказал тогда. Но еще раз напомнил, что, что бы ни случилось, он его любит. Геррит сначала переспрашивал каждые несколько дней, потом просто забыл. А сейчас, в совсем ненужный момент… Мать тем временем закончила с обработкой, помогла встать и, пообещав принести еду в спальню, отправила в кровать. Геррит даже не успел удивиться ее внезапной доброте, потому что, едва он поднялся, его затылок и копчик, которыми он, падая, стукнулся, прострелило. Сначала подумал, что не сможет никуда пойти, но потом решил — нет, сегодня ему необходимо надраться до состояния, когда невозможно произнести собственное имя, иначе весь вечер и всю ночь будет думать о произошедшем и накручивать себя. Он попросит Ханнеса вызвать ему такси и забудет о том, что Крису теперь плевать. Геррит даже не станет заходить в его комнату и интересоваться причиной его поведения. Упал на кровать, взял в руки телефон — времени уже половина шестого — зашёл в нужный диалог. «Не против вызвать мне такси?»«Тебе от дома десять минут. Выпендриться решил?»
Геррит раздраженно вздохнул. Конечно, какое понимание может взяться у Ханнеса? Он же просто бездушный секс-партнер. «Пешком не в состоянии.» Ханнес больше не ответил, прочитав сообщение, и Геррит отбросил телефон в угол кровати. Постарался не думать о том, что они кинули его оба. Ладно-то Ханнес, от него ожидаемо и ему простительно, но Крис… Как он мог? Вошла мама с подносом, переставила тарелки на тумбочку и, ничего не произнеся, ушла. Геррит чувствовал себя брошенным и беззащитным без него. И всё же нашёл в себе силы возмутиться. С чего он вообще взял, что не может постоять за себя без Криса? Он спокойно доест свой ужин и к десяти доберется до клуба. А наутро, может быть, вообще примет решение уйти из этого дома. Как взрослый человек. Последние несколько часов тянулись, как сыр на горячей пицце. Геррит поел, снова написал Ханнесу, который пообещал ему принести пару таблеток на пробу и убедил в том, что жертвовать здоровьем ради удовольствия — нормально, подобрал одежду, собрал волосы и в долгожданные полдесятого, полностью готовый и уже способный двигаться почти без боли (зато с синяком на щеке) открыл окно. Выходить через дверь рискованно, решил он, там бешеный отец, странно ведущая себя мать и Крис, с которым Геррит пересекаться после такого предательства не хотел. Он перекинул ногу через оконную раму, и боль снова напомнила о себе, простреливая последний позвонок. Он застыл, сидя на подоконнике и не зная, как перелезть с минимальным количеством движений. Когда за дверью раздались быстрые шаги, Геррит с ужасом понял, что забыл запереть дверь. Та распахнулась, стукнувшись ручкой о стену. На пороге стоял Крис, который, увидев Геррита, вздёрнул брови. — Куда собрался? Геррит сглотнул и перебрал в голове все возможные отмазки, в итоге не найдя ни одной. — Гулять. Их взгляды встретились, Геррит просверлил брата своим озлобленным, обиженным. Эмоции Криса по лицу он разобрать не смог. — Одетый в шлюху? — и, не дождавшись ответа, Крис ответил сам. — Значит, к своему парню, как я понимаю. Геррит почувствовал себя идиотом с перекинутой через окно одной ногой. — Удивительно, что ты решил меня заметить, только когда я собрался уходить, — теперь в ответ молчал Крис. — Да, я к Ханнесу. Надеюсь, у тебя с этим никаких проблем нет. Только собираясь соскользнуть на землю, Геррит снова почувствовал сильный укол в копчике. Зашипел и поморщился, выдавая себя. — У меня нет. А у тебя, кажется, есть. Помощь не нужна? В голосе Криса был слышен скептицизм. Соглашаться на предложение, конечно, не хотелось — из гордости. Вот только двинуться он действительно не мог. Ни туда, ни обратно. — Нет. — Я могу тебя вытащить, — проигнорировал его Крис и, зайдя в комнату, закрыл за собой дверь. — Только если внутрь. Геррит стиснул зубы. — Теперь ты меня шантажируешь, да? Какое тебе дело до того, с кем я встречаюсь? — Выбор за тобой, — Крис сложил руки на груди и медленно подошёл. Геррит занервничал. Пойти в клуб ему хотелось, пообещал ведь, но также он знал, что без помощи останется здесь сидеть. Он отвёл взгляд. — Это жестоко с твоей стороны, Крис. — Да ну? — Крис усмехнулся уголками губ. — Я же не говорю, что вообще не дам тебе уйти. — Я опоздаю, если не уйду прямо сейчас. — Ты же в «Чикаго», да? До него пять минут езды, включая разогрев машины. Я отвезу. Геррит снова опустил взгляд и закатил глаза. — Тогда что тебе нужно? — Разговор. — Разговор?! — он взорвался моментально. — Ты, твою мать, серьёзно сейчас, Крис?! Почему ты тогда сразу со мной не поговорил, как пришёл? Да-а, это сейчас тебе вдруг есть до меня дело, когда нужно меня проконтролировать! Это он тебя послал, естественно! — Не кричи, — Крис сказал на удивление тихо, когда выставил руки в примирительном жесте и сделал несколько шагов вперёд. — Отец не говорил мне ни слова насчёт тебя. Я пришёл, потому что всегда беспокоился. — Что? — переспросил Геррит почти шёпотом и чуть наклонил голову вперёд. — Всегда — это когда? Когда папа оставил мне вот это?! — он указал пальцем на здоровенный синяк на челюсти. — И после этого швырнул меня в стену? Тогда ты за меня беспокоился? Тебе похер, Крис, хватит мне врать. Выплюнул даже не половину той боли, что накопилась за эти четыре часа в тишине. Тянуло выплеснуть все эмоции на брата, но в таком случае Геррит снова начал бы рыдать. Крис закрыл на несколько секунд глаза, вздохнул и подошёл вплотную. — Ты идиот, Геррит, — он остановился, посмотрел сверху вниз и положил ладонь на его голову. — Ведёшь себя, по крайней мере, именно так. Я всегда защищал тебя с самого твоего детства, мне тогда самому было меньше, чем тебе сейчас. Я защищал, потому что каждый раз считал их обвинения в твою сторону незаслуженными. Но я не могу продолжать ограждать тебя от опасности, к которой ты сам целенаправленно идёшь. — Ты всегда мог, — Герриту стало еще обиднее, но он не уворачивался, когда брат гладил и перебирал его волосы, — а тогда ты решил меня кинуть. И теперь, когда меня нужно остановить от того действия, которое ты считаешь неправильным, ты перестаёшь игнорировать меня. Я… не хочу тебе верить. Крис прижал его голову к себе, и глаза защипало. Геррит активно заморгал. — Твоё право, дорогой. Я не буду переубеждать тебя, если ты так уверен. Но хочу сказать, что я, в свою очередь, был уверен, что если бы я стал тебя от него защищать, тебе же было бы хуже. Давай, иди ко мне. Геррит обнял брата за шею, и тот, аккуратно перебросив его правую ногу обратно, подхватил его на руки и отнёс на кровать. Сразу полегчало хотя бы физически. Крис сел рядом и взял руку Геррита в свою. Геррит согнул ноги в коленях и положил на них голову. — Я хочу нажраться в дрова. Отвлечься от родителей и тебя на Ханнеса. Меня тошнит от всего этого, Крис. Я не могу здесь находиться. Крис погладил тыльную сторону его ладони большим пальцем. — Ты любишь Ханнеса? — Пусть тебя это не волнует, — прохрипел Геррит и вынял руку из слабой хватки Криса. — Говори, что хотел. Крис качнул головой и выдохнул. — Зачем ты туда так рвешься, если даже ходишь с трудом? Вряд ли танцевать собрался. — Я же сказал: нажраться хочу и отдохнуть от всех вас. Срочно. — Я только приехал и успел тебе надоесть? «Гребаный провокатор, — подумал Геррит. — Делает вид, что всё так, как и должно быть». На самом деле ему не хватало Криса. И за предательство он злился, но всё равно хотел, чтобы брат как минимум крепко обнял. — Мне надоело то, что здесь происходит. Меня всё бесит, в том числе ты. Крис осторожно поднёс пальцы к ударенной стороне челюсти, коснулся почти невесомо. Геррит заиграл желваками. — Ты злишься… только из-за этого? Промолчал. Крис опустил веки. — Хорошо, я скажу. Возможно, я был неправ и было бы лучше, если бы я влез и помешал ему это сделать. По крайней мере, ты бы не считал меня виноватым, даже если бы следов на тебе после этого осталось больше. Ты меня простишь? — Не делай мне одолжение. — А что ты еще хочешь от меня услышать?! — Крис начал повышать голос, но когда заметил это, сразу снизил громкость. — Я сейчас, скажешь, настолько потерял твое доверие, что ты собираешься всю жизнь об этом помнить? — Нет, — ответил Геррит, выдержав паузу. — Ты не поймешь. Просто отвези меня. Старший брат разочарованно кивнул и поднялся. Он жестом предложил помочь встать, но Геррит отказался и встал следом сам. Он ощущал себя ещё более разбитым, чем до этого. Ещё и закружилась голова. «Сейчас выпью стакан — и вообще лягу», — осознал он, но возвращаться, посчитал, поздно. Они вышли из дома, пройдя через кухню, — им повезло, что мамы и папы там не было — и направились к машине Криса, которая стояла за домом. Геррит поднял голову, когда проходил под окнами родительской спальни, где из щели между шторами пробивался свет, и в этот момент чётко и громко прозвучала фраза отца: «Вот почему так?! Приёмный ребёнок слушается и в семь лет, и в пятнадцать, и в двадцать два, а родной ведёт себя, как говнюк всю его жизнь!» Геррит замер и медленно повернул голову в сторону брата. Они несколько секунд не произносили ни слова, столкнувшись взглядами, и Геррит прошептал одними губами: — Крис? Что он говорит? Тот махнул головой в сторону машины и чуть подтолкнул его за плечо. Еле передвигая ноги от шока, Геррит добрался до пассажирского сидения серебристого купе. Голос отца и его слова продолжали звучать в ушах. Крис сел за руль, захлопнул за собой дверь, включил свет, вставил и провернул ключ зажигания. Геррит не сводил с него глаз, ожидая объяснений и боясь строить свои догадки. — Это и есть та вещь, которую я не хотел тебе говорить, когда сказал, что ты не готов. Прости, что услышал это не от меня. Я действительно… не твой родной брат. Голос Криса был поникшим, будто задетым или виноватым — не разобрать до конца. Глаза мрачно смотрели в лобовое стекло. Геррит растерялся, не зная, что говорить и как реагировать. Кого жалеть — себя или его? Нет, к себе жалость пропала в мгновение ока, жалеть хотелось его. Геррит положил ладонь на его предплечье, чтобы обратить на себя внимание. — Мне это неважно. Ты всё равно всегда… был для меня самым родным, Крис. В пустом взгляде напротив промелькнула надежда. Крис тяжело вздохнул. Его губы приоткрылись, словно он собирался что-то сказать, но снова закрылись. Геррит ободряюще сплёл их пальцы и приподнял уголки губ. — Спасибо, — просипел Крис из-за пропавшего почему-то голоса и слабо повторил улыбку. — Уже… без пятнадцати, поэтому если ты хотел ещё что-то сказать или спросить… Я просто… — Я могу опоздать, — перебил Геррит. — Ответ займёт чуть больше, чем пятнадцать минут. Я хочу услышать всю твою историю. «Это действительно важно, — добавил он про себя. — Я бы не стал задерживаться, если бы он просто продолжал разговор из спальни». — Да, конечно, только… — Крис тронулся с места, выворачивая на дорогу. — Будет удобнее в движении, если ты не против. — Ты нервничаешь? — Геррит скользнул рукой с его предплечья на тыльную сторону ладони, сжимающей рычаг коробки передач. — Немного, извини. Но рассказать это не помешает. Они выехали на шоссе и набрали скорость несмотря на местонахождение «Чикаго» буквально в противоположной стороне. Геррит откинулся на сидение. Он надеялся, что его решение не торопиться хоть немного поддержало брата. — Ну ладно, — выдохнул тот, — можем начинать. Я плохо помню свою родную семью. Она жила в Гамбурге. Там было… далеко не всё хорошо. Я тогда не понимал, что именно, но видел, как родители катятся на дно. В один день — я тогда учился в первом классе — мама не пришла забрать меня со школы. Впервые. Я, кажется, соврал учителю, что она уже рядом и пошёл домой сам. Идти было недалеко, всего пару кварталов, и когда я подошёл к подъезду, я… увидел машину скорой. Дальше была суматоха. Меня увезли в детский дом. — Сколько тебе было лет? — осторожно спросил Геррит. — Шесть. Мне пришлось вытягивать из всех взрослых, которых я видел, информацию, потому что говорили они нехотя. У матери, в общем, случился передоз, отец исчез вместе с ценностями и перестал отвечать на звонки. Я прожил там несколько месяцев. Незадолго до дня рождения мне сказали, что у меня появятся новые родители. Я протестовал, конечно… Они приходили несколько раз с маленьким тобой, тебе было чуть больше года, и говорили, что ты мой братик. Геррит улыбнулся. — И как, я был хорошеньким? — Совсем наоборот, — усмехнулся в ответ Крис и покачал головой. — Ты не хотел сидеть на месте и постоянно орал. Ты вызвал во мне ещё больший страх тогда. Это не твоя вина, конечно, — тут же успокоил он Геррита, видимо, прочитав на лице эмоции. — Ты ничего не понимал. Я, правда, понимал не больше тебя. Жить рядом с кучей других детей разного возраста и степени жестокости мне уже порядком надоело, но идти с малознакомыми людьми, которые утверждали, что они теперь моя семья, я боялся… Меня всё-таки забрали через несколько встреч. И позже я узнал, что мне просто повезло с твоим тяжёлым характером. — В смысле? — Меня сразу после короткой адаптации стали приучать тратить на тебя всё время, даже когда у меня были уроки. Родители просто поняли, что не могут самостоятельно ухаживать за таким, как ты. Мама хотела продолжать работать и зарабатывать, нанимать няню было дорого, и они обошлись вариантом подешевле. — Они… взяли тебя, только чтобы ты заменил мне их? — ещё больше удивился Геррит. Он мгновенно понял, откуда у них сейчас такое странное отношение. Крис кивнул. — Тебе было тяжело, наверное. — Немного, — уклончиво ответил брат. — Но это всё равно было лучше, чем там. Да, я зачастую понятия не имел, что с тобой делать, постоянно ошибался, но в целом я рос в семье, в спокойной домашней атмосфере. Серебристое купе выехало на проложенный через реку мост. Фонари сменились с голубоватых на ярко-жёлтые, почти оранжевые, и на часть города впереди открывался красивый вид. Воцарилась тишина, в которой оба уставились в лобовое стекло, думая о своём. — Ты сказал, другие дети в детском доме были жестоки, — вспомнил Геррит. — Они сильно плохо обращались с тобой? Воспитатели делали что-нибудь? — Воспитатели не могли проследить в каждую секунду. Жестокими были не все, в основном большая часть моих ровесников. Да, они сделали эти несколько месяцев ужасными, но не произошло чего-то, что помешало мне жить дальше. Геррит как никогда раньше осознал, насколько сильным был и остаётся его брат. Сам бы он на его месте уже давно… даже думать об этом не хотелось. Он и на своём месте чуть этого не сделал. Крис приоткрыл окно, и салон заполнила свежесть с улицы. Геррит расслабился на сидении и даже прикрыл глаза. — Тебе когда-нибудь хотелось меня прибить? — Иногда, — засмеялся Крис. — Но, когда я смотрел на тебя, во мне просыпалась жалость. Мне казалось, у тебя нет кого-то, кто позаботился бы о тебе так, как я. Казалось, что я вроде как твоя единственная надежда на хорошее будущее. Это было, может, и не так, но меня это мотивировало. А потом я видел результат своей работы в твоём отношении ко мне. Глаза снова начало щипать. Сдерживать себя Герриту стало тяжелее, и капли слёз потекли из-под закрытых век. На его колено легла тёплая ладонь Криса. — Это так и было, Крис. Без тебя я бы оказался непонятно где. Я… так люблю тебя, — на последних словах голос окончательно сорвался, и Геррит закрыл рот ладонью. Остановившись на вовремя попавшемся светофоре, Крис перекинул руку через его плечи и нежно поцеловал в висок. Геррит мельком заметил, что ресницы брата блестели от влаги. В «Чикаго» Геррит так и не поехал.