***
— Аккерман, у вас ещё три капельницы, — распаковывая новую иглу, сообщила ему Нифа. — Понял, — кивнул Леви, успевая в последний момент перед инъекцией поменять положение тела на более удобное. — Не вертитесь, — строго попросила его Нифа. — Боже, куда Вас колоть? Вся вена синяя. Дайте вторую руку, может, туда поставим… Леви послушно протянул ей левую руку. — И здесь не лучше, — задумавшись, Нифа нахмурились и закусила губу. — Дайте ладонь. Будем ставить в тыльную сторону. Леви с опаской протянул ей руку, не зная, чего ожидать. Густо пропитанная спиртом ватка пустила по коже холодные, тут же испарявшиеся дорожки капель. Нифа, прицелившись, легко и аккуратно ввела иглу чуть повыше костяшки среднего пальца Леви. — Не больно? Удобно? — уточнила она, аккуратно кладя руку Леви на заранее заготовленное полотенце. — Вроде да, — привыкая к новому ощущению, ответил Леви. — Хорошо. Не шевелите рукой. Йегер, где Вы там? — отвернувшись, Нифа направилась к Зику. — Да здесь я, — отозвался Зик, откладывая в сторону телефон. Скользя взглядом по палате, Леви принялся наблюдать за тем, как Райнер собирал вещи, перекладывая их из шкафа в большой, вроде походного, рюкзак. Методично и слаженно, он доставал из шкафа футболки, аккуратно разворачивая и тут же складывая обратно на колене, и утрамбовывал их в рюкзак. Вещей у Райнера оказалось на удивление много — Леви припоминал в лучшем случае штуки три из всех. — Всем удобно? Никому ничего не болит и не мешает? — отходя от кровати их нового соседа, громко спросила Нифа. — Нет, все хорошо, Вы молодец, — за всех ответил Эрвин. Нифа, мило ему улыбнувшись, вышла из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. — Наконец-то последняя, — довольно отметил Зик, вновь берясь за телефон. — Когда на выписку? — спросил его Райнер, отходя от шкафа. Присев перед тумбочкой, он критически осмотрел внезапный завал внутри. — Завтра, — не скрывая удовольствия, ответил Зик. — Как в пионерлагере, ей-богу. Вместе легли, вместе выписались. Один заезд. — А в таких больницах всегда так, — заметил со своей кровати Армин, уже успевший собрать вещи. — А ты откуда знаешь, мелкий? Шо, часто лежишь? — противно гыкнув, спросил лежавший напротив него новый сосед. — Нет, дедушка рассказывал, — испуганно ответил Армин и забился в угол кровати, вжавшись в стену. — Сегодня половину отделения выписали. Деды уже на низком старте до ближайшей наливайки, — сообщил Райнер, выгребая из тумбочки туалетные принадлежности. — Ага, видел уже. И Зоэ эта ненормальная ходит по палатам, заварку с сахаром всем раздает, — кивнул Зик. — Она не больше ненормальная, чем ты, обезьяна небритая, — внезапно заступился за Ханджи Леви. — Да Господи, ну что тебе от меня надо? Чего ты ко мне вечно цепляешься? — сокрушенно вздохнул Зик, поднимая взгляд от телефона. — Хрен я от тебя отстану, — просто ответил Леви, вспоминая камень, угодивший Эрвину под ребра. — Jeder Dodik hat seine Methodik, — язвительно заметил Зик. — Да хватит вам собачиться, — попросил Райнер, запихивая в рюкзак отказывавшуюся упаковываться мыльницу. — Бешеный ты какой-то, Лёвчик, — донеслось до Леви со стороны нового соседа. — Бля, отвечаю: я те ебальник сломаю, петушара, если ты меня так ещё хоть раз назовешь, — моментально вскинулся Леви, неловко дёрнув онемевшей без движения рукой с катетером. — Леви! — одернул его Эрвин, останавливая. — За петушару сам ответишь, карлан сраный, — возразил сосед. — Там вас, блядь, евреев, разбери. Понапридумывали себе имён!.. — Давайте, пожалуйста, не будем ругаться! — внезапно громко и смело попросил их Армин из своего угла. — А хули: праздничный мордобой в честь общей выписки, — хмыкнул Райнер, закрыв рюкзак. Взглянув на кровать, он в последний момент заметил забытого у подушки игрушечного енота и взял его в руки. Сев на кровать, он внимательно всмотрелся в тряпичную мордочку зверька. — Пожалуйста, прекратите, — ещё раз попросил Армин. — Не ссы, мелкий, — весьма своеобразно успокоил его новый сосед. Леви, уже не слушая, продолжал наблюдать за Райнером. Ему вспомнилось, как он стаскивал его с дерева, как пытался образумить и какой побитой тряпкой тот выглядел в самом начале их знакомства. Похоже, ему действительно полегчало — сейчас Райнер уже не выглядел таким убитым. Леви было жаль, что нормально пообщаться на прощание у них не получится: ему многое хотелось сказать этому парню, но при всей палате он стеснялся. Украдкой погладив енота по пушистым ушам, Райнер аккуратно сунул его в боковой карман рюкзака и взялся за телефон. Набрав номер, он вслушивался в гудки линии. — Берт? Здарова. Ну что, ты когда там? Хорошо, давай, жду, — коротко, будто отчитываясь, бросил он в трубку. Леви решился. — Что, друг? — спросил он. — Ага. Учились вместе в олимпийском резерве. Давно не виделись, решили выписку отметить, — кивнув, ответил Райнер. — Ну, и хорошо. И правильно, — поддержал Леви. Нужные слова застряли в горле, не найдя сил быть озвученными. — Блин, совсем забыл! — хлопнув себя по лбу, вскинулся Райнер. — Энни же забрать нужно! Вскочив, Райнер открыл дверь и постучался в смежную пятую палату. — Эй, Энни! Собирайся, Берт через минут пятнадцать приедет! — сообщил он. Энни что-то негромко ответила. Райнер, кивнув, вернулся в палату, прикрывая за собой дверь. — Ну что, мужики, — начал он. — Дай бог сюда не возвращаться, — подойдя к каждому, Райнер по очереди пожал всем руки. Остановившись около Леви, неловко протянувшем неудобно выгнутую левую ладонь вместо занятой катетером правой, Райнер на секунду замер, будто бы собираясь сказать что-то важное. — Спасибо, Леви, — с усилием сказал он, пожимая его узкую костистую ладонь. — Держись. Дальше будет только лучше, — пообещал ему Леви, отвечая на рукопожатие. — Ага, — кивнул Райнер. — Все, мужики, бывайте. Авось свидимся, город маленький, — козырнув на прощание двумя пальцами, он закинул рюкзак на плечо и вышел из палаты. — А мир — еще меньше, — задумчиво бросил ему вслед Зик.***
Шагая по тропинке рядом с Эрвином, Леви грустно глядел под ноги. Невеселые мысли не шли из головы, и даже присутствие рядом Эрвина не могло ему помочь. — Ну, ты чего? — легонько ткнув его локтем в бок, с сочувствие спросил Эрвин. — Да грустно чёт. Правда, как в лагере: все друзья разъехались, ты теперь один ждешь, когда тебя заберут, — поделился Леви. — Мы же договорились после выписки собраться. Майк, Ханджи, ты, я, — попытался приободрить его Эрвин. — Ну, да, — кивнул Леви. — Но это не то, понимаешь? — Понимаю, — согласился Эрвин. Привычно остановившись около школы, Леви закурил и протянул Эрвину зажигалку. — Знаешь, — выдохнув первую затяжку, начал он, — мы с Ханджи в один из первых моих дней здесь Райнера из петли вытащили. Эрвин, запнувшись, закашлялся от дыма. — То есть? — отдышавшись, уточнил он. — То и есть. Мы круги по территории нарезали, а он за старым корпусом повеситься пытался. Стащил веревку из сушилки, прикинь? И так мне его жаль стало. Молодой ведь пацан, а тоже туда же. Я хотел поговорить с ним, а он так быстро ушел, да еще и в неподходящее время, — сплюнув на дорогу, пояснил Леви. — Понимаю, — кивнул Эрвин. — Действительно, жаль. — И Ханджи так внезапно уехала. Мне казалось, она тут навсегда, — мрачно пошутил Леви. Эрвин усмехнулся. Леви почувствовал, как он, еле касаясь, погладил его ладонь мизинцем. — Пошли за школу? — вполголоса позвал Эрвин. — А вдруг увидят? — Не увидят. Обойдя постройку, они вышли к футбольному полю, обнесенному невысоким заборчиком. Выбрав укромный угол, Эрвин решительно направился к нему, таща Леви, как ребенка, с собой за руку. — Эй, блин! Аккуратнее! — возмутился Леви, чувствуя боль в месте утреннего укола катетера. — Прости, — усаживаясь на траву, Эрвин притянул к себе Леви, опуская его рядом с собой. — Прости, — повторил он и прижался губами к ладони Леви в месте, где от иглы остался небольшой синяк. Леви, шумно дыша носом, прижался к Эрвину, потираясь щекой о его плечо. Ему было тепло, грудь щемило от удушающей нежности, в которой хотелось раствориться, слившись с Эрвином в единое, бескрайнее море чувств. Горячая большая ладонь гладила его по голове, шее, плечам, заставляя ластиться к Эрвину. Леви, стремясь испить сполна недостававшей ему нежности, перебрался через колено Эрвина и, сев перед ним, обхватил его руками, прижимая к себе, срастаясь, сливаясь, объединяясь. Ему было мало. Все то, чего ему не хватало с самого раннего детства, он пытался сейчас взять у Эрвина. — Я же говорю — котенок, — мягко усмехнулся ему на ухо Эрвин и поцеловал в щеку. — Угум, — промычал Леви, вжимаясь в Эрвина. Чуть повернув голову, он нашел губы Эрвина и сам поцеловал его — целомудренно, почти по-детски наивно. Ему хотелось только одного: чувствовать Эрвина рядом, знать, что он никуда не уйдет, не бросит, не оставит одного. Как это делали все остальные. Эрвин, нежно ответив на поцелуй, коснулся губами кончика носа Леви. Одним сильным, оберегающим ото всего мира движением он вдруг прижал Леви к себе, не давая вырваться. — Знаешь, мне так страшно, что все это закончится… Что ты тоже уйдешь, — негромко сказал Леви, растворяясь в мягкой, нежной трепетности объятий Эрвина. — Не бойся, — успокоил его Эрвин. — Мне больно, знаешь? Душа болит. Или что там внутри… — Знаю. — Мне всегда было страшно, что я останусь один. Я не могу больше никого терять. Это невыносимо. Это разрывает. — Всё будет хорошо. — Вот только сейчас и не больно. Сейчас тепло и не страшно. Сейчас — вот так — ничего не болит. Эрвин мягко и трепетно коснулся губами подбородка Леви. — Ты совсем ребенок, — вдруг сказал он. — Маленький, несчастный, напуганный. Я не уйду. Никуда не уйду. Всё будет хорошо. Больше не будет болеть. Леви, пересев на колено Эрвина, уткнулся лицом ему в шею. Ресницы вдруг стали влажными.