***
Закончив очередной сеанс терапии, Леви заглянул в ординаторскую. — Вы ко мне, Аккерман? — отставляя в сторону чашку кофе, будничным тоном спросил Жан. — Ага. Здрасьте, — кивнул Леви. Заперев за собой дверь, он остановился, не решаясь подойти ближе. — Что-то случилось? — уточнил Жан. — Нет, сказали после терапии к Вам зайти. — А, Фрида… Хорошо, садитесь, — Жан кивком указал на стоящий напротив его стола стул. Леви сел, сложив руки на коленях. — Как Вы себя чувствуете? — найдя его карту, Жан принялся что-то записывать. — Нормально. Даже… хорошо, наверное, — признал Леви. — Замечательно. Сон, аппетит, физическое состояние? — В норме. — Очень хорошо. Тогда продолжим капаться, препараты не меняем. Могу приписать процедуры. Магнезия очень хорошо успокаивает. Хотите походить? — А что это? — Компресс на воротниковую зону. Считайте, тоже препарат, только наружно. — Ну, давайте, — подумав, кивнул Леви. — Только не усыпляйте меня, как Смита. Жан, продолжая писать, криво усмехнулся. — Да, кстати, Аккерман. Я хочу Вам кое-что предложить. С понедельника у нас будут проходить практику студенты. Не хотите поучаствовать? — закрыв медкарту, внезапно спросил Жан. — Нет, спасибо. Давно из студенческого возраста вышел, — моментально отказался Леви. — Вам просто предложат пообщаться с практикантами. Ваш разговор с ними будет сопровождать педагог, — Жан все ещё пытался мягко его уговорить. — Тем более — нет, — отрезал Леви и насупился, недобро глядя на Жана из-под нахмуренных бровей. — Очень жаль. Ваш случай довольно интересен, — разочарованно протянул Жан. — Тем более, — повторил Леви. — Я могу идти? — Можете, Аккерман, — кивнул Жан. Моментально потеряв к нему интерес, он разблокировал лежавший рядом телефон и, листая что-то, продолжил пить свой кофе. Наплевав на приличие, Леви, не прощаясь, вышел из кабинета. В палату ему не хотелось. После разговора с Фридой Леви требовалось в одиночестве обдумать все, что он ей сказал. Выйдя из корпуса, он привычно нашарил сигареты и, закурив, вошёл в огороженный дворик. Обычно на тихом часу там было относительно людно: девушки, вынося из палат одеяла, загорали на скамейках. Однако сейчас там не было почти никого — только Микаса, пытавшаяся выглядеть кого-то в окнах второго этажа, да Эрвин, сидящий в полюбившейся им беседке. Леви, ощутив какой-то непонятный внутренний подъем, направился прямо к нему. — Можно? — спросил он Эрвина, заходя в беседку. Эрвин молча кивнул. На Леви он даже не взглянул. Леви, неприятно задетый этим безразличным кивком, сел напротив него. Прикурив, он протянул Эрвину пачку. — Спасибо, — поблагодарил тот, прикурив. — Что-то случилось? — стараясь не показать больше, чем нужно, интереса, спросил его Леви. — Друг… бывший друг звонил, — после долгой паузы ответил Эрвин, выдыхая густое облачко сигаретного дыма. — И что сказал? — стремясь поддержать разговор, спросил Леви. — Да ничего. Пустая болтовня ни о чем, — покачал головой Эрвин. — Ясно, — кивнул Леви. — Это он отца задержал. И он его в тюрьму отправил. Не удивлюсь, если он лично его и пытал там, — Эрвина внезапно прорвало. — И эта паскуда ещё смеет делать вид, что ничего не было! — А трубку зачем взял? — спросил Леви, стряхивая пепел, упавший ему на тапок. — Спросонья не заметил. — А-а-а. — А теперь сдохнуть хочу, — продолжил Эрвин, неловким движением отправив окурок в урну. Леви проследил взглядом за его рукой. — Ага, был тут уже один такой, — заметил он и прикусил язык, понимая, что чуть не сболтнул лишнего. — А может, и не один, — философски заметил Эрвин. Леви, подняв взгляд, увидел как дрожал небритый подбородок Эрвина — будто бы тот еле сдерживал рыдания. — Не вздумай даже, — сам не зная — от чего, предостерёг его Леви. — Папа тоже историком был. В нашем университете читал историю и политологию. А после тех событий на площади, ну, десять лет назад, стал ярым оппозиционером. Спорил со всеми постоянно, лекции свои правил не под линию правительства. За что и поплатился, — Эрвин слепо глядел вперёд. Леви молча слушал, кивая. Он боялся спугнуть внезапный поток откровений Эрвина. В его памяти были ещё сильны воспоминания о том, каким слабым и ранимым он чувствовал себя, рассказывая Фриде о своей матери. — Мы с этим бывшим другом как-то выпивали вместе. Он — крупный начальник в полиции. И дёрнул же меня черт обсудить с ним новости и поделиться папиным мыслями по поводу того светлого будущего, в которое мы катимся. Выпили, поговорили, забыли, а через несколько дней папу прямо на работе задержали. Сначала, якобы, за взятку, потом приписали оскорбление власти. А через пару недель ещё и экстремизм навесили. И дали срок. Три года. Целых три… — Эрвин замолчал и прикусил нижнюю губу. Леви молча протянул ему следующую сигарету. Эрвин, не говоря ни слова, закурил. — На суде папа все отрицал. А потом, как последнее слово, произнес такую речь… Я горжусь им, знаешь. Папа был по-настоящему храбрым и бесстрашным человеком. Вот только тюрьму не смог пережить. Сказали, что инфаркт. А хоронили почему-то в закрытом гробу. Эрвин вновь надолго замолк. Леви сидел напротив, боясь пошевелиться. В его голове носились мысли о дяде Кенни, его службе в ФСБ и вот таких делах, которые штамповались там пачками. И от этих воспоминаний становилось только гаже. — Я вот думаю: что я за сын такой? Зачем, за что я так с ним поступил? — глухим, совсем не своим голосом заговорил Эрвин. Леви молчал. — Это ведь я его убил. Не тюрьма, не инфаркт. Я. Мои слова, — Эрвин выронил окурок из одеревеневших непослушных пальцев, и тот, упав, откатился к ноге молчавшего Леви. — И теперь мне надо как-то дальше жить. И я бы рад, но смысла больше не вижу. Я не спрячусь за работой, за семьей с детьми. Я не знаю. Мне быть хоть какой камень на распутье, чтобы понять, что делать. Знаешь, такое вот чувство, будто стоишь на узкой косе земли, а по обеим сторонам от тебя все проваливается в огонь. И ни вперед, ни назад, ни в сторону. Все в ад ведет. Сам себя я загнал, ох, загнал… Эрвин смолк и спрятал в ладони лицо. Леви с непривычной жалостью глядел на него, не зная, что сказать, чем помочь, как обнадежить. Жуткой была мысль о том, что Эрвин, по сути, прав. Он сам убил отца — не ментовская мразь, не закон, не тюрьма. Сам Эрвин. Своими собственными словами. Можно, конечно, глядя ему в глаза солгать, что он ни при чем, что душить надо ментовскую суку, что это просто судьба — но Леви не хотел. Эта ложь не была бы спасительной. Она бы стала толчком в спину на дороге в ад, о котором говорил Эрвин. — Прости за то, что услышал, — отняв руки от лица, сказал Эрвин, выпрямляясь. — Я не сдержался. — Все в порядке, — тихо отозвался Леви. — Ты у Фриды был? — попытался сменить тему Эрвин. — Ага. — И как? — Хвалит. — Хорошо. — Кирштейн процедуры приписал. Какую-то магнезию. — О, вместе ходить будем. Осмелев, Леви поднял взгляд. На небритом, помятом, уставшем, с сухими покрасневшими глазами лице Эрвина теплилась вымученная приободряющая улыбка. «Что за человек», — подумал Леви, кривовато от неловкости улыбаясь ему в ответ.***
— Мужики, может, чего на вечер заказать? — задумчиво спросил Майк у своей палаты. — Например? — оживился Зик, сверкнув глазами поверх очков. — Да поесть чего нормального. Пиццу, там, какую, например… — А что за повод? — поинтересовался Райнер. — Жена звонила. Говорит, ситуация по суду прояснилась, адвокат нашел какую-то лазейку, и будет пересмотр. — О, ну это точно надо закусить! — хлопнул в ладоши Зик. — И, по возможности, запить. — Ребята, вы с нами? — спросил Майк остальных. — Ага, — отозвался Райнер. — Да, давайте, — закивал Армин. — Леви, Эрвин? — позвал Майк. — Хорошо, — не пошевелившись, отозвался лежавший на кровати Эрвин. — У меня налички нет, все на карте, — нехотя признал Леви. — Ничего, разберемся, — отмахнулся Майк и достал телефон. — Так, что берем? Три пиццы хватит? — С лихвой, — кивнул Зик. — Только без ананасов, битте. — Понял-принял, — кивнул Майк. — Пить что будем? — Давай, какой-нибудь стандартной колы, — предложил Зик. — Окей, — кивал Майк, заполняя заказ в приложении доставки. — По четыреста рублей, мужики. Все зашевелились, вытаскивая из тумбочек кошельки. Леви растерянно глядел на них, испытывая жгучее чувство неловкости. — Я заложу, — сказал ему с трудом вставший с постели Эрвин. — Спасибо. Пойду в магазин — сниму, отдам, — быстро, будто оправдываясь, пообещал Леви. — Все в порядке, — Эрвин вымученно улыбнулся и протянул Майку мятые купюры. Майк, подсчитав, получившуюся сумму, сунул деньги в карман. — Кто со мной заказ забирать? — позвал он. — А ты куда заказал? — уточнил Зик. — На адрес ближайшего дома. — Скоро? — Пишут, что час-полтора. — Хорошо, с тобой схожу, — кивнул Зик. Леви, сидя на кровати, подтянул колени к груди и обхватил их руками. В палате витали радостные, будто предновогодние, настроения, но ему было почему-то грустно. Нутром он чувствовал, что впереди — выписка Майка, с которым он уже успел стать приятелями. Было жаль расставаться, было жаль что-то менять. Они, по сути, никто друг другу, но та сплоченность, с которой они все помогали друг другу, вдруг оказалась важна Леви. — Аккерман!.. Эй, угостишь сигареткой? — вдруг обратился к нему Зик. Леви, не сразу поняв, кто его зовет, дернулся, выходя из своих мыслей. Молча взглянув на Зика, он вытащил из тумбочки пачку сигарет и открыл ее, приглашая подойти и взять. — Что ты там куришь?.. Фу, господи… — близоруко сощурившись, присмотрелся Зик. Леви, выразительно взглянув на него, картинным жестом закрыл пачку и потянулся обратно к тумбочке. — Ладно, давай, отравлюсь твоей дрянью, — запротестовал Зик, протягивая руку. Леви, передав Зику сигарету, проследил взглядом, как тот удалялся из палаты. — Что это с ним? — риторически поинтересовался Райнер. — Свои подумали, что я — чужой, чужие заподозрили, что я ебанулся, — медленно, будто вспоминая, как выговаривать слова, процитировал очередную песню Эрвин. — Опять ты с этим своим?.. Заебал уже, честное слово, — миролюбивым голосом отозвался ему Майк. — Не такой уж он и козел, как ты думаешь. Вместо ответа Эрвин молча развел руками. — А он здесь вообще чего? — внезапно для себя спросил Леви. — Да черт его знает. Вроде, на бессонницу жаловался, — пожал плечами Райнер. — Я к его отцу на подготовительные по географии перед поступлением ходил, — встрял Армин. — Судя по тому, что ты — здесь, все прошло не особо успешно? — внезапно съязвил Леви. — Ага. Провалился и заработал нервный срыв, — кивнул Армин. — Леви, не травмируй ребенка, — предостерег Эрвин. Леви ухмыльнулся. Его самого покоробила внезапная злая язвительность в адрес ничем не провинившегося Армина. Разговор прервал внезапный вопль Ханджи, пробившийся сквозь стену между палатами. Судя по всему, Саша отобрала у нее колбасу. — Сходить помочь, что ли? — задумчиво протянул Майк. — Лучше за Зиком сходи, а то сам все тащить будешь, — предложил Райнер. — И то верно, — кивнул Майк.***
Аккуратно, стараясь не шуметь, они, дождавшись отбоя, сдвинули две кровати и уселись в кривой круг. Положив в середину два телефона с горящими фонариками, Майк аккуратно разорвал коробки из-под пиццы на импровизированные тарелки и раздал каждому по первому куску. — Будем! — хмыкнул Зик, высоко поднимая кружку с пузырящейся, слегка брызгающей во все стороны колой. Леви, сидевший между Райнером и Эрвином, откусил от своего ломтя. Места было мало, поэтому сидеть приходилось вплотную, касаясь друг друга локтями и коленями. Леви, вопреки нелюбви к чужим прикосновениям, не обращал на это внимание, списывая свое безразличие на усталость и вечерние таблетки. — Хорошо сидим, а, — протянул Райнер. Эрвин открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его тут же перебил Майк: — Если еще раз его процитируешь, я тебе нос сломаю и скажу, что так и было, — предостерег его он. — Такое-то веселье, просто ёб твою мать, — вместо Эрвина нашелся Леви. — Вот тебе, Армин, урок на будущее: когда в следующем году будешь поступать повторно, к Смиту на кафедру не иди — ничему хорошему не научит, — менторским тоном заметил Зик, выразительно взглянув на Леви. — А давайте, вы после выписки пособачитесь? — предложил Райнер. Леви незаметно кивнул в поддержку его слов. — Кстати, о выписке. Ты когда вообще планируешь, Майк? — спросил Эрвин. — В понедельник пойду к Имир проситься домой. Должна выписать, три недели уже лежу. Да и жена говорит, что на суде мне надо присутствовать. — А что, после трех обязательно выписывают? — спросил Леви. — Кого как. Обычно двадцать один день; нет улучшений — могут и тридцать продержать, — ответил Армин, протягивая руку за следующим куском. — Откуда это у тебя такие глубокие познания? — поинтересовался у него Райнер. — Да так, — замялся Армин. — Меня, видимо, и после сорока не выпишут, — мрачно заметил Эрвин. — Что, не легчает? — с сочувствие спросил Райнер. — Увы, — вздохнул Эрвин. Этот вздох неприятно резанул слух Леви. Тряхнув головой, он, внезапно для себя, опершись на плечо Эрвина, встал и отошел к своей кровати за водой. — Леви, тут еще кола осталась, — окликнул его Майк. — Сладкая. Не люблю, — отозвался Леви, наливая минералку в кружку. — Нам больше достанется, — усмехнулся Зик. — Не обляпайся, — съязвил в ответ Леви, возвращаясь на свое место. — Что же ты сегодня такой злой, а? — обратился к нему Майк. — Настроение чёт пропало, — пожав плечами, ответил Леви. Повисло недолгое молчание. Майк аккуратно разделил на шесть частей третью пиццу и раздал всем по куску. Леви, коротко кивнув в благодарность, принял свою часть. Жирные от масла пальцы случайно задели его ладонь, и Леви поймал себя на том, что ему не было от этого противно. Руку можно вытереть салфеткой, крошки с коленей — стряхнуть, смятую чужими телами постель — расправить. Простые, быстрые действия, которые отнимут в разы меньше сил, чем попытка справиться с очередной обсессией. Казалось, будто эта простая, знакомая всем с детства мысль вдруг, словно ключик, открыла Леви новый, спокойный и радостный мир: то, что до этого момента заставляло биться в приступах удушающего своей неотвратимостью ужаса, сейчас можно было побороть одним лишь движением руки. По телу Леви тотчас разлилась сладкая, расслабляющая волна — с его плеч упала неподъемная тяжесть, гнувшая к земле с раннего детства. Скольких проблем, скольких неприятных минут и подолгу незаживающих ран на расчёсанных постоянным мытьем руках можно было бы избежать, зная эту простую истину! — Ты чего? — мягко толкнув его коленом, спросил сидевший рядом Эрвин — видимо, почувствовавший, как расслабилось тело Леви. — Так, подумал кое-что, — давя улыбку, растягивавшую рот до ушей, уклончиво отозвался Леви. Ему безумно хотелось поделиться своим открытием, но момент был явно неподходящий. — Хочешь мой кусок? Я больше не могу, — негромко, под шумок обсуждений Зика, Майка и Райнера стратегии подступа к Хистории, спросил Эрвин Леви. — Неа. Я сам уже наелся, — мотнул головой Леви. — Ладно, тогда Ханджи на завтра оставлю, — сказал Эрвин и, аккуратно укрыв оставшийся кусочек пиццы в две половинки картонки — свою и Леви, — неуклюже слез с кровати и отнес его на окно, тянувшее ночной свежестью сквозь приоткрытую вверху раму.